(Темнота, тиканье часов. Скрип открывающейся двери, полоса падающего света. Входит художник, несет лампу, которая отбрасывает причудливые тени. Когда-то человек невероятной мощи и энергии, по-прежнему крепкий, но уже начинающий увядать).
ХУДОЖНИК. Кто здесь? Кто-то вошел. Я слышал твое шуршание. Ночами летучие мыши кружат над домом. Старые мастера не спят. У них ломит руки, глаза болят, потому что видят слишком многое. Крошечные шарики краски ползают в моих легких, как пауки. Этот дом, который я построил для себя, очень темный. Я создал вселенную, в которой обитаю. Но чем больше строишь, тем дальше ты от всех и вся, тем холоднее тебе в ночи, и, скорее всего, ты затеряешься в том, что создал.
ЖЕНА (голос за сценой). Франц. Иди в постель. У меня замерзли ноги.
ХУДОЖНИК. Моя жена хочет, чтобы я пришел и согрел ей ноги. Было время, когда после такого приглашения вся прусская армия не помешала бы мне промчаться по коридору и запрыгнуть на нее. Но теперь что-то зудит в моей голове. Есть здесь кто? В последнее время ночами я часто слышу в доме голоса, встаю, чтобы пройти коридорами, но никого не нахожу. (Кто-то играет на флейте. Дебюсси, «Послеполуденный отдых фавна»). Кто здесь? Кто издает эти странные звуки в моем доме? Кто это? (Прислушивается).
СФИНКС (голос из темноты). И кто это, по твоему разумению, гений?
(ХУДОЖНИК делает пару шагов, поднимает лампу и свет падает на СФИНКСА, черноволосую красавицу в шелковом вечернем платье, которая сидит, скрестив ноги, босиком, и курит сигарету).
ХУДОЖНИК. Я знал, что это ты.
СФИНКС. Тогда чего спрашивал?
ХУДОЖНИК. Тебе пора появиться. Чувства времени для тебя не существует, так?
СФИНКС. Я потеряла свои песчаные часы в пустыне четыре тысячи лет тому назад.
ХУДОЖНИК. Что ж, сейчас ты здесь, я не могу спать, так что затуши эту сигарету и сними платье.
СФИНКС (смотрит на него, затягивается, выдыхает дым). Это лишнее.
ХУДОЖНИК. Перестань. Не могу я рисовать Сфинкса в вечернем платье и с сигаретой?
СФИНКС. Не можешь? Почему?
ХУДОЖНИК. Чтобы я смог тебя нарисовать, ты нужна мне голой.
СФИНКС. Ах, причина в этом.
ХУДОЖНИК. Может, перестанешь попусту тратить время и разденешься?
СФИНКС. Я не в настроении.
ХУДОЖНИК. Ты всегда не в настроении. Да и какая разница, в каком ты настроении? Ты – объект, я – художник. Я должен тебя нарисовать.
СФИНКС. Почему?
ХУДОЖНИК. Потому что я это делаю.
СФИНКС. Почему?
ХУДОЖНИК. Потому что я этого хочу.
СФИНКС. Почему?
ХУДОЖНИК. Прямо-таки разговор с трехлетним ребенком. Чего ты хочешь? Больше денег? Дело в деньгах?
СФИНКС. И что мне делать с деньгами?
ХУДОЖНИК. Не знаю, да и не хочу знать. Просто разденься, и я заплачу тебе, сколько ты захочешь.
СФИНКС. Сначала ты должен найти правильный ответ на загадку.
ХУДОЖНИК. Загадку? У нас что, детский сад? Почему ты не можешь просто снять одежду? Ты провела всю жизнь, лежа голой под солнцем.
СФИНКС. Что ж, раз ты начинаешь переходить на личности, может, мне лучше вернуться в Египет.
ХУДОЖНИК. Нет, подожди. Не уходи. Хорошо. Загадывай свою загадку.
СФИНКС. Нет, так не получится.
ХУДОЖНИК. А как получится? Ты сказала, что я должен ответить на загадку.
СФИНКС. Какую загадку?
ХУДОЖНИК. Не знаю я, какую загадку. Это твоя загадка, так?
СФИНКС. Если ты не знаешь загадку, я ничем тебе помочь не смогу.
ХУДОЖНИК. Ладно… Что ж… Если на то пошло, полагаю, я знаю загадку.
СФИНКС. Если ты знаешь загадку, почему ты хочешь, чтобы я задавала ее тебе?
ХУДОЖНИК. Я этого не хочу. Плевать мне на эту дурацкую загадку. Я хочу, чтобы ты разделась.
СФИНКС. Я не могу раздеться, пока ты не ответишь на загадку.
ХУДОЖНИК. Как я могу ответить на загадку, если ты не задаешь ее мне?
СФИНКС. Ты уверен, что мы говорим об одной и той же загадке?
ХУДОЖНИК. Что ходит на четырех ногах утром, на двух в полдень и на трех вечером?
СФИНКС. Нет, не то.
ХУДОЖНИК. Что значит, не то?
СФИНКС. Это не загадка.
ХУДОЖНИК. Разумеется, это загадка. Или ты не читала «Царя Эдипа»?
СФИНКС. Ой, да кто читает пьесы?
ХУДОЖНИК. Если это не загадка, тогда что?
СФИНКС. Если ты не знаешь, что такое загадка, как ты можешь надеяться найти ответ?
ХУДОЖНИК. Меня интересует не ответ, а обнаженная женщина, которую я нарисую.
СФИНКС. Если тебе не интересен ответ, ты никогда не поймешь вопрос.
ХУДОЖНИК. Ты пришла сюда, чтобы свести меня с ума? Ты такая же, как и написал Гейне в своем стихотворении.
СФИНКС. Каком стихотворении? О чем ты говоришь?
ХУДОЖНИК.
Ее образ приходит живой,
Начинает стонать и молить,
Пьет мои поцелуи до дна,
Плоть горит, да и губы в огне.
Как же жажда ее велика,
Шевельнуться, и то не могу.
В легких воздуха более нет,
Когти тело мне яростно рвут,
И она пожирает меня.
СФИНКС. С сожалением сообщаю, что эта неудачная, полная ненависти к женщинам, неправильная цитата давно умершего поэта, который когда-то был моим любовником, совершенно меня не трогает.
ХУДОЖНИК. Тебя ничего не трогает. Нет в тебе жалости к кому-либо или чему-либо. Не знаю, чего я вообще связываюсь с тобой.
СФИНКС. Жалость мне без надобности, так? В чем дело, Франц? В прошлом ты был более уверенным. Гордился собой, своими способностями, жалкими маленькими победами. А теперь ты какой-то тревожный, сам не свой. Это не привлекает, знаешь ли.
ХУДОЖНИК. Это правда. Я сам не свой. Не знаю, когда перестал быть собой. Иногда, глубокой ночью, когда болят руки и не заснуть, я начинаю задаваться вопросом, а может, моя жизнь… Истинное значение моей жизни…
СФИНКС. Ты чуешь китайскую еду?
ХУДОЖНИК. Что?
СФИНКС. Я улавливаю запах китайской еды. Где-то неподалеку китайский ресторан?
ХУДОЖНИК. Должно быть, я схожу с ума. Как Сфинкс может курить сигарету в моем доме глубокой ночью и спрашивать, чую ли я китайскую еду? Что ты здесь делаешь? Почему ты пришла сюда, если не хочешь раздеться и позировать для меня?
СФИНКС. Я каждый год приезжаю в Мюнхен на Умлаутский фестиваль. И радо больших белых колбасок. Питаю слабость к этим большим белым колбаскам.
ХУДОЖНИК. В моем преклонном возрасте мозг начинает загнивать. Мой дом обваливается внутрь, как и я сам. Волчица охраняет мою дверь. Не так и давно я стоял на балконе и наблюдал за факельной процессией, устроенной в мою честь. Теперь никто ко мне не приходит. Ты, должно быть, отправляла письма в рот Медузе. Скоро я здесь и умру. И что станет со всем, что я создал?
СФИНКС. Может, тебя отлить себя в бронзе? Фернан Кнопф отлил в бронзе свою черепаху, когда она умерла, и использовал вместо дверного стопора. А ты послужить вешалкой для шляп.
ХУДОЖНИК. В этом все дело? Я умираю? Ты пришла, чтобы забрать меня?
СФИНКС. Забрать тебя? И куда мне тебя забирать?
ПАДЧЕРИЦА. Есть здесь кто?
ХУДОЖНИК. Видишь, что ты наделала. Разбудила мою падчерицу. В эту ночь покоя мне не будет. Спрячься скорее, пока она тебя не увидела.
СФИНКС (спокойно курит). Спрятаться? Ты хочешь, чтобы я спряталась? Я не прячусь от падчериц.
ПАДЧЕРИЦА (появляется, красивая молодая женщина в ночной рубашке). Что ты делаешь? Опять бродишь по дому ночью в темноте? Ты хуже кошки.
ХУДОЖНИК. Это мой дом. Я могу бродить по нему ночью, если возникает такое желание.
ПАДЧЕРИЦА. Да, мы все знаем, чей этот дом. А это кто?
ХУДОЖНИК. Я никого не вижу.
ПАДЧЕРИЦА. Это Лидия?
ХУДОЖНИК. Лидия?
СФИНКС. Лидия?
ХУДОЖНИК. Да. Это моя модель, Лидия. А теперь – марш в постель.
ПАДЧЕРИЦА. Извините, Лидия. В одежде я вас не узнала.
СФИНКС. Никто не узнает.
ПАДЧЕРИЦА. Это Лилия, так?
ХУДОЖНИК. Разумеется, Лидия. Кто еще это может быть?
ПАДЧЕРИЦА. Да, выглядит она, как Лидия, но не совсем, и что она здесь делает глубокой ночью?
ХУДОЖНИК. Я могу рисовать и глубокой ночью, если того захочу.
ПАДЧЕРИЦА. Ты можешь делать все, что захочешь. Мне тебя не остановить. Здесь я никакого веса не имею.
ХУДОЖНИК. Только не начинай снова. Час поздний.
ПАДЧЕРИЦА. Но правда в том, что я понимаю твою работу, как никто. Бешеная погоня. Бледные, призрачные фигуры. Русалка на яблоне. Мне так близка твоя безумная символика. Ты думаешь, никто не может понять тебя, но я понимаю, прекрасно понимаю, потому что я – твоя падчерица. Не твоя плоть. Плоть другого мужчины. Здесь я – незваная гостья. Вот почему я понимаю.
ХУДОЖНИК. Никто не считает тебя незваной гостьей. Тебе здесь всегда рады, и ты это знаешь. А теперь уходи, чтобы я смог поработать.
ПАДЧЕРИЦА. Да, всегда одно и то же. Тебе рады, но уходи. Это мое наказание за то, что я – ребенок другого мужчины, и мое место – снаружи. Меня терпят, но не любят.
ХУДОЖНИК. Что за глупости. Когда я тебя не любил?
ПАДЧЕРИЦА. Когда ты говоришь, что любишь меня, это звучит, как оскорбление. Словно ты делаешь мне большущее одолжение, говоря то, что я, по твоему разумению, хочу услышать. Не нужны мне твои одолжения.
ХУДОЖНИК. А что тебе нужно?
ПАДЧЕРИЦА. Мне нужно, чтобы ты смотрел на меня.
ХУДОЖНИК. Я смотрю на тебя.
ПАДЧЕРИЦА. Но я хочу, чтобы ты видел меня.
ХУДОЖНИК. Я тебя вижу.
ПАДЧЕРИЦА. Ты меня не видишь. Ты слишком занят тем, что смотришь.
ХУДОЖНИК. Твои слова лишены смысла.
СФИНКС. А вот мне все совершенно ясно.
ХУДОЖНИК. Ты в это не лезь.
СФИНКС. Хорошо.
ПАДЧЕРИЦА. Мне снилось, как я танцую, словно Саломея на твоей картине, и у меня на блюде лежала чья-то голова. Я танцевала, чтобы доставить тебе удовольствие, но, посмотрев на голову, увидела, что она – твоя.
ХУДОЖНИК. Что ж, иди спать. Может тебе приснится что-нибудь получше.
ПАДЧЕРИЦА. В другом моем сне над головой кружились вороны. Рыцарь думает, что нашел Святой Грааль, но когда пьет из этой чаши, в ней яд. А в последнюю ночь мне приснилось, что у меня между ног змея.
СФИНКС. Мой любимый сон.
ПАДЧЕРИЦА. Все мои кошмары связаны с твоими картинами. Я завидую вам, Лидия. Вы ему нужны. Вы – его модель. А Мари – его дочь. А моя мать – его жена. У всех вас есть здесь свое место. У всех, кроме меня.
ХУДОЖНИК. Нет ли у нас возможности перенести эту плаксивую демонстрацию жалости к себе и обвинений на другое время? Предпочтительно, после моей смерти.
ПАДЧЕРИЦА. Ты эгоистичный и жестокий. Когда я вижу, как ты пускаешь слюни на мою мать, меня тошнит.
СФИНКС. Да. Меня тоже.
ПАДЧЕРИЦА. А как ты трясешься над своей драгоценной дочерью Мари. Она такая хорошая девочка. Такая нежная, такая верная, так терпеливо тебе позирует. Как естественно она крала у меня мать, пока я не осталась ни с чем.
ХУДОЖНИК. У тебя есть все. У тебя всегда было все.
СФИНКС. Он действительно ужасный тип, так?
ПАДЧЕРИЦА. Он – чудовище.
ХУДОЖНИК. Я – не чудовище. Я просто хочу делать свою работу. Почему бы тебе не уйти к себе и позволить мне работать?
ПАДЧЕРИЦА. Я бы с радостью ушла спать, да только твои картины, словно ящерицы, вползают в мои сны. На одной ты сражаешься с дьяволом за благосклонность обнаженной русалки, которая я. Или сражались кентавры? Так жестоко. Словно женщина, на которую они сражались, значения не имела. Только само сражение. Ты рисуешь маму, как богиню, а кто я? Почему ты никогда не рисуешь меня?
ХУДОЖНИК. Я рисую тебя постоянно. Я нарисовал тебя флорентийской дамой.
ПАДЧЕРИЦА. Там другое. Картины реальны только в моих снах. Почему я не могу изгнать твои картины из моих снов? Две лесные нимфы качаются на доске-качалке, положенной поперек ствола дерева, как ведьмы на помеле. Одна – голая. Вторая – босиком, в красном платье, с сосками наружу. Та нимфа, что внизу, на корточках, яростно краснеет. У нее оргазм. А что у меня?
СФИНКС. Определенно не это.
ХУДОЖНИК. Я не хочу говорить об оргазмах.
ДОЧЬ (голос за сценой). Папа? Это ты?
ХУДОЖНИК. Теперь вы разбудили Мари. Скоро весь Мюнхен будет здесь, сводя меня с ума.
ПАДЧЕРИЦА. О, мы не должны будить нашу дорогую маленькую Мари. Как и положено красотке, Мари должна высыпаться. Мари ничего не снится. Она слишком глупа, чтобы видеть сны.
ДОЧЬ (появляется в дверях, милая девушка, в белой ночной рубашке). Папа? Почему ты и Ольга не спите в столь поздний час?
СФИНКС. Мы обсуждали оргазмы.
ХУДОЖНИК. Ольга уже идет спать.
ПАДЧЕРИЦА. Нет, не идет.
ДОЧЬ. И Лидия. Как поживаете, Лидия? Я так давно вас не видела.
ХУДОЖНИК. Нам без разницы, как поживает Лидия. Ольга, отведи свою сводную сестру в ее спальню.
ПАДЧЕРИЦА. Отведи ее сам. Я тебе не служанка.
ДОЧЬ. Папа, ты в порядке?
ХУДОЖНИК. Разумеется, я в порядке. Когда я был не в порядке?
ДОЧЬ. В последнее время ты такой раздраженный. И почему ты здесь, внизу, глубокой ночью, и так громко говоришь с двумя женщинами?
ХУДОЖНИК. Все потому, что надвигается гроза. Мои руки чувствуют ее приближение. Они болят, и меня это будит. Ничего особенного. Иди спать.
ДОЧЬ. Ты из-за чего-то тревожишься?
ХУДОЖНИК. Я не тревожусь. Я рисую. Создаю. Ем. Сплю.
ПАДЧЕРИЦА. Ты прелюбодействуешь с моей матерью.
ДОЧЬ. Я знаю, что-то тебя тревожит, папа, потому что ты постоянно о чем-то думаешь.
ХУДОЖНИК. Чушь. Я никогда не думаю. Для художника вредно слишком много думать. Художник должен думать только своей кистью.
СФИНКС. На твоем месте я бы не давала ему сесть на любимого конька.
ХУДОЖНИК. Эти молодые умники, с их напыщенными манифестами и глупыми правилами. Они говорят, как паршивые политиканы. Они так заняты раздуванием собственной важности за счет других, что у них не остается энергии на работу, а когда им удается написать картину, она, как блевотина учителя геометрии. Извините. Я разглагольствую. Обычное дело для стариков. Почему ты не спишь?
ДОЧЬ. У меня проблемы со сном.
СФИНКС. Очевидно, и с оргазмами тоже.
ПАДЧЕРИЦА. Моя мать оргазмы получает. Ее крики слышны и в Штутгарте. Можно подумать, кто-то убивает ее большущей сосиской.
ХУДОЖНИК. Может, перестанете говорить об оргазмах в присутствии моей дочери?
ДОЧЬ. Все нормально, папа. Об оргазмах я знаю.
ХУДОЖНИК. Ничего ты об оргазмах не знаешь.
ДОЧЬ. Знаю. Ольга все мне о них рассказала.
ХУДОЖНИК. Ольга, ты прекратишь забивать голову моей дочери оргазмами?
ПАДЧЕРИЦА. Я не забиваю голову твоей дочери оргазмами. В ее голове ничего нет. Там пустота, как в теннисном мяче.
ДОЧЬ. В том, что я не сплю, вины Ольги нет, папа. Просто я кое о чем думала, и меня это тревожит.
ХУДОЖНИК. Видишь? Теперь она о чем-то думает. И от кого она этому научилась, как не от тебя?
ПАДЧЕРИЦА. Да, конечно, вини меня во всем.
ДОЧЬ. Это не Ольга. Это я. Я хочу кое-что узнать.
ХУДОЖНИК. Поверь мне, милая, ты ничего не хочешь узнать. Ты всегда была так счастлива, ничего не знаю, так чего портить себе праздник?
СФИНКС. Не слушай эту чушь. Отстаивай свою позицию. Скажи ему, что ты хочешь знать.
ДОЧЬ. Я хочу знать, любил ли ты мою мать?
ХУДОЖНИК. Конечно, я люблю твою мать. Как ты могла подумать, что я не люблю твою мать?
ДОЧЬ. Я не про твою жену. Я про мою настоящую мать.
ХУДОЖНИК. Моя жена – твоя мать.
ДОЧЬ. Но родила меня не она.
ХУДОЖНИК. Это не ее вина.
ДОЧЬ. Я не про чью-то вину. Я просто хочу знать, любил ты мою настоящую мать или нет.
ХУДОЖНИК. Мы с Анной были счастливы вместе.
ДОЧЬ. Но ты ее любил?
ХУДОЖНИК. Мне всегда нравилось быть с ней.
ДОЧЬ. То есть ты ее не любил?
ХУДОЖНИК. Я любил ее за то, что она дала мне тебя.
ДОЧЬ. Но ты не женился на ней.
ХУДОЖНИК. Да, я не женился на ней. Я женился на женщине, которая воспитывала и любила тебя с самого раннего твоего детства. Эта женщина воспринимает себя твоей матерью и является таковой, за исключением одного аспекта.
ДОЧЬ. Но почему ты женился на ней, а не на другой?
ХУДОЖНИК. Я хочу, чтобы ты перестала прислушиваться к искаженному мнению твоей сводной сестры по этому вопросу.
ПАДЧЕРИЦА. Почему я всегда во всем виновата?
ХУДОЖНИК. О, во многом ты хороша, но в данном вопросе ты немного ку-ку.
ПАДЧЕРИЦА. Я совсем не ку-ку. Хотелось бы мне быть ку-ку. Моя проблема в том, что я слишком здравомыслящая, чтобы быть объектом чьей-то одержимости. Будь я ку-ку, у меня не было отбоя от мужчин.
ХУДОЖНИК. У тебя и так нет отбоя от мужчин. Мне приходится отгонять их лопатой.
ПАДЧЕРИЦА. Да, премного тебя благодарна, что бы я без тебя делала. Я тебе совершенно не нужна, но ты не хочешь, чтобы я обрела счастье с кем-то еще. И не вини меня, если твоя маленькая принцесса наконец-то попытается начать использовать то, что у нее в голове. Давай, Мари. Задавай ему вопросы. Ты имеешь право знать.
СФИНКС. Да, вопросы – это хорошо. Они помогаю отвлечься, пока Бог пожирает тебя.
ХУДОЖНИК. Прекрасно. Если ты хочешь что-то знать, спроси меня. Спрашивай меня, о чем угодно.
ДОЧЬ. Хорошо. Почему ты назвал меня Мари?
ХУДОЖНИК. Почему я назвал тебя Мари? Что за глупый вопрос.
ДОЧЬ. Ты сказал, что я могу спрашивать, о чем угодно. Я хочу знать, почему ты назвал меня Мари.
ХУДОЖНИК. Я назвал тебя Мари, потому что мне всегда нравилось имя Мари. Это преступление?
ДОЧЬ. Но Мари – имя твоей жены. Почему ты выбрал для ребенка своей любовницы имя женщины, на которой женился?
ХУДОЖНИК. Ты – моя дочь. Почему мне не назвать тебя в полном соответствии с моими желаниями?
ДОЧЬ. Но ты не думаешь, что это оскорбительно для моей матери, давать ее ребенку имя женщины, ради которой ты ее бросил?
ХУДОЖНИК. Я ее не бросал, и она нисколько не оскорбилась.
ДОЧЬ. Откуда ты знаешь? Ты ее спрашивал?
ХУДОЖНИК. Если бы она сочла себя оскорбленной, тогда так бы мне и сказала.
ДОЧЬ. Иногда я чувствую, что я здесь совсем потерянная.
ХУДОЖНИК. Ты не потерянная.
СФИНКС. Все потерянные. Жизнь – лабиринт, и все потерянные. Ты просто должен делать все, что в твоих силах, чтобы наслаждаться путешествием по этому лабиринту.
ПАДЧЕРИЦА. Пока ты не находишь Минотавра, который сжирает тебя.
ХУДОЖНИК. Ольга, пользы от твоих комментариев никакой.
СФИНКС. Однажды я спала с Минотавром.
ПАДЧЕРИЦА. Правда? И как он?
СФИНКС. Большой и неуклюжий, а пахло от него хлевом.
ХУДОЖНИК. Пожалуйста, перестань обсуждать своих звериных любовников в присутствии моей дочери.
ПАДЧЕРИЦА. А как насчет меня?
ХУДОЖНИК. Я думаю, и тебе не следует обсуждать твоих звериных любовников.
ДОЧЬ. Перестань относиться ко мне, как к ребенку. Я – не ребенок.
ПАДЧЕРИЦА. Ты сосешь большой палец, когда спишь.
ДОЧЬ. Не сосу.
ПАДЧЕРИЦА. Откуда ты знаешь? Смотрела на себя, когда спишь?
ДОЧЬ. Нет. А ты смотрела?
ПАДЧЕРИЦА. Я часто смотрю на тебя, когда ты спишь. Пытаюсь собраться с духом и задушить тебя подушкой.
ДОЧЬ. Иногда я чувствую себя здесь совершенно чужой.
ПАДЧЕРИЦА. Не ты одна, принцесса.
ХУДОЖНИК. Чувствовать себя чужаком – обычное дело. Время от времени я чувствую то же самое.
СФИНКС. Все здесь чужаки. Но некоторые более чужие, чем остальные.
ДОЧЬ. Как ты можешь чувствовать себя чужаком в этом доме? Ты его построил.
ХУДОЖНИК. Я все больше и больше ощущаю себя в западне. Возможно, Бог чувствует то же самое, гуляя по своему саду. Созданное им стало его тюрьмой.
ПАДЧЕРИЦА. Это хорошо. Сравнить себя с Богом. Самомнение у тебя размером с Польшу.
СФИНКС. Я однажды спала с Польшей.
ДОЧЬ. Здесь я тоже чувствую себя в западне. Иногда не могу дышать.
ПАДЧЕРИЦА. Это чудо, что ты помнишь, как справлять малую нужду.
ХУДОЖНИК. Я думал, тебе здесь нравится.
ДОЧЬ. Мне здесь нравится. И мне нравится быть твоей дочерью. И я люблю Мари, которая была мне хорошей матерью. Я даже люблю Ольгу, хотя время от времени чувствую практически неконтролируемое желание свернуть ей шею голыми руками.
ПАДЧЕРИЦА. Премного тебе благодарна.
ХУДОЖНИК. Может, перестанете цапаться? Я этого терпеть не могу.
ДОЧЬ. Извини, папа. Я не хочу тебя огорчать. Всегда завидовала той радости, которую приносит тебе создание картин. Определенно с тобой ее разделить не может никто. Это секрет между тобой и твоим творчеством. Я всегда чувствую себя такой одинокой, наблюдая, как ты работаешь. Я словно исчезаю.
ПАДЧЕРИЦА. Видишь? Она тоже исчезает. А ее здесь и так по существу нет.
ХУДОЖНИК. Ты не исчезаешь. Никто не исчезает.
ДОЧЬ. Все исчезает, за исключением того, что ты рисуешь.
ХУДОЖНИК. Но часто я рисую тебя.
ДОЧЬ. Но ты не видишь меня. Ты рисуешь меня так, словно я исчезаю. Когда краска высыхает, меня уже нет.
ХУДОЖНИК. Я не понимаю, о чем ты.
ДОЧЬ. Знаю, что не понимаешь.
ПАДЧЕРИЦА. Я понимаю, о чем она.
СФИНКС. Я умираю с голода. Сыр у нас есть?
ХУДОЖНИК. Я не уделял тебе внимания?
ПАДЧЕРИЦА. Да.
ХУДОЖНИК. Я спрашиваю не тебя. Ее.
СФИНКС. И сосиску. Хочу большую, сочную сосиску.
ДОЧЬ. Ты уделял мне внимание. Я видела от тебя только хорошее.
ХУДОЖНИК. Тогда почему ты несчастна? Что я сделал?
ДОЧЬ. Речь не о том, что ты сделал или не сделал. Это так сложно объяснить. Если я и несчастна, это не имеет особого значения. Главное, чтобы был счастлив ты. Потому что, когда ты несчастен, никто не может быть счастливым.
ХУДОЖНИК. Тогда, возможно, мне лучше умереть и освободить вас всех от груза моего несчастья.
ПАДЧЕРИЦА. Кто за, поднимите руки.
ДОЧЬ. Этим несчастье заменится виной, а вина гораздо хуже. Можно перестать чувствовать себя несчастной, хотя бы на время, но чувство вины, если появилось, останется навсегда. Мне нравится быть девочкой на фотографиях, девочкой на твоих картинах. Но иногда я чувствую себя ненастоящей.
ХУДОЖНИК. Разумеется, ты настоящая. Ты в полной мере настоящая. Ты такая же настоящая, как и я.
ДОЧЬ. Бедный папа. Ты был так занят рисованием, что ничего не знаешь.
ПАДЧЕРИЦА. Мама съела большую сосиску вчера вечером.
СФИНКС. Никто не удосужился оставить мне сосиску.
ДОЧЬ. Я просто хочу понять ситуацию с моей матерью. Почему ты не говоришь со мной об этом?
ХУДОЖНИК. Случившееся с твоей матерью объяснить сложно. Не то, чтобы мы с ней не любили друг дружку. То, что произошло, не выразить словами. Большую часть того, что действительно имеет значение, словами не выразить.
ДОЧЬ. Но что ты ей сказал? Как ты ей сказал? Как получилось, что она отдала свою дочь другой женщине?
ХУДОЖНИК. Твоя мать, твоя настоящая мать, была очаровательной женщиной, жизнь в ней так и кипела. Она была очень красивой, очень… Импульсивной. Никто никогда не знал, что она скажет в следующий момент.
ЛЮБОВНИЦА (входит, молодая и красивая, в белом платье, с охапкой сорняков. Многими годами раньше). Страусы.
ХУДОЖНИК. Что?
(СФИНКС, ПАДЧЕРИЦА и ДОЧЬ наблюдают за сценой, которая разыгрывается в другом времени и пространстве).
ЛЮБОВНИЦА. Теперь ты рисуешь козлоногих юношей, которые преследуют страусов. Не понимаю, почему у кого-либо возникает желание рисовать страусов. Обнаженные женщины – это мне понятно, но страусы – это чересчур. Посмотри, что я нашла в проулке у мусорных баков. Старая фрау Обертюффер говорит, что это сорняки, но они красивые, и я хочу посадить их в саду. Кто вообще решает, что – сорняк, а что – нет? Что с тобой, Франц? Ты такой мрачный. Пытаешься решить, сколько пальцев у страуса? Лично мне кажется, что значения это не имеет, особенно для других страусов. Мне интересно, как страусы спариваются. Ты думаешь, они влюбляются? И как целуются, с этими клювами? Может, они просто щиплют друг дружку.
ХУДОЖНИК. Знаешь, Анна, меня кое-что действительно тревожит, и это не страусы. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.
ЛЮБОВНИЦА. Звучит зловеще. Речь пойдет о бобах? Не будем мы их есть, если ты не хочешь. Я думала, тебе нравятся бобы. Не волнуйся, что от них тебя пучит. Всех мужчин пучит, и они пускают газы.
ХУДОЖНИК. Нет Анна, дело не в газах.
ЛЮБОВНИЦА. Любопытно, страусы пускают газы? Вероятно, пускают. Они кажутся мне немного раздутыми, но, возможно, дело в перьях.
ХУДОЖНИК. Я встретил женщину.
ЛЮБОВНИЦА. Разумеется, встретил. Ты встречал тысячи женщин, и, по большей части, голых. Поэтому ты и стал художником, так? Обнаженные женщины и страусы.
ХУДОЖНИК. Я встретил женщину, на которой хочу жениться.
ЛЮБОВНИЦА. Ах! (Пауза). Это я?
ХУДОЖНИК. Нет.
(Пауза).
ЛЮБОВНИЦА. Что ж, как хорошо для тебя. И, предполагаю, для нее. Мы можем предположить, во всяком случае, на данный момент, что это хорошо для нее.
ХУДОЖНИК. Ты, похоже, не удивлена.
ЛЮБОВНИЦА. Я могу выглядеть удивленной, если тебе это нравится.
ХУДОЖНИК. Я не хочу, чтобы ты тревожилась о своем будущем.
ЛЮБОВНИЦА. Я не собиралась тревожиться о своем будущем. Но, возможно, мне не удастся подавить тревогу о судьбе нашего ребенка.
ХУДОЖНИК. Нашего ребенка?
ЛЮБОВНИЦА. Да.
ХУДОЖНИК. Ты беременна?
ЛЮБОВНИЦА. Да. Ты, с другой стороны, слишком занят, рисуя страусов и намереваясь жениться на ком-то еще.
ХУДОЖНИК. Ты в этом уверена?
ЛЮБОВНИЦА. Я надеюсь, это девочка. Всегда хотела маленькую девочку. В отличие от большой девочки. Рожать такую невероятно больно.
ХУДОЖНИК. Что ж, это все усложняет, так?
ЛЮБОВНИЦА. Хотя страусам удается откладывать огромные яйца. Не знаю, как они это делают. Полагаю, когда ребенок решает, что ему пора вылезать, он использует любое доступное отверстие.
ХУДОЖНИК. В этом случае я, разумеется, позабочусь о тебе. В смысле позабочусь о вас обеих.
ЛЮБОВНИЦА. Я уверена, что позаботишься. Всегда тебе полностью доверяла. Назови это безумием, но доверяла.
ХУДОЖНИК. Ты не расстроена, так?
ЛЮБОВНИЦА. А какой смысл расстраиваться? Я, конечно, могу расстроиться, если это абсолютно необходимо. Я могла бы выступать на сцене, знаешь ли. Все так говорили. С детства была прирожденной лгуньей. Но решила, проявив невероятную силу воли, всегда говорить только правду. С этого началось мое падение. Но идти против своей природы – это грех, который каждый, должен совершить, как минимум, дважды.
ХУДОЖНИК. Я надеюсь, мы навсегда останемся друзьями.
ЛЮБОВНИЦА. Да, я уверена, что твоей новой жене не терпится подружиться с матерью твоего ребенка. Как ее зовут? Подожди. Позволь догадаться. Я использую свои сверхъестественные способности. Гертруда. Ее зовут Гертруда, так?
ХУДОЖНИК. Ее зовут Мари.
ЛЮБОВНИЦА. Нет. Я точно знаю, она – Гертруда.
ХУДОЖНИК. Ее имя не Гертруда, а Мари.
ЛЮБОВНИЦА. Ты уверен? Потому что мои сверхъестественные способности в подобных вопросах подводят меня редко. Может, раньше ее звали Гертруда, но она поменяла имя. Тебе следует с этим разобраться. Я хочу сказать, если она солгала тебе с именем, с чем еще она могла солгать?
ХУДОЖНИК. Ее никогда не звали Гертруда. Только Мари. С самого рождения.
ЛЮБОВНИЦА. Не думаю, что знаю кого-нибудь по имени Мари.
ХУДОЖНИК. Склонен думать, вы не встречались.
ЛЮБОВНИЦА. Я знаю нескольких Гертруд. Гертруду с большим носом, Гертруду с толстым задом и Гертруду с большой лиловой бородавкой на нее. У нее есть большая лиловая бородавка на шее?
ХУДОЖНИК. У нее нигде нет большой лиловой бородавки.
ЛЮБОВНИЦА. Что ж, это говорит в ее пользу.
ХУДОЖНИК. Мне все это так неприятно.
ЛЮБОВНИЦА. Не грусти. Такое случается каждый день. Не со мной, конечно, но с кем-нибудь, я уверена.
ХУДОЖНИК. У нас всегда были такие счастливые отношения.
ЛЮБОВНИЦА. Были, это точно.
ХУДОЖНИК. Но я вполне успешен в своей работе, так что денег хватит на всех. За это нужно быть благодарным.
ЛЮБОВНИЦА. Да. Деньги – великий утешитель, когда нет ничего другого.
ХУДОЖНИК. Ты и представить себе не можешь, какое это облегчение, видеть, что ты не расстроена. Некоторые женщины могли бы устроить дикий скандал. Я очень ценю…
ЛЮБОВНИЦА. Знаешь, Франц, иногда по ночам я слышу, как кто-то играет на флейте.
ХУДОЖНИК. На флейте?
ЛЮБОВНИЦА. На чем-то таком, во что дуют, и звуки какие-то козлиные. А раз или два я точно видела, как кто-то заглядывал в окно моей спальни. Мужчина с мордой козла. Первым делом я подумала, что это ты, но ты в это время, похоже, прелюбодействовал с этой Гертрудой, у которой лиловая бородавка на шее, а значит, это был кто-то еще. Но выглядел он, как ты. И пахнул, как ты. Я чувствовала его запах через окно, такой он был сильный. От тебя тоже сильный запах, и очень характерный, ты это знаешь, Франц? Запах, который, теперь я это понимаю, в немалой степени напоминает козлиный. Во всяком случае того, кто есть траву.
ХУДОЖНИК. Ты расстроена. Я тебя расстроил. Мне очень жаль. Просто скажи мне, что я могу сделать. Если я что-то могу, сделаю. Только скажи, как мне сделать тебя счастливой, и я постараюсь.