Был шестой час вечера. Я сидел перед входом в гостиницу под пестрым зонтиком и пытался допить бутылку колы. Подходил к концу рабочий день, подъезжали военные машины с голубой символикой миротворческих сил, белоснежные иномарки с красными крестами на бортах и крышах, сновали туда-сюда люди различных национальностей и вероисповеданий, но все занятые творением мира в стране. А рядом со мной, едва ли не касаясь своим черным крылом, парила смерть, и у нее были свои слуги, и они торжествовали. Я, как в плохих детективных фильмах, уже полчаса читал один и тот же столбик в газете, развернутой мною так, чтобы половина лица была прикрыта, но при этом я мог видеть все, что происходило перед центральным входом в гостиницу. И эти полчаса не заметил ничего интересного.
Мне просто необходимо было найти какую-нибудь зацепку, за что-нибудь ухватиться. Я чувствовал себя так, словно мощное течение несет меня в заводь, где неминуемо произойдет нечто страшное, и я сопротивляюсь силе воды, но те хрупкие опоры, за которые я хватался, выскальзывали из моих рук, и скорость все нарастает, все меньше и меньше шансов выбраться на берег, и я из последних сил пытаюсь нащупать опору.
От грустных мыслей меня отвлекли парни-кавказцы, те самые, у которых Алекс брал последнее в своей жизни интервью. Они, кажется, искренне переживали, вразнобой задавали вопросы и хотели знать, почему все так плохо получилось. Я отрицательно качал головой и молчал. Мне нечего было сказать ребятам, у них и без меня хватало проблем. Один из них, кажется, его звали Ризо, сказал мне напоследок:
– Мамой клянусь, это сделали они, мои враги. Они узнали, что мы говорили о Карабахе и убили его. Не мог он сам упасть. Сколько мы там выпили, по глотку, да?
Он был ближе всех к истине, и я спросил его:
– Вы еще долго здесь будете, Ризо?
– Дней десять, как закончим торговать.
– Если мне понадобится ваша помощь…
– Какой разговор, брат? – прервал он меня. – Приходи в любое время дня и ночи… Ну, а сам не слишком гуляй один.
Напоследок он обнял меня. Это выглядело немного наигранно, но все-таки мне было приятно даже поддельное внимание чужого человека, и я почувствовал себя спокойнее.
Так просидел я в своей засаде до тех пор, пока ни стало смеркаться. Как и следовало ожидать, ничего не высидел, и никакая спасительная идея не взбрела в мою голову. Оставалось одно – соблюдая максимум осторожности дождаться встречи с адвокатом, рассказать ему обо всем и сообща выработать план действий. Лично мне ситуация виделась в довольно мрачном свете. Пока что противник намного сильнее и хитрее нас, и если оружие против него не будет найдено, то моей милой девушке придется вернуть деньги. Или же, как нехорошо шутят на этот счет, сушить сухари и долго-долго ждать братишку на свободе.
Войдя в фойе, я подумал и о своей судьбе, причем серьезно, потому что повод для этого был достаточно веский. На входе меня вдруг окликнул милиционер, попросил предъявить документы и гостевую карту. Пока я доставал все это из кармана курточки, незаметно переложив в другое место кредитную карточку Валери, он пронизывал меня отнюдь не любезным взглядом. Когда он спросил о цели приезда в Душанбе, я сказал правду и ненароком подумал, что говорить правду – огромное удовольствие. Милиционера, должно быть, удивила неординарность моего ответа, он спросил, есть ли у меня повестка в суд, на что я ответил, что еще даже не встречался с адвокатом.
Сержант вернул мне документы и козырнул, но в моей душе поселилась тревога. Все же в гостинице произошло два убийства. Пусть даже гибель Алекса официально признана несчастным случаем, но в истории с полковником мне вполне могут подставить роль подозреваемого номер один. И, если это произойдет, я понятия не имею, как буду доказывать следствию, что не верблюд.
Я поднимался наверх, по пути вытаскивая из кармана ключи от номера. Остановился перед дверью, ткнул ключом в замочную скважину, но дверь неожиданно распахнулась сама. Кажется, я запирал ее, когда уходил.
Я быстро зашел в комнату, и сердце мое сжалось от ужаса.
– Валери! – крикнул я.
Комната была пуста. От обеих кроватей остались одни скелеты, а все постельное белье вместе с подушками и матрацами валялось на полу. Тумбочки были опрокинуты, хотя, если в них производился обыск, то достаточно было открыть дверцы и заглянуть вовнутрь. Одежда Валери лежала на спинках стульев, вечернее платье я снял с телевизора. От нашей спортивной сумки остались одни клочья, словно ее драли на части бешеные псы. Под ногой у меня хрустнули осколки разбитого стакана.
Я кинулся в душевую. Здесь перевернули вверх дном и сбросили на пол все, что было можно. Я поднял полотенца. Одно из них еще хранило запах духов Валери.
Я бормотал какие-то проклятия, угрозы неизвестно в чей адрес, и все еще не мог ясно осознать, что здесь случилось. Где Валери? Жива ли? Вызывать ли милицию?
Невидимые враги обнаглели вконец. Они наверняка следили за мной, выжидая, когда я уйду из гостиницы, а затем ворвались в номер, где спала Валери.
Я, стараясь убрать с лица следы волнения, вышел из номера и направился к дежурной. Женщина просияла улыбкой, а я мысленно назвал ее тем словом, которое она по моему мнению заслуживала. Что одна, что другая. Сидят, стулья протирают, а на их этажах черти что происходит. Среди бела дня спящих людей из постели вытаскивают и номер переворачивают вверх дном.
– К нам никто не приходил? – спросил я ее.
– Нет, не заметила.
– Должно быть, вы отлучались?
– Может быть, может быть… Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего особенного. Жена куда-то ушла, найти не могу.
– Жена вернется! – успокоила меня дежурная. – Жена – она как кошка. Погуляет, погуляет и назад, к хозяину ластится.
Представляю, как бы вытянулась ее физиономия, покажи я ей наш номер, где нам с Валери уже вряд ли предстоит ласкать друг друга.
В моей жизни бывали моменты, когда я абсолютно не знал, что делать. Ситуации, которые позже казались мне элементарными, на первых порах представлялись безвыходными. Потом верное решение приходило как бы само собой. Я решил не терзать голову бредовыми мыслями, вернулся в номер, заправил кровати, разложил на полке шкафа одежду и прилег, предоставив возможность моему инстинкту самосохранения потрудиться во благо моей шкуры. Очень скоро что-то должно произойти. Могучее течение, с которым я безуспешно боролся последние три дня, кинуло меня на отмель, где мне, по всей видимости, суждено выслушать приговор.
Уверен, что если бы я решил немедленно сбежать из гостиницы и, нахлебавшись приключений, свалить в родные края, никто не стал бы препятствовать этому. Но я не собирался этого делать. Вроде бы свободный человек, не связанный ничем, никакими обязательствами с Валери и темным шлейфом, тянущимся за ней, я все же не мог выйти из этой игры, в которой погряз уже по уши. Наступил тот момент, когда каждый влюбленный должен доказать силу своих чувств.
Прозвенел телефонный звонок. Я даже не вздрогнул, потому что ждал его. Не вставая, протянул руку за трубкой.
– Алло, слушаю вас.
Пауза. Затем кто-то негромко кашлянул и спросил:
– Простите, я хотел бы переговорить с Валери Августовной.
А, загадочный адвокат Рамазанов! Он обещал позвонить вечером. Кстати, очень кстати!
– Низами Султанович! Валери, к сожалению, в номере нет. С вами говорит Кирилл…
– Я понял, – перебил адвокат. – У вас все нормально?
– Не совсем. Я вернулся полчаса назад. В номере кто-то произвел обыск, все перевернуто вверх дном. Валери исчезла.
– У вас в номере зажжен свет?
– Конечно.
– Никто больше не звонил? Условий не ставили?
– Нет, кроме вас никто.
– Выслушайте меня не перебивая. Закройтесь в номере и ждите звонка. Они наверняка позвонят, и вот о чем я хочу вас предупредить. Не знаю, какие у вас отношения с Валери Августовной, но, насколько я понимаю, вы в этой истории человек посторонний, и судьба Глеба вас не сильно беспокоит. Вы, конечно, имеете полное право не подвергать свою жизнь излишней опасности и вернуться домой. По-видимому, преступники приняли вас за мужа Валери и уверены, что вы безоговорочно примете все их условия. В этом отношении они, конечно, здорово промахнулись. Но теперь возникает другая проблема: если вы уедете, оборвется единственная нить, которая сейчас связывает нас с ними, и мы утратим шанс выиграть дело. Милиция будет долго и безрезультатно разыскивать Валери Августовну, это может продолжаться полгода, год, а тем временем следствие по делу Глеба закончится, и он получит срок.
– Я понял вас, Низами Султанович! – все же перебил я адвоката, который был не к месту красноречив. – Никуда я не уеду. Валери очень дорога мне…
– Я понял. Теперь давайте вместе подумаем, что они могут потребовать от вас?
– Думаю, что ничего нового. Денег, много денег.
– Это должно быть логически обосновано. Простите за нескромный вопрос: вы богаты? Кем вы работаете?
– Богата, скорее, была Валери.
– Деньги оставались при ней?
– Там вряд ли была большая сумма.
– А вы имеете доступ к ее основным деньгам?
– Нет.
– Это хуже, – ответил Рамазанов. – Но при разговоре с преступниками не пытайтесь убедить их в том, что не знаете, где деньги. Сразу принимайте все их условия. Обещайте любую сумму. Помните, что как только вы станете упираться, над жизнью Валери сразу нависнет опасность… Еще вопрос: как вы думаете, откуда преступному миру могло стать известно о финансах Валери Августовны?
Я переложил трубку на другое ухо. Дьявол! Этого вопроса я не желал более всего.
– Я не могу вам ответить.
– Хорошо. И последнее, Кирилл: тяните время. Затягивайте с ними переговоры, насколько это будет возможно. Я позвоню вам рано утром… Не переживайте сильно. До свидания.
Не уверен, что когда-нибудь у нас состоится свидание, но слова Рамазанова меня немного успокоили, и я даже задремал, прикрыв глаза книжкой, которую читала Валери.
Телефон зазвонил снова, пронзительными частыми звонками. Мне показалось, что прошло всего несколько минут, но за окнами уже стояла глубокая ночь. Я сел, взял трубку.