56
Но, правда вполне может еще уж разом оно статься, что этакого рода более чем дилетантские рассуждения, конечно, мелочи, а главное – оно всегда именно в том, что это значится мы – действительно образованные люди, в самом доподлинно полноценном и светлом смысле этого слова.
И все остальные для нас сколь безнадежно же ничтожны, поскольку явно не было им дано денно и нощно искрить блестящею мыслью, да и, знамо дело, было как-никак, а нечто подобное им попросту никак ни к чему.
И вот до чего взвешенно и остроумно, как и более чем, беспечно записав праздных обывателей в тех самых единственно и впрямь нерадиво безмозглых зрителей великого технического прогресса, совсем невольно, затем и создашь из самого себя властелина хоть как-либо вполне вширь обозримой вселенной!
Ну а на самом-то деле весьма с виду наглядная разница в уровне интеллекта не столь и существенна.
А как раз потому у довольно различных групп населения она в значительной степени определяется, так или иначе, имеющимся культурным опытом, семейными традициями, образованием, наконец, нежели чем всякими абстрактными материями, начисто отвлеченными от буквально всех существующих в этом мире житейских реалий.
57
То есть, коли донельзя заострить внимание на этой вот важной теме…
Основное различие между интеллектуально развитыми и образованными людьми и всем прочим народонаселением пролегает в одной лишь области, куда разве что поболее углубленно повседневного восприятия первыми того самого так или иначе их окружающего мира.
А это, в свою очередь, вполне однозначно происходит именно за счет того в свое время полученного ими в тех еще чисто домашних условиях воспитания, а точно также и как-никак само собой затем уж последовавшего высшего образования.
А посему и дело тут абсолютно не в какой-либо вообще голубой крови – аристократизме духа.
То есть главное, на наш взгляд, различие между той чисто сегодняшней интеллигенцией и всем остальным малообразованным народонаселением (кроме учебы в университете) заключается лишь в том, что первых в отличие от вторых весьма старательно приучили, употребляя, пережевывать не одну грубую пищу физическую, но также и ту довольно острую пищу духовную.
58
Однако сама культура современного цивилизованного человека без того наиболее главного внутреннего наполнения, которое и вправду способно создать в нем одно принципиально взвешенное и продуманное воспитание, собственно, ведь является исключительно чем-либо во многом чисто же ярко внешним, довольно бы, надо сказать, легко шелушащимся лоском, следствием удобной и ласковой жизни.
Интеллектуальный труд сам по себе никого и уж явно не облагораживает, а единственное, чего вообще добавляет, так это апломба, морщин на лбу, кое в чем постепенно расширяет внутренний кругозор.
Однако вот разве что лишь в том самом случае, коли сам человек того всею душой именно что как следует, действительно жаждет.
59
Причем куда уж значительно большее разнообразие существующего рациона никак не указывает на столь безмерно весьма и весьма хоть сколько-то поболее существенную восприимчивость к тому, что никак не является сущей обыденностью этого совершенно ведь донельзя невзрачно серого бытия.
А только лишь откуда-то издали оно вполне сходу еще разом всерьез намекает на всестороннюю зрелость чьего-либо сознания в плане абсолютно верного и правильного понимания нисколько и близко никак не навязчивых свойств ласковых душевных удобств, а также и вообще, полноценно сладостного покоя и уюта.
Правда, само потребление человеком всего того, что может дать ему жизнь и природа, – процесс до чего однозначно, в принципе полностью уж на редкость естественный и простой.
И если у кого и впрямь тот еще аппетит значительно же утонченнее, то это ведь не повод видеть в самом себе свет ярких очей, ведущий весь этот мир к славному грядущему изумительно наилучшего для всех и каждого одинаково лучезарного общечеловеческого блага.
Поскольку оно ни на каком таком дереве в том самом райском саду уж явно никак не растет, а скорее наоборот, вольно изменяя генную структуру можно как есть, затем отрастить у себя чего-либо новое, причем нечто такое, чего ранее у наших предков никогда вот доселе попросту не было…
Да только если у кого-то душа вся в белом, а принципы попросту никак сколь плотоядно вовсе не приемлют всякого существования донельзя склизкого прошлого бытия, а особенно в том его на редкость откровенно отсталом и самом-то неприглядном его виде…
То ведь соответственно сему, почему бы это кое-кому было разом тогда не начать сходу переделывать природу вещей, придав ей, куда и впрямь поболее удобный и легко усвояемый вид?
Однако нечто подобное точно уж не окажется производным вольного полета светлой мысли, а прежде всего, куда поболее ярким ответвлением точно того сущего невежества, что уж и присутствует в пустых головах простых и крайне никчемных обывателей.
Они ведь в своем большинстве попросту этак явно не получили хоть сколько-то должного развития своего интеллекта.
А если кто-то нечто подобное вполне сполна получил, то только лишь это никак уж не сделает из него жреца великих знаний.
Раз та и впрямь безупречно наглядная достижимость для кое-кого тех на редкость изысканных задушевных благ, что удивительно малодоступны довольно многим обычным людям, (и совсем не в силу темноты их пока никак еще неразвитого интеллекта) явно не подразумевает чьей-либо настоящей духовной возвышенности над чудовищно гиблым болотом мерзкой житейской суеты.
60
И попросту люди той еще донельзя маленькой и никак нисколько не воспитанной большим искусством души вовсе не будут в состоянии увидеть весь этот мир через призму сколь утонченно-сладостного его преображения в некие те иллюзорно светлые приторно и радостно ласковые тона.
Ну а те, кто, надрываясь всею душой, так и расхваливают мир возвышенной фантазии, как правило, обитают в трясине именно той собственной уж чисто своей весьма ведь одутловато восторженной чувственности, а вокруг них может быть и полнейшее и широчайше-серое безличное безлюдье.
Поскольку то полностью необразованное простонародье живет чисто сегодняшними своими заботами и хлопотами и всякие думы о некоем далеком завтрашнем дне его сознание явно не задевают и нисколько никак не затрагивают.
И прежде всего, это так, собственно, как раз оттого, что совершенно толком необразованная людская масса в тех как-никак, а иногда чисто вскользь ею почитываемых книгах вполне же всерьез способна охватить один лишь яркий занимательный сюжет, но и близко ведь не всю красоту и величие того еще самого изначального авторского замысла.
Да и, как правило, ее интересы далее легкой и развлекательной литературы и близко при этом никак не идут.
Ну а происходит это только лишь оттого, что обыватели попросту не готовы к тому рьяно и невозмутимо сознательному усвоению чего-либо что им и будет весьма вот неотъемлемо нужно именно для того, чтобы весьма вот полноценнее, затем и идти путем дальнейшего развития всей своей крайне невежественной личности.
А они между тем ни к чему подобному пока и близко-то явно не приспособлены.
И ведь сколь до чего неразрывно это связано как раз-таки с теми безупречно обыденными факторами столь и впрямь недалекого и безыдейно-житейского существования.
61
А впрочем, речь тут идет далеко не обо всех, а только лишь о подавляющем большинстве синих воротничков.
Ну а те, кто зарабатывает себе на жизнь ИСТИННО ВЕЛИКИМ интеллектуальным трудом от них не столь уж далеко ведь ушли.
И вся разница именно в том, что эти люди, еще изначально попали в довольно-то удачные условия, или им явно хватило сил вырваться из их мещанской среды, но это почти всегда большая удача, запас здоровья, нерастраченных в вечных домашних склоках нервов, а не какая-либо безупречно, как есть голубая кровь.
Да только кое-кто из доблестных представителей великой аристократии духа зачастую как раз в том неотъемлемо и здраво на редкость полностью же убежден…
И они и впрямь всею душой в то еще сколь вот искренне верят, а кроме того, их так и переполняет сугубо внутренняя убежденность, что тем или иным изначальным первоисточником их высокой духовности, как и «цвета крови» неизменно являются именно те сотканные из красивых чувств фолианты великоидейной высокохудожественной литературы.
62
Да только между тем данное их суждение не иначе, а абсолютная дичайшая чушь, поскольку дети, словно маленькие обезьянки, во всем берут пример со своих родителей, а нечто остальное для них донельзя аморфно и никак не является неким тем по-настоящему живым образчиком для буквально всяческого их полноценно чувственного внутреннего анализа.
А потому и из всего того вышесказанного сама собою весьма ведь навязчиво проблескивает совершенно же неутешительно горькая истина.
И попросту ясно, как божий день, что нами и впрямь безумно любимая литература может быть одним лишь дополнительным наглядным пособием, стимулом, но никак не светочем наивысших форм разума во тьме тяжких душевных скитаний.
Ну а кроме остального прочего, книги и близко уж не приучают человека к здравым, светлым и высоким мыслям, поскольку это нисколько не то, ради чего были они кем-либо некогда задуманы, да и всецело вот разом вполне так и предназначены.
А только и было им до чего всегдашне свойственно лишь иногда и как-никак исключительно ненадолго сходу, ведь приоткрывать перед человеком весь этот необъятный мир глазами других людей, и именно в том и есть вся их наиболее основная задача.
63
Ну а тот донельзя умиленно-нежный и строго утилитарный подход к книгам неизменно же берет свое начало как раз с того самого весьма же вздорного применения художественной литературы во имя ярого самовозвышения всей той удивительно восторженной своей личности над прочими другими…
Причем осуществляется это именно что посредством до чего еще необъятного чтения великого множества довольно-то различных авторов, хотя еще два (без малого) тысячелетия назад великий римский философ Сенека явно предупреждал против подобного всепоглощающего подхода к любой и всяческой литературе.
И вот они его вполне и поныне действительно актуальные и разумные слова:
«Большая библиотека скорее рассеивает, чем получает читателя. Гораздо лучше ограничиться несколькими авторами, чем необдуманно читать многих».
64
И это только поэтому некоторые чрезмерно зачитавшиеся литературой личности от того безмерного всеобилия полученных ими чувственных впечатлений и полного, кстати, затем последующего растворения в мире светлого художественного вымысла, собственно, и стали смотреть на всю ту невзрачно окружающую их реальность разве что лишь через те большие розовые очки.
Да и вообще мир обычных полностью как есть, безыдейных вещей их при этом явно интересует весьма и весьма уж довольно-то относительно мало.
И главное нечто подобное оно никак не иначе, а как раз потому, что там слишком многое, видите ли, сколь излишне так необычайно же серо и невзрачно по сравнению со столь очаровательно и красочно надуманным миром чьих-либо на редкость до чего необычайно возвышенно-светлых фантазий.
А книги уж между тем надо бы всем своим сердцем любить именно за душу их авторов, а никак не за то, что представляют они из себя то самое чисто ведь потрясающе изысканное блюдо, поданное в роскошном ресторане под весьма славным названием «Душевная благодать».
Да только тут все дело не только в благостном, умственном, а еще точно также и сладостном усвоении книг, которое куда скорее увязано с одним лишь самым насущным процессом пищеварения (хотя и в изумительно духовном смысле), чем с неким доподлинно задушевным подъемом над всеми теми глубочайшими же низинами плотского мещанства.
65
А оно-то, кстати, и приводит к мыслям о своей и впрямь-то незатейливо великой значительности по сравнению с, тем ничего и близко не значащим песком эпохи, раз и навсегда текущим в одном и том, долгими веками именно что принципиально неизменном направлении от самого рождения к старости и смерти.
А между тем столь откровенно плоское, как блин, видение мира, безусловно, так совсем уж попросту недопустимо.
Поскольку всякое самовозвышение над серою толпой, глубоко аморально, а в особенности, когда на свой Олимп кому-то вот никак не пришлось и вправду же взбираться с большим рюкзаком горя за спиной, не раз при этом, рискуя свернуть себе до чего только хлипкую шею.
В то время как, то самое крайне заносчивое отношение к обывателям со стороны человека всю жизнь, прожившего на всем готовом непременно ведь будет собой обозначать одно лишь донельзя ярое и сколь кичливое чванство.
66
И главное зачастую подобные люди более всего думают разве что о своем личном удовольствии, которое им именно так попросту вот обязана предоставить жизнь, а не о каком-либо, подчас нисколько неведомом им большом и широком общественном благе.
А впрочем, надо бы прямо признать, что делают они это совсем не от того, как есть невероятно великого всепоглощающего эгоизма.
Нет, скорее уж оттого, что этакие бравые сыны книжной премудрости попросту как есть, до чего искренне подчас считают людей обыденных совершенно ни в чем недостойными какой-либо вящей заботы об всяческих их мелких, житейских интересах.
Зато до чего безумно они с теми так и переполненными слезами очами весьма глубокомысленно раболепствуют пред высокими идеалами, идеями, навскидку и вправду способными поднять всю легендарную людскую массу на искрометно яростную борьбу как-никак уж вовсе неизвестно за что, но зато и впрямь более чем утопически-иллюзорно благородное…
67
Да вот уж, однако, коли филантропы благих идей, и устроят после того на редкость удачного захвата светской власти и престола Господа Бога некое подобие рая, то лишь с тем бросово дешевым и довольно малопитательным рационом для тех наспех облагороженных ими, чисто так формально приподнятых разом с колен серых масс.
Правда, зато он будет доступен для всех и во всем – явно же считай, что полностью забесплатно!
Однако само вот отсутствие денег в данном случае может объясняться одним лишь тем, до чего еще истинно подневольным и тяжким трудом полностью отныне совсем бесправных рабов.
Причем весь тот мелкий и ничтожный люд при подобных славных делах неизменно может, в том числе и оказаться, чем это только той или иной «великой душе» отныне-то будет угодно, а в том числе, и пищей для привилегированной расы или, тем паче, для самих-то презренно жалких себя.
Но это лишь в том самом крайне так донельзя прискорбном нацистском случае, ну а при всем том исключительно же безнадежно переразвитом социализме вполне конкретной реальностью неизбежно, в конце концов, явно бы оказалось именно то, о чем написал в своей книге «Час Быка» Иван Ефремов:
«Виды убийства многообразны. Убивают несоответствием выполняемой работы и условий, в которых она проводится. Отравляют отходами производств и моющими химикатами реки и почвенные воды; несовершенными, скороспелыми лекарствами; инсектицидами; фальсифицированной удешевленной пищей. Убивают разрушением природы, без которой не может жить человек, убивают постройками городов и заводов в местах, вредных для жилья, в неподходящем климате; шумом, никем и ничем не ограничиваемым».
68
И собственно, хоть как-либо веско взвесить и определить, чем ведь именно это все, и вправду могло же до чего еще вскоре так оказаться только лишь затем и чревато…
Ну, а тем более, нисколько не прикрывая при этом личины, вполне открыто протестовать довольно-то мало, кто когда-либо и впрямь столь опрометчиво на самом вот деле хоть как-то отваживался.
И как минимум отчасти это происходит как раз оттого, что художественные книги сколь изумительно и всемогуще чисто этак волшебно же создавали, а впрочем, и теперь по-прежнему создают весьма удобную всяческим недалеким умам иллюзию самого немыслимого райского блаженства, уводя человека от буквально любых реально существующих в этой жизни обыденных ситуаций.
А потому и послужат они тем еще более чем безупречно удобным погостом для абсолютно вот всяческого духовного идолопоклонства, а в особенности для тех, кто на редкость, истово на них молится, а не вдыхает всею своей душой аромат чужих мыслей и многогранно светлых чувств.
69
А между тем как раз это и порождает доподлинно благодатную ответную реакцию, и вовсе не в виде некоего того, до чего же утробного удовольствия от того более чем хорошо и впрямь изысканно переваренного внутри души красивого слога.
Причем у кое-кого, сколь явно и впрямь излишне ярчайше просветленного всеми теми на редкость блекло отображающими действительность книжными реалиями, порою бывает столько задушевного пламени в очах, что и никаким прибором его никак не измеришь.
Да вот беда: когда надо бы действительно с кем-либо довольно-то вполне всерьез повоевать, а в том числе и в чисто социальном плане, они почему-то сразу так незамедлительно стушевываются, и бравады от них и близко тогда нисколько не жди.
И разве дело тут именно в той жалкой же трусости?
Нет, в одной лишь той подчас исключительно ведь излишне изысканной и вездесущей чистоплотности в сочетании с тем еще бездумным самолюбованием в кривом зеркале мира возвышенной и праздной литературы.
Причем то, что нечто подобное доподлинно так верно и подобным образом тому и должно вообще, собственно, быть, тут никто и близко даже не спорит, да только тому надо бы уделять самое большее 55% своего личного времени, а не те 75%.
Потому как нечто подобное никак и близко не то, к чему еще, непременно, ведь следует всею душой и впрямь-то до чего непримиримо стремиться.
Да, кстати, и в сугубо мирной, не то, чтобы действительно как есть неизменно бесконфликтной жизни тоже подчас явно приметна чья-то более чем откровенно определенная тенденция прижаться бы к власти, да поплотнее, что, безусловно, изобилует самым немалым числом компромиссов или полукомпромиссов буквально-то со всякой на этом-то свете общественной этикой и моралью.
Причем касается – это практически так всего, что хоть как-либо вообще может в действительности угрожать чьему-либо душевному спокойствию, а тем более и вполне, как всегда, более чем невозмутимо-безмятежному материальному благополучию.
70
А откуда-то отсюда, и появляется та необычайно рьяная готовность к чисто бессловесному попранию, каких угодно принципов совести, дабы иметь искренне многими слепо обожаемую возможность довольно-то тихо уйти в свой иллюзорный мирок, в котором нет, как нет никаких бурь, а одна тишь да гладь, а вокруг хоть трава не расти.
И вот уж как это исключительно так ярко описывает Иван Ефремов в его изумительно гениальном литературном творении – романе «Час Быка»:
«Ученые владыкам помогали во всем: изобретая страшное оружие, яды, фальсификаты пищи и развлечений, путая народ хитрыми словами, искажая правду. Отсюда укрепившаяся в народе ненависть и недоверие к ученым, стремление оскорбить, избить, а то и просто убивать „джи“ как прислужников угнетателей».
71
И то, что описал в своей книге Иван Ефремов, и есть то самое и впрямь сколь неотъемлемое диалектическое развитие всякой той всепланетной диктатуры, и как бы она в дальнейшем себя ни называла, это одни лишь зачастую во многом весьма малосущественные детали.
Ну а сама как она есть наиболее главная ее изначальная суть, всенепременно уж явно затем и окажется одним лишь и только ведь мелким проявлением отдельных свойств характера данной власти, и существовать они будут именно что лишь разве что на тех самых первых порах.
Причем уж после донельзя бесповоротного укрепления престола новоявленного и всесильного диктатора вся разница, в конце концов, еще неминуемо себя вскоре бы исчерпала, а если и не сразу, то это непременно бы случилось некогда так потом со временем, пусть даже и крайне поэтапно и несколько вот вынужденно, но окончательно.
72
Ну а столь многозначительно веской первопричиной укоренения тех еще новых норм общественного бытия вполне полноправно должен был стать именно тот высокоидейный идеализм, что неизменно был не в меру сладостно прекраснодушен и чисто ведь абстрактно сколь сердобольно прискорбен по поводу тех до чего нескончаемых (от века) страданий людских масс.