Вы попробуйте украсть шашлык в шашлычной и сразу его слопать на виду у повара. Хотя нет, это совсем не то ощущение. Так муторно я себя вообще никогда не чувствовал. Хороший психолог был, тот, кто это придумал. Или они издеваются над нами без злого умысла, просто по велению души? Я ничего плохого не увидел в том, что я стал старшим, может, даже наоборот. Но вот на утро, когда после подъема отправились на завтрак, я понял, как крупно влип и впервые после назначения меня старшим испугался всерьез. Даже полицай, который ходил в столовой между столов – следил, чтобы соблюдали правила и порядок, что-то почуял. Остановился возле нашего стола и стал так внимательно на меня смотреть. Как я буду жрать омлет с ветчиной, когда остальным опять брюквы накидали? Даже ботву толком не отрезали. А я не знал, могу ли я просто не есть или это тоже наказуемо. И давился этой гадостью. Потом, когда мы вышли из столовой, и я должен был построить группу, меня вывернуло наизнанку. Еле успел к кусту отвернуться. Полицай заметил и стал говорить, что свиньи всегда найдут дерьмо и нажрутся. Но делать ничего не стал, ограничился руганью. Наверное, блевать старшему по группе не запрещалось.
А потом, как обычно, раздали наряды на работу. Нас послали траву на обочине шоссе вырубать. Выдали тупые палаши и приказали: «Норма – километр в час». Мы сначала молчали. Я не мог говорить, думал, все считают меня предателем или ещё хуже. А я считал себя вообще, не знаю кем. Вспоминал, как я этому Юзику руку в поезде жал, как Толик, мой приятель, тоже в полицаи подался… А Ива, интересно, где она? Сашка, остальные – где? Интересно, а где сейчас Пыльцын? Алла-Эмаль, и другие, что со мной в ролевке играли… Как хорошо было. Тоже в лагерях? Небось, не стали бы как я с мразью вроде Юзика якшаться? Выкинь я его из поезда тогда…
От самокопания меня отвлек Рубан:
– Слышь, Андрей… Мы тут с мужиками…, ты, в общем…
Мне сначала показалось, что он сейчас что-то плохое скажет.
– Ты не дергайся, что тебя в старшие двинули. Ты вроде нормальный парень, разве что слегка такой, малоопытный. Так что ты не бойся. Мы думаем, ты не падла, и все нормально будет.
Ничего себе разговорчик. Откуда словечки такие?
– А жрать пайку вы мне как прикажете? Глаза закрывать, чтобы не видеть, как вы брюквой давитесь? – Я очень обиделся. Не нужно было мне объяснять, что я не падла. Я не сомневался в этом.
– А хорошая идея, – вмешался Кулик. – Закрывай глаза и лопай. Если тебя шлепнут, то могут урода, почище Юзика, прислать. Вот тогда мы пожалеем, что ты диету не соблюдал.
Петя почему-то рассмеялся.
– Да не могу я так! – Начал я. – Ой, ребята, смотрите, как красиво идут!
Это я увидел, как из-за леса выскочил десяток сентовских аппаратов. Тех самых, что летают высоко и крыльями машут.
– Пацан ты все-таки ещё, – сообщил Игорь, – самолетиками интересуешься.
– Не пацан я! – не люблю я, когда со мной снисходительно. – Мне важно все, что с этими сволочами связано!
Тут Кулик, он ко мне лицом стоял, стал подмигивать. Я понял, он вроде мне «заткнись» говорит. Опять боится, что я что-то не то ляпну. Но ведь кругом только свои, ребята из нашей группы.
– Так, я начальник и хватит болтать! Норма она того! Не худеет.
Мое заявление подействовало, и мы принялись рубить тяжелыми палашами бурьян. С той стороны, куда полетели сенты, донеслись глухие хлопки, похожие на выстрелы. Вроде совсем не далеко, прямо за лесом. Видно, у новых властей не все так гладко. Кто-то ещё сопротивляется всерьез. Ну, по крайней мере, мне так хотелось.
А в обед – опять пытка едой. Правда, Рубан подмигнул весело и шепнул на ухо: «Ничего Андрюха, это не самое сложное, чему надо научиться в жизни… Ты подумай, ведь наша судьба от тебя зависит». Он выпрямился и добавил уже громко: «А твоя – от нас». Ну что за манера выражать мысли не иначе как в оскорбительной форме?
После обеда нашей десятке (восьмеркой её называть так и не стали, но никого нового в группу не добавили) лично Зубо велел подождать особого наряда. Когда все разбрелись – кто рубить бурьян, кто кухню драить, кто огороды полоть у полицаев (они уже обзавелись домиками вокруг лагеря, жен попривозили), главный подошел к нашей группе, топтавшейся без дела возле столовой.
– Ну что, бестолочи заученные? – это, наверное, он так шутил. – Пора ваши знания применить.
Было очень трудно понять ход мыслей Зубы и его идеи о том, как можно применить знания восьми человек, один из которых физик недоученный, один историк, два агронома и железнодорожник. А Рубан и Игорь и того хуже, по-моему, филологи были. Вообще, про мирную жизнь тут не любили говорить.
– Так вот! Вам доверяется ответственная работа! – многозначительно начал свою речь полицай. – На точке объекта, находящейся на удалении от лагеря, необходимо подготовить площадку для строительства. Вырубить лес, подготовить фундамент, разработать ландшахтный дизайн!
– Ландшафтный дизайн? – рискуя нарваться на неприятности, переспросил Игорь.
– Ну да! – Зубо не оценил разночтений. – Чтобы ровно было!
– Извините, для нас существенно знать, какой тип объекта предполагается строить? – я решил добавить важности нашей работе. – Гражданский, специализированный? От этого сильно дренажная иерархия зависит.
Я видел примерный уровень интеллекта Зубы. И, наверное, я ему польстил, заведя столь умный разговор. Хотя был риск, что он поймет, что я издеваюсь.
– Там будет местожительство важных персон! Поэтому сейчас вы отправитесь со мной и с нашим специалистом – строителем. Я покажу, где участок, он не знает ещё, не знает дислокации, а там уже проследит, чтобы все было нормально. Как работа наладится, и оправдаете доверие – будете уже самостоятельно. Если успешно – в ваши карточки учета будет занесена благодарность!
Интересно, какие там карточки учета? Они же нас даже не переписывали, кого как зовут. Да ладно.
В итоге нас посадили в маленький автобус. Мы разместились вдоль стен в глубине салона, впереди главный и его строитель. Мордатый такой мужик. Похож на какого-то комика из кино. И ещё всякий инструмент загрузили. Пилы, топоры, веревки.
Ехали не очень долго, с полчаса. Сначала по шоссе, потом по лесной дороге. Потом Зубо приказал выгрузиться. Мы выскочили из автобуса, и стали доставать инструменты, но тут тот второй, комик, вдруг раскомандовался. «Ты возьми это, ты возьми то, куда тянешь, придурок». Судя по всему, он старался показать начальству, какой он незаменимый и важный. В результате его деятельности выгрузка затянулась, но, в конце концов, мы разгрузились и двинулись в сторону от дороги, в глубину леса.
Место было очень красивое. Родник, вокруг него невысокие лиственные деревья, а потом сразу сосны и ели. Кустик земляники, прямо на краю лужицы от родника, макал зеленый лист в прозрачную воду. И тихо, и спокойно. Словно на другой планете.
– Вот тут, надо сначала от деревьев расчистить, и потом уже все остальное, – это Зубо строителю своему, Пуговкину. Я вспомнил, как того артиста зовут.
Пуговкин был рад стараться. Сразу стал брать под козырек и давать совершенно бестолковые указания нам. Что рубить, где копать… Вообще, полицаи не козыряли друг другу, а этот видно из бывших, из прапорщиков. Я вопросительно посмотрел на Зубо, и тот понял мое беспокойство. И говорит Пуговкину:
– Да не спеши! Пусть студенты тут разметят все, план составят, а потом ты командование и примешь.
Пуговкин вроде согласился, но, яростно разгоняя комаров и всяких мух (их действительно, слишком много в этом году развелось), решил лично рулетку развернуть. Большую такую, метров на двадцать пять. Дал в руки Рубану конец желтой ленты, а сам с катушкой, на которую была намотана лента, ринулся в сторону чащи. И тут случилось такое, чего я никогда в жизни не видел. Из-за соседнего дерева вдруг выскочило несколько зайцев и прямо на Пуговкина. И так высоко прыгают, прямо до головы его достают. А Пуговкин почему-то зайцев испугался и давай бегать между деревьев. А зайцы за ним. И подскакивают, и норовят за лицо укусить. И потом ещё птицы вдруг, сороки, стали тоже за ним гоняться. Да и не только за ним. На нас пикировали, как «Мессеры». Я отмахивался пилой двуручной, чуть не изрезался. Ну, мы все с перепугу и ломанулись обратно к микроавтобусу.
Спрятались там, а Зубо говорит:
– Это хорошо ещё, что зервудак не пришел. Расплодилось гадости всякой. Никакого уважения к человеку нет.
– Извините, а зервудак, это кто? – я впервые услышал такое слово.
– Не знаю, – тот даже не стал изображать начальника. А просто так ответил, без важных интонаций. – Говорят, человеку голову враз откусывает. И раньше в наших лесах эти твари не водились.
– А вы чего тут расселись? – Зубо как будто очнулся. – Кто разрешил?
Он стал орать и требовать, чтобы мы немедленно нашли полицая строителя. И главное, на меня кричит: «Ты что личный состав распустил, давно не наказывали?!» А сам выйти боится.
Я не хотел командовать. Ребята свои, все и так бы поняли. Но делать нечего.
– Группа!!! – поднял я ребят нечеловеческим голосом. – Инструменты в руки, на выход, стать кру гом!
Я это для того, чтобы начальство успокоилось. Вроде у нас дисциплина, как в армии, а то и ещё лучше. И ребята выполнили приказ на полном серьезе, как хорошо вымуштрованные солдаты. Вооружились кто чем, стали кольцом, чтобы обзор на триста шестьдесят градусов и пошли в сторону того самого места, где Пуговкин недавно бегал от зайцев. А я впереди. И молоток держу – первое, что попалось в руки. Дошли спокойно, я молотком комаров гонял. А там десяток зайцев Пуговкина дожирали. Он ещё дергался, наверное, конвульсии. Мы заорали, совсем не от боевого азарта, а от страха, и стали за этими зверями не на шутку гоняться. Но вот пока гонишься, вопишь нечеловеческим голосом, ничего, а вот ударить трудно, неприятно так – он же, заяц, маленький. Как его молотком по голове? И кричит, когда стукнешь, как ребенок. И норовит в лицо вцепиться. В общем, отогнали. И потом Зубо позвали, посмотреть. Он так побледнел, когда увидел, что от его строителя осталось. Но все таки взял себя в руки и сказал, что удовлетворен тем, как мы себя проявили, и нам доверяется работать тут самостоятельно. И работу дальнейшую необходимо с утра начать. А он уезжает на другие объекты. Ну, я как старший группы спросил его – «как же мы тут в лесу ночью?» А этот – мы, мол, вам доверяем. И уехал.
Ага. Доверили… Ясно, что никуда мы не денемся. Первый же полицай нас пристрелит на дороге. И тут ещё этот, зайцами затравленный, в траве лежит. Закопать его надо. Игорь предлагал оставить его на съедение зверям. Но зачем их запахом привлекать? И еще мне, конечно, было очень неприятно, но пришлось у трупа в карманах порыться. Они были мокрые, липкие, и я осторожно, двумя пальцами, извлекал содержимое. Нож. Плохой – складной и тупой. Документы всякие, прочесть невозможно, все запачкались, зажигалка. И пистолет, такой маленький, в заднем кармане брюк. Я подумал, что это шанс. Пистолет может иногда выручить в жизни, особенно, такой как сейчас.
Мы оттащили тело подальше в лес и закопали. Можно было и так бросить, как ребята предлагали, но он же человек все-таки.
Настроение после этих зайцев и рассказов про зервудака было совсем не боевое, даже, можно сказать, подавленное. Но мы надеялись, что сможем продержаться, тем более что найденная зажигалка вселяла в меня надежду – огонь, он помогает выжить в лесу. Вот только жрать хотелось. В лагере тоже хотелось, но там голод отчасти подавлялся даже теоретической невозможностью съесть что-нибудь. А тут… В общем, я решил не терять времени зря.
– Так, – хоть у меня у самого сил не осталось, я решил поднять ребят, – давайте делом заниматься. Нечего прохлаждаться.
Странно, никто не ляпнул: «Ты кто тут такой?» Только затихли, ожидая конкретного приказа.
– Так, – повторился я. – За дело! Петя, Игорь – берите топоры и пилу. Нужны дрова. Рубан, ты в грибах понимаешь?
Рубан сказал, что не понимает, но тут другой, маленький Смирнов, его по фамилии всегда звали, сказал, что разбирается. Вот их – Рубана и Смирнова я назначил ответственными за поиск пищи. Надо все-таки воспользоваться случаем.
А сам решил попробовать счастья с пистолетом Пуговкина. Зайцев-то много!
– Да, ребята, вы должны понимать, – это я уже так, не командно, хотя, какой из меня командир? – Если кто завтра не вернется в лагерь – прихлопнут всех.
Никто ничего не сказал, но было ясно – не подведут.
Я отошел от нашей стоянки подальше, чтобы уже не было слышно голосов товарищей, и устроил засаду на зайцев. Я надеялся, что они никого и ничего не боятся и шастают тут толпами.
В начале я не обратил внимания, но постепенно скрип одного из деревьев стал меня раздражать. Почему все деревья скрипят тихонько, а это в глубине леса так неприятно громко. Было ещё светло, пистолет придавал мне некоторую уверенность, и я решил проверить, что там такое.
Его, наверное, выбросило из кабины, когда самолет уже врезался в деревья. Было видно, что самолет срезал верхушки нескольких сосен и потом просто развалился на земле. Но не загорелся. А пилот катапультировался в последний момент и повис, зацепился парашютом за сосну тут же, рядом. Стропы перегнули толстую ветку, и та терлась о другую, когда он качался как на ветру. Мне сначала показалось, что он шевелится. Но потом… Какая гадость. С десяток белок обгрызали его со всех сторон. Наверное, давно. Даже кровь уже не капала… Страшный, полуосвежеванный труп в лохмотьях комбинезона. Я не помню, как залез на эту сосну. Я резал тупым полицейским ножом стропы. Потом было так трудно опустить его вниз, не дать сорваться. Почему-то я не мог допустить, чтобы он просто упал. Он уже падал последний раз. Я отрезал кусок его парашюта и накрыл тело. Немного повозившись с застежкой, я освободил голову пилота от шлема. Это был совсем молодой парень. Ну, может на год-два старше меня. И тут до меня дошло – сегодня утром летело звено чужих. Это за ним, наверное, гнались.
Запах жарящегося на вертеле зайца умопомрачителен. Мне казалось, что все мои … А как их называть? Друзья? Нет, наверное, это не то слово. Соратники? Какая там рать, вон, зайцев, которых я все-таки набил из засады, еле ободрали. Тоже мне, ратники. Подчиненные? Вообще дурь. Наверное, товарищи, ну пусть так и будет. Так вот, мои товарищи как один стали играть в странную мазохистскую игру, причем не сговариваясь. Никто не хотел пробовать, готово мясо или нет. То ли из боязни, что первый за долгое время кусочек мяса свалит с ног, то ли чтобы не перебить аппетит? Да ведь после такого поста перебить аппетит можно только вместе с его владельцем. Так что пришлось мне, как личности глумливо-откормленной, так Леша Шарый и сказал, заниматься приготовлением пищи. Остальные просто старались не смотреть на костер. Но от запаха – куда денешься? Только соли не было. Тот же Шарый даже пытался обследовать обломки истребителя, вдруг там какой-нибудь сухой паек есть? Но среди обломков машины ничего не нашлось. Под мышками на робах тоже ничего особого он не наскреб, хотя я думаю, это он просто так – изображал обезьяну. В самом деле, когда ты видишь доступное мясо после такого перерыва, то…
А кстати, сколько прошло времени с тех пор, как мы тут? Кто считал эти дни? Почему-то казалось, что мы здесь много-много дней. Или три? Всего-то ничего, а вон робы уже на всех болтаются, даже на мне, хоть мне некуда худеть. Да, а вот интересно, какое сегодня число? Впервые за лагерную жизнь я заинтересовался временем. И впервые я стал думать о чем-то таком… Ну, как бы сказать не патетично – забытом.
А зайцев я набил нужное количество! Восемь штук, каждому по зайцу. Смешной счет – каждому по зайцу. Вроде как «от каждого по возможности, каждому по зайцу». Почти коммунизм. Удивительное ощущение – горячее мясо, сочное, вкусное даже и без соли, вводило всех в состояние легкой эйфории. Как будто мы ели не тощих грызунов, а сидели в шикарном баре и тянули экзотические коктейли. Хотя, какие к черту грызуны! Они загрызли того строителя в десять минут! Нет, определённо грызуны.
– О, мужики, – у меня заяц кончался, и захотелось поговорить, – а интересно, почему это зайцы на людей нападают, белки те же, а другие звери нет? Почему не волки, там, или медведи?
– О, ты и сказал, – Рубан, а он был родом из средней полосы, ответил, держа в руке косточку, как дирижерскую палочку. – Ты когда здесь волков и медведей видел? Кто в лесу живет, тот и нападает! Тут ещё лоси водятся и кабаны…
– У-х-р-р-р, – Кулик, кажется, понял что-то важное и поперхнулся, – а много их тут?
– Да нет, раз в год промелькнут вдалеке, – успокоил Рубан.
– Ага, раз в год. Зайцы тоже, небось, не стадами бегали…
У меня создалось впечатление, что меня все-таки поняли. Ребята стали как-то слишком сосредоточенно и молча доедать мясо. Праздничной трапезой это поедание зверей было назвать трудно. Мысль об агрессивных лосях очень тревожила.
– А давайте поставим дежурного на ночь? – осторожно предложил Игорь. – Так, на всякий случай?
– А давайте все-таки попробуем разобраться, что же такое случилось, что мирный кролик стал агрессором? – Меня интересовала суть явления, а не возможный приход хищного рогатого скота. – Может, нас опрыскивают чем-то таким в лагере, что они от запаха бесятся?
– Так сожрали не нас, а строителя, – хмуро проворчал Леша. – Более дурацкой смерти не придумаешь.
– А можно подумать, что у всех наших смерть не дурацкая была, – возразил Рубан. – А полицаи тоже могли пахнуть, как и мы. С кем поведешься…
Меня это почему-то сильно задело:
– Нет, я не считаю, что Вовкина смерть была дурацкая! Он был парень настоящий и не стал пресмыкаться. Он хоть что-то сделал, чтобы показать сволочам – мы не быдло…
– Он показал только то, что потерял веник, – грустно проговорил Кулик. – Это для нас он …
– А хоть и только для нас! – мне почему-то не хотелось просто так предавать память товарища. – Хоть для одного человека он станет, ну если не примером, так хотя бы покажет – нельзя терпеть бесконечно, нужно хоть что-то делать!
– Лихо ты от кроликов к партизанам перешел, – не очень умно пошутил Леша. – Кролики-то тут причем?
– А при том! Неужели непонятно – неожиданно для самого себя у меня нашлось объяснение. – Человек перестал быть царем природы. Стал отбросом! Занял самую низшую ступень в природной иерархии! И все, кончилось человечество! Теперь каждый драный заяц его может укусить и более того – хочет это сделать!
– Им что, так на собрании зверином объяснили? – Рубан был совсем пессимист. – Или им самим дошло? Кроликам этим.
– Им письма разослали, е-мейлы спамовые, – Кулик, остряк-самоучка.
Эта идея с заячьим спамом очень всех развеселила. Стали рассуждать о зверином Интернете, и какие порно-сайты смотрят ежи. Такое ощущение было, что все напились.
– Слышь, командор, – ко мне обратился Леша, – а ты чем до войны занимался? Кроме как науку свою изучал?
– Почему командор? – я очень удивился, что всплыла вдруг моя старая кличка.
– Ну, не командир же? – Шарый добродушно улыбнулся. – До командира дослужиться надо. А ты – командор! Командор пиратского судна. Так чем ты занимался? Я вот, пластинки собирал! У меня, знаешь, какая коллекция была!
– А я в ролевки играл, – соврал я. И вправду, то, что я два раза участвовал в этих нелепых играх, не значило, что я этим занимался.
– Куда? – не понял Рубан. Хотя, наверное, просто так пошутил.
– Не куда, а что! – ответил за меня Кулик. – Ролевые игры!
– Это как? – Рубан явно не понимал. – На деньги?
– На интерес, – встрял Шарый. – Это, темнота ты семиподвальная, такая наука. Когда каждому свои правила, и они там, кампанией своей тренируются бизнес строить. Бизнес-игра называется. Ролевая.
– Да нет, – я даже удивился, что он подумал об этом всерьез. – Это проще. Развлекуха. Мы собирались, назначали друг друга магами, рыцарями там, эльфами и эльфийками, прекрасными дамами, орками. И, ну играли в игру по сценарию. Не строгому сценарию, не спектакли, а так. Импровизация. Вроде как на компе в стратегию, только вживую. Но это такой, поверхностный взгляд. На самом деле все сложнее. Это такой способ самореализации, познания себя и мира. В экстремальной ситуации и, вообще, в ситуации, которой быть не может. Проверка силы характера, если хотите.
– Делать вам не фиг было, – Рубан даже скривился.
– А, – Шарый вдруг расцвел. – Знаю! Это те придурки, что с деревянными шпагами бегают? И толстые и некрасивые девки изображают хрупкие нежные создания? Был у меня такой знакомый! У него просто крыша слетевшая была. А ты что, тоже такой? Никогда бы не подумал…
– Да нет, – я пошел на попятную. Мне стало стыдно. – Я так, пару раз там участвовал. Девушка моя этим увлекалась, ну и я тоже…
– А, понятно…,– Рубан сказал, что понял, но непохоже было на то, что он действительно понял. – Это как в карты, только для тех, кто в карты играть не может научиться. Протез жизни.
– Ну, вроде, – я не хотел развивать идею. Хоть и было мне слегка досадно и обидно за ролевиков. Там нормальные ребята в основном были… Опять это гадкое липкое слово – были. И нету никого, кто теперь вспомнит об этих ролёвках. Да и к месту ли эти воспоминания? В десятке метров от свежей могилы полицая и в сотне от разбитого истребителя. Может быть, принявшего последний бой на Земле. В лесу полном гадости, желающей смерти человеку просто так.