Джон
Только посмотрите на меня.
Мне двадцать два года. Не много, не мало. Как есть. Кто-то в этом возрасте уже добился всего. Кто-то только закончил обучение и шел к первой ступени своей реализации в жизни.
А что делал я?
Был тем или другим?
Нет-нет.
Все правильно. Я саморазрушался в своей квартирке.
– Джон, – выглянувший из-за угла Тимоти помахал мне зип-логом с порошком песочного цвета, – Ты идешь? Лэсли орет, что надерет тебе задницу, если ты не поднимешься сейчас же.
Я закатил глаза и откатился на компьютерном кресле от своего стола. Мне хотелось писать дальше. Но, если она действительно придет и наподдаст, то у меня уже не останется рук. С другой стороны, если я сейчас дам дорожку, то тем более буду не в состоянии писать.
Господи, почему всякий раз, как я сажусь, этим двоим обязательно нужно меня прервать?
Я напишу историю о том, как отрываю им головы…
Однозначно напишу.
– Лэсли! – кричу я, привлекая девушку.
– Чего тебе, псих? – доносится из кухни. Я слышу, как она наполняет стаканы водой из пятишки.
– Пошла ты в задницу! – мой смех вырывается, и я поднимаюсь, идя к ней навстречу. Она сует мне в руки касабланку, полную воды, и плюхается на стул посередине обеденного стола.
Вот так просто.
Сегодня нас ждал завтрак из двух граммов мефедрона.
Хах, как скромно.
Я скосил взгляд, в который раз за неделю удивляясь внешним изменениям своей подруги.
Ее темные волосы обрамляли худенькое лицо. Два месяца назад мягкие щечки еще можно было потрепать. Теперь же – они намертво прилипли к ее костям.
Упущение, господа, не меньше.
Я поднял глаза на настенные часы, отмечая время в четверть одиннадцатого утра.
Ладушки, это можно считать даже полдником. Моя мать покачала бы головой на любое мое утверждение о том, что ее сын отбивается любым определением, лишь бы хапнуть.
Но, она же не знает…
– Дай мне карточку, – я тянусь к пластиковому прямоугольничку в руках Тима, пододвигая к себе его застекленный сертификат, который он получил пару лет назад за достижения в своей работе механиком. Их было у него порядком десяти-двенадцати в разных отраслях, но парень славился тем, что постоянно бросал одну работу ради другой. То ли она ему наскучила, то ли он не мог найти что-то, что действительно его привлекало. Лэсли же наоборот – всегда держалась за работу в долгосрочной перспективе.
Я высыпал немного кристаллов на стеклянную поверхность и отложил зип-лог, перед этим проверив надежно ли закрыл его.
Мы делали это всякий раз, после случая, когда Тим смахнул его со стола и пришлось соскребать с плитки жалкие остатки, а после и вовсе их утилизировать. Нюхать порошок, вперемешку с пылью, крошками и волосами Лэсли? Я еще не так низко упал, увольте.
Я прижал карту к стеклышкам своей эйфории, слыша привычный слуху хруст и улыбнулся. Два месяца назад это бы повергло меня в шок, не меньше, но сейчас я уже сам находил в дробежке и черчении какое-то душевное спокойствие. Если бы только Лу знал, чем я здесь занимаюсь, он бы точно отвесил мне парочку подзатыльников. Или вовсе избил до смерти.
Но он тоже не знает.
– Тебе мост или магистраль рисовать? – усмехнулся я уголками губ, смотря на Тима. Его короткостриженая голова качнулась, и он обнажил свои серые зубы.
– Мне как обычно, – коротко отозвался он, облокачиваясь об стул жены и внимательно наблюдая за тем, как я дроблю горку в мелкий порошок, – Хотелось бы даже похвалить тебя в том, что ты преуспел, но я не буду.
– Ага-ага, – заржал я, расчерчивая три тонкие, но длинные дорожки. Он достал из футляра для очков три тонкие коктейльные одноразовые трубочки, которые стащил с нашей работы. Черную, розовую и фиолетовую.
И протянул мне розовую.
Гавнюк.
Ну, что ж… Начнем с самого главного.
Мои ладони похолодели. Так происходило всегда.
Ты должен принять то, что сейчас произойдет. На это всегда требовалось время и… Мужество? Не знаю. Я отмахнулся от своих навязчивых мыслей и откинулся на спинку стула, наблюдая, как они решают, кто из них первый отправится в полет.
По итогу карта легла на Лэсли. Она оперлась трубочкой об стекло, нагибаясь над столом, и я смотрел за тем, как моя слегка кривая прямая исчезала перед глазами, вторгаясь в ее тело. Она вдохнула, задрав голову сразу же и зажмурилась:
– Сука-а-а, – протянула она, потирая виски и стараясь не фыркнуть, чтоб ничего не вышло из нее, – Всякий раз тошнит от этого запаха и вкуса, Господи, – она распахнула глаза, обращаясь ко мне, – Ты, как всегда, хочешь быть последним?
– Конечно, замыкать эстафету на вашем взлете всегда забавно.
– Ладно, – подскочила она с места, откидывая пластик, – Я пока закрою шторы в спальне и все приготовлю.
Она подхватила свою кружку, похлопав меня по плечу, и прошла мимо. Я проследил за ней взглядом, пока она не исчезла за дверью, и повернулся к Тиму как раз в тот момент, когда он сделал свою дорожку и галантно пододвинул ко мне стекло. Я кивнул, крутя трубочку между пальцев и глубоко вздохнул.
– Меня всегда интересовало, почему ты так испытывающе смотришь перед тем, как сделать, – склонив голову набок, сказал друг мне.
– Это всегда выбор, перед которым ты становишься в тот момент, когда еще ничего не сделал, – просто пожал я плечами, все еще очерчивая взглядом всю длину своей "магистральной", – В прошлом месяце они были короче.
– В прошлом месяце у тебя не было такого толера, Джон, – фыркнул парень, делая глубокий вдох через нос, а после выдохнул через рот, – Кажется, потихоньку начинается. Давай уже, я хочу скорее лечь.
Я вновь покрутил трубочку. Была не была, да? В этот момент я подумал, какой бы была реакция моих ребят?
Ой, да к черту.
Я опустился перед дорожкой, точно Лэсли, упираясь трубочкой перед белой сплошной, и несколько раз повторил про себя…
Давай, Джон, только не выдохни на стол, чтоб все к херам не улетело.
Зажал левую ноздрю и сделал чертов вдох.
Мне захотелось тут же чихнуть. Но я совладал со своим желанием, меняя вход и втянулся через ту ноздрю, что закрыл до этого.
– Не прошло и года, малой, – потрепал он меня по волосам, и я ударил его слегка по руке.
– Не делай так, придурок, – отмахнулся я, шумно выдыхая.
Все.
Дороги назад уже нет, Джон.
Расслабься.
– О-о-о, мою мать за ногу, сука! Нет! – мы подскочили от вскрика Лэсли, и ее муж тут же засмеялся, прикрывая рот ладонью. Я вскинул бровь, не понимая, что его так позабавило.
– Ее мать всегда звонит в такой момент, словно у нее нюх, – сквозь смех пояснил Тим, – А-ай, эта чертова ведьма словно со свечкой стоит и гадает…
Я встал, кивая ему в сторону одной из спален, где мы должны были расположиться. Лэсли вышла в соседнюю, бранясь, что делает суп и ОЧЕНЬ занята зажаркой. Я тихо рассмеялся, последовав примеру парня, и лег на мягкий плед.
– Давай, как обычно, – предложил он мне и лег на спину, свесив голову вниз с кровати, складывая руки в замок на груди.
Я повторил за ним, и мы оба, как дураки, ждали, пока нас торкнет. Приход не заставил себя долго ждать и спустя пару глубоких вдохов, последние кристаллы спустились по горлу. Я поморщился от вкуса, оставшегося на языке. Тимоти потрепал свою короткую бородку, и довольно растянулся на кровати.
– Вот оно, – прошептал он, и я ощутил то же самое, сжимая в руке край своей футболки.
Чистейшую.
Мать ее.
Эйфорию.
Я резко сел, встряхнув головой, и уткнулся взглядом в подол штор, смотря, как края начинают идти рябью.
Точно.
Меня начинает накрывать приход. Я потер взмокшие ладони и приложил их к лицу.
– Скажи, всякий раз это такой кайф…, – мечтательно произнесла Лэсли, стоя в проходе. Я улыбнулся ей, заглядывая в ее полные зрачки, что поедали серость ее радужки, и похлопал на место рядом со мной. Она фыркнула в своей привычной манере, смахнула волосы с лица и опустилась на свое место, зажав меня между ними. Я расслабленно прикрыл глаза, растворяясь с чувстве, что волнами смывало с меня всякие сомнения, глупости, заботы.
– Почему мне так легко? – озвучил я вслух свои мысли, и почувствовал, как ее тонкие пальчики рисовали на мне незамысловатые узоры.
– Потому что сейчас ты потребляешь весь серотонин, что у тебя есть…
– Небольшой глоток свежего воздуха перед очередным днем, наполненным дерьмом, – закончил за нее Тим.
Он подкурил три сигареты, передавая каждому свою, и я распахнул глаза, наблюдая за тем, как красный уголек оставляет за собой шлейф алого света в полнейшей темноте.
– Вот это мне нравится больше всего, – прошептал я восхищенно. Они разделили смех на двоих, и продолжили болтать о своем, пока я мечтательно вилял сигаретой из одной стороны в другую перед собой, после втягиваясь и играясь дальше.
Какой же я дурак, наверное.
Обдалбываюсь второй месяц, стоило только этим двоим сказать, что есть что-то, облегчающее мою боль. В тот момент мне казалось, что хуже уже не может быть. Что лучше забыться, чем тревожиться бессонницей и убиваться по тому, как со мной обошлась вся эта тупорылая жизнь.
Может, я и дурак, но сейчас я счастливый дурак. Хотя бы до следующего восхода солнца. Хотя бы до очередного потрясения.
***
– Ты не хочешь поесть, Джон? – Лу щурился, оглядывая меня с головы до ног, и я переступил порог его дома, ставя внушительный пакет на стол.
– Мне достаточно чашечки кофе, Лу, не парься, – он проследил за мной взглядом, пока я разувался, ища в углу тапочки. Наконец, найдя их, я пошлепал к плите, ставя чайник на конфорку, и включил ее, – Как дела?
– Ты снова приволок мне больше, чем нужно, – пробурчал он в ответ, заглядывая в пакет с продуктами. Я закатил по привычке глаза.
Из раза в раз. Он повторял мне одно и то же. И из раза в раз я делал то же самое, отмахиваясь от его скудного набора, что он просил меня купить в супермаркете.
По крайней мере, мне будет спокойнее знать, что раз в месяц у него полон холодильник даже такими вещами, как простая нарезка колбасы парочки видов. В конце концов, кто еще его побалует, если не я?
Он был стар. Недостаточно для того, чтобы списать его со счетов, но достаточно для того, чтоб сказать, что пора выдохнуть и дать о себе позаботиться. Нора, жена Лу, оставила его год назад, скончавшись от рака. Упорхнула, прихватив его остатки мужества, и оставила у разбитой чаши.
Он любил ее.
Я любил ее.
И нам оставалось только тешить друг друга воспоминаниями о ней, да расспросами друг у друга об очередной книге, что я притаскивал к нему.
Я обнял его, и он по привычке ощупал меня, звонко цокая:
– Боже мой, Джон! – воскликнул он, – Почему ты такой тощий?
– Лу, сколько бы веса я не набрал, ты всегда будешь так говорить, – я говорил правду. Он действительно говорил это при любом удобном случае. Лу отмахнулся от меня, возвращаясь к пакету, и по мере того, что он оттуда извлекал, я дергался и подпрыгивал от его визгов и смеялся, заливая дешевый кофе кипятком. Он поставил передо мной на столешницу сахар, и я добавил одну ложку, тщательно размешивая.
– Твоя мама звонила, – между делом сказал он, убирая все в холодильник. Я подкрался сзади, заглядывая ему за плечо. Хорошо, там есть как минимум что-то, чем можно побаловаться перед просмотром его странных передач вечером, – Мне сказать, что ты заходил?
– Нет необходимости, – ответил я чуть погодя, прикидывая в голове, когда я в последний раз говорил ей, что забегу к нему. Она всегда раздраженно реагировала на это.
К черту.
Не хочу в очередной раз слушать, как просачивается ее яд, приукрашенный тем, как она якобы рада, что я его поддерживаю.
Она врала. Я знал это.
И никогда не говорила этого прямо.
– Хорошо…, – он захлопнул дверь холодильника, и мы присели друг напротив друга, – Как твои дела, Джонни?
Мягкость его голоса всегда меня успокаивала. Порой, он был всплеском чистой энергии, когда Лу возмущался тем или иным вещам, но в основном он старался говорить достаточно тихо.
– Все хорошо, – как обычно отмахнулся я и отхлебнул кофе.
– Как работа?
– Все хорошо, – повторил я, и он скептически окинул меня взглядом, явно не доверяя. Так типично. В стиле Лу, – Я принесу в следующий раз тебе парочку книг.
Он скорчился, вызвав у меня смешок:
– Ты всегда читаешь такую дрянь! В прошлый раз мне пришлось приложить немало усилий, чтоб понять ту муть, которую ты приволок. Почему ты не можешь хоть раз почитать то, что у меня есть в библиотеке?
– Потому что твоим книгам больше лет, чем нам двоим вместе взятым, – показал ему язык. Он передразнил меня, и я чуть не подавился.
– Это детективы, мальчишка, – серьезным тоном начал он.
– Какая гадость, – тряся рукой в воздухе, отмахнулся от него я. У меня оставалось чуть меньше часа, прежде чем отправиться на работу, чтоб прихватить свою форму и постирать ее перед завтрашней сменой, – Я все равно принесу тебе роман или книгу о беженце, который описывал свою жизнь. Это же интересно.
– В одних без перерыва плачут о любви, в других о любви и непримиримости. Как мило, – он выдавил из себя неискреннюю улыбку, и резко оборвал свой поток негодования, ища глазами точку опоры. После он глубоко вздохнул, осторожно заглядывая мне в глаза.
Вот оно.
Прекрати, Лу, только не сейчас.
– Вчера мне Са-…,– я оборвал его на полуслове, подняв руку вверх. Он замялся, и снова вздохнул, – Ох, Джонни… – только и сказал он чуть погодя.
– Мы забыли это имя, Лу, – раздражение закралось в мое сердце, и я нервно начал стучать указательным пальцем по столу, – Все закончилось еще в прошлый раз. Не о чем больше говорить.
Он, несвойственно себе, затих, окидывая меня сочувствующим взглядом, и я поднялся из-за стола, беря с собой горячий напиток.
– Давай посмотрим одну из твоих унылых передач по Discovery, перед тем, как я пойду.
– Это природа, щенок – придя в себя, фыркнул он в ответ, и, медленно прихрамывая, потащился за мной в гостиную, плюхаясь на свое место. Я включил телек, устраиваясь на диване удобнее, и вдохнул знакомый аромат этого места.
Мой названый крестный щелкал каналы. Не хватало только, чтоб в этот момент заглянула покойная Нора, которая всякий раз трепала меня, нежно говоря " А как здесь мой мальчик? Кто мой любимый мальчик?" Ее глаза всегда искрились счастьем, и я был безмерно влюблен в добро и теплоту, которыми она окружала меня всяким больше, чем мои настоящие родители.
Это был не мой дом. Но я чувствовал себя, как на своем месте.
Она бы точно расстроилась из-за того, к чему я скатился. Я уткнулся в передачу, рисуя в голове образ ее последней улыбки, и затих, слушая, как заэкранный голос наполняет комнату своими лекциями о спаривании слонов.
Мне хотелось завыть.
***
Полуденное солнце било в лицо. Я чертыхнулся, выставляя руку вперед и прикрывая его. Почему свет в последнее время так резал глаза? Меня мучало желание выдавить себе глазные яблоки – настолько невыносимо было это чувство.
– Эта жара кого угодно в могилу сведет, – размахивая передо мной самодельным бумажным веером, заметил Ленни. Посетителей, ясное дело, оставалось немного в это время. Мы сидели в тамбуре перед входом, протянув напряженные ноги. Только вскакивать приходилось всякий раз, как кто-то дергал ручку, чтоб его поприветствовать. Тимоти прохлаждался где-то внутри, обдуваемый сплитом. Его работа заключалась в сборке заказов на доставку или вынос. Я окинул взглядом зал, где туда-сюда сновали работники зала, но его на своем месте не наблюдал. Видимо, он снова заперся в кабинете менеджера, покуривая свою электронную сигарету, чтоб лишний раз не выходить в пекло. Интересно, как Лэсли сейчас бухтит на учеников, пока они пытаются изо всех сил попасть в какое-нибудь очередное происшествие? Я усмехнулся сам себе, и обернулся, окидывая взглядом Ленни. Блондин, чуть выше меня на полголовы, вскинул брови в недоумении.
– Что? – спросил он тут же и провел по лбу рукой. Его глаза, цвета свежескошенной зелени, прищурились, – У меня что-то на лице?
– Да нет, просто не видел парочку дней твою мордашку, даже соскучился, – я улыбнулся ему.
– С тобой явно что-то не так, – не повелся он на мою чушь, отмахиваясь от меня веером. Легкий поток прохладного воздуха ударил мне в лицо, и я блаженно закрыл глаза.
– Ага-ага, сделай так еще раз, – попросил его я, и получил бумажной гармошкой в лицо.
– На, наслаждайся, я пойду курну с Пэнни, пока она еще прохлаждается, – он поднялся, переступил через мои ноги, и я шлепнул его на прощание по заднице, получив слабый подзатыльник, – Придурок.
– Свистни ей, что мне здесь скучно.
Спустя пару минут я и сам поднялся, решив сделать пару кружков по залу и проверить, как там обстоят дела. Пускай гостей было и не много, но это не означало, что они не требовали столько же внимания, сколько бы требовалось им в интенсив. Наполнив чайник кипятком, я оставил его на краю стола для женщины преклонного возраста, собрал лишнюю посуду с соседнего стола, разнес чистое стекло на бар. Не найдя себе больше работы, я подошел к окошку открытой кухни и заглянул внутрь, наблюдая, как Джек, повар горячего цеха, делает заготовки. Его черный китель отлично скрывал все недостатки его фигуры. Каштановые волосы были убраны под шапочку повара, которую он каждый раз надевал по-разному. Парень двигался в такт, словно бы слушал музыку, только у себя в голове, нарезая овощи и отправляя их в бокс. Развернувшись ко мне лицом, он скривился в своей обычной манере, карие глаза в прищуре ударились об меня.
– Чего ты мордой светишь, Джон? Работы нет? – едко выплюнул он мне в лицо, подходя ближе к раздаче. Его подбородок рассекал небольшой шрам, который он получил в очередной драке за свой грязный язык.
– Да так, пришел посмотреть на то, как ты подергиваешь на свое рабочее место, Джеки, – кинул я в ответ, резко отпрянув от него, когда его рука оказалась в опасном расстоянии от меня. Почему это каждый раз так забавляло меня? Мы обменялись еще парочкой резких замечаний друг к другу, привлекая к себе внимание еще одного повара – Тэда. Он был младше нас на три года, но уже мог без всяких проблем залетать к ребятам на соседний цех и помогать с отдачей.
– Джонни – Джон! – поприветствовал он меня, закидывая руку на плечо Джека и широко улыбаясь. Джек попытался скинуть его себя, но так как тот был крепче его, это оказалось куда более проблематичным.
– Привет, Тэдди, – отсалютовал ему я в ответ. Мы ударились кулаками, и он снова обнажил зубы в очаровательной улыбке.
– Я только раскидался с заказами на доставку, – объявил он мне. – Хочешь отойти?
Я покачал головой.
– Ленни только вышел, а Пенни еще не вернулась. Не хочу выслушивать в очередной раз от Лари, какие мы идиоты, не способные следовать одному единственному правилу.
Тэд закатил глаза, а после оперся руками об раздачу, наклоняясь вперед.
– Тогда, может, хочешь пожевать? – он поиграл бровями, кивая головой в сторону своего цеха. От мыслей о персональном бутерброде, а самое главное – горячем бутерброде, дамы и господа, мой рот наполнился слюной. Я молча последовал к его станции, показывая средний палец Джеки, на что тот фыркнул и вернулся к своей работе. Через пару минут тягучий сыр радовал мой взгляд, и я закрыл глаза в немом блаженстве от нежности ветчины и соуса.
Тимоти присоединилась ко мне, и я протянул ему оставшуюся половину, окидывая взглядом выход для сотрудников. Ленни и Пенни так и не вернулись, видимо, растрещавшись в очередной раз о какой-то корейской косметике и прочей чуши. Я быстро потопал в зал, сделав два круга, чтоб никто не заметил моего отсутствия. Хотя, прикинь Лари немного больше извилин, ему бы хватило ума поднять свои крысиные узкие глазки на камеры, чтоб понимать, что творится в ресторане. Если он их и поднимает, то только чтоб посмотреть по камерам, достаточно ли прямо сидит. Придурок.
– Молодой человек, – окликнула меня все та же женщина с чаем, попросив ее рассчитать.
Как же часто эта рутина меня затягивала. Еще десять часов. Иногда я усмехался иронии, возникшей в голове. Частым это напоминало мне одного из тех хомячков, которые бесконечно крутили колесо своими маленькими лапками. И чем же сейчас моя жизнь отличается от короткой жизни этого пушистого и вонючего создания? Мое колесо больше – однозначно. И все же, почему я стал замечать это только спустя полтора года? Может, мне не хватает какой-то мотивации? Эмоций? Конфликтов с полоумными людьми?
Я посадил свою тощую задницу на прохладную плитку в тамбуре. Тим нашел меня и здесь. Он поднял с пола бумажный веер и передал его мне.
– Что мы будем делать сегодня вечером? – спросил его я, размахивая взад-вперед. Он потянулся, точно кот, выгибающий спину.
– Лэсли написала, что вечером нас ждет Вонтон. Если тебя уже не пугает его "домашнее животное", то падай на заднее сидение и поехали.
Я хмыкнул в своей привычной манере, дав ему понять, что тоже в деле.
– Она уже пропела тебе, чего бы ей хотелось на день рождение? – я окинул взглядом дисплей, отметив парочку сообщений в общей группе. Я разблокировал экран, и фото наших тушек с камер теперь редело в чате. Тим развернулся ко мне спиной, показывая средний палец в камеру.
– Оставила сюрпризом, – отозвался он, продолжая свое ребяческое занятие, – Хотя я больше, чем уверен, что парочка грамм будет для нее большей радостью, чем какая-то сумочка.
– Она неподражаема, – вырвалось у меня.
– Такая уж она, – хмыкнул брюнет, обернувшись ко мне, – Но мы что-нибудь придумаем, чтоб она потеряла почву под ногами, верно?
Я кивнул ему в знак согласия, и перевел взгляд на Ленни и Пэнни, идущих к нам. Тим фыркнул, спеша удалиться. Его бесило общество этих ребят, но высказывать мне что-то на этот счет он не смел – все же они еще оставались моими друзьями. Проигнорировав его, они завалились в тамбур, тут же обернувшись назад, чтоб посмотреть, не ошивался ли он где-нибудь сбоку, чтоб подслушать их.
Забавно. Ему же совсем не было дела до них.
– Знаешь, Джон, ваши отношения вызывают во мне волнение… – тут же начал Ленни.
– Относительно твоего здоровья, в частности, – закончила за него Пэнни, – Ты не обижайся на нас, конечно, но нам кажется, что с тобой в последнее время что-то происходит..
Ее каштановая гулька на голове колыхнулась, и она глядела меня карими глазами со всех сторон. Пэнни схватила меня за щеку, оттягивая кожу. Я не сопротивлялся. В конце концов, ее общество меня не так сильно грузило, как общество Лари, к примеру..
– Твои щеки уже прилипли к костям. Что ты ел сегодня, Джонни? – поинтересовалась она.
Или все же грузило?
Я отмахнулся от нее, хватая за кисть, и она тут же вывернула ее, впиваясь наманикюренными ноготками в мою руку.
– Что-то да ел, – пожал плечами я. Они переглянулись, одновременно вздыхая.
– Ты каждый раз так говоришь, – заметил Ленни, упирая руки в бока своей формы, – Не будь мы с тобой близки, я бы поверил, но я помню твои аппетиты, а сейчас ты сбавил в весе..
– Вы оба забываете о том, что совсем недавно я переболел ветряной оспой, – защищался я, – После которой сразу же слег с простудой и мучался от аллергии. Это нормально, что мне не достает веса, в то время я практически не ел.
– Но прошло уже три месяца, Джон, – настаивал на своем парень. Я потрусил рукой, скидывая с себя Пэнни, и поднялся на ноги, обходя этих двоих.
– Со мной все в порядке, – напоследок сказал я им, – Пора бы вернуться к работе, знаешь, проверить гостей там…
Как же меня доставали эти расспросы. Если бы их действительно интересовало мое состояние, а не невозможность больше сидеть в моей квартире и кайфовать за мой счет, они бы подошли к разговору с другой стороны.
Почему-то Тимоти и Лэсли смогли.
Почему-то люди, знающие меня полгода, могли найти в моей душе место поустойчивее, чем те, которые ютились намного, намного дольше…
Забавный факт этой жизни – далеко не время показывает тебе, кто в самом деле является товарищем. Время – глупая выдумка наивных людей.
Они бы требовали с меня не отчета о том, что я ел на завтрак, обед или ужин, а спросили бы меня, как же я так умудрился справиться со всей той ношей, что упала на меня после разрыва с Са-..
Я остановился, сжимая руки в кулаки.
Да ладно тебе, Джон.
Сколько можно думать об этом? Ведь твоя жизнь стала на порядок спокойнее, чем во времена безутешных скитаний, беспомощности и горечи, оставляемой ее словами и действиями. Но почему тебя это так беспокоит?
Я зачесал волосы назад, покачивая головой и мысленно соглашаясь с этим. Мне нужен был этот вечер, хороший разговор с Лэсли, чертов Вонтон и плевать на его "домашнее животное".
– Молодой человек.., – донеслось где-то сзади. Я возвел глаза к потолку.
– Да-да-да…
***
Когда люди говорят вам, что у воды нет вкуса – не верьте им.
В самую жаркую погоду она покажется вам пленительным эликсиром, дающим освобождение. А в моменты наступающего пика наркотического опьянения – станет вашим всем. Сладким удушением, утешением в пересохшей пустыне вашего рта. И, когда вы жадно сделаете глоток этой освежающей жизни,– ярче вспыхнет лишь сам приход..
Я оторвал губы от горлышка бутылки, передавая ее Лэсли. Она подхватила ее, жадно впиваясь, словно бы в мире не существовало чего-то более сладкого, чем эта прозрачная жидкость. Я огляделся вокруг, хотя лежал уже вниз головой, свесив тело с кровати.
Вонтон, как ему и подобает, напичкал всех сухим порошком, разложил и занимался тем, чем горела его душа – созданием треков. Нас окружали мотивы каких-то индейских, шаманских переливов звуков. Где-то слева тлели благовония.
Куда я попал?
В логово своего скромного нарко-диллера.
Наше первое знакомство произошло после моей простуды, два с половиной месяца назад, когда очередной приступ паники и беспомощности свалился на мои плечи, как мертвый груз.
Лэсли стащила мою унылую тушу с дивана и поволокла к машине, дав по всем газам – и вот я уже сидел на западной границе города в кресле того, кого мне представили, как Вонтона.
Вонтона, хах…
Его настоящим именем было Микаэль, но редко кто в разговоре использовал его, потому как парень являлся еще и главой какой-то банды, где его кликали "Призраком". Дебильная кличка, не правда ли?
Стоит ли приплетать к этой короткой характеристике еще два долгосрочных срока в тюрьме? Тогда стоит сделать все же поправочку – он был не парнем, а мужчиной чуть меньше сорока лет.
В нашу первую встречу он отвесил мне затянуться маслами, а после во всю бранил Лэсли за то, что та притащила в его конуру "какого-то отбитого придурка". Спустя еще две встречи, проникнувшись моим обаянием, он наградил меня долгожданным "Джонни".
Я расценивал это, как своеобразное признание.
И что же я делал здесь в этот раз?
Разглядывал какие-то картины с элементами сатанизма, что в своей голове пускало на холст "домашнее животное" Вонтона.
Разноцветные огоньки гирлянд в полной темноте отдавали тенями, от чего казалось, будто картина дышит, и персонажи, такие живые, норовят выпасть за раму, сведя меня с ума.
Шторы у окон колыхались в том же ритме, я перевернулся на живот, окидывая ребят задумчивым взглядом, и спустя пару минут упорного внимания, Тим не выдержал, вскакивая с разложенного кресла:
– Господи, если у тебя снова чешется, просто сделай это…,– он поднялся, хватая футболку за края, и потянул вверх, снимая ткань через голову. Я приподнялся, упираясь коленями в кровать и в ожидании, неосознанно, подтянул руки к груди, готовясь к действию. Он опустился на кровать, сравнявшись со мной нос к носу:
– Только жестко, чтоб я это каждой клеткой ощутил, – нахмурившись, сказал он. Я вскинул бровь и резко схватил его за правую руку, повалив парня на кровать и забравшись на него сверху. Пока он еще лежал на животе, я прижал ноги по бокам, опуская руки ему на спину:
– Ты будешь визжать, как сука, – ухмыльнулся я, поднимаясь ладонями выше, к плечам. Когда я сделал первое движение, он подавил хриплый стон, рвущийся наружу:
– Твою мать, – выдохнул он, отвечая на мое повторное действие. Лэсли кинула мне тюбик крема, и я щедро выдавил его на свои ладони и его спину, втирая в кожу.
Возможно, если бы кто-то подслушал наш разговор на балконе, то пришел к мысли, что мы решили отжарить друг друга, но я просто мял ему плечи с таким упоением, словно копался в глине и месил из него все, что хотел.
Я услышал смешок Вонтона. Он-то знал, что, если я начал, то не остановлюсь даже на забитой спине Тимоти. О, сколько же времени я потрачу в этот раз, наслаждаясь тем, как плотные, железные мышцы под моими руками превратятся в субстанцию, не плотнее киселя.
– О-о-о, сделай так еще раз, – попросил брюнет подо мной, когда я прошелся кулаками сверху-вниз вдоль его позвоночника и обратно, слыша как позвонки становятся на место под давлением моего веса.
– Даже не зна-а-а-ю, – медленно поднимаясь вверх, прошептал я. Он начал махать рукой, и я прижал ее коленом. Смех вырвался из меня наружу:
– Не мешай мастеру делать свою работу, – отчитал его я.
– Есть…,мпхф, сэр…, – донеслось снизу, и я еще раз прыснул.
Вот она.
Эта чертова тактильность, о которой все могут почитать в любой статье о первых признаках яркого прихода.
Кожа облачилась бархатом.
Обоняние стало острее, а угол обзора шире и четче.
Я сделал вдох полной грудью, чувствуя как по коже проносится табун мурашек до самых пят. Мои ладони стали влажными, конечности закоченели, но почему-то температура в комнатушке оставалась до нельзя идеальной.
Я чувствовал, как мой язык прилип к небу, и встрепенулся от удовольствия, накатившего так внезапно. Тимоти перевернулся на спину, позволяя мне массировать его грудь. Кажется, его догнало так же, как и меня, иначе он слишком правдоподобно закатывал глаза всякий раз, когда я его мял. Слева от нас упала Лэсли, подпирая голову рукой и наблюдая за нами:
– Мне кажется, еще немного, и он потеряет сознание от экстаза, – заметила она, гладя мужа по предплечью. Я едва улыбнулся ей, понимая, что она намекает на то, что пора сменить одно тело на другое, и, оторвавшись от разгоряченного тела Тима, толкнул ее в плечо.
– Снимай с себя все, детка, – хрипло прошептал брюнет, задевая пальцами ее топ. Я слез с него, пока он пытался осторожно привстать, а после поднял с пола бутылку, скинул крышку и жадно накинулся на воду, чувствуя просто зверскую необходимость подправить водный баланс в своем организме.
Вонтон позвал меня на второй круг, протягивая небольшую лакированную дощечку, на которой простиралась моя мостовая и длинную металлическую трубочку. Я покрутил ее, перекатил пару раз через пальцы и присвистнул. Вдоль было выгравировано название его группировки:
– Очень искусно, – озвучил свои мысли я, и он усмехнулся в ответ.
– Что угодно, Джонни, но только не это.
Я направил на него свое средство передвижения в рай, утыкаясь концом металла в щетинистую щеку:
– У меня скоро день рождения, Вонтон. Я хочу ее.
Он выхватил у меня трубочку, зарядив ею прямо в лоб. Я зашипел, тут же касаясь кожи. Мужчина развернулся, шаря по столу несколько секунд, после чего с довольной миной развернулся обратно, протягивая мне всю ту же пластиковую трубочку. С моей работы. Я нахмурился, давая ему почву поехидничать, и зло выхватил этот огрызок, разом втягивая свой поздний ужин.
– Не заводись, малыш, но до твоего дня рождения, как до Луны раком и обратно, – Вонтон потрепал меня по голове и вернулся на свое место, беря планшет в руки. Свой шаманский бред он сменил на ритмичный бит.
Терморегуляция дала сбой. Я начал ощущать, как по новой моя кожа раскаляется, покрываясь легкой испариной. Тим и Лэсли сделали свои дорожки, и я развернулся, видя девушку уже без всякого верха.
У меня сперло дыхание.
Не думайте, чего бы я там нового не видел?
Нежная персиковая кожа, ласковая, милые ореолы сосков, но…
Но всякий раз, когда она оставалась без лифчика, я чувствовал стеснение, как если бы застал сестру голой. Да, конечно, у меня не было сестры, но многие поняли, к чему я веду, верно?
Нас здесь трое парней, один из которых являлся ее партнером, и всем хоть бы что.
Меня одного это парило?
– Ты идешь, нет? – склонила она голову набок, и я прикусил до боли нижнюю губу.
Твоюматьтвоюматьтвоюмать.
Я втянул воздух через ноздри, и последние камни провалились, дав мне сгоряча по голове.
Все.
Теперь меня точно убило.
Я опустился перед ней. Она, перевернувшись на живот, как до этого это сделал Тимоти, протянула руки вдоль тела по швам. Я перекинул ногу через ее поясницу и поудобнее устроился на ней, собирая каре в что-то на подобии короткого хвостика. Ее пальчики коснулись внутренней стороны моего бедра, едва ли поднимаясь выше.
Я зачесал волосы назад и потянулся к тюбику крема.
Уже через пару минут Лэсли сходила с ума, лишь изредка прося о том, чтобы я где-то мял сильнее, а где-то нежнее. Ее любимой частью всегда оставалась шея, и, когда она перевернулась, я сомкнул свои ладони, не опуская глаз ниже ее собственных. Мои пальцы скользили по коже ее век, щек, губ. Она усмехалась, называя меня ванильным мальчиком. Но мне было плевать на ее колкости и умозаключения. В конце концов, она делала это не со зла, а просто отмечала мое особое внимание к всяким мелочам.
Например, к ее родинке над губой или к округлой линии ее упругих грудей, идеально высеченного живота и тазобедренных костяшек, выглядывающих из-под коротких шортиков.
Широкие ладони Тима запутались в ее волосах, массируя кожу головы, и Лэсли блаженно прикрыла веки, дав нам понять, что окончательно растворилась с этом моменте.
Брюнет тихонько засмеялся, и я стыдливо поднял на него свои глаза, ожидая хоть какой-то реакции на то, что я сидел на его полуголой жене и мял ей сиськи.
– У тебя вид такой, словно бы ты преступление совершаешь, – замечает он. Я отвел взгляд.
– А как иначе?
– Чувак…, – многозначительно протягивает он, – Все нормально. Настолько нормально, что в твоей суетной голове не складывается два плюс два, а ведь все так легко…
– Здесь все иначе, это правда, – донесся сзади голос Вонтона, и я почувствовал его крепкую руку на своем плече. Его серые глаза столкнулись с моими, когда я обернулся через плечо, – Но о порнушке я даже слышать ничего не хочу.
Они смеялись надо мной. В прямом смысле, в натуральном, и их голоса отскакивали от стен, сливаясь с битом. Я дернул плечом, пытаясь скинуть с себя железную хватку Вонтона, но он только разжал ее, поднимаясь по моей шее и поглаживая ее. Ну, серьезно, это перебор уже…
– Вонтон, – выдохнул я, когда его пальцы сомкнулись на моей макушке, запрокидывая голову назад, – Что ты творишь?
– Хочу, чтоб до тебя дошло, что кайф в том, чтоб давать ему течь вместо твоей крови, затмевать твой глупый ум и дать отвлечься от всего, что тебя так парит. Расслабься, Джонни.
– Здесь нет твоей работы, – напомнил учтиво Тимоти, на что я ощетинился.
– Здесь нет твоей семьи, если уж на то пошло, – поддакнула Лэсли, накрывая мои ладони своими закоченевшими пальчиками.
– Отпусти это, Джон.
– Отпусти себя, малыш… Все хорошо…
Что может быть страшнее этого?
Страшнее таких жалких коротких ответов на все мои вопросы?
Или отсутствие этих ответов?
Что?
Мой окончательный болт, который я клал на все.
Их голоса слились в один. Они повалили меня на кровать, в общую кучу, где наши тела просто превратились в единое полотно. И я не слышал ни одного удара сердца Лэсли под своим ухом. Не чувствовал, как парни касались то моей спины, то плеч. Я стал одним целым с этим местом, стекаясь в лужицу, переполненную эндорфина.
Хотелось ли мне навечно застрять в легкости и безмятежности?
Конечно, да..
Мои веки потихоньку наливались свинцом, но, честно, сон не соглашался вступать на порог этой квартиры, часы однако отбивали ближе к четырем утра. Как странно… Несколькими минутами ранее они показывали два тридцать. Не плевать ли?
Плевать…
– Лэсли?..– тихо промолвил я. Горящие огоньки гирлянд шли ходуном и шлейфом спускались по стенам. Я сцепил наши пальцы в замок, и девушка сжала их в ответ, – Почему мне хорошо только сейчас?..
– Потому что тебя накрыло, дурачок, – просто ответила она. Я почувствовал в ее ответе улыбку, и, невольно, уголки моих губ приподнялись.
Как все просто и нелепо.
Было бы так всегда.
Постоянно.
Я бы жил.
***
Хотя понимание жизни многими воспринимается по-разному, мне от чего-то казалось, что жизнь должна заключаться в комфортном пребывании на этой земле, ведь все мы здесь – гости, стучащие в множество дверей.
Другой вопрос – кто нам отворит последнюю дверь, и что последует за этим. Очевидно (для меня), тема комфорта всегда оставалась крайне щепетильным вопросом. Конечно, если бы сейчас кто-то спросил, что я чувствую, пребывая в сожительстве с двумя зависимыми людьми, я бы ответил – умиротворение.
Так странно, верно?
Может, я был таким же?
Хотел того же?
Чего я вообще хотел?
Наша встреча оказалась внезапным столкновением. Будь это любой другой день – проходя мимо них, я и виду бы не подал, ведь чем-то, чем они могли меня зацепить в толпе, – я не приметил.
Это был самый обычный день моего выходного, когда мне предстояло уместить множество действий, побывать там и сям, и все же я каким-то чудом оказался в тот момент возле многоэтажки, в которой снимал квартиру. Лэсли учила Ее, как правильно парковаться. Я окинул их обеих взглядом, и первой мыслью, проносящейся в моей голове, был четкий призыв к действию сделать разворот в обратную сторону и уйти.
Не знаю, почему.
Но вот мы сидели с этой миловидной тощей брюнеткой на балконе в квартире Вонтона и курили четвертую сигарету по кругу, не оставляя в жалких квадратах даже сантиметра на свежий глоток воздуха. Мне порядком разъедало глаза, но, проморгавшись и смахнув пелену, я сделал очередную затяжку. Ночь близилась к своему логичному завершению, и вздох разочарования, исходящий от девушки, заставил меня отбросить мысли на задний план.
– Что? – вскинув брови, спросил я. Она склонила голову набок, ища глазами ответ где-то внизу, за ободранным старым ковриком Вонтона, усыпанным нашим пеплом, что уворачивался от пепельницы всякий раз, когда мы сбивали его с сигареты. Мои глаза остановились на ее обкусанным потрескавшихся губах. Наконец, придя к какому-то выводу в своей голове, ее губы зашевелились в тихом ответе:
– Вонтон хочет взять еще партию, и я подумала, что мы можем сейчас взять то, что осталось, чтоб в следующий раз не срываться и ехать обратно.
Меня еще держало. Я понимал это, видя, как стены вокруг Лэсли дышат. И знаете что делать никогда не стоит в подобных ситуациях? Говорить обдолбанному то, что говорила она.
Я прикинул, сколько в заначке имеется денег, с грустью отмечая, что их недостаточно много, чтоб излишне шикануть. Но тихая подсказка внутреннего голоса, моей жадности или чего-то там еще (решите сами), говорила мне о том, что впереди предстоит тяжелая неделя, а вместе с тем и неплохая зарплата. Все это буквально вынудило ответить ей:
– Без проблем, сколько?
Услышав следом за ценой очередное " не переживай, Тим вернет тебе половину", я мысленно возвел глаза к потолку, ведь это всегда заканчивалось по одному и тому же сценарию. Он не вернет. Но даже раздражение так не торкало меня, как полное умиротворение, что металось от клетки к клетке. Еще парочка часов перед рассветом обещали мне дикие волны кайфа и беззаботности перед тем, как я закрою глаза, чтоб, открыв, еще раз подтвердить свои умозаключение о том, что все же с порошком живется как-то легче.
– Как ты вообще? – вдруг спросила она, вновь вытаскивая из пещерки своего разума. Я закинул ногу на ногу, и пачка сигарет, выглядывающая до этого из кармана джинсов, выскользнула, с хлопком упав на деревянный пол. Сука!
– В приличном здравии, – я нагнулся, хватая ее, – А что?
– Ты думаешь о ней? – игнорируя мой вопрос, Лэсли потушила бычок, протягивая ко мне свободную руку. Я вытащил из пачки сигарету, передавая ей.
– Зачем? Это прошло, – брюнетка изучала мои мимику на предмет лжи. Я усмехнулся, – Тебя слишком часто интересует эта тема.
– Мне просто хочется, чтоб ты жил дальше.
– А разве это нельзя назвать жизнью? – я очертил рукой воздух, имея ввиду то, что сейчас происходило, – Или тебе стало бы легче, будь я одним из тех придурков, которые ночами плачут в подушку о своей никчемной жизни? Это идиотизм.
– Но сидеть четверть года дома, прерываясь на постоянную работу,– тоже язык не повернется назвать нормальным. Тебе всего двадцать два, а твое поведение типично для какой-нибудь старушки, хапнувшей от жизни всего, – она сморщилась от такого сравнения, – Неужели тебе ничего не интересно? Повеселись. Заведи новые отношения. Ты же не решил записать себя в монахи? Или я чего-то теперь не знаю?
– О-о-о, заткнись, Лэсли, – махнул я на нее рукой, поняв наконец, к чему весь это разговор, – Почему тебя так парит, что я не побежал тут же присунуть половине города? Мне никогда не было это интересно.
– Да почему нет? – не унималась она, всплеснув руками. В прилежащей к балкону комнате пронесся смех Микаэля. Что его рассмешило?
– Я ничего не хочу, серьезно. Дай мне просто перевести дух, – на выдохе ответил я, повернувшись к окну, где сквозь небольшую щелочку между шторами можно было наблюдать, что происходит в комнате Вонтона.
О, Господи…
– Никогда в здравом уме не поверю, что… Что? – видя, как я хлопнул себя по лбу, девушка нахмурилась, прервав свой словесный поток, и наклонилась вперед, не понимая в чем дело, – Джон?
– Его "животное" вернулось, – меня аж передернуло. Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза рукой, потирая их. Четче стали слышны шаги, направленные в нашу сторону. Как я это не люблю, кто б только знал…
Вслед за легким сквозняком, создавшимся из-за распахнувшейся двери, я почувствовал острые коготки, впившиеся в мое плечо.
Нет-нет-нет.
Сейчас начнется.
– Джонни, детка! – запищало нечто, тут же обрушаясь всем своим весом мне на колени. Воздух сперло. Я затаил дыхание, разлепляя один глаз, а она уже примостила свою мордочку поближе ко мне, впиваясь своими едко-зелеными глазищами. За ней зашли Вонтон, Тим и еще одна девушка, теснясь на балконе. В секунду дышать уже было нечем. Да и было ли? Мы раскурили пачку на двоих за час!
Ее звали Прил. По факту, не лукавя, это была ее квартира, и Вонтон в один из дней их нарко-пати просто остался здесь с концами, платя за аренду дозами, едой, а иногда, как бы мерзко мне от этого не было, своим телом.
Она была неординарной. Чокнутой, со своими тараканами, но самым странным для меня оставалось то, что она еще и отдавала предпочтение восхвалять черную магию и сатанизм. Точно животное, она издавала порой вопиющие звуки, сходила с ума и запиралась в своем мирке, погружаясь в черноту одного из углов своей квартиры и несла какую-то чушь.
Отталкивающие предпочтения девушки оставались далеко не последним в этом списке. Она занималась тем, что отвечала за выезды девочек. Да-да, тех самых девочек, глаза вам не лгут. И, когда какой-нибудь старый хрен или молоденький придурок, хотели поразвлечься на ночь глядя, они набирали номер общей линии, где работала Прил. Оттуда обговаривались все нюансы встречи, время и место, где необходимо быть, в чем.
Тошнило ли меня от этого?
Конечно, да.
А тошнило ли меня после того, как я узнал, что она проводила тест-драйв своей работы Тиму и дала ему парочку дней, уступив свое кресло?
Дикое желание скинуть ее с себя и пойти ополоснуться, преследовали меня всякий раз, как мы сталкивались.
Что же ее так интересовало во мне? Она с наглой периодичностью нависала надо мной, касалась без веской причины и делала буквально все, чтоб я чувствовал себя как угодно, только не расслабленно.
Вот и сейчас, пока она гладила мое лицо своими коготками, раз за разом что-то щебеча и припадая своими губами к моей щеке, я испытывал раздражение. Вонтон даже не пытался подавить в себе едкий смешок, вызвав у меня рассерженный взгляд в ответ.
– Тише – тише, Джонни, – шутливо подняв руки в знак своей капитуляции, сказал он. Волосы цвета бордо хлестнули меня по лицу, когда Прил резко развернулась к Лэсли, а после еще раз, когда она вернула внимание ко мне. Девушка, стоящая между парнями, наклонилась к ней, хватая за подбородок, и прильнула к ее губам в легком поцелуе. Класс. Если это не обыденное приветствие, то еще немного и они начнут совокупляться прямо на мне.
– Прил, – позвал ее мужчина, – Слезь с него, он уже дымится.
Она надула пухлые губки, оторвавшись от разговора со своей подругой.
– Но я хочу с ним поиграть.
– Я сомневаюсь, что Джону по душе такая идея, – положив ей ладонь на макушку, сказал Вонтон, взъерошив волосы своей сожительницы, – С недавних пор он у нас монах.
Я закатил глаза. Конечно, что бы еще его так рассмешило, как не вопящая Лэсли. Она окинула меня извиняющимся взглядом, и я осторожна начал отодвигать Прил от себя.
– Давай, крошка, я хочу сходить в уборную, – солгал я и, избавившись от веса своей неожиданной ноши, поднялся на ноги, поспешив выйти сквозь прорву тел, загородивших мне выход. Сократив расстояние и свернув влево, я запер за собой дверь, прижимаясь спиной к ней. Рингтон пришедшего сообщения нарушил краткую тишину, и я запустил руку в карман, нащупывая телефон.
" Валим отсюда?" – гласила строчка.
" Еще пара минут, и она полезет в штаны либо ко мне, либо к Тимоти" – следом пришла другая. Я беззвучно засмеялся.
" Поехали, у меня нет желания быть изнасилованным этой психичкой" – отписался мне брюнет, вызвав очередной приступ смеха, и тут я уже не сдержался, заржав вслух. Скрежет ногтей о деревянную лакированную дверь отозвался дрожью во всем теле, и я потупил взгляд, слыша до тошноты сладковатое, ее очередное:
– Джонни… Ну, выходи, малыш… Давай немного повеселимся, я скучала…
" Даем деру " – отписался я им, спуская полный бочок унитаза в холостую. Развернувшись к двери, я схватился за ручку, толкая ее вперед. Черт, плевать.
Я выберусь отсюда живым и нетронутым.
***
Прохладный воздух ласкал подушечки моих пальцев. Я рассекал эту невидимую гладь и словно бы мял его, когда машина спешно тронулась вперед. За нами редели пустые улицы города. На часах мелькало начало шестого утра, а сна ни в одном глазу. Я вытащил кисть из окна, нажал на кнопку, и оно с легким свистом поднялось наверх.
– Как же она раздражает, – отозвалась с водительского сидения Лэсли, поворачивая направо и спускаясь вниз, к набережной. Я скучающе пялился в окно, замечая, как плывут многоэтажки и проносятся светящиеся вывески закрытых магазинов. Кто-то неспешно шагал на работу, но, в основном, город еще спал. Я потер глаза по привычке и зевнул.
– Неважно, все равно мы собирались отчаливать, – отозвался на пассажирском сидении рядом с ней Тимоти, – Она просто ускорила этот процесс.
– Никогда не забуду ее отвратительное поведение, когда она приехала к нам.
Я хмыкнул. Это точно.
Тогда мы вместе столкнусь с ее беспардонностью впервые, а Лэсли пришлось выпроваживать Прил чуть ли не за волосы. Стоит отдать должное Вонтону, который выманил ее новым товаром из нашего дома, иначе бы список жертв этого города пополнился еще на одну.
По моей спине прошлась дрожь, когда перед глазами встала картинка ее полуголого тела в моей кровати. Ее наклонности в желании брать все здесь и сейчас меня пугали с каждым разом все сильнее. Было ли это последствием ее частого употребления, либо же у нее и до него так крышу рвало прыгать ко всем в койку без разбора и согласия партнера, я не знал. Само по себе общение Вонтона с данной особой, побуждало меня приходить к мысли, что ему-то по нраву такие всплески в поведении подруги.
А как же мораль? В чьей-либо голове однозначно пронесся этот вопрос хотя бы единожды. В моей голове он тоже мелькал. Но чем чаще я опускался на дно своего самобичевания, тем чаще приходил к мысли, что мораль в данном ключе отсутствовала на корню.
Почему?
Потому что порошок забирал у тебя все взамен эйфории. Это оставалось разменной монетой в поиске своеобразного счастья. Я пойму это в тот момент, когда спустя еще три месяца Лэсли поцелует меня, говоря, что в этом нет ничего такого. И мы вернемся к этому, не переживайте.
А пока я просто откисал на заднем сидении, листая ленту в социальных сетях и делая вид, что данное занятие приносит мне заинтересованность. Подняв глаза к зеркалу заднего вида, я столкнулся взглядом с брюнеткой, хмурившей брови.
– Не грузись, – просто сказал я, и вернулся к своему занятию. Она фыркнула.
– Вам хотя бы нет необходимости тащиться сейчас на работу, – следом вставил Тимоти, привлекая внимание к себе.
– Я тебе говорил, что это плохая идея, давать дорожки перед сменой в тринадцать часов. За два дня ты сколько спал? Минут семь от силы?
– Четыре. Вонтону стало лень подниматься с кресла, чтоб открыть этой сучке дверь, – с раздражением в голосе, ответил Тимоти. Видимо, он задремал у него на кровати после того, как я размял его по второму кругу и отошел покурить с его женой.
– Чертова Прил, – отозвался я, сочувствуя парню.
– Сучья Прил, – кивнул он в ответ.
Мы припарковались под четырехэтажкой, и, выскользнув из машины, медленно поплелись домой. Провернув ключ в замочной скважине, я распахнул дверь, пропуская Тимоти вперед. Он, бубня что-то себе под нос, прошел в ванную. Шум воды заполнил коридор. Я махнул рукой Лэсли на прощание, пожелал ей спокойного утра, и скрылся за дверьми своей комнаты.
Из-за штор, что плотно прикрывали окна, помещение все еще было погружено во мрак. Я с удовольствием скинул с себя потную одежду на пол, ложась на прохладные простыни, и накрылся небольшим пледом, высунув одну ногу наружу. Бирюзовая подсветка на потолке отливала спокойствием. Я всматривался в крапинки узоров, и остатки моего состояние на затворках оживляли рисунок, что, следуя какому-то импульсу, колыхался в размеренном ритме. Мне казалось, неспешные волны скользили над головой, и блеск хрустальной люстры, сережки которой подрагивали от этого, медленно и упоенно покачивались с одной стороны в другую.
Я облегченно выдохнул. За дверью слышались какие-то шарканья Тима, тихий голос Лэсли, и спустя полчаса, парень выскользнул из дома, поднимаясь наверх к главной улице. Когда его день только начинался, наша ночь подходила к концу. Спустя еще пару минут ручка двери в мою комнату опустилась, и на пороге застыла жена моего друга, замявшись на месте.
– Что-то случилось? – тихо прошептал я, словно бы кто-то мог нас подслушать, – Я думал, что ты отправишься спать сразу же, как вы разминетесь.
Она качнула головой, щелкая языком.
– Хотела предложить тебе еще одну перед сном.., – так же тихо прошептала она, опираясь о косяк двери. Интересно…
– Я думал, часы отзвенели, и карета превратилась в тыкву, разве нет?
– Добрая фея крестная дала нам фору, – улыбнулась Лэсли, видя, как я медленно поднимаюсь с кровати. На мне остались лишь трусы, но с учетом того, что мы частенько спали втроем, ее это ничуть не смутило, да и парой часов ранее я в очередной раз видел грудь этой девчонки.
– Но мы ни разу не делали этого без Тима, – заметил я, подходя к ней вплотную, – Не думаю, что это хорошая идея.
Она опустила глаза, закусывая нижнюю губу. Я буквально слышал, как шестеренки в ее голове крутятся, обдумывая то, что я сказал.
– Я хочу просто немного поговорить, – промямлила она, и ее маленькие ладошки сжались в кулачки. Может, было что-то, чем она хотела поделиться только со мной или попросить совета? А я уже рассматривал ее действия под микроскопом. Я накрыл ее плечо ладонью, слегка похлопав, и прошел мимо нее:
– Пошли, ладно, я просто неудачно пошутил.
Шлепки ее босых ног последовали за мной. Спустя мгновение, на кухне, на стол опустился привычный глазу застекленный сертификат, пара карточек и зип-лог. Она присела на стул сбоку от меня, и я принялся к тому, что делал уже не раз. Уже лежа в моей комнате поперек кровати, мы оба пялились на светлую тумбочку у противоположной стены, свесившись головами вниз. Мои ладони вспотели, и я блаженно закатил глаза. Девушка оставила телефон на полу, и тихая мелодия играла на фоне, сгущая краски дурных голов.
– Что случилось, Лэс? – тихонько начал я, едва ли соприкасаясь с ней кожей. Она обернулась ко мне, и я заметил в глубине ее взгляда неприкрытую печаль, вперемешку с волнением.
– Иногда я задаюсь вопросом, почему ты так добр к нам, – промолвила брюнетка. Ее волосы касались пыльного пола, над которым мы свисали. Я протянул свою руку к ней, зарылся в локоны и поднялся к шее, нежно погладив кожу.
– Не знаю, насколько скоро отсохнет мой язык, но я уже устал повторять тебе, что вы меня ничуть не смущаете своим присутствием.
Ее ресницы встрепенулись.
– Но мы подтолкнули те-
– Нет, Лэсли, я никогда не думал о том, что кто-то из вас подталкивал меня к расставанию, – прервал ее я, и мы оба осторожно присели, чувствуя легкое головокружение от накатывающих волн подступающего блаженства.
– Но Тим сказал-
– Я знаю, что Тимоти сказал, но не за ним оставалось решение оборвать этот жалкий спектакль, что продолжался дольше, чем ему было отведено, – отрезал я, дав понять, что эта тема закрыта для обсуждения. Она затихла, опускаясь рядом со мной. Я закинул ноги на стену и сцепил руки в замок, положив их на живот. Стук сердца постепенно смолкал. Я прикрыл глаза, – Он единственный в моем окружении решил высказаться честно. Возможно, в твоих глазах это действие не выглядит ахренеть каким важным, но для меня этого более, чем достаточно, чтобы испытывать уважение к нему. Я не жалею, что порвал с ней.
– Она всегда казалась мне девушкой с причудами.
Я улыбнулся.
– С "причудами"? Ты это так называешь?
Она толкнула меня плечом, и я засмеялся, не удержавшись:
– Мне не одиноко, правда, – заверил ее я, распахнув глаза. Она лежала лицом ко мне, и я повернулся, подбирая ноги под себя. Наши лица разделяли жалкие сантиметры, и я мог чувствовать ее теплое дыхание на своей коже.
– Думаю, тебя хватит максимум на месяц.
– Как мы заговорили, ты погляди…
Лэсли невесомо, едва ли касаясь, провела указательным пальцем по моей щеке.
– С тобой все иначе, – просипела она и втянула кислород через нос, тут же морщась. Остатки порошка, по всей видимости, спускались по горлу. Я поддался желанию приблизиться ближе и припал своим лбом к ее лбу.
– Это как же? – подхватил я ее настроение, опуская глаза куда-то к ее обнаженному животу, выглядывающего из-под задранной футболки. Музыка, отголосками парящая вдоль комнаты, наполняла мое нутро такой гармонией, что мне казалось, будто душа, отрекаясь от тела, могла обрести собственный голос и вознестись.
– С каждым человеком, в чьей компании ты находишься, возникают определенные эмоции. С тобой по-весеннему тепло, Джонни, это приятно ощущать в такие моменты. Мне постоянно хочется тебя потрепать или просто коснуться…, – я вслушивался в ее бархатный льющийся голос, только сейчас заметив, что машинально глажу ее по плечу. Она настолько меня увлекла своими мыслями, что я уже не контролировал свое тело. Черт…
– Но вместе с этим, я ужасно боюсь…, – рука моя дрогнула, но я не спешил ее убирать.
– О чем это ты? – уточнил я.
– Я боюсь, что Тим поддастся еще один раз, и погрязнет в зависимости.
Воздух сперло из легких, и я отпрянул совсем чуть-чуть, лишь бы видеть ее уставший взгляд печальных глаз. Она никогда не рассказывала мне о том, что у ее мужа случился срыв, а уж тем более…
– У него был передоз…, – словно бы стыдясь этого, тише шепота произнесла она, – Он проходил через это. Ему еще тогда сказали, что, если он не исправится, то самое время поставить на себе жирную точку. Я никогда бы не подумала, что мы протянем тебе руку помощи подобным образом…
Я обнял ее, согревая своим телом. Гладя ее по спине, я опустил ей подбородок на макушку, и спокойно выдохнул. Кажется, она дрожала.
– Выбор был за мной, Лэс, – напомнил ей я, скользя по материи футболки вверх-вниз.
Но ведь это правда.
Никто из них насильно не пихал в меня ничего. Я помнил этот разговор, будто бы только вчера сидел с ними в зале, рассуждая вслух о том, как тяжело со мной обошелся человек, к которому я с самого начала серьезно относился. И Тимоти, улыбнувшись мне искренне впервые за месяцы нашего общения, без тени ухмылки, предложил попытаться отпустить свою голову от каждодневных самоистязаний.
Это был порошок амфетамина. Мой вводный урок в скорость. Сказать, что мне понравилось, – все равно, что соврать. Как оказалось, "скорость" имела свойство повышать твою работоспособность, но никак не спасать от душевных мук.
Тогда, они открыли мне еще одну дверь – дверь мефедрона. Зайдя туда, я уже не хотел иметь негативный контекст ко всем своим словам и действиям. Я утонул в бассейне, полном легкости ко всему.
Как оказались нелепы все мои мысли.
Как ничтожно это касалось меня.
Я понял, что на самом деле раздуваю из мухи слона, и единственным правильным решением осталась полная бесстрастность к происходящему.
Так я и жил все эти два месяца.
Жил, а не существовал в прострации, понимаете?
– Ты видишь во всем этом только вред, когда же я – напротив. Ты помнишь, как говорила мне о том, что великое горе необходимо человеку, в первую очередь, для того, чтобы различать хорошее от плохого? Может, ты считаешь меня случайным парнем, встретившимся на вашем пути в странный период вашей жизни, но для меня это стало ощущением домашнего уюта, и если бы ты хоть раз…, – я замер, распахнув свои глаза от изумления своего же вывода, – Хоть раз меня спросила о том, кто вы мне, я бы ответил, что… Не иначе, чем семья…
Ее ладони прижались к моей голой груди, и я ощутил чистый импульс от охладевших пальчиков.
– Меня заботит ваш комфорт, ваше состояние. И если однажды, ты придешь ко мне с просьбой, я без раздумий помогу тебе в любой беде, какой бы несущественной она показалась. Все хорошо, Лэсли…
– Она дура, раз обошлась так с тобой…, – всхлипнув, отозвалась брюнетка, – Ты хороший парень…
– Спасибо, детка…Через пару лет мы еще не раз над этим посмеемся, а теперь отпусти все, и дай себе немного перевести дух, хорошо? Что скажешь?
Она подняла голову, и мои губы нашли ее лоб.
– Хорошо, Джонни…
Мы пролежали так еще немного перед тем, как расслабиться и провалиться в сладкий сон. Она сказала мне, что совсем забыла какого это – жить без наших типичных перепалок и вечерних разговоров. Я мысленно согласился с ней, зарываясь носом в ее локоны и вдыхая аромат сладкого жасминового бальзама. Если для всех вокруг их день только начинался, то я мог сказать, что наша ночь наступила сейчас.