С Тео мы познакомились на балу.
В Итаре шестнадцатилетние девушки впервые выходят в свет на Карнавале Цветов. Торжественное событие, к которому готовятся чуть ли не за год. Разучиваются танцы, шьются платья, к цвету глаз и оттенку кожи подбираются ткани и драгоценности. Все должно быть нежного цвета, чтобы показать невинность тел и помыслов.
Наряды дополнялись небольшими букетиками, которые крепились к атласной ленточке на шее или на запястье. Один из выбранных цветков давал дебютантке на время бала имя. Никакой Виолы или Трир. Я – горделивая Лилия, а моя кузина – розовый Пион.
Я отличалась от остальных красавиц, прибывших на бал, только блеском короны. Для принцессы она обязательна. Венец, сплетенный из нитей платины и золота, являл собой образец «садового искусства» – в центре каждого цветка сиял драгоценный камень, а на лепестках висели бриллиантовые росинки. Никаких рубинов. На Карнавале Цветов красный считался вызывающим цветом.
Как же я ждала этот вечер! Не отпускало чувство, что со мной непременно произойдет что–то необыкновенное, чудесное. Просто не могло не произойти! От волнения накануне бала я уснула за полночь, а утром Пинчи отчаялась меня добудиться. Лишь волшебное слово «бал» заставило разомкнуть глаза.
– Все придут люди как люди, лишь наша принцесса явится с опухшим лицом. Хороша же будет Лилия! Лучше бы сразу назвались болотной кувшинкой, – ворчала служанка, прикладывая к моим глазам тряпицы, смоченные в отваре из хиндийской травы.
– Куда? – вопрошала она вечером, где–то за час до торжества, когда поймала меня за подол на пороге – так мне не терпелось окунуться в праздник. Она задрала пачку нижних юбок, чтобы показать, в каком виде я бегу на бал – в домашних туфлях с меховыми помпонами. – Вы бы еще босиком отправились!
И вот, наконец, я была готова. Шла до зала, замирая от счастья и больших надежд. Сердце билось в такт музыке.
В ярко освещенном, украшенном цветами зале кружились пары, давно миновавшие шестнадцатилетний рубеж. Время дебютанток еще не пришло. Оркестр находился на втором этаже – своеобразном внутреннем балконе, к которому вели лестницы сразу с двух сторон. Маэстро Бурвиль находился в ударе, и его палочка мелькала так быстро, что, казалось, он разгоняет невидимых пчел. Музыканты раздували щеки, заставляя духовые инструменты порождать нужные ноты, самозабвенно пиликали скрипки, стонала виолончель, и все вместе они создавали на удивление нежную мелодию. Все желающие посмотреть на дебютанток с высоты балкона рисковали оглохнуть.
Бал по традиции открывала королевская чета. Тут и там мелькали пышные платья дебютанток, слышался смех. Я, стоя рядом с пустующим троном отца, заметно волновалась. Вдруг меня никто не пригласит? Или оступлюсь в танце? Или отвечу невпопад? Волнение по пустякам юности присуще. Еще, как назло, опаздывала Трир, и я чувствовала себя под взглядами гостей как выставленная напоказ кукла. Кто–то специально стремился оказаться в центре внимания, я же, оставшись в одиночестве, страдала.
Бальный зал по задумке архитектора был выполнен в форме чаши. Приглашенные спускались «на дно» по широкой лестнице, и некоторые дамы пользовались оригинальным решением, чтобы продемонстрировать себя во всей красе. Они застывали на верхней ступени, позволяя мужчинам и соперницам оценить «чудесное явление», и лишь потом присоединялись к танцующим.
Когда на вершине парадной лестницы появился высокий мужчина в форме морского офицера, я невольно залюбовалась им. Белый китель, украшенный серебряным позументом, красиво оттенял загар. По мере того, как незнакомец пересекал зал, я отметила и выгоревшие под солнцем волосы, и голубые глаза, и ослепительную улыбку, которая, как оказалось, предназначалась мне.
Под взглядом офицера я стушевалась. Как я могла пренебречь правилами приличия и так явно рассматривать незнакомца? От волнения мои ладони сделались влажными, и я заторопилась вытащить из–за пояса батистовый платочек. Мне самой было бы неприятно прикасаться к «лягушачьей коже», но я, растяпа, тут же уронила спасительный кусочек ткани.
Сгорая от неловкости, я опустила глаза. Офицер же, продолжая улыбаться, поднял мой платочек, но не вернул, а засунул в потайной карман кителя, вернув мне другой – с витиеватой вышивкой «Т.Ф.».
– Не возражаете? – произнес он.
Я узнала монограмму по урокам геральдики: Теодор Фарикийский! Принц соседнего могущественного государства, бравый адмирал, командующий военно–морским флотом Фарикии. Осознание того, КТО приглашает меня на танец, смело мятущиеся мысли напрочь. Я приняла его платок и вложила ладонь в протянутую руку, уже не думая о том, влажная она или нет.
Я не помню наш первый танец. Весь мир кружился вокруг одного человека – Теодора. Я ловила каждое его движение: как смотрел, как улыбался, как дотрагивался до пальцев. Я была словно во сне! Что говорил? Не понимала, не слышала!
Отгремела музыка, и меня повели к столу с лимонадом. Выпила залпом, как простая служанка, а осознав свой поступок, едва не расплакалась. Вот почему так всегда, когда хочешь произвести приятное впечатление?
– Оставайтесь собой, – прошептал мне на ухо Теодор, принимая пустой фужер. А глупая Трир утверждала, что солдафоны не умеют тонко чувствовать. Или ее слова не относились к морякам? «Водная стихия – как капризная женщина, никогда не знаешь вознесет она тебя или погубит» – эта фраза принадлежала моему отцу. Судостроительные верфи – одна из статей дохода королевской семьи, а потому папа как никто другой знал цену каждому спущенному на воду кораблю. У него всегда болела душа, стоило одному из детищ бесследно исчезнуть на просторах морей. И конечно я с благоговением смотрела на Тео, который чуть ли не каждый день покорял море и командовал не одним кораблем, а целой флотилией.
Чего я добилась в свои шестнадцать лет? Сносно говорила на пяти языках, знала историю и геральдику соседних государств, освоила азы точных наук, прекрасно играла на клавесине, танцевала и вышивала гладью. Впору чувствовать себя полной неумехой рядом с блистательным офицером.
– Разрешите пригласить вас на следующий танец, – голову склонил один из моих старых приятелей. Мы часто встречались во дворце во время визита его отца – посла Норвикии. С Генрихом я провела две чудесные недели, когда мои родители почтили визитом северное государство. Олени, катание на санях, мороженая рыба, которую стругали на тонкие прозрачные полоски и ели сырой – с ним я испытала все те прелести, которых Итара, расположенная у теплого моря, была лишена.
Я пыталась придумать вежливый отказ, растерявшись от того, что Теодор отошел за новой порцией лимонада. Было бы неловко заставить его ждать с двумя бокалами в руках, пока я танцую с другим, поэтому погрузилась в состояние рыбы, выброшенной на берег: открывала и закрывала рот.
Заметив замешательство юной девицы, Теодор – мой верный рыцарь, пришел на помощь. Сделав вид, что через плечо заглядывает в книжечку для записи танцев, которую я мяла в руках, он с милой улыбкой заявил, что крайне сожалеет, но принцесса ангажирована на весь вечер. И, вручив бокалы незадачливому кавалеру, повел меня в круг танцующих.
– Выйдем в сад? Я знаю, он у вас чудесный, – бисеринки пота блестели на лбу Тео. Я, конечно, понимала, моряки и не такое выдерживают – шторм, штиль и все такое, но даже самая сильная качка проходит в открытом море, а не в зале с тысячей свечей. Разгоряченные танцами и весельем, нам просто требовался свежий воздух.
В саду тоже играла музыка. Другая, не для подскоков и поворотов. Волнительная, зовущая. Квартет из скрипачей и виолончелиста разместился перед входом в зеленый лабиринт – своеобразный звуковой маяк для тех, кто стремится выбраться на волю. Я осмелела, и сама взяла Теодора за руку.
– Не боишься заблудиться? – спросила я, глядя в его смеющиеся глаза.
– Я хочу заблудиться.
Ответ заставил мое сердце биться чаще.
О, сколько же наш лабиринт хранит укромных мест! До прекрасной ночи блуждания среди вьющихся цветов и жимолости, стеной отгораживающих нас от внешнего мира, я никогда не замечала, насколько удачно расположена та или иная скамейка, насколько широки ободки фонтанов, на которых, оказывается, можно сидеть вдвоем и мечтательно закатывать глаза под звуки струящейся воды. Все в лабиринте располагало к уединению и доверительным беседам. Зачем искать выход? К концу ночи я была уверена, что готова провести с Теодором всю оставшуюся жизнь. Особенно после его признания, что он прибыл на бал из–за меня.
– Я даже не переоделся в светскую одежду, так торопился увидеть тебя, – его слова стекали по сердцу каплями меда.
Он отправился во дворец сразу же, как только фрегат «Жемчужина» встал на якорь, а все потому, что бравый адмирал боялся пропустить первый танец юной дебютантки. С корабля на бал.
Я млела от удовольствия. Как оказалось, между нашими родителями давно существовала договоренность об объединении королевских родов с соответствующими политическими выгодами. Мой портрет висел у фарикийского принца в спальне, и это известие заставило щеки загореться.
– Я полюбил тебя, Виола, – Теодор положил ладонь на мое колено, и я перестала дышать. Мы прятались в тени беседки, которую густо оплетали розы, и их аромат кружил и без того одурманенную счастьем голову. – Страстно и самозабвенно.
– Так сразу? – мой голос звенел.
– Я полюбил тебя с первого взгляда. А ты? Что ты чувствуешь ко мне? Я смею надеяться на ответное чувство? – все как в книгах, которые я, таясь от мамы, читала тихими ночам.
И я вдруг осознала, что и сама полюбила с первого взгляда! Еще тогда, когда Тео только появился на первой ступеньке, ведущей в бальный зал. Красивый, блистательный, мужественный.
Теодор понял без слов. Поцелуй был нежным, легким, опьяняющим.
Все два года до оговоренного дня свадьбы, фарикийский адмирал баловал меня вниманием и подарками. На мне и сейчас надета подаренная им цепочка с «Бриллиантовой слезой» – амулетом, оберегающим от отравителей.
– Артефакт почует яд на расстоянии двух шагов, – пояснял Тео, застегивая на цепочке замочек. – Ты не пропустишь сигнал об опасности, слеза обожжет тебя.
Тронутая воспоминаниями, я всхлипнула. «Слеза», носовой платок и оркис – вот и все, что мне осталось от любимого.
А с какой гордостью и любовью он рассказывал о Королевском острове – родном для него месте. Предки нынешних фарикийских монархов построили на нем грандиозный замок, ставшей обителью для высшей знати. И Теодору было чем гордиться, ведь остров сам по себе являл чудо.
Ни в одной стране мира, кроме как на скалах острова, не водятся такие удивительные крылатые животные как оркисы: кошки с орлиными крыльями. Подарок Тео сейчас, должно быть, уже на корабле. Плюх пока еще котенок, и крылья его малы, как у неоперившегося птенца, но в один прекрасный момент несмышленыш взлетит и, боюсь даже представить, куда его занесет. Лучше бы в этот момент мне оказаться рядом. Только для того, чтобы юный оркис не потерялся, его приходится держать в клетке. Но когда он вырастет и примет меня как друга, преданнее существа не сыскать.
У оркисов есть замечательная способность разговаривать с хозяином мыслеобразами, что сделало их весьма популярными среди знати – их баснословная цена не позволила бы завести зверушку простолюдину. Кроме того, существовала опасность потери оркиса навсегда: если кошка не привязывалась к хозяину, то, повзрослев, она выбирала свободу и возвращалась в свою стаю.
Еще одна особенность делала оркисов ценными – они размножались только на Королевском острове. Пещеры в неприступных скалах тому виной, или редкая рыба, водящаяся в прибрежных водах, но оркисы наотрез отказывались спариваться где–либо еще. Говорят, полет стаи крылатых котов к морю «на рыбалку» – незабываемое зрелище, собирающее зевак со всех уголков мира.
Мне самой так и не удалось побывать на острове. Я не торопилась, поскольку хотела попасть на него невестой Теодора: тогда я смогла бы поучаствовать в старинном, немного страшном, но весьма любопытном обряде.
Дело в том, что Королевский остров со всех сторон окружен скалами, чьи пики опасно торчат из моря, будто природа сама позаботилась сделать прибрежные воды непроходимыми, и в старинные времена добраться до него решались лишь смельчаки. Они и принесли весть, что среди скал существует разлом, куда обрушиваются семь водопадов, а в пещерах живут странные крылатые животные, за схожесть с кошками и орлами получившие название оркисы.
Правящую чету Фарикии заинтересовал таинственный остров, и вскоре архитекторы ломали головы над тем, как связать его с материком, чтобы построить на месте разлома крепость и взять под контроль оркисов, за которыми уже охотились контрабандисты. Достояние нации следовало сберечь. Не нашли ничего лучшего, как использовать магию, и через несколько лет к предполагаемому месту строительства замка вел необыкновенный мост. Под ударами стихии, а море здесь волновалось частенько, он вел себя как живое существо – мог застыть в оцепенении или начать дрожать. Иногда мост пел, и песнь его тоже зависела от настроения: то он голосил, как отряд трубачей, то тихо стонал – выводил грустную мелодию.
Королю, побывавшему на месте строительства, захотелось жить в этом прекрасном, но суровом краю, поэтому крепость, а потом и остров получили название Королевский.
Традиция проводить невест через мост родилась неожиданно: жених решил порадовать свою суженую и показать ей чудеса Королевского острова. Но невеста наотрез отказалась идти по мосту, вокруг которого бушевали волны. Тогда юноша, а он был конюхом, поступил так, как поступал со своими гривастыми подопечными. Когда те начинали бояться идти по опасному месту, он завязывал им глаза.
– Доверься и закрой глаза, – произнес конюх, беря любимую за руку. Мост точно почувствовал, что от него зависит судьба этой пары, и прекратил реветь в унисон морю – затянул нежную песню. Невеста отвлеклась на нее и забыла о шуме волн. Добравшись до противоположной стороны в целости и сохранности, назад она уже возвращалась с открытыми глазами, и ей ни чуточки не было страшно.
Рассказ о находчивом женихе и его боязливой невесте передавался из уст в уста, и вскоре, благодаря новым парам, захотевшим искусить судьбу, родилась традиция, обретшая форму испытания – женихи завязывали глаза невестам и протягивали руку. И только от девушки зависело, доверится она тому, с кем решила связать жизнь, или откажется. А мост назвали мостом Любви.
Я слушала легенду, сделавшуюся явью, и представляла, как невесте должно быть страшно: бушующее с двух сторон море, крики чаек, стон моста, напоминающий странную песнь, и лишь тепло надежной руки, ведущей вперед.
«Доверься и закрой свои глаза, тебя я крепко за руку держу. По тонкой грани меж Добра и Зла в любовь тебя легко я провожу».
Выдержавшие испытание влюбленные бросали в море монетку, чтобы их чувства оставались вечными.
Я вздохнула. Жаль, мне не услышать песнь моста и рокот волн, не побывать во дворце Семи водопадов, построенном на месте горного разлома, где каждому источнику дали свое название. Счастье, Надежда, Удача… Семь источников и семь башен вокруг дворца, с высот которых низвергается вниз поток.
– Перед важным начинанием жители Фарикии приходят к нужному водопаду и загадывают желания. Говорят, они исполняются, – Теодор улыбался мне, а я была уверена, что придет и мое время обойти все семь башен, с которых падает вниз холодная и вкусная вода. Я хотела жить в этой сказочно–красивой стране и пройти в день свадьбы по мосту Любви рука об руку с Теодором.
Но моим мечтам не суждено осуществиться. По законам Итары я жена короля Ларда Тарквидо. Дорога из роз не имеет пути назад.
Я подняла глаза на ждущую нас лодку, в которой застыли с веслами в руках матросы. Она переправит нас к фрегату, стоящему на рейде – трехмачтовому кораблю, так похожему на те, что сходят со штапеля итарского адмиралтейства.
Последние метры, последние шаги. Почему не последние удары сердца?