Выйдя из своего «мустанга», я хлопнул дверью так, что голуби, гулявшие по тротуару, решили унести свои пернатые тела подальше. Я снова закурил. У меня было в запасе еще две минуты, чтобы смачно посмолить дурнушку. Клубы сладкого дыма меня радовали. Проходящие мимо копы кивали или махали руками в знак приветствия, в ответ я лишь хлопал глазами или слегка подмигивал. Заводные ребята в форме всем своим видом демонстрировали почтение, я бы даже не удивился, если бы кто-то решил подойти ко мне и попросить автограф. Настолько крутым меня считали.
Я сплюнул на асфальт заряженную кофе слюну, бросил окурок, потушил его своим ковбойским ботинком и, нахмурившись, двинул в кабинет к шефу. Меня ждал разговор по делу «Святош», и я был готов выложить новые факты этому лысому недоростку.
Участок стоял на ушах. Копы возились в грязном белье горожан, вытаскивая наружу всю гниль. Кодекс хорошего детектива гласил: чем стремней дельце, тем больше за него заплатят и навешают нехилых званий. Работники убойного отдела были хуже трупных червей. Выискивая самые протухшие истории, они кормились и завоевывали уважение коллег.
Наш шеф никогда не ковырялся в дерьме, его максимальный рекорд – легкое погружение по щиколотку. После того как он закончил полицейскую академию, ему дали возможность поперекладывать листики из одной пачки в другую, а потом какой-то умник решил, что этот лысый ботаник справится с целым отделом, и приказал ему возглавить участок. Ботаник был не против.
Расталкивая увлеченных работой копов, я двигался к кабинету шефа. Мой оскал демонстрировал пренебрежение, которое я чувствовал к этому засранцу. Я без стука открыл дверь. Хозяин кабинета что-то печатал на клавиатуре.
– Ты как всегда вовремя, Тони, – не отрываясь от дела, произнес шеф.
– Это мой стиль, босс. Я не люблю ребят, которые не следят за временем.
Начальник оторвал взгляд от монитора и перевел его на меня. За линзами очков толщиной в колоду карт хлопали светло-голубые глаза. Он собрал ладони в лодочку и замер в размышлении.
– Речь пойдет о «Святошах», – вступил я.
Шеф развел руками и откинулся на спинку кресла.
– Я выяснил, что эти ребята привезли первую партию дури еще в прошлом году. – Я сделал паузу, и моя рука потянулась за пачкой сигарет в карман кожаного плаща.
– Может, ты присядешь? – Шеф указал на стул напротив.
Кресло начальника было настолько большим, что недвусмысленно давало понять, кто тут главный. Стул, на который я уронил свой зад, был твердый, как бетонный пол.
Мартин – так звали лысого очкарика, доминирующего над всем отделом, – был спокойным, словно каждое утро ему вкалывали серьезную дозу транквилизаторов. Он двигался неторопливо, как жук, угодивший под мощную струю дихлофоса.
– Послушай, Тони, – прожевал шеф, – ты хороший коп. И совсем скоро пойдешь на заслуженный отдых. У тебя будет хорошая пенсия и даже почетная грамота от губернатора округа. – Мартин откашлялся. – Я тебя прошу, оставь «Святош» парням помоложе, а сам приведи свои дела в порядок.
Каждый раз, когда я слышал, что кому-то стоит привести дела в порядок, мне представлялся лежащий на койке больной, планирующий с минуту на минуту откинуть копыта. Я еще не собирался сыграть в ящик, поэтому не понимал, к чему клонит начальник.
– Шеф, ты хочешь вывести меня из игры? – В моих зубах появилась сигарета.
– Только не говори, что ты сейчас закуришь.
Зажигалка выдала искру, и появившийся огонек обжег тонкий слой бумаги. Кабинет босса наполнился дымом. Шеф закашлял.
– Шеф, если ты хочешь, чтобы дело было раскрыто, то тебе просто необходимо выслушать, что я вынюхал про этих гребаных наркоманов, – спокойно сказал я.
Начальник напрягся: то ли большое кресло придавило ему яйца, то ли его не радовал запах кубинского табака.
– Тони, я тебя вызвал не для того, чтобы слушать истории про «Святош», а для того, чтобы ты наконец услышал официальное заявление начальника уголовного отдела. – Мартин привстал, вытащил сигарету у меня изо рта и потушил ее об стол из красного дерева.
На моем лице замерло недоумение, а шеф плюхнулся обратно на свой кожаный трон. Он поправил галстук, сдерживая напряжение, и, вздохнув, добавил:
– Тебе осталось чертовых четырнадцать дней. Не делай глупостей.
В комнате запахло протухшим копом. Кто-то из нас двоих играл не за ту команду, и это был не я. Мне не нужно было общаться с долбаным экстрасенсом, чтобы понять, что шеф троит, как изношенный движок. Мартин решил выгородить «Святош», выводя меня за линию поля. Он знал, что я подошел к ним достаточно близко, чтобы хорошенько ухватиться за их вонючую задницу. Осталось понять, что такого они пообещали этому лысому придурку, чтобы тот так их прикрывал.
– Босс, ты же знаешь, я хороший коп, – кинул я, доставая из кармана новую сигарету.
Шеф молча смотрел. По его сжатому телу было заметно, что у него вышел из строя не только движок, но и термостат, – Мартин закипал.
– А если у хорошего копа вытащить сигарету изо рта, – я засунул дурнушку между зубов, – то у него во рту появится новая.
Зажигалка. Огонь. Дым. Дикий взгляд напротив.
– Тони, у тебя от этого дерьма, – шеф принялся размахивать руками, пытаясь расчистить воздух от дыма, – совсем мозги высохли. – Он сделал паузу. – Ты походишь на параноика. Уже весь отдел воет от твоей теории заговора. Какого хера ты вообще решил, что у «Святош» может быть сложная система наркотического трафика? Пару партий за полгода – это не объемы Эскобара, чтобы трубить тревогу. Ты делаешь из мухи слона. «Святоши» – это мелкая дилерская сеть, а ты из небольшой картины Моны Лизы раздуваешь фреску Микеланджело. – Шеф снова замахал руками. – Я заглядывал к тебе в кабинет – твоя доска расследования наряжена ярче рождественской елки, а из нитей связей ты свил паутину получше, чем у некоторых пауков. Ты вообще в своем уме? Несколько продаж их дури не дает повода придавать расследованию такие масштабы. – Он снова поправил галстук.
Сигарета приятно тлела, пока я пренебрежительно смотрел в самую сердцевину глаз босса, решившего поиграть в двойного агента. Я стряхнул пепел на его стол из красного дерева. Мой стул пронзительно скрипнул.
– Оставь это дело и спокойно выходи на пенсию, – пытаясь сохранить дружелюбие, процедил босс. – Займись документами, пообщайся с парнями, поведай им истории из своей жизни. За дело не переживай, я его поручу настоящим спецам.
Я выглядел безмятежным. Могло показаться, что я впал в прострацию, но по факту я кипел, как свинцовая жижа. Меня выворачивало от этого недоноска, предлагающего мне перебрать стопку бумажек и потрепаться с коллегами. В отделе все знали, что Тони не дает ходу своему языку. Дополнительная сигаретка – всегда пожалуйста, а вот болтовня – выбор ребят, потерявших яйца.
– Шеф, ты знаешь, если раненый волк схватится за жертву, – я чихнул, – то он никогда ее не отпустит. Никогда. Даже если его бить веслом и резать бензопилой, его хватка не ослабнет. – Я бросил окурок на стол Мартина и встал с этого дерьмового седла для тонкожопых.
– Тони, не вынуждай меня просить тебя сдать свой значок, – бросил шеф мне в спину.
– Тебе не придется меня просить, я его сам сдам. – С моего пояса слетел позолоченный герб полиции.
– Ты псих, какого хера ты делаешь?!
Я ударил дверь плечом и под крики лысого очкарика пошел в сторону выхода, чеканя свой марш свободы. Я на все пятьсот процентов был уверен, что этот мудак замешан в деле «Святош», и я планировал доказать, что не ошибаюсь.
– Тони, ты что снова наделал? Почему шеф орет как ошпаренный? – с улыбкой крикнул какой-то салага.
Мои шаги были твердыми, я не планировал реагировать на тупые вопросы разных дебилов вроде этого юнца в форме. Я сбил его плечом и двинул дальше по своим делам, тот отлетел и пробубнил себе под нос:
– Какой же ты козел, Тони.
Мне это не понравилось. Я остановился, словно наступил на лужу быстродействующего клея, спокойно достал пачку из кармана. Там была последняя сигарета. Я занервничал, но все же вытянул дурнушку и положил между своих потрескавшихся губ. Через секунду она уже дымилась. В отделе все замерли.
– И что ты сделаешь? – завопил салага.
Шеф подошел к двери и прислонился к косяку, ожидая, как я поступлю дальше. Странно: он молчал, будто в его рот засунули двойной чизбургер. Все полицейские в участке стояли как восковые фигуры. Не помню, чтобы кто-то предложил поиграть в игру «Кто первый пошевелится», – значит, весь этот театр из-за меня.
– И что ты сделаешь? – повторил салага. – Покажешь мне пенсионное удостоверение, и я умру от шока, узнав дату твоего рождения?
Мое молчание и спокойствие пугало парня. Быть может, я бы и не трогал его вовсе, но шеф изрядно поиграл на моих нервах. Теперь я был не в духе. Мне было просто необходимо сбросить дерьмо, которое вывалил на меня начальник. На работе знали, что я совсем не понимаю шуток, знали все, кроме этого выскочки. С каждой новой затяжкой в воздухе острее чувствовалось необратимое – салага влип. Копы забыли о своих делах, увлеченно представляя, какого сорта будет расправа.
Я бросил взгляд на сигаретку, последние двадцать секунд дурманящую мою кровь. Она и дальше могла меня радовать, если бы не молодой коп напротив. Его нижние веки превратились в два бассейна, из которых скоро могло потечь через края.
Наконец я ожил, спокойно подошел вплотную к салаге. Моя рука с никотиновой подружкой поднялась на уровень наших лиц, а еще через секунду оказалась около его лба. Мне вспомнились дружелюбные ребята из Индии, про них я смотрел по кабельному: в передаче говорилось, что они очень любят рисовать красную точку между глаз. Я подумал, что парню тоже пригодится такая точка. Я не стал искать пепельницу: лоб салаги хорошо справился с ее ролью. В последний момент, под шквал криков шефа, коллеги подбежали разнимать нас, но я все-таки успел открыть третий глаз мелкому говнюку. Теперь он никогда не забудет мое имя – Тони. Имя старика, который оставил отметину на его лице.
На весь участок стоял крик. У паренька был неплохой словарный запас. От болевого шока он вспомнил все ругательные выражения и выпалил их, изрядно удивив меня. Мне, конечно, интересно было послушать новые языковые находки, но меня ждали дела.
Расталкивая недовольных, я покинул участок. Свежий воздух продул мозги. После такого спектакля мне хотелось засунуть в рот подружку, набитую табаком, но я был пуст.