Сестры ночи - читать онлайн

Роуз

Сильви сдвинула штору, которую они повесили на бельевую веревку у дома, и вышла на сцену.

– Леди и джентльмены, добро пожаловать в единственный и неповторимый «Знаменитый куриный цирк Лондона»!

Она опустила иглу на пластинку в граммофоне, и заиграла песня «Sh-Boom, Sh-Boom». Сильви начала покачиваться взад-вперед, и ее светлые кудряшки в такт подпрыгивали, закрепленные простыми белыми заколками. Перед представлением она накручивала их на бигуди, чтобы быть похожей на актрису Дорис Дэй.

Роуз вытерла пот со лба и отдернула штору, за которой скрывались зрители: мама с папой, дядя Фентон, любитель рыбной ловли Билл Новак, скромная пара молодоженов, направлявшаяся в Новую Шотландию на медовый месяц, и семья из Нью-Джерси – родители с двумя детьми, мальчиком и девочкой, они ехали отдыхать с палатками в Мэн. Сестры выступали и для более многочисленной публики, но сегодня тоже было неплохо, тем более для четверга. Вот завтра и в субботу, когда в мотеле полно постояльцев, зрителей будет много. Папа считал, что каждое выступление важно, даже если на тебя смотрит всего один человек.

– Никогда не знаешь, кем окажется твой единственный зритель, – говорил он девочкам. – Может, он искатель талантов. Или журналист. Может, у него сотня друзей и, вернувшись домой, он всем расскажет про мотель и про ваше выступление. – Папа сидел в первом ряду, наклонившись вперед, и внимательно смотрел на них своим здоровым глазом, а другим щурился – второй глаз различал только силуэты. На нем была рубашка с закатанными рукавами, в кармане лежали пачка «Лаки Страйк», ручка, карандаш и маленький блокнот.

Роуз считала папу самым красивым мужчиной в мире. Сильви говорила, что он вылитый Кэри Грант, о котором она любила читать в газетах и журналах, оставленных жильцами. Она выпросила у папы подписку на «Лайф» и штудировала журнал, который каждую неделю присылали почтой, от корки до корки. На этой неделе писали про «Парней и куколок – новый фильм с Фрэнком Синатрой и Марлоном Брандо в главных ролях.

Если его будут показывать в Лондоне – и если мама и папа разрешат, – Сильви уговорит дядю Фентона сводить ее в субботу на дневной сеанс. Фентон тоже любил кино и часто ходил в кинотеатр. После сеанса они с Сильви долго и оживленно обсуждали режиссеров и актеров, а порой он подробно, сцена за сценой, пересказывал ей фильмы, которые родители запрещали смотреть. Это Фентон подал ей идею завести альбом для вырезок, и Сильви часами листала журналы и газеты, вырезала снимки любимых звезд и вклеивала в альбом. А еще она составляла списки фильмов, которые она уже видела и которые хотела посмотреть, и даже придумывала идеи для собственного кино.

Изредка Роуз тоже разрешали пойти с ними, однако чаще родители говорили, что она еще маленькая, и Роуз оставалась помогать маме по дому. Честно говоря, Роуз была не против. Иногда мама рассказывала, как она встретила папу, и эта история была как в кино.

Роуз нравилось представлять родителей на большом экране. Папин самолет сбили, и вот он лежит в английском госпитале, раненный и падший духом, но по-прежнему красивый, а мама, похожая на ангела в наглаженном белом халате, меняет повязку на его больном глазу.

– Я уже был в отчаянии, – рассказывал он девочкам свою версию, когда они просили. – Не хотел возвращаться домой и доживать остаток жизни полуслепым фермером. И тут я встретил ее. Я никогда не видел никого красивее вашей мамы Шарлотты.

При этих словах Роуз улыбалась, представляя, как мама, молодая и хорошенькая, появляется в фильме, и наступает переломный момент. Когда он так говорил, Роуз воображала, что в джунглях, у самого края водопада, папа находит единственную в своем роде орхидею, осторожно выкапывает ее, пересаживает в горшок и приносит домой, надеясь, что при нем она будет пышно цвести.

– Я спросил маму, откуда она. Она ответила: «Местная, из Лондона». А я рассмеялся и сказал: «Не поверишь, я тоже».

– Очень романтично, – говорила Сильви. – Парень из Лондона встречает девушку из Лондона. Это судьба.

«Жизнь была бы сном, покажи я тебе рай», – звучала песня на переносном граммофоне, который Сильви взяла из спальни.

– Встречайте мисс Матильду, звезду нашего шоу! – Сильви вывела на сцену толстенькую курицу породы род-айланд, подманивая ее изюмом. Матильда шла за Сильви к деревянной постройке, которую они соорудили из двух бревен в метре друг от друга. К каждому бревну вела лесенка, сверху был настил. Настоящий смертельный номер, только в цирке используют натянутую проволоку, а у них была тоненькая деревяшка – им не удалось научить курицу ходить по веревке.

Подгоняемая Сильви, Матильда залезла наверх по лестнице слева, прошла по жердочке к соседнему бревну, спустилась и клювом звякнула в колокольчик, который висел внизу.

Зрители радостно аплодировали. Сильви заставила Матильду поклониться, и аплодисменты зазвучали еще громче. Заколотые волосы Сильви растрепались и падали на глаза. Мальчик, сын постояльцев, сидел на самом краешке стула и зачарованно смотрел на Сильви. Сильви действовала на зрителей так же, как на цыплят: они не сводили с нее глаз, готовые выполнить любую просьбу.

Пусть сестра и была способна околдовывать кур и вообще всех вокруг, на Роуз Слейтер ее чары не действовали.

На Рождество дядя Фентон подарил Сильви книгу «Искусство и наука гипноза», и сестра внимательно прочитала ее, подчеркивая отдельные абзацы и делая пометки на полях. Фентон думал, что некоторые методы помогут ей в дрессировке птиц, однако Сильви не остановилась на курах и хотела испытывать свои навыки на Роуз.

– Следи за моим пальцем. Твои веки тяжелеют, ты засыпаешь. Я буду считать от десяти до одного, и когда я скажу «один», ты крепко уснешь, но будешь слышать все, что я говорю.

Ничего не выходило, Роуз лишь притворялась спящей. Она следила за пальцем Сильви, закрывала глаза, говорила и двигалась так, словно была в трансе. Роуз бормотала странные вещи, кудахтала, как цыпленок, делала все, что прикажет сестра. Ведь открыв глаза, она в любой момент может испортить игру, и окажется, что умница Сильви, красивая и изящная, просто так размахивала в воздухе своим дурацким пальцем.

Сама Роуз была полной противоположностью Сильви: крупная и неуклюжая, с темными волосами, которые вечно путались. На таких детях не задерживают взгляд, и Роуз короткой нескладной тенью пряталась за Сильви и показывала людям язык, если была уверена, что никто не заметит.

Пока Сильви и Матильда кланялись зрителям, Роуз готовила следующий номер с курицей породы плимутрок по имени Петуния: Роуз научила ее ездить на металлическом роликовом коньке, который она катила на веревочке. Лучше всего удался наряд – клетчатое платьице и шляпка-таблетка, приколотая к перьям.

– Вперед, девочка, – прошептала Роуз курице и погладила ее на удачу. Потом схватила из упаковки горсть изюма и под дребезг металлических колес вывезла Петунию на сцену.

Дядя Фентон одобрительно засвистел. На самом деле он приходился папе дальним родственником и был намного моложе – ему недавно исполнилось девятнадцать. Дядя Фентон был, как обычно, одет в синие рабочие брюки, массивные черные ботинки и заляпанную белую футболку, из закатанного рукава которой торчала пачка сигарет. В заднем кармане он всегда носил с собой какую-нибудь тоненькую книжку в мягкой обложке, купленную в магазине «Все по десять центов», – научно-фантастический или детективный роман, а иногда вестерн. Дядя Фентон занимался в мотеле мелким ремонтом и жил за их домом в трейлере, за который платил с папиной помощью. Если Фентон не был занят чтением, ремонтом или стрижкой газона, он собирал мотоцикл. Иногда девочки помогали ему, и дядя обещал прокатить их, когда мотоцикл будет на ходу – может, он даже приделает коляску, чтобы поехать втроем.

Теперь из клетки за занавесом выпустили большую черную курицу по имени Солнышко, и все три птицы стали танцевать под руководством девочек, которые направляли их с помощью изюма. Одетые в шляпки и шелковые шарфики, курицы неуклюже натыкались друг на друга.

– И в заключение, – объявила Сильви, – с помощью гипноза я усыплю всех трех кур. Я прошу полной тишины. Смотрите и изумляйтесь.

Роуз крепко держала Матильду и Петунию рядом. Сильви придерживала Солнышко левой рукой, а в правой у нее была белая палочка (Сильви называла ее «волшебной куриной палочкой»), которой она описывала круги перед птицами. Потом она стала чертить прямые линии перед каждой курицей. Те следили за нарисованными на земле линиями, постепенно расслабляясь и замирая на месте. По одной Сильви подняла куриц и положила на спину, и они так и лежали лапками кверху. Зрители восхищенно ахнули. Сильви ответила гордой улыбкой, а затем щелкнула пальцами и громко сказала: «Проснитесь!» – и курицы вскочили и побежали в разные стороны.

– Та-дам! – Сильви отвесила низкий поклон, все еще держа куриную палочку в правой руке.

Мама выдергивала нитку из края платья, не глядя на дочерей, зато папа с широкой улыбкой девочкам аплодировал, а дядя Фентон громко смеялся, хлопая себя по коленям. Молодожены вежливо поаплодировали и ушли в свой номер. Домохозяйка из Нью-Джерси взяла мужа за руку, а тот улыбнулся ей, как бы говоря: «Невероятно!» Их обручальные кольца блестели на солнце. Маленькая девочка сказала брату: «Надо завести кур, когда приедем домой»; их родители засмеялись.

– Отличное представление, дочки, – сказал папа. Он достал из кармана блокнот и что-то быстро записал. У папы всегда были отличные идеи: как заработать денег, расширить и улучшить мотель и вообще изменить мир.

– Пойду готовить ужин. – Мама с опаской глянула на курицу в руках Сильви. Мама не очень-то любила цыплят. Она считала их глупыми и грязными птицами и иногда пугала девочек, что от кур можно подцепить какую-нибудь палочку. Роуз не представляла, что мама имела в виду и при чем здесь вообще палочки.

– Сегодня у меня газетный вечер, – напомнила им мама. По четвергам после ужина девочки прибирали на кухне и сами укладывались спать, пока папа присматривал за мотелем. Мама уходила на собрание: вместе с другими членами женского клуба Лондона они выпускали еженедельную газету «Лондонский глашатай» с новостями, рецептами и объявлениями. Мама была редактором, и каждый четверг на собрании обсуждались идеи для следующего номера.

Сильви пошла к загону коровы Люси и разрешила детям постояльцев погладить Петунию, пока папа болтал и курил с их отцом. Они говорили о том, что здесь опять строят трассу и через Лондон вскоре пройдет магистраль от деревушки Уайт-Ривер-Джанкшн до самой канадской границы. Покачав головой, папа тихо сказал:

– Нашему городу от этого только проблемы. Люди перестанут ездить по десятому шоссе.

Мальчик, гладивший Петунию, подошел так близко, что почти касался сандалий Сильви носками своих кед. Он дотронулся до ее руки, и Сильви ответила улыбкой.

– Как ты это делаешь? – спросил мальчик. – Как гипнотизируешь кур?

– Нужно много практики, – ответила Сильви.

– А людей тоже можешь?

– Конечно. Я все время делаю так с сестрой.

– А меня загипнотизируешь? – Его глаза блестели.

– Не знаю, – сказала Сильви. – Может быть.

Младшая сестра мальчика протягивала руку сквозь деревянное ограждение, чтобы погладить Люси. К забору была прибита табличка, на которой папа написал:

«КОРОВА ЛЮСИ РОДИЛАСЬ ОСЕНЬЮ 1943 ГОДА. НА ЛЕВОМ БОКУ У НЕЕ ПЯТНО В ФОРМЕ ШТАТА ВЕРМОНТ».

Корова лизнула руку девочки своим огромным языком. Малышка засмеялась.

– Она родилась в один день с моей сестрой, 16 сентября 1943 года, – сказала Роуз. – Сильви и Люси прямо как близняшки. – Роуз погладила Люси по ее счастливому пятну, накрыв рукой весь Вермонт. – Папа говорит, когда родилась корова, у него было видение. Он увидел мотель, башню и загон Люси. Папа знал, что сюда приедут люди. И он не ошибался, ведь вы здесь.

– Это твой папа построил ту большую башню? – спросила девочка. Строение из камня и бетона было десять метров в высоту и четыре метра в ширину.

– Да, в год моего рождения, – ответила Роуз. – Он все делал сам: мешал цемент в тачке, таскал камни со склона горы.

– Это был подарок для нашей мамы, – объяснила Сильви. – Она англичанка, и чтобы она меньше скучала по дому, папа построил ей собственный лондонский Тауэр.

– Классное место. Поверить не могу, что вы здесь живете. У вас есть башня, бассейн и целый мотель.

– И Люси, – добавила Роуз.

– Какая мягкая, – сказала девочка, поглаживая корову.

– Вот бы жить тут и никуда не уезжать, – сказал ее брат.

– Знаю, – ответила Роуз. – Нам очень повезло.

– Однажды я уеду. – Сильви опустила Петунию на землю. Куры начали клевать что-то в земле. – Когда я вырасту, я уеду в Голливуд.

– В Голливуд? – усмехнулась Роуз. – Ты поедешь в Голливуд?

– Зачем? – спросил мальчик.

– Чтобы сниматься в кино, – ответила Сильви.

– Ты точно станешь звездой, – улыбнулся мальчик.

Над ними пролетела бабочка-монарх. Никто, кроме Роуз, ее не заметил. Бабочка запорхала над Сильви и аккуратно села ей на плечо.

Снова заметив на лице мальчика улыбку, Сильви рассмеялась.

– Ну разве не прелесть? – сказала она.

– Да, – ответил мальчик, глядя вовсе не на бабочку.

Роуз протянула к бабочке палец. «Иди ко мне», – мысленно приказывала она.

Бабочка не послушалась, и Роуз нетерпеливо схватила ее и оторвала тонкое крылышко.

– Роуз! Какая ты неосторожная! – прошипела Сильви. – Глянь, что ты наделала!

Сильви побежала к дому, бережно придерживая покалеченную бабочку, и стала звать маму.

Мальчик из Нью-Джерси с отвращением отвернулся, упустив возможность подружиться с Сильви – вряд ли ему выпадет еще один шанс. Он взял младшую сестру за руку и, несмотря на возражения – девочка хотела еще потрогать корову, – потащил ее к двенадцатому номеру. Роуз осталась наедине с Люси. Она погладила корову, накручивая на пальцы ее знакомую пыльную шерсть.

– Это неправда, – сказала Роуз Люси. Она не была неосторожной. Наоборот, она слишком осторожничала и переживала. Иногда переживала так сильно, что ее сердце было готово разорваться от боли.

Роуз

К следующему вечеру в мотеле были заняты все номера, кроме одного, двадцать восьмого, в самом конце нового здания.

Она сидела с мамой в конторском помещении. После ужина папа убежал по делам и до сих пор не вернулся. Когда Роуз спросила, куда он ушел, мама поджала губы.

– Просто ушел. Когда вернется, тогда и вернется.

Роуз не возражала. Ей было хорошо с мамой вдвоем. Иногда мама читала ей что-нибудь из газеты или рассказывала о своем детстве в Англии. Роуз представляла маму маленькой девочкой, серьезным опрятным ребенком. Наверняка она заведовала ремонтом кукол на своей улице и всегда хорошо себя вела.

Роуз устала, веки смыкались. Сетчатая дверь была закрыта, и в сетку бились майские жуки и мотыльки, будто говоря: «Написано, что есть свободные номера. Можно войти?»

Хотя давно пора было ложиться спать, мама разрешила Роуз посидеть с ней еще немного – вдруг приедут постояльцы? Роуз нравилось встречать сонных и уставших с дороги гостей. Она подавала им карточки регистрации и наблюдала за тем, как они вписывают свое имя, адрес, число проживающих в номере, модель и номер автомобиля. Всегда интересно узнавать, откуда кто приехал: из Стейтен-Айленда, штат Нью-Йорк, из Портеджа, штат Пенсильвания, а как-то раз даже была пожилая пара из городка Рождество, штат Флорида! Только представьте, город под названием Рождество!

Иногда постояльцы рассказывали, куда направляются: в Нью-Гэмпшир, Мэн, а то и в Канаду. Некоторые ехали к океану – Роуз видела его всего раз, когда мама и папа возили сестер в Хэмптон-Бич. Они поехали туда зимой, ведь нельзя бросать мотель летом, в самый разгар сезона. Сильви бегала туда-сюда по пляжу, собирая камешки, ракушки и обломки прибитых к берегу коряг, и все восхищалась красотой океана и привкусом соли на губах. Роуз дрожала: ей океан показался холодным, темным и бесконечным. Она представила, что на пляже полно отдыхающих, люди купаются и загорают, в воздухе пахнет хот-догами и яблоками в карамели, но лучше не стало. Почему-то воображение рисовало опустевшую сцену – школьная пьеса кончилась, все костюмы и декорации давно убрали.

Роуз нравились названия машин, на которых приезжали постояльцы: «дожд-коронет», «хадсон-хорнет», «студебеккер-старлайнер» – массивные стальные корпуса, блестящие радиаторные решетки, колеса, хрустящие по гравию подъездной дорожки. Эти колеса проехали сотни километров и побывали в таких местах, о которых Роуз могла только мечтать.

Папа говорил, что с каждым годом автомобили становятся все больше и быстрее. Однажды машины станут похожи на космические корабли, как в одном научно-фантастическом романе, что читал дядя Фентон. Можно будет домчать из Лондона, штат Вермонт, до Рождества, штат Флорида, меньше чем за час. Или вообще через весь океан в Лондон, который в Англии, где родилась мама.

По дороге мимо мотеля проехала машина; задние огни мелькнули вдалеке и скрылись за углом по направлению в центр города. Скоро они проедут мимо заправки «Тексако», универмага «Вулвортс», городской библиотеки и конгрегационалистской церкви. Впрочем, в такой поздний час все уже закрыто.

В последнее время вокруг только и говорили, что о новых федеральных трассах. Ее учительница мисс Маршалл рассказала, что президент Эйзенхауэр обещал построить хорошие широкие дороги, которые свяжут всю страну. Отличная идея (хотя папе она такое ни за что бы не сказала, он багровел от злости при упоминании автострад) – ведь здорово, если по одной дороге можно добраться на другой конец страны. По трассе, полной красивых автомобилей с урчащими двигателями, которые мчат так быстро, что едва разглядишь их колеса. Не совсем как космические корабли, но похоже.

Порой Роуз снились всякие механизмы. Автомобили и ракеты. Большие машины, которые строят трассы, бульдозеры и грейдеры, экскаваторы и катки. Во сне все они ехали сюда, копали землю, подрывали скалы, укладывали гладкий асфальт, по которому помчится транспорт. Они пыхтели и грохотали. Все ближе и ближе.

– Где твоя сестра? – спросила мама, и Роуз протерла глаза.

– В нашей комнате. У нее болит голова.

– Бедняга, – сказала мама, и Роуз с сочувствием кивнула.

– Может, это была не просто бабочка, – сказала Сильви сестре, когда после ужина они остались одни в своей комнате. Бабочка с одним крылом лежала на тумбочке Сильви.

– Как это?

– Забыла, о чем рассказывала Ома? – широко раскрыв глаза, спросила сестра.

Роуз покачала головой. Нет, она все помнила. Бабушкины истории до смерти перепугали Сильви, и с тех пор Ома делилась ими только с Роуз.

Бабушка навещала их в прошлом году. Они готовились к ее приезду несколько недель: наводили порядок в доме, поставили раскладушку в маминой комнате для шитья и с интересом расспрашивали маму о том, какая она, их бабушка из Англии, которую они никогда раньше не видели.

– Вот ваша бабушка, – представила ее мама, когда из папиной машины вылезла пожилая женщина. На плече у нее висела огромная лакированная сумка, а пальцы в белых перчатках были испачканы чем-то желтым.

Она внимательно рассмотрела девочек с ног до головы, повертела их, потрогала лица и волосы. Видимо, убедилась, что все в порядке, и расцеловала внучек в щеки.

– Зовите меня Ома, – сказала бабушка.

У нее был странный акцент. Мама потом объяснила, что Ома родом из Германии, но вышла замуж за англичанина.

– Почему она раньше не приезжала? – спросила Роуз.

– У бабушки очень много дел. Ома ненавидит летать, так что пересечь Атлантический океан для нее настоящий подвиг. Она приплыла на корабле.

Ома любила мятные леденцы, носила свитера, которые сама связала, и учила девочек готовить яблочный пирог.

Как-то утром Роуз проснулась со спутанными волосами. Ома поцокала языком и начала расчесывать внучку.

– Наверное, к тебе приходил оборотень.

– Это еще кто? – поинтересовалась Роуз.

– Разве мама не рассказывала вам про оборотней? – неодобрительно спросила Ома.

Роуз и Сильви покачали головой.

– Днем они обычные люди, а ночью превращаются в разных существ. В кошек, в птиц или бабочек.

– Это сказки. Ты все выдумываешь, – подала голос Сильви из своей кровати.

– Уверена? – Ома продолжала осторожно распутывать волосы Роуз.

– А они добрые?

– Иногда. Хотя, бывает, превращаются в страшных чудовищ с огромными зубами и когтями. Они приходят ночью, запутывают волосы, крадут дыхание. Надо быть осторожнее, иначе они проглотят тебя целиком.

Лучше бы Ома не рассказывала им про оборотней. Роуз-то не было страшно, а вот Сильви перепугалась так, что ей стали сниться кошмары.

Однажды утром, когда мама успокаивала дочь после очередного жуткого сна, Сильви пожаловалась на страшилки Омы. Сказала, что с тех пор во всех людях и животных ей чудятся оборотни.

– Это ведь все неправда, да, мам? – хлюпала Сильви.

Мама была в ярости.

– Хватит забивать детям голову, – прошипела она бабушке, жалея, что вообще ее пригласила. Девочек рано уложили спать, однако Роуз пробралась к лестнице, чтобы подслушать их ссору. На следующий день Ома уехала обратно в Англию.

Роуз злилась на маму за то, что та прогнала Ому, но больше всего она винила Сильви – не будь она такой трусишкой и ябедой, мама ничего бы и не узнала.

Ома присылала Роуз веселые письма из Англии, и мама всегда вскрывала их перед тем, как отдать Роуз. Бабушка собиралась связать Роуз свитер на Рождество и спрашивала, какой цвет ей больше нравится. Роуз попросила красный и написала в ответ бабушке, что очень скучает.

Однако свитер Роуз так и не получила. Незадолго до Рождества маме позвонила двоюродная сестра из Англии. Ома погибла в аварии.

Роуз была убита горем. Из всех взрослых только бабушке Роуз нравилась больше, чем ее сестра, только Ома считала Роуз особенной. Так нечестно.

Она часто вспоминала, как они гуляли в лесу за мотелем и как Ома рассказывала ей истории.

– Все здесь живое, Роуз, – говорила она, обнимая внучку. – Ты чувствуешь?

Роуз постоянно размышляла об этом: все вокруг живое, не только деревья и грибы в лесу, но и дороги, и здания, и машины. Моргая фарами в темноте, на подъездную дорожку въехал автомобиль. Может, папин «шеви бель-эйр»?.. Нет, машина была не та, да и двигатель звучал иначе.

– Похоже, сейчас займут последний свободный номер, – сказала мама, когда машина подъехала к конторе.

Мужчина вышел и потянулся. (Уставшие с дороги, гости всегда так делали.) Женщина со светлым платком на голове осталась сидеть внутри.

Теперь Роуз разглядела машину. «Нэш-рэмблер». Бродящий по дорогам[1]. «Бродящая Роза дикой красоты» – прямо как в песне Перри Комо. У родителей есть такая пластинка. Папа иногда напевал своей маленькой Бродящей Роуз эту песню.

Слегка шаркая, мужчина в белой мятой рубашке зашел в помещение и зажмурился от яркого света. Его глаза налились кровью от долгой поездки.

– Добрый вечер. Мы с женой хотели бы снять номер, – сказал он.

– Вам повезло, – ответила мама. – Остался всего один. Четыре доллара за ночь.

– Отлично.

Роуз подала ему карточку регистрации и вышла из-за стойки.

– Я пойду переверну табличку, мама.

– Умничка. А потом сразу спать.

– Есть, мэм. – Перед уходом Роуз сделала реверанс, потому что знала, что при гостях надо вести себя очень хорошо. Что бы ни случилось, они должны изображать идеальную семью, а Роуз – идеального ребенка.

«Побольше очарования, девочки, – всегда говорил папа. – Тогда гости всегда будут останавливаться у нас».

– Какая милая девочка, – сказал мужчина, заполняя карточку.

– Да, – ответила мама. – Хорошая девочка.

Хорошая девочка. Хорошая девочка. Хорошая девочка.

Роуз побежала вприпрыжку по подъездной дороге (она не ошиблась, это и правда был «рэмблер»), подошла к освещенной табличке и перевернула ее надписью «Мест нет». Стоя в круге света, она будто оказалась на сцене, а мотель «Тауэр» позади служил декорацией. Роуз потанцевала – Ома научила ее паре движений: скользишь, потом шаг, опять скользишь, затем пируэт и реверанс. Сильви собиралась уехать в Голливуд, чтобы стать звездой. «Но не я, – думала Роуз, танцуя. – Я останусь здесь навсегда».

Мистеру Альфреду Хичкоку

«Парамаунт пикчерс»

Голливуд, Калифорния

11 августа 1955

Уважаемый мистер Хичкок,

иногда бабочка – это не просто бабочка. Так говорила мне Ома.

Знаете, что самое страшное она рассказала?

Что можно быть чудовищем и даже не осознавать это.

Они похожи на нас.

Думают, что они – это мы.

Только на самом деле внутри у них прячется монстр.

Не знаю, как вам, а на мой взгляд, отличная идея для фильма.

Искренне ваша

Мисс Сильвия А. Слейтер

Мотель «Тауэр»

Шоссе 10, дом 328

Лондон, Вермонт

Роуз

Роуз опять снилось, как на нее напал темный бесформенный зверь и давит всем своим весом, пока Роуз не уменьшится до размеров куклы, а потом и вовсе не станет крошечной, как слеза. Она боролась изо всех сил, но ничего не могла сделать.

«Проснись, – сказала Роуз самой себе. – Просыпайся».

Она открыла глаза. Бабочка с оторванным крылом неслышно билась о стекло старой банки на тумбочке Сильви. С бешено стучащим сердцем Роуз наблюдала за ее усилиями в тусклых лучах рассвета и не могла вздохнуть.

Хотя Роуз была уверена, что не спит, тело не слушалось. В комнате стояла вонь, как от дикого зверя.

Рядом слышалось чье-то дыхание – резкое, гортанное, – но видно ничего не было.

Краем глаза Роуз заметила какое-то движение в темноте. Здесь точно что-то есть – что-то злобное, желающее причинить ей вред.

Роуз осмотрелась, однако ничего такого не заметила. Правда, стало как-то темнее, словно привычную комнату вывернули наизнанку.

Заливавший спальню лунный свет почему-то был зеленоватым. Как бы Роуз ни хотела закричать и позвать на помощь, она не вымолвила ни звука.

«Я что, умерла?»

Собравшись с силами, Роуз попробовала встать или хотя бы пошевелить мизинцем… Увы, двигаться могли только глаза.

Роуз хотела усилием мысли заставить сестру встать и помочь ей, но кровать Сильви была пуста. Одеяло сброшено, подушка примята.

Неужели явился оборотень и забрал Сильви?

Вот опять – свистящее дыхание, запах гнилого мяса и мокрой шерсти, который ощущался даже во рту. Какой-то низкий звук вроде рыка вибрацией прошел сквозь тело. Однако Роуз по-прежнему ничего не видела – чудище пряталось в темноте, может, под ее кроватью. Кто бы это ни был, у него наверняка полно острых зубов, и если Роуз заглянет ему в пасть, то увидит обрывки белой ночнушки сестры.

«Пожалуйста, – мысленно взмолилась Роуз. – Пожалуйста, уходи. Не трогай меня. Пожалуйста». Она вдруг вспомнила молитву, которую мама научила их произносить перед сном: «Ангелы, храните меня ночью и будите поутру».

И Роуз пошевелилась. В легкие вошел воздух. Противный животный запах рассеялся. Боясь заглянуть под кровать, Роуз выскочила из комнаты и помчалась по коридору к спальне родителей.

– Что такое? – спросила мама, щурясь от лунного света, проскользнувшего в комнату из коридора.

– Что-то приходило ко мне в комнату, – тяжело дыша, сказала Роуз. Окна были закрыты, шторы задернуты. В родительской спальне стоял затхлый запах, а еще здесь пахло папиными сигаретами и мамиными духами. Рабочая рубашка папы висела на стуле рукавами вниз, отчего в темноте стул казался живым – сейчас затопает по полу на своих четырех ножках.

– Опять летучая мышь? – Мама привстала, ее светлая ночная рубашка засветилась. Папа тоже заворчал. В начале весны к ним в комнату залетела летучая мышь, и папе пришлось выгонять ее метлой. Он посмотрел на часы – почти пять утра.

– Нет, не летучая мышь. Я… я не знаю, что это было.

«Чудовище. Чудовище из моих снов. Оборотень из рассказов Омы».

– Я его слышала, чувствовала запах, но не видела. Я не могла пошевелиться. По-моему… – Хватит ли ей смелости сказать это? – По-моему, оно схватило Сильви.

Папа усмехнулся.

– Тише, – успокаивала Роуз мама. – Теперь все хорошо.

– Марш в кровать, – сонным хриплым голосом сказал папа. – Еще слишком рано для твоих сказок.

Папа всегда говорил, что у Роуз богатое воображение, имея в виду, что она любит преувеличивать и выдумывать – а потом смотрит, сойдет ли это ей с рук.

– Не могу, – ответила Роуз. – Я же сказала, в моей комнате что-то было. И Сильви исчезла!

– Ничего там нет. – Папа перевернулся. – Тебе приснилось.

Роуз покачала головой. Она не была трусишкой вроде Сильви.

– Это не сон. Я не выдумываю. Все было наяву.

– Я уверена, что твоя сестра в постели.

– Ее там нет. Сильви схватил оборотень.

Мама с раздражением включила ночник.

– Оборотень? Сколько раз повторять: истории Омы – это просто сказки. – Она встала с кровати, накинула халат и пошла в комнату девочек. Уже через минуту мама вернулась и сказала: – Сильви спит себе в кровати. – Она сняла халат и залезла обратно в постель. – И нам всем тоже неплохо бы поспать. Иди к себе.

– Клянусь, ее там не было!

– Да что ж такое, – проворчал папа. – Пойду поставлю кофейник.

Он потопал в коридор – в полосатой пижаме, со взъерошенными волосами. «Осторожно, – хотела сказать Роуз ему вслед. – Оно все еще где-то там».

Роуз залезла в постель на папино нагретое место, прижалась к маме и положила голову ей на плечо.

– Бедная моя девочка, – вздохнула мама. – Ты и правда напугана. Зачем только бабушка забила вам голову этой ерундой?

На кухне потекла вода, папа включил старый деревянный радиоприемник и, подпевая, открыл новый холодильник.

Мама гладила ее по волосам, а Роуз вспоминала разговор с Омой.

– А мама знает про оборотней? Она в них верит?

– Верит, – улыбнулась Ома, – только ни за что не сознается. Некоторым, Роуз, проще сделать вид, что всяких ужасов не существует.

– Она умерла. – Сильви с грохотом поставила банку с бабочкой на столик перед Роуз.

Роуз сидела на диване, прижав подушку к груди. Тельце бабочки-монарха неподвижно лежало на листьях, постеленных на дно. Сквозь стекло, которое увеличивало крылья, можно было хорошо разглядеть черные прожилки на ярко-оранжевом фоне. Прямо как витражи в церкви. Роуз представила церковь из бабочек, где поклоняются превращению. Гусеницы, кокон, куколка, бабочка.

– Это ты убила ее. Ну, довольна? – Сильви сердито смотрела на Роуз, уперев руки в бока.

Роуз прикусила губу и еще сильнее прижала к себе подушку. Почему бабочка не выбрала ее, почему не села к ней на палец? Ома поняла бы, что расстроило Роуз.

– Я не хотела.

Сильви по-прежнему сверлила сестру взглядом.

– Как знать. Может, хотела, а сама того не осознавала.

– В этом нет никакого смысла. – Роуз подняла банку и заглянула внутрь. Вот бы бабочка зашевелилась и запорхала крыльями.

– Как и в убийстве бабочки.

Сильви села в папино кресло-качалку, не отводя глаз от Роуз.

– Где ты, кстати, была? – обвинительным тоном спросила Роуз, глядя на сестру сквозь стеклянную банку.

– Когда? – резко ответила Сильви. Из-за стекла и ярко-оранжевой бабочки ее лицо исказилось. Впервые в жизни Сильви выглядела не красавицей, а странным отвратительным существом, оранжевым чудищем.

– Сегодня утром, около пяти. – Роуз поставила банку обратно на столик. К Сильви вернулся ее прежний нормальный облик с аккуратно уложенными волосами. – Я проснулась, а тебя нет.

– Я никуда не уходила, Роуз. – На мгновение Сильви показалась встревоженной и даже перепуганной, но выражение ее лица быстро переменилось. Она смотрела на Роуз, как на сумасшедшую младшую сестренку. – Куда я могла подеваться?

– Тебя не было. А подушка…

Сильви подняла палец и стала водить им из стороны в сторону, как учили в книжке по гипнозу, а потом заговорила медленным и успокаивающим голосом:

– Следи за моим пальцем. Вот так, хорошо. Твои веки тяжелеют, ты хочешь закрыть глаза…

Роуз подыгрывала и следила за пальцем сестры.

– Давай, Роуз, закрывай глаза. Вот так. Засыпай крепче. Еще крепче. Ты слышишь только звук моего голоса. Ты поймешь все, что я буду говорить. Кивни, если тебе все ясно.

Роуз кивнула.

– Я лежала в кровати, – сказала Сильви. – Я никуда не уходила.

Роуз опустила плечи, словно расслабившись под действием сил сестры.

– А теперь скажи, что ты видела утром, – мягким голосом приказала Сильви.

– Ты лежала в кровати, – монотонным голосом повторила Роуз. – Ты никуда не уходила.

– Вот и хорошо. Ты запомнишь, что все так и было. Поняла?

– Да.

– Молодец. На счет «три» ты откроешь глаза. Раз, два, три.

Сильви с улыбкой сидела на стуле напротив, сжимая руку в кулак. Бабочка по-прежнему оставалась в банке на столе – как что-то мертвое может быть таким ярким?

– Интересно, мама сегодня добавит в блинчики чернику? – жизнерадостно спросила Сильви, поглядывая в сторону кухни, как будто ничего не произошло.

У Роуз бешено забилось сердце. Теперь она точно знает, что ночью сестра выходила из комнаты, но почему-то хотела скрыть это от Роуз. Раньше Сильви ничего от нее не утаивала, и Роуз это не понравилось. Совсем не понравилось.