Я легко ориентировалась в доме Кингов и, уверенно поднявшись на второй этаж, пошла в сторону ванной, присоединенной к комнате старшей дочери миссис Кинг – Инессы. Я подумала: а приехала ли она на такое торжественное мероприятие? Я ее в тот вечер не видела, но было бы странно, если бы сестра не почтила брата своим присутствием в столь важный и памятный день. В туалете я ненадолго остановилась у зеркала, а потом, стянув с себя утягивающее белье, пописала.
На выходе мне послышались мужские голоса. Кто-то приглушенно, но с отчаянной злостью спорил. Я остановилась возле картины в тяжелой раме, которую видела много раз. На ней было запечатлено семейство Кингов. Миссис Кинг позировала в платье буйно-красного цвета, у ее ног сидел маленький Шайа с плюшевым мишкой в руках, с круглыми детскими щечками и пышной шевелюрой – голова увита кудрявыми локонами.
Каждый день, проходя по пустым коридорам второго этажа, я видела эту картину. И теперь, прислушиваясь к разговору, доносившемуся из распахнутой двери ближайшей ко мне комнаты, я беспокойно озиралась по сторонам – вдруг кто-нибудь решит пройти мимо. Притаившись за углом, я прислушалась. Коридоры были пусты, внизу слышались приглушенные голоса и слабые отзвуки музыки. Удивительно, но при всем изобилии народа, собравшегося в доме, на втором этаже царила тишина.
У меня свело живот от напряжения. Я всегда думала, что этот особняк чересчур пуст. Шаги отзывались эхом от полированных деревянных полов (миссис Кинг любила при случае упомянуть, что они сохранились здесь с 1860 года) и высокого потолка с подлинной лепниной на кремовых стенах. Миссис Кинг очень гордилась своим домом. Она в подробностях описывала витражи на чердачных окнах, испытывая куда большую гордость, чем в те редкие минуты, когда ей выпадал случай поговорить о единственном сыне с его кругосветными «похождениями».
Мне стало скучно тут стоять, захотелось вернуться и отыскать Джо, хоть она и действовала мне на нервы своими разговорами про этого Лори.
Но едва я сделала шаг, чтобы уйти, как вдруг до меня донесся знакомый голос.
– Ты ничего об этом не знаешь!
Это низким голосом воскликнул Шайа. Я двинулась вперед, осторожно переставляя ноги.
– Не знаю? – Раскатистый бас разнесся по гулкому коридору. Какой-то предмет упал на пол и со звоном разбился.
– Ты ничего не смыслишь, сопляк! Думаешь, накормил одну вшивую деревушку и теперь знаешь о жизни всё? Детские забавы. Хорошенькое…
Голос вдруг оборвался, и миссис Кинг вставила что-то неразборчивое.
Мне никогда не приходилось встречаться с мистером Кингом в его доме. Я лишь раз услышала его голос, когда он позвонил по домашнему телефону, чтобы поговорить с женой. Такого зычного баса я никогда прежде не слыхала.
– Ну что, счастлив? Ты ясно выразился. Ты не считаешь меня членом семьи! – воскликнул Шайа.
Мне вдруг захотелось узнать, там ли сейчас Белл Гардинер. Меня тянуло в те места, где разворачиваются скандалы, ничего с этим не могла поделать. Частенько я специально оказывалась в гуще событий, однако в ту ночь, честное слово, ничего подобного не замышляла. У меня были свои дела: я пошла в туалет, мне хотелось поскорее забыть о существовании Белл, и лишь по воле случая я оказалась в том месте, где происходил этот спор.
Странно, но, слушая, как мистер Кинг ругает своего сына, я не испытала приятного возбуждения. Я почувствовала, как поднялись волоски у меня на руках. Спина непроизвольно выпрямилась.
– Ты не заслуживаешь привилегии быть частью этой семьи! – не унимался мистер Кинг. – Ты – мой единственный сын, единственный, кто мог бы передать дальше нашу фамилию, и посмотри, во что ты превратился!
Мне показалось, что всхлипнула женщина.
Может, Белл Гардинер? – подумала я и придвинулась чуточку ближе.
Я перевела дух и сделала еще шажочек к двери. Мне никогда раньше не доводилось бывать в этой комнате, но я знала, что здесь находится кабинет мистера Кинга. Как-то раз я проходила мимо, и дверь была приоткрыта, но единственное, что я запомнила, – большой стол в центре комнаты. Теперь, притаившись, я разглядела, что в помещении находятся трое.
Шайа стоял ближе всех к двери спиной ко мне. Напротив него возвышался мистер Кинг, человек, не уступающий ростом Ридеру. Кожа у него была более густого коричневого оттенка, чем у Шайи, и в отличие от сына – темные глаза, но меня все равно поразило их сходство.
Мистер Кинг подошел ближе к Шайи, тот полуобернулся и оказался ко мне в профиль. На лице – неприязненная гримаса, глаза прищурены, на губах – кривая усмешка. Полы рубашки вылезли из-под пояса брюк.
– Давным-давно пора было выкинуть из головы все это ребячество, – заговорил мистер Кинг, снова переходя на крик.
Шайа развернулся к матери и взглянул теперь на нее.
– Ребячество? – Он ущипнул себя за переносицу и принялся нервно вышагивать по ковру. – Я делаю то, во что свято верю! Да ты вообще представляешь, скольким людям я помог? Скольких я накормил, научил читать – и после всего этого ты по-прежнему называешь меня ребенком?
Звонок телефона в повисшей тишине показался пронзительно громким. Он звонил и звонил, пока у мистера Кинга не лопнуло терпение.
– Я должен ответить.
Раздался звук шагов, отразившихся эхом в коридоре – этот звук прошел сквозь меня.
– Кто б сомневался, – бросил Шайа, но отец никак не отреагировал.
У меня все сжалось в груди, и мне вспомнилась наша с Шайей первая встреча. Мы как раз только переехали в Луизиану из центра Техаса, и я прогуливалась в одиночестве по Французскому кварталу. Сестренки с тетей Ханной зашли в кафе, чтобы поесть замороженного йогурта, а мне захотелось немного побродить одной. Я еще никогда не бывала во Французском квартале, и когда стало ясно, что нас переводят в Луизиану, это место меня интересовало больше всего.
После всего, что случилось в десятом классе, мне хотелось уехать из Техаса. И когда отец, не зная, как мы воспримем эту новость, усадил нас и сообщил о переезде, я обрадовалась. Мне хотелось поскорее сбежать от придурков, которые без конца надо мной издевались. Джо закатила истерику, Бэт улыбнулась, а Эми было без разницы.
В то лето я придумала себя заново. Покрасила волосы в темный каштан, отрезала челку, научилась накладывать макияж и взяла новый старт.
Я гуляла по мощеным улочкам под палящими лучами солнца. Плечи у меня обгорели минут за двадцать. Я двигалась без какой-либо цели и направления, просто желая осмотреться. На улице Декатур приятно пахло выпечкой, и ноги привели меня к кондитерской, где продавалось креольское пралине.
Дом, в котором размещалась кондитерская, оказался на редкость красив: элегантный фасад в духе Нового Орлеана, на окнах – кружевная окантовка из резных медных пластин. Пройти мимо и не заглянуть было попросту невозможно. От вкусного запаха у меня потекли слюнки. Мне было очень жарко. Как выяснилось, я была не единственным человеком, кто оказался на улице в такой день. В просторном зале столпилась очередь, и я пристроилась к ней, оказавшись примерно двадцатой по счету. Кондиционер, включенный на полную мощность, громко гудел под потолком.