Оказавшись дома, я прокручиваю в голове события прошедших дней и не знаю, какое из них потрясло меня сильнее.
Эмилия впервые проиграла Инге и стала второй по сумме двух программ. Я так привык к ее безупречным прокатам и постоянным победам, что, увидев итоговую таблицу, ненадолго потерял дар речи. К счастью, она совсем не расстроилась и, кажется, искренне порадовалась за Ингу, которая впервые получила золотую медаль на этапе Гран-при.
– Поздравляю, – сказал я, когда они вернулись после награждения, – вас обеих.
– Гордишься нами? – ухмыльнулась Инга, демонстрируя шею, украшенную золотой наградой.
– Конечно. – Я сгреб ее в объятия и поцеловал в рыжую макушку. – Эми, ты как?
– Давненько я не получала серебряных медалей, – ответила она, – и уже успела немного соскучиться по вторым местам.
– Ты молодец.
Эми кивнула и, с нежностью погладив платье черного лебедя, которое сшили по ее собственному эскизу, ушла на пресс-конференцию.
– Я тебя догоню! – крикнула ей вслед Инга и тут же переключилась на меня. – Если бы не твоя гениальная короткая программа, в которой я получила огромный запас баллов, ничего бы не вышло.
– Судьи выставили те баллы, которые ты заслужила. Презентация программы была на высочайшем уровне. Не каждый смог бы ее так откатать, к тому же…
– Лука, – остановила она меня, – помолчи. Если ты не заметил, я пытаюсь сказать тебе спасибо.
– Да ладно тебе. Это же моя работа, – растерялся я.
– Мы оба знаем, что ты до сих пор не смирился с окончанием твоей спортивной карьеры.
– Инга…
– Нет, дослушай, – попросила она меня, и я умолк. – Ты был моей путеводной звездой, когда катался. И продолжаешь ей быть сейчас, когда стал хореографом-постановщиком. Ты не перестал создавать искусство, просто сменил направление. Так бывает. Пожалуйста, прими это и прекрати жить прошлым.
– Я не могу с этим смириться, – покачал я головой, – пока нет.
– Тогда мы продолжим побеждать, катая поставленные тобой программы, до тех пор, пока ты не осознаешь, что обрел новый смысл жизни.
– Ладно, – согласился я, с трудом сдерживая слезы.
Мы встречались не так долго и не успели разделить моменты печали. Наши отношения видели радость и надежду, но не крах и отчаяние. А теперь, когда мы уже не вместе, наша дружба становится крючком, за который цепляется мое сердце, готовое разорваться от переживаний.
Честно говоря, слова Инги потрясли меня гораздо сильнее, чем ее золотая медаль.
А потом случился разговор с мамой и внезапно оказавшимся дома отцом.
– Что происходит? – первым делом поинтересовался я, увидев их вместе.
– Поздравляем твоих подопечных с медалями, сынок, – сказал папа, проигнорировав мой вопрос.
– Проходи, пожалуйста, мы приготовили ужин, – попросила мама и, быстро чмокнув меня в обе щеки, убежала на кухню.
– Пап, – вздохнул я, – вы что, снова сошлись?
– Снимай куртку, мой руки и приходи за стол.
Проводив его недоумевающим взглядом, я едва не ругнулся, потому что чертовски устал от игр, которые они ведут на протяжении всей моей жизни. Неужели я один понимаю, что они из разных миров и никогда не смогут жить в согласии?
– Ну? – обратился я к родителям, когда мы устроились за столом. – Говорите, что случилось.
– Ты же помнишь, что полгода назад твой отец проходил обследование в частной клинике? – начала мама и, дождавшись моего кивка, продолжила. – Сначала врачи решили, что у него сезонная крапивница. Но потом мы съездили к еще одному специалисту, и он смог определить истинную причину этих высыпаний на коже. Все оказалось несколько сложнее, чем мы думали.
– Пап, ты что, умираешь? – испугался я.
– Нет-нет, – покачал тот головой. – Выяснилось, что у меня аллергия на холод.
– Э-э-э, – протянул я, – а такое бывает?
– Холодовая аллергия – довольно редкое явление. Ученым до сих пор не известны точные причины ее возникновения, но это такая же болезнь, как и все остальные. В холодные месяцы нужно пить антигистаминные препараты, без них появляются высыпания и отеки. А ещё нужно исключить из рациона холодные напитки и блюда. Это очень серьезно, но у нас все под контролем.
– Что это значит? – нахмурился я, не понимая, как они могут контролировать болезнь, которая толком не изучена.
– Ставр больше не будет жить в тундре, – заявила мама. – Это слишком опасно.
– И ты с этим согласен? – повернулся я к папе, не раз говорившему мне, что он не мыслит жизни без родных просторов и своих оленей.
– Кажется, у меня нет выбора, – улыбнулся отец. – Я живу здесь уже полгода, и за это время начал понимать, почему мой организм так решил.
Заметив, как он любуется мамой, я чуть не подавился возмущением.
– Вы правда думаете, что это сработает?
– Что именно, сынок? – уточнил папа.
– Ваше воссоединение. Я сбился со счета, сколько раз это происходило. Но каждый раз все заканчивалось одинаково.
– Сейчас все иначе, – бескомпромиссно ответила мама. – И, Лука, это не все новости на сегодня.
Господи, дай мне сил, подумал я про себя.
– Что еще?
– Мы хотели лично пригласить тебя на наше торжество, потому что нам важно, чтобы в этот раз ты разделил этот день с нами, – сказала мама.
– Какое еще торжество? – удивился я.
– Вот, держи. – Папа протянул мне ярко-голубое пригласительное на свадьбу, на котором были изображены северные олени. – Мы снова женимся.
– В День оленевода, – дополнила мама, широко улыбаясь.
– Вы сошли с ума… – произнес я шепотом, читая слова в прямоугольном приглашении.
– Понимаем твое смятение, но мы правда хотим, чтобы ты одобрил наше решение, – пояснил папа. – Сынок, мы действительно нуждаемся в твоем благословении. Только так мы сможем двигаться дальше и снова стать семьей.
– Да делайте что хотите, – пробормотал я, вставая из-за стола. – Мне пора.
– Лука! – крикнули они хором.
– Что? – воскликнул я, остановившись в дверном проеме. – Что вы от меня хотите? Я знаю, что вы не можете друг без друга, но ваша безумная любовь никогда не шла нам на пользу. Я все детство пытался понять, почему у нас такая странная семья и почему мои родители не могут быть такими же, как у других детей. Не будь в моей жизни фигурного катания и бабушки, я бы точно свихнулся. Может, вам это все кажется нормальным, но для меня это слишком. Хотите пожениться? Хорошо. Обещаю приехать на вашу свадьбу. Но не надо просить у меня одобрения, потому что это выше моего понимания.
После моей гневной тирады, они попытались меня успокоить, но я был непреклонен. Сказалась усталость из-за перелета, смена часовых поясов и прошедшие соревнования. Я был измотан и опустошен и просто хотел как можно скорее покинуть этот город.
Оказавшись дома, я устыдился своей вспыльчивости и поспешил позвонить родителям по видеосвязи.
– Неважно, верю я в успех вашего брака или нет, – начал я, по очереди заглядывая им в глаза, – мне не стоило так остро реагировать.
Конечно, я поддержу вас в стремлении снова быть вместе. И буду надеяться, что в этот раз все и правда будет иначе.
Они сказали спасибо, и мы распрощались со слезами на глазах.
Я не верю во вторые шансы. Ни в карьере, ни в любви, ни в дружбе. Но что, если я заблуждаюсь и на самом деле это возможно? Вдруг желание и упорство могут сотворить чудо и вернуть тебе человека, которого ты считал навсегда потерянным? Наверное, именно поэтому я захожу в коктейль-бар «Наши черничные ночи» и оглядываюсь в поисках Полли.
– Обувь принес? – спрашивает она, подойдя ко мне из-за спины.
Вздрогнув от звука ее мелодичного и нежного голоса, я непроизвольно делаю шаг навстречу.
– Помнишь наш разговор незадолго до моего отъезда на стажировку? – спрашиваю я у нее. Она растеряна, но в ее взгляде – отчетливое понимание. – Я тогда не соврал.
– Не соврал?
– Я правда хотел, чтобы ты меня отговорила.
– Лука, – мягко обращается она ко мне, – у тебя все хорошо?
– Я не хотел оставлять тебя. И я постоянно скучал. Каждый божий день, Полли. – Мое признание звучит, как раскаяние. А может, это оно и есть.
– Понятно, – кивает она, явно встревоженная моим поведением, – может принести тебе воды?
– Не надо, – качаю я головой, – все нормально.
– Зачем ты пришел? – Она смотрит на меня по-новому, почти враждебно, и я не понимаю, во мне ли только дело.
– Я тебе неприятен? – предполагаю я, сощурившись. – Кажется, тебе трудно на меня смотреть.
– Мне неприятны воспоминания, которые вызывает твое присутствие.
– Почему у тебя дрожит голос?
– Я уже сказала, – говорит она, часто дыша, – уходи, пожалуйста.
– Ладно, – киваю я, – просто пришел сказать, что мне жаль. Я правда дорожил нашей дружбой и не хотел ее потерять.
– Я тоже, – отвечает Полли, окликнув меня уже у двери. – Но, Лука, я серьезно, перестань сюда приходить. Ты даже не представляешь, что ты приносишь вместе с собой.
– Не понимаю, – хмурюсь я. – Неужели я так сильно тебя обидел?
Она больше не в состоянии со мной говорить. Я вижу это по ее дрожащей нижней губе и глазам, наполнившихся слезами.
– Извини, я не хотел тебя расстроить, – бормочу я, наощупь пытаясь разыскать дверную ручку.
– Я тоже хотела тебя отговорить, – вдруг произносит Полли, но, когда я оборачиваюсь, ее уже нигде нет.