О, какой был незабываемый праздник, когда писатель Юрий Коваль получил международный диплом Ханса Кристиана Андерсена! Ведь подобный приз вручают только самым лучшим детским писателям планеты. А Юрий Коваль и есть – лучший.
Это было ясно как апельсин, задолго до премии, а теперь, спустя годы, когда его нет, мы окончательно осознали – рядом с нами жил Мастер, одаривший мир удивительными книгами: «Чистый двор», «Листобой», «Кепка с карасями», «Пограничный пес Алый», «Пять похищенных монахов», «Приключения Васи Куролесова»…
На празднике Юрий Коваль сидел во главе стола в пиджаке благородного мышиного цвета. Писатель находился посреди огромной планеты, которую он так любил, – со всеми ее морями и землями, деревьями и травами, зверями и птицами, жуками и гусеницами. Говорят, что этот пиджак цвета все-таки снеговой тучи Юрий Коваль заказал одному портному из Торжка специально по такому торжественному случаю.
– А сидел я, Марина, – исправил бы меня достойный Юрий Иосифович, – не просто «посреди огромной планеты… с ее деревьями и травами, зверями и птицами…» Сколько можно тебя учить? А посреди планеты с ее грибами рыжиками, мать-и-мачехой, иван-чаем, шиповником, медуницей, подснежниками, клевером и кашкой, жабником и ромашкой, черемухой, вербой, рябиной и помидорами, темными глыбами лошадей, весенним небом, наполненным скворцами, грачами, жаворонками и пухом одуванчика, летящего над дорогой…
– Что?! – рокотал он в подобных случаях. – Ты знаешь, как называется хвост у английского сеттера? Перо! А волосяной покров – рубашка. Хорошо оперенная рубашка…
– Твой герой ищет травку от кашля в лесу? – Он говорил мне с укором. – А ты обзови ее как-нибудь! Кошачья петрушка!
Однажды услышал он, как его приятель рассказывал о нем, знатоке всех звезд, созвездий и туманностей:
– Шли мы как-то под вечер, а Юра мне и говорит: «Видишь созвездие? Это Большая Медведица».
– Не может быть! – твердо сказал Коваль. – Я показал ему Гончих Псов или Волопаса.
В Москве дули ветры с Ледовитого океана. Юра стоял на юру, над ним нависла Большая Медведица. Казалось, он сейчас протянет руку и отодвинет ее от себя – за общеизвестность.
Близкими своими друзьями он считал вечное созвездие Орион, биолога Ваню Овчинникова (тот работал в Ботаническом саду, выращивал в парниках цветущие азалии – Юрий Коваль туда частенько наведывался); а также канадского писателя Сетона-Томпсона, хотя с этим человеком они не встретились ни в пространстве, ни во времени. Но это не так важно для дружбы великанов.
Только БЛИЗОСТЬ ДУХА важна для дружбы, крепкой, как морской канат с палубы фрегата «Лавр Георгиевич» из увлекательнейшего романа Коваля о вольном плавании капитана Суера-Выера. Именно близость духа свела и породнила Юрия Коваля и Сетона-Томпсона – художника, путешественника, писателя, который умел рассказывать удивительные истории о животных, о растениях, о лесе. Могу представить, с каким удовольствием зачитывался Коваль его книгами «Жизнь тех, на кого охотятся», «Биография гризли», «Биография серебристой лисицы»…
Я даже не знаю, переведен ли на русский язык многотомный труд Сетона-Томпсона «Жизнь диких зверей». Но его книгу «Маленькие дикари» с рисунками автора с детства храню как величайшую ценность.
Юрий Коваль так прямо и говорил:
– Я поклонник Эрнеста Сетона-Томпсона!
Даже, мне кажется, Юра не случайно появился на свет почти в то же самое время, когда на свете не стало Сетона-Томпсона. Видимо, на Земле среди людей во все времена обязательно должен нести свою вахту любящий природу человек, Защитник Щенков высокого сословия.
Однако встреча этих двух гигантов все-таки произошла в третьем измерении – на орбите литературного творчества, которая опоясывает все пространства и все миры.
Итак, из пункта «А» вышел Сетон-Томпсон и зашагал по дороге, а веком позже из пункта «Б» ему навстречу отправился Юрий Коваль.
Сетон-Томпсон весело шел по лесным дорогам Канады. Ухала сова, вскрикивал енот в лесной чаще, пахло сосновой смолой, вился дымок от костра, жарилось на огне «бизонье мясо и луговые коренья» (проще говоря, говядина с картофелем!).
Юрий Коваль пробирался нехожеными тропами любимой им Вологодской области, насвистывая «Песню про пятнадцать собак». Над ним летел клест-сосновик, купленный Ковалем на Птичьем рынке за три рубля, с перьями кирпичного и клюквенного цвета, с клювом, скрещенным, как два костяных ножа, – певец Капитан Клюквин со своей собственной песней, которая рвалась у него из груди. Рядом бежала картофельная собака Тузик. («Дядь! – кричали издали ребятишки, когда я прогуливался с Тузиком. – А почему она картофельная?» В ответ я доставал картофелину и кидал Тузику. Он ловко, как жонглер, ловил ее на лету и мигом разгрызал. Крахмальный сок струился по его кавалерийским усам»). А впереди мчался на Северный полюс, увлекая за собой всю компанию, сбежавший со зверофермы песец – герой повести Коваля «Недопесок Наполеон Третий».
Так они двигались навстречу друг другу, каждый своими путями и мирами, когда неожиданно две их дороги, две их писательские судьбы, пересеклись.
Случилось это благодаря абсолютно трущобной кошке, героине рассказа Сетона-Томпсона «Королевская Аналостанка». Не знаю, то ли ей показалось, что сэр Сетон-Томпсон поведал всего лишь забавную историю из ее жизни, но не раскрыл до конца богатый внутренний мир… Что, собственно, вся ее жизнь, исполненная взлетов и падений, ее необыкновенная судьба остались за бортом повествования. То ли ей просто понравился Юрий Коваль, в которого с первого взгляда влюблялись все звери и птицы, а также старики, женщины и дети… В общем, она осторожными шагами приблизилась к нему, причем с таким видом, как будто бы самая первая кошка на его жизненном пути.
А между тем Коваль был знаком со многими достойными представителями ее племени. Тут вам и Весенний кот, расцветший внезапно в соседнем доме вместе с незабудками и подснежниками. И Летний кот, вобравший в себя солнечный зной, отчего полночи светился в саду, как подсолнух. Осеннее котяро, которое влезло на печь и сразу превратилось в Зимнее, предвещая первый снег. Поддерживали с ним тесную связь сиамские и сибирские, тигровые и черепаховые, рябые и рыжие коты и кошки всех возрастов, мастей и общественных положений.
Но это была не кошка, а богиня по имени Шамайка. Он сразу это увидел. Недаром друг Юры, скульптор, отозвался о его ясном взгляде:
– Глаза Коваля – не просто глаза, это окуляры с увеличительными стеклами!
Поэтому писатель Юрий Коваль снял шляпу, почтительно поклонился Сетону-Томпсону и, в самых высоких выражениях посвятив ему эту повесть, рассказал о Шамайке то, о чем умолчал его канадский предшественник.
Перво-наперво крепкой рукой он обрисовал суровую обстановку, в которой Шамайка появилась на свет, – жизнь трущоб, характеры ее обитателей – бродячих котов, среди которых встречаются порядочные негодяи, скобяной двор с крюками и гвоздодерами, охраняемый неприятным полубульдогом, господин У-туулин с малокалиберной винтовкой, готовый перестрелять все живое вокруг себя, беспощадные кошколовы…
Вот в какой мир вступает трущобный котенок – круглый сирота, открытый всем ветрам, дружелюбный, ужасно любопытный и, как мы увидим позже, с большими артистическими задатками.
Впрочем, на свете не так много плохого, чтобы закрывать на это глаза, – намекает автор. Ведь, как ни крути, миром правит любовь, по крайней мере за нею всегда остается последнее слово.
Как магнитом, Шамайка притягивает к себе разных колоритных личностей вроде негра Джима, который любил пожевать табак под названием «Читанога-чуча», а потом плевать на всех и на все в прямом и в переносном смысле. Он работал в зоомагазине японца Мали, хотя тот был не настоящим японцем, а просто прищуривался, поскольку слышал, что японцам больше платят.
Могущественный бык Брэдбери окажет ей покровительство. Глубокая верная дружба свяжет их, и навеки разлучит океан.
Кот-пират Рваное Ухо – отъявленный злодей. Поговаривали, у него на груди под шерстью – бандитская татуировка с якорем и русалкой. Но и он смягчается душой, полюбив Шамайку.
– Я теперь уже не тот, – будет втолковывать ей пират. – Сила встречи с вами переродила меня внутренне.
Да, она была настоящая королева, только не умытая, как Золушка. И по всем сказочным законам (а Юрий Коваль их знал не понаслышке!) в один прекрасный день ее должны помыть.
Негр Джим разогрел на печке универсальное средство от блох – жир гремучих змей, вымазал им Шамайку, искупал в тазу, и все увидели серую барсиху с голубыми глазами могучего колорита, которую ненастоящий, но предприимчивый японец тотчас решил вырастить на мех, а потом продать. Вновь и вновь ей грозит смертельная опасность. Вновь и вновь приходит на помощь чудо. Грандиозные повороты судьбы, за которой, как выясняется, затаив дыхание, следит сам господин Сетон-Томпсон. Захваченный приключениями Шамайки, он шагнул на страницы повести Коваля, где и был запечатлен в ряду других персонажей блистательным художником Рубеном Варшамовым.
В целях фантастического обогащения японец выдает эту святую простоту за уникальную представительницу редчайшей кошачьей породы – Королевскую Аналостанку! Таким образом, королева трущоб, любительница шарить по мусорным кучам в поисках картофельной шелухи и селедочных голов, попадает в самое высшее общество, какое только можно вообразить! И здесь – за бархатным канатом, на троне, под звуки прелюдии Баха – она являет собой истинную жемчужину.
Но это не конец, поскольку трон с подушкой совсем не то, к чему стремятся герои Коваля. Не важно, зверь или человек, его герой одержим независимостью. Преодолевая невзгоды и даже смерть, практически не сворачивая, он движется к острову Истины.
«Ну в чем же смысл жизни? – думал порою пират. – Конечно же лакать разбавленную сметану, терзать нервы полубульдога, давить крыс. Но есть и еще что-то такое, да только какое оно?»
И он не в силах был ухватить смысл до тех пор, пока любовь не стукнула гулко в пиратскую грудь черного кота.
…Входите в мое сердце, Мастер, там давно разожжен камин, сядьте в кресло, выпейте грога, раскурите капитанскую трубку, начинайте свой рассказ. Я так рада, что мы повстречались после долгой разлуки.
Марина Москвина