Я вздохнула и оглядела дорогих мне людей. Папа вновь уставился на мамин портрет. Глубокая складка залегла меж его бровей.
– Я все–таки не поняла, какую цель преследовали заговорщики, похитив маму? – я намеренно разрушила повисшую тишину. Хотелось досконально разобраться в старом вопросе. Он для меня важен как никогда. – Ну превратилась бы наша семья в оборотней и что? Король одной рукой справился с целым Заречьем, ему ли пасовать перед небольшой кучкой подданных?
– Всякой твари хочется жить, – отец печально вздохнул. – Я не уверен, что, став оборотнем, наложил бы на себя руки или пошел бы добровольно сдаваться. Я сделал бы все, чтобы о нас не узнали. Сократил количество слуг до минимума. Причем оставил бы только тех, кто не имеет родни или предан нашей семье. Окружил бы себя охраной, превратив доверенных людей в сильных оборотней. Я тихо собирал бы армию. И ждал своего часа.
– Какого часа?
– Когда смог бы жить, не скрываясь.
– А что для этого нужно?
– Чтобы оборотни сделались полноправными членами нашего общества. И здесь без кровавой войны не обошлись бы.
– А проиграть им, значит, ввести их во власть, – брат, наконец, убрал ладони с моих колен и поднялся. – Но этого мы никогда не допустим. Королевством Тамбер всегда правили люди, и их право незыблемо. Пусть оборотни живут в отведенных для них местах и там устраивают свои законы. Им дали достаточно земли.
– Да, я рад, что мне не пришлось идти против короля. Я не смог бы жить в резервации и ходить увешанный браслетами, словно пес в строгом ошейнике.
Мне неприятно было слышать последнюю фразу отца. Именно он придумал Страж – сдерживающий амулет, без которого оборотень не имел права появляться за пределами резервации. Но их хотя бы перестали убивать. Оборотни уже не скрывались, официально заводили семьи и как могли служили отечеству.
По сути, место их постоянного обитания – это тюрьма, пусть она не ограничивалась камерой с окошком под потолком, а занимала в сумме шестую часть королевства. С момента создания Стража количество зарегистрированных оборотней неумолимо увеличивалось. И вовсе не потому, что они кого–то насильно обращали. Прирост шел вполне естественным путем. Как рассказывал Валис, побывавший в одной из резерваций, в каждой семье росло не меньше пяти щенков. Щенков! Оборотни своих отпрысков не называли детьми!
– Но разве мы можем быть уверены, что где–то под боком у нас уже не живет преступная группа оборотней, которая только ждет своего часа? – тут я позволила голосу дрожать. – Ведь виновника гибели моей мамы так и не нашли? Наверняка он затаился, но не отказался от идеи господства одного вида над другим?
– Вот как раз та причина, по которой я согласился возглавить Департамент. Я не только слежу за оборотнями, но и быстро вычисляю предателей, – отец поднялся следом за братом. – И Аурелио в том мой помощник.
Я вздохнула. Обнаружь я себя, и у меня появится сразу два сильных противника: отец и Вито. Грустно и несправедливо.
– Мы переехали во дворец, так как здесь к нам труднее подобраться?
Король ценил отца и его работу. Он отдал под Департамент все Западное крыло королевского дворца. Великая честь для любого из подданных.
Правда, архитектурное решение дворца позволило и другим лордам насладиться близостью к королю. С высоты птичьего полета здание было похоже на солнце, нарисованное детской рукой. Лучей у «солнца» было ровно восемь, и все они носили незамысловатые названия. Например, Северное, Восточное или Юго–западное крыло.
Сейчас личные покои семьи Сэкхарт занимали целый этаж над Департаментом. А до моего рождения мама и папа жили в отдельном особняке. Он хоть и охранялся, но не стал защитой для его хозяйки. Предатели есть везде, но в королевском дворце к нам подобраться гораздо сложнее.
– Да, дочь, – отец потрепал меня по голове, чем вновь вызвал метание искорок. – Здесь мы в безопасности.
Эх, знал бы он, что убийца мамы все–таки добился своей цели: в семье Сэкхартов живет оборотень.
– Ужин подан, – открылись двери, ведущие в малую гостиную. Я совсем неприлично громко сглотнула. Еще один признак, которого у меня не было прежде – зверский аппетит.
***
– Скажи, золотце, где ты пропадал два года?
– Не скажу, – Вито снял с себя камзол и бросил на спинку стула. Брату бы переодеться с дороги и помыться – так всегда делал отец, но Аурелио выглядел на удивление свежим. – Ты же понимаешь, что не следует задавать вопросы, на которые не получишь ответа?
Я подошла ближе, чтобы расправить кружево его воротника, а сама потянула носом и с удивлением почувствовала незнакомый аромат духов. Явно женских. Если бы не полная луна, вряд ли бы я различала столь тонкие нюансы запахов.
От догадки кровь прилила к моему лицу. Выходит, брат не сразу кинулся в отчий дом, а остановился в каком–то другом месте, где, судя по всему, не только принял ванну и переоделся, но и…
Черт. У него есть женщина.
Я еще не знала, правы ли мои рассуждения, и кто та счастливица, что у брата урвала ночь любви (одну ли?), но уже ненавидела ее. Ревность? Вполне может быть. Скорей бы закончился час волка, который делает меня злой и непримиримой сучкой, не пускающей чужаков в свою семью.
– Ну, рассказывай, как ты поживаешь? – Вито удобно устроился в кресле у камина, вытянул длинные ноги и поиграл кончиками элегантных туфель. Белый цвет сорочки очень ему шел. Темные кудри, смуглая кожа, зубы как жемчуг…
Я тряхнула головой и отвернулась к огню. Взяла совок, чтобы сгрести угли. Мне требовалось занять себя хоть чем–то, чтобы не пялиться на Аурелио.
А он как специально расстегнул ворот.
– Живу хорошо. Учусь так себе, – промямлила я.
– Почему?
– Скучно. Вот скажи, зачем мне геометрия?
Вито хмыкнул и поднял на меня насмешливый взгляд.
– Чтобы не вышивать криво? Любая вышивка состоит из сочетания геометрических фигур. Даже если ты создаешь цветочный узор. Покажи мне свое рукоделие.
Я цыкнула, бросила совок, отчего уютную тишину разрушил неприятный лязг, нехотя принесла корзину. Вот зачем ему? Чтобы лишний раз поиздеваться над моей безрукостью?
– Да, с геометрией у тебя однозначно плохо, – он расправил вышивку, которой даже канва не помогла – нехитрый орнамент съехал набок.
Я громко фыркнула.
– Кому сдались эти салфетки–подушечки? Центральная улица забита лавками, где красивых поделок море. И их создают не изнеженные барышни вроде меня, а опытные мастерицы. Так ради чего стараться? Пошел и купил.
– Ты не понимаешь. Вышивая, ты приучаешь себя к усидчивости и терпеливости, развиваешь глазомер, выкраиваешь время для спокойных размышлений. Ведь думаешь о чем–то, когда занимаешься рукоделием?
– Злюсь. И считаю время, когда мэсс Тира прекратит мои мучения. Как по мне, так лучше звук горна, рык зверя, лай собак и самой лететь верхом на коне. Чтобы ветер в лицо. Один на один с опасностью. А если вдруг враг, то я с кинжалом, а не с этими вот нитками–иголками.
– А ты представь, что игла и есть кинжал. И чем увереннее ты вонзаешь ее в ткань, тем точнее поразишь противника.
Брат вдруг оставил кресло и стремительно, не забыв прихватить камзол, удалился в свои покои. Его комнаты находились в начале коридора, напротив отцовских. Мне же принадлежали торцевые помещения, где окна располагались так удобно, что я могла со всех трех сторон обозревать дворцовый парк.
– Даже спокойной ночи не пожелал, – проворчала я, с ненавистью заталкивая разворошенное рукоделие в корзину. Пнула совок, который печально скрежетнул по полу. Проговорив про себя кучу ругательств, подслушанных у королевских гвардейцев, рухнула в нагретое братом кресло.
Но Вито неожиданно вернулся. Бросил мне на колени холщевый мешочек.
– Что это? Подарок?
– Глупая, – наклонился и вытряхнул аккуратно свернутые вышивки.
– Хочешь упрекнуть меня искусным рукоделием какой–то влюбленной в тебя дурочки?
И вновь меня скрутила вспышка ревности к незнакомке, со старанием вышивающей для Аурелио.
– Это мои работы. Когда твой отец взял меня в семью, мне стукнуло тринадцать. И оставалось лишь два года до поступления в академию. Времени было слишком мало, чтобы успеть освоить прорву того, что рожденные богатыми получали с пеленок. Я упорно добивался, чтобы пальцы мои были ловкими, взгляд острым, голова занята дельными мыслями, а тело умело подчиняться воле. Думаешь, мне не хотелось вернуться на улицу, быть независимым, бегать с ватагой равных? Пусть не знающих что такое горячая еда и крепкие ботинки, но свободных. Я тогда многое бы отдал, чтобы вернуться в подворотни.
Я подняла на Аурелио непонимающий взгляд.
– В подворотни? И об этом ты мечтал, имея устроенную жизнь?
– Не попробовавший не понимает, как, насмерть замерзнув, отогреваться теплом друзей, прижавшихся к тебе на худом тюфяке. И как здорово плевать с высокого моста в реку и смеяться в полный голос, не обращая внимания на людей, в презрении морщивших носы. Не вкусивший свободу не знает, что потерял. Но я был благодарен твоему отцу, подобравшему мальчишку с улицы. Я упорно занимался собой и верил, что однажды из меня получится отличный защитник рода Сэкхарт.
– Я паршивая овца в нашей семье, – мне сделалось стыдно.
– Нет, я не позволю тебе так о себе думать. Я сам займусь твоим воспитанием. Отец только портит тебя своей любовью.
– Разве ты приехал не для того, чтобы сопроводить меня на бал? – я поерзала, понимая, что вот этот, стоящий передо мной мужчина, вполне серьезен. И та самая свобода, о которой брат с упоением говорил, для меня закончилась.
Но я не из тех, кто быстро сдается. Стоило прощупать почву. Может, все не так плохо? Ну наймет для меня Золотце кучу суровых учителей, а сам вновь исчезнет на пару лет и лишь в письмах будет интересоваться моими успехами.
– Час назад я тоже думал, что задержусь здесь только до бала. Сорока дней вполне хватит для общения с родными, но…
– Думал–думал и передумал? – я попробовала повторить за братом и иронично поднять бровь. Судя по тому, как он, глядя на меня, поморщился, не получилось.
– Придется кое–кем всерьез заняться.
– Вот это да! Ты сделал вывод, что я нуждаюсь в помощи, лишь посмотрев на мою корявую вышивку?
– Я тебя очень люблю.
– Но не позволишь натворить глупостей, да? Слушай, а ты давно вернулся? – я спросила не просто так. Подозревала, что кто–то уже нашептал Вито о моей слишком вольной жизни. Ну в самом деле, трудно же представить, чтобы взрослый мужчина, имеющий кучу обязанностей, вдруг решил остаться в столице из–за моего отвратительного владения иглой?
– Я в городе уже неделю.
– Отец хоть в курсе?
– Да. У каждого из нас есть личная жизнь, – Вито занял противоположное кресло.
– Ты устроил себе каникулы! – я выбралась из своего и, наклонившись, двумя пальчиками оттянула кружевной ворот брата. Шумно втянула носом воздух. – М–м–м, как пахнет!
– А от тебя отвратительно. Прав отец. Плохие духи.
– И кто она? – я не позволила увести разговор в сторону. – Ты собираешься представить ее папе?
– Нет, – на щеках Аурелио появились пятна.
– Продажная женщина? – я сузила глаза.
А что? В столице полно увеселительных заведений, где мужчины не брезгуют провести время. «Очищающая магия обезопасит любовников от нежеланных последствий». Откуда знаю? Во–первых, об этом кричат зазывалы, стоящие у домов страсти. Хочешь–не хочешь услышишь, даже если едешь в карете по центральной улице. Конечно умолчу, что однажды мы с моей подругой Шелли так и вовсе прогулялись по Нескучному переулку. Едва ноги унесли. Но было весело.
Во–вторых, в высшем обществе какие только разговоры не ходят. Взять хотя бы братьев Шелли. Уж они–то не стесняются в описании своих постельных подвигов. Хорошо, что Свирг и Готвер не догадываются, как хорошо их слышно, если приложить фарфоровую чашу к стене и прижаться к ней ухом.
– Летисия, прекрати, – брат нахмурился. – Тебе не подобает говорить о таком.
– Веселая вдовушка? – я смотрела, как отсветы пламени играют в волосах Вито, а сама прокручивала в голове все те же подозрения. Кто она? Я ее знаю? А вдруг у них все серьезно?
Но брат успокоил.
– Ничего особого. Временное увлечение.
– А теперь ты полностью свободен? Ну, раз решил посвятить свою жизнь мне? Если ты еще не осознаешь, во что ввязываешься, то поясню – у тебя не будет ни минуты свободного времени.
– Даже ночью? – он скептически поднял бровь. Вот ведь умеет делать это красиво!
Хотела ответить «особенно ночью» и для важности покивать головой, но побоялась насторожить брата. Если он заподозрит, то установит слежку и однажды выяснит, что со мной делается в час волка.
– Ну разве что ночью, – кисло согласилась я.
Я не представляла, как круто изменится моя жизнь. И это я угрожала Вито, что у него со мной не будет минуты покоя? Как же я наивна!
Не знаю, что он сказал отцу, но внезапные отлучки Золотца по государственным делам прекратились. Папа смотрел на нас с удивлением, но ничего не предпринимал. А когда я начинала жаловаться на мучителя, отделывался расхожими фразами: «Так надо, дочка», «Он желает тебе счастья», «Терпи и воздастся». Или сразу отсылал меня прочь, делая вид, что сильно занят чтением срочного донесения, хотя держит его вверх ногами.
А Вито буквально захватил меня в плен. Без него я не могла сделать ни шага. Он сменил не только привычных учителей и расписание, но и предметы к изучению. Рисование? Долой! Пение? Туда же! Все сделалось гораздо жестче и серьезнее. Учеба в классе завершалась занятиями на воздухе, где напряженные физические упражнения превращали меня в мокрую тряпку, а мой «наставник», непрерывно наблюдающий за мной, светился лучезарной улыбкой. Ух, как она меня бесила!
Далее шли короткий отдых с перекусом и вновь учебные занятия, но уже в лаборатории. А в довершение, чуть ли не перед сном, личные уроки с Аурелио – фехтование или бальные танцы, которые тоже перестали быть приятным времяпровождением. Я только и слышала окрики: «Держи спину!», «Где твоя нога?», «Поворот влево, а не вправо!».
Куда делась моя внезапная влюбленность в Вито? Да я его ненавидела! Разве можно любить палача? Отныне все подчинялось тренировке тела и ума. Никаких легкомысленных сонетов: только сложные оды, еще и на иностранном языке. Уж если развивать память, то всесторонне.
А заплывы в лесном озере? Сначала я думала, что брат пригласил меня на пикник. День выдался жаркий, отчего не побултыхаться в приятной водичке? Какое там! Он стянул с меня рубашку (в такой приличные леди приседают на мелководье, сопровождая купание звонким «Ах!») и бросил в одних панталонах в ледяную воду.
– Встретимся на том берегу!
И я поплыла. А что делать? Не бежать же до дороги в мокрых штанах, закрывая голую грудь руками? Вот бы случайные проезжие обрадовались!
Одежду Вито унес с собой и ждал моего прибытия на противоположном берегу, с комфортом устроившись на валуне.
– Гад! Какой же ты гад, Золотце! – мои зубы клацали. К холодной воде я привыкла, но свежий ветер заставил кожу покрыться пупырышками. Аурелио, насмешливо глядя на мои потуги прикрыть несуществующую грудь, протянул полотенце. Я, схватив его, повернулась спиной, быстро вытерлась и принялась напяливать верхнюю одежду. Путалась в рукавах и широкой юбке. Ругалась на все лады, когда он и не подумал помочь. И лишь потом обнаружила, что Вито давно вернулся в карету и со скучающим видом ждет, когда я рвану дверь.
Даже подруги перестали приходить ко мне. Я подозревала, и не без оснований, что их отвадил мой замечательный братец. Я уже молилась, чтобы он влюбился и хоть на какое–то время оставил меня в покое. Но выжимая из меня остатки сил, Золотце выматывал и себя. К ночи мы оба валились с ног.
Как же я жаждала прихода занудливой мэсс Тиры! Добрая женщина заняла бы меня вышивкой, плетением, да чем угодно, только бы не чувствовать затылком пристального взгляда брата. Но рукоделие было отменено. Зачем игла, если в моих руках появились кинжал и еще бог знает какое колющее оружие?
И эти все пытки он успел уложить в короткий промежуток, оставшийся до бала! Я выкручивалась как могла, лишь бы уклониться от занятий и присутствия на них Аурелио. Требовала все новой и новой примерки бальных нарядов, была предельно придирчива к каждой строчке и узелку, лишь бы мэсс Валлери вновь посетила мои покои и бескомпромиссно выставила Вито за дверь.