В мире животных
У знакомого фотографа старая такса любила коньяк. Ей всегда наливали в крышечку. Заканчивалось все одинаково: оба падали, храпели и пукали, обнявшись во сне.
В детстве нас вывозили в деревню. И как-то привели на постой пожилую лошадь, списанную с ипподрома. Она любила компот из сухофруктов. Косточки от абрикосов прятала за щекой, после складывала их на мою ладонь. У нее были мягкие и колючие губы. А потом ее выкупили буряты на колбасу.
Мы с братом мечтали стать наездниками. Скáчки, поле, ветер в ушах, волосы назад, вот это все. А росту забраться на лошадь нет. Мы залезали на забор и оттуда прыгали ей на спину. Она терпеливо ждала и неспешно уходила в свой домик. А там между ее спиной и проемом двери узкая щель. Сначала падала я, а сверху на меня – брат. К концу лета мечта растаяла. Но зато появился бесценный опыт оценки соотношений размеров.
Деревня под Иркутском. Каждое утро коза выкатывалась к воротам поджидать почтальона – полакомиться газетой, просунутой в щель. Меня с малолетним братом дед снаряжал караулить. С тех пор газет я не читаю, в отличие от брата.
У мамы была корова по имени Молоко. Завидев маманю на пастбище, неслась к ней галопом, задрав хвост. Ей давали яблоко и говорили нежные слова.
У брата была овчарка по имени Любимая. Нужно ли после рассказывать о тонкостях деревенского юмора?
Однажды мне на голову упал рой голодных пчел. В коже головы немного нервных окончаний, об этом знают татуировщики и китайские мастера пыток. Телу эти знания ни к чему, оно жаждало рыть глубокую яму, лечь в нее, прикрывшись кирпичами и палками.
В деревне у нас жила балерина, уже давно вышедшая на пенсию. К ней прибилась собачка Дуня, такая же сухонькая и жилистая. И вот сидят они на крыльце, балерина крошит булку в миску с молоком, а печальная Дуня лакомится и целует ей пальцы.
Уже взрослой я купила стеклянный куб для рыбок. За восемь лет в нем сменились десятки разнообразных видов. Осталась только пара летучих клинобрюшек, которые покупались как капризные в уходе, требующие специального аквариума. Но именно они оказались самыми неприхотливыми, и вместо полетов над водой они просто кружатся в хороводе. Изредка такое явление встречается и у людей.
А завораживал меня стеклянный сом, абсолютно прозрачный, даже скелетик внутри него просвечивал. Сквозь сома было видно все, мимо чего он проплывал. Пару раз мне встречались подобные слушатели. Наверное, из таких выходят хорошие психотерапевты.
Как-то мой брат работал прорабом на очистных сооружениях. Обнаружил, что водохранилище теплое и полно гуппи. Наловил рыбок прямо ведром. Принес мне в подарок. Полное ведро синей, красной, зеленой карамели: так рыбки были похожи на леденцы. Через месяц вся яркость их расцветки поблекла. И мы еще много лет раздавали этих рыб, которые размножались с трагической скоростью.
Кстати, о размножении. Обзавелась я как-то банановыми сверчками. За их удивительный стрекот, так похожий на журчание воды. Аквариум с ними поставила на рабочий стол и часами наблюдала за устройством их жизни. И вот их там уже не дюжина, а пара сотен. Аквариум небольшой, перенаселение. Начались войны за места и самок. Кто-то убил соперника, сидит пожирает его ногу, а в это время тихий заморыш вовсю женится на освободившейся невесте. Потом мне понадобился стол целиком, аквариум переехал на пол. А через месяц там вновь осталась дюжина сверчков. Некому стало на них смотреть.
Когда-то у меня месяц жил сфинкс Горгулий, страшный, как гражданская война. И стеснительный, как Паниковский. Стеснялся он обычно за теплым монитором, редко выглядывал. Слова «Горгулий, какой же ты красивый» сначала вводили его в замешательство, потом в смятение. Он сосредотачивался, прикладывал руку к груди и выходил для любви.
Очень давно у меня жил розовый перс Ряженка. Одним ударом когтя он вспарывал вену на ноге и, пока хлестала кровь, не спеша удалялся. Мстил за вычесывание колтунов. С тех пор у меня гиперразвито боковое зрение.
Дача, осень, сливы падают с дерева. Под деревом дюжина мышей, выстроившись в цепочку, передают опавшее друг другу, последний складывает сливы в ровную пирамидку. Ночью всё унесли в закрома. Судя по пирамидке у сарая, переносили так же, цепочкой.
На чердаке жили голуби, мы с братом часто туда забирались. Смотрели, как голубки высиживают яйца, как потом из них вылупляются птенцы: лысые, жалкие, с пучками пуха на синенькой коже. Перемазанные пометом, мечтали, что вот вырастем и полетим в теплые края. Делали крылья из пластилина и перьев. Слабоумные и отважные дети. А во сне я до сих пор летаю. Правда, теперь уже невысоко.
Служительница зоосада с укором выговаривала ленивцу, чтоб не капризничал и спускался завтракать, так как ей тяжело третий день залезать на дерево и изображать из себя фруктовые ветки.
Увидели однажды, как ворона подкладывала на рельсы задубевшую булку, отлетала на дерево и ждала, когда проедет трамвай, после спускалась и собирала крошки. Глядя на нее, мы с братом раскладывали на рельсах монеты и собирали их расплющенными и горячими. Радости было полные штаны. Пуговицы почему-то отлетали нетронутыми.
Как-то я прочла историю о ньюфаундленде. Зимой на прогулке он залез в сугроб, что-то выкопал оттуда и сунул в рот. Хозяин попросил выплюнуть. Пес сделал вид, что да, выплюнул и закопал. А вернувшись домой, открыл пасть, откуда вывалился котенок. Во рту согрелся и ожил. «Гены пальцем не раздавишь», – сказал хозяин ньюфа. Так и живут теперь втроем.
Как-то повела племянника в зоосад. Остановились у вольера с бородавочниками. Семилетний племянник быстро смекнул, что у бородавочников свадьба, и убежал смотреть на львов. А я застряла у вольера на десять минут. У самца пенис был похож на штопор.
Нет, ну вот как?
Лет десять тому назад нам подарили пару амадин. Я им выдала имена: белой самочке – Бусинка, а пестрому самцу – Орден. Через полгода они снесли несколько яиц. Из одного вылупилась девочка Брошка. В дикой природе амадины живут от двух до пяти лет. Пошел одиннадцатый год.
Задумаешься тут о жизни в неволе.
Мне иногда кажется, что животные – это инопланетяне, в бесконечном разнообразии видов, форм, окраса, со своим языком, мышлением, характером и повадками. Мне вот в голову не могло прийти, что кот Паровозов будет переживать за своих жену и дочь. Доктор их прооперировал и уложил на пол. Паровозов ринулся вылизывать им глаза, уши, ложился сбоку и между ними, согревая своим телом. Пытался вынуть из-под них мокрую пеленку. А когда они отошли от наркоза и пробовали встать, он поддерживал их своей головой.
Или кто бы мог подумать, что беспородный кот перетащит своих детей через форточку в дом, когда у кошки, жившей в подвале, пропало молоко. И что этих котят будет выкармливать старенькая дворняжка, никогда не рожавшая, невесть откуда появившимся у нее молоком.
Поздний вечер. Настойчивые звонки в дверь. Хозяин пытается разглядеть непрошеного гостя в дверной глазок. Но там темнота. Проснулся кот, подошел, уперся головой в дверь и обнял ноги хозяина хвостом. Да, беспокоиться было не о чем, просто перегорели лампочки, и сосед хотел узнать, есть ли свет в квартирах.
У меня живет кот по имени Пуся Паровозов, телом он как паровоз, а голосишком и кротким нравом – Пуся. С возрастом он стал нежен, забирается спать под одеяло, кладет голову мне на руку, вздыхает и храпит, как человек. Даже речь его усложнилась до адвокатской – всех простить и пожалеть. Переживает, когда за окном плачет ребенок. Не так давно обнаружил, что в мире есть мухи, часами за ними наблюдает, вздергивая бровь. А однажды увидел в своем горшке паука. Терпеливо ждал, пока я его выну и отпущу к деткам.
Еды Паровозов никогда не выпрашивает, просто садится у пакета и вежливо в него стучится.
Паровозов как Будда. Он все время в нирване. Идешь, к примеру, мыть кисточки и менять воду в банке, руки заняты, ну иди и меняй, но нет, Паровозов на пути лежит, кинешься к нему Карениной шубу его нетраченую нюхать, а он как лежал, так и пахнет ванильными булочками. И ходит он, как генерал в отставке. Генерал с булочками. Родился он у меня на коленях, мать его неделю искала правильное место. Потом, конечно, унесла сына от глаз моих подальше. А через неделю вернула ко мне в кровать, подоткнула под пузо и уметелила по делам, с тех пор мы и живем в одной постели – я калачиком на подушке, а Паровозов по транспортиру вдоль и поперек.
У Паровозова есть страстишка – он любит шнурки, нитки и бумагу. Ложится на них и молча любит.
В детстве у него обнаружился остеогенез. Хрустальная болезнь – такое красивое название для хрупких костей. Мы его вылечили с одним микробиологом. И чтоб поддержать ломкие кости, понадобились крепкие мышцы – так у Паровозова появилась подружка. Официально по паспорту ее зовут Анат. А неофициально Аграфена Кондратьевна Паранойева. У нее нервы. Она весьма умный и любопытный зверек. Но. А вдруг война?! Кругом враги! Поэтому она любит коробки. Даже прикрывает за собой крышку. А потом долго и печально стонет внутри. Ведь ее увезли от маменьки младенцем на растерзание бастарду Паровозову. Так же растерзанно она родила пятерых котят, которые живут теперь припеваючи по всему миру. Одну ее кровинушку мы оставили ей. Она ее, мягко говоря, недолюбливает. Простирнуть у дитя и мужа шубу и тут же врезать маникюром по уху – ее обычный ритуал. А так нервы и враги. Но ее все любят, чем могут. И антресоли, где хранятся картины, в полном ее владении. Поэтому она культурная и образованная кошка. А мы – челядь и грязь под ногтями. Каждый раз стесняемся проходить мимо войной, голодом и вшами. Но мы стараемся, делаем вид, что и мы культурные. Причесываемся и чистим зубы. А еще эту кошку никто из гостей никогда не видел.