– Уверен, у вас уже была возможность прочитать мой рассказ. – Говорил Шутер небрежно, как человек, обсуждающий погоду.
– Да, я прочел.
Шутер важно кивнул.
– Воображаю, что вам он показался знакомым, не так ли?
– Разумеется, так, – согласился Морт, а затем спросил с той же нарочитой небрежностью: – Когда вы его написали?
– Я знал, что вы об этом спросите, – сказал Шутер и вместо ответа загадочно улыбнулся.
Его руки по-прежнему были скрещены на груди, ладони спрятаны под самые подмышки. Он выглядел как человек, абсолютно довольный своим местом в жизни, во всяком случае, до тех пор, пока солнце не скроется за горизонтом и не перестанет греть его лицо.
– Что ж, разумеется, – все так же небрежно продолжил Морт. – Я должен об этом спросить. Когда у двоих парней появляется одинаковый рассказ – это, знаете ли, серьезное дело.
– Серьезное, – задумчиво согласился Шутер.
– И чтобы разобраться в подобной ситуации, чтобы решить, кто у кого содрал, надо выяснить, кто написал эти слова первым. – Морт направил свой строгий и бескомпромиссный взгляд прямо в вылинявшие голубые глаза Шутера. – Надеюсь, вы со мной согласны?
Где-то неподалеку в ветвях деревьев самодовольно защебетала синица, затем все снова стихло.
– Полагаю, что да, – согласился Шутер. – Полагаю, что именно для этого я и приехал из Миссисипи сюда.
Морт услышал шум приближающегося автомобиля. Они оба повернулись на звук и увидели спускающийся с холма старенький «скаут», за которым кружился вихрь опавшей листвы. Том Гринлиф, здоровый и крепкий уроженец Тэшмора семидесяти с чем-то лет, был местным рабочим и делал в округе все, что не успевал Грег Карстейерс. Проезжая мимо. Том поднял в приветствии руку, и Морт помахал в ответ.
Шутер тоже выпростал из-под мышки руку и поднял палец. В этом дружеском жесте, который каким-то странным образом говорил о несметном количестве лет, проведенных в деревне, о бесчисленных и не умещающихся в памяти случаях, когда он точно таким же небрежным жестом приветствовал водителей проезжающих грузовиков, тракторов, сенокосилок и погрузчиков. Затем, когда «скаут» Тома исчез из поля зрения, Джон вернул свою руку на прежнее место. Едва вихрь листвы шурша опустился на землю, терпеливый, непоколебленный, пронзительный взгляд Джона Шутера снова остановился на лице Мортона Рейни.
– Итак, о чем мы говорили? – почти вежливо спросил он.
– Мы пытались установить происхождение, – ответил Морт. – Это означает…
– Я знаю, что это означает, – перебил Шутер, смерив Морга спокойным и в то же время слегка презрительным взглядом. – Я знаю, что одет как настоящий говнодав, и машина у меня, как у говнодава, и все мои родственники до тридцатого колена были говнодавами, и, возможно, это означает, что я и сам говнодав, но это вовсе не означает, что я – тупой говнодав.
– Действительно, – согласился Морт, – вовсе не означает. Но если вы умны, это вовсе не означает, что вы и честны. По правде говоря, лично я думаю, что чаще всего случается наоборот.
– Если бы я не знал этого раньше, то понял бы на вашем примере, – сухо ответил Шутер.
Морт почувствовал, что краснеет. Он не любил, когда его поддевали, и мало кому позволял так с собой обращаться, но Шутер только-только проделал это с изящной легкостью опытного стрелка, бьющего птицу влет.
Шансы заманить Шутера в западню снизились. Они еще не упали до нулевой отметки, но значительно уменьшились. Ум и остроумие – вовсе не одно и то же, но теперь писатель подозревал, что Шутер обладает и тем, и другим. Что ж, тем более не имело смысла затягивать это дело. Морт не желал находиться в обществе этого человека дольше, чем это было необходимо. Совсем недавно, прогуливаясь по тропинке вдоль озера, он невольно предвкушал это противостояние – как раньше, когда ему предстояло другое противостояние и он наконец понял, что это неизбежно, – может быть, всего лишь потому, что оно сулило какую-то перемену прежнего образа жизни, который стал уже невыносим. Теперь Морт хотел, чтобы все это поскорее кончилось. Он уже не был уверен в том, что Джон Шутер сумасшедший – во всяком случае, не совсем. Внезапно Морт понял, что этот человек действительно опасен; он был просто неумолим. Морт решил больше не ходить вокруг да около, а сразу зайти с козыря и покончить с этой историей.
– Когда вы написали ваш рассказ, мистер Шутер?
– Возможно, меня зовут не Шутер, – вроде бы забавляясь, ответил он. – Возможно, это просто псевдоним.
– Понимаю. Как же ваше настоящее имя?
– Я ведь не сказал, что это не мое имя; я сказал «возможно». В любом случае к нашему делу это не относится. – Он говорил безмятежно и, казалось, больше интересовался облаком, медленно плывущим по бездонному голубому небу к сияющему на западе солнцу.
– Ладно, но мне все-таки хотелось бы знать, когда вы написали этот рассказ. Это имеет к нашему делу прямое отношение.
– Я написал его семь лет назад, – ответил Шутер, все еще изучая облако, сейчас оно чуть коснулось солнца, и его край позолотился. – В 1982 году.
Попал, подумал Морт. Старый коварный ублюдок, он все-таки, шагнул прямо в капкан. Он все-таки взял рассказ из сборника. И поскольку «Каждый бросает по монете» вышел в 1983 году, он решил, что может назвать любую дату до этого года. Тебе следует внимательнее следить за выходными данными в книгах, старина.
Он ждал ощущения триумфа, но его не было. Только чувство легкости. Теперь можно без всяких проблем послать этого умника ко всем чертям. Но тут в Морте заговорило любопытство – вечное проклятие писательской братии. Почему, к примеру, именно этот рассказ, который так не похож на все остальные его произведения и совершенно не типичен для него? И вообще, если уж этот парень решил обвинить его в плагиате, то почему выбрал такую неприметную вещь? С тем же успехом он мог бы переписать какой-нибудь бестселлер, например, «Мальчика учителя музыки». Это по крайней мере было бы эффектно, а так все выглядит какой-то нелепой шуткой.
Видимо, решил, что переписать целый роман не так-то просто, подумал Морт и спросил:
– Почему вы так долго ждали? Я хочу сказать, что моя книга рассказов была издана в 1983 году, и с тех пор прошло уже шесть лет. Скоро будет семь.
– Потому что я не знал. – Шутер отвел глаза от облака и посмотрел на Морта все с тем же приводящим в замешательство выражением легкого презрения. – Вы небось уверены, что вся Америка, а может, и весь мир только и читает то, что вы пишете.
– Ну уж об этом мне лучше знать, – сухо парировал Морт.
– Но это вовсе не так, – пропуская слова Морга мимо ушей, самоуверенно продолжил Шутер, по-прежнему невероятно спокойно. – Ничего подобного. Я не видел этого рассказа до середины июня. Этого июня.
Морт вспомнил поговорку: «А знаешь ли, мальчик Джонни, что я тебе скажу? Ни разу я не видел свою жену в постели с другим мужиком до середины мая!» Интересно, как отреагирует Шутер, если услышит сейчас нечто подобное?
Рейни взглянул ему в лицо и решил не делать этого. Безмятежность сгорала в его выгоревших глазах, как в жаркий день испаряется за холмами туман. Теперь Шутер был похож на священника, готового огнем и мечом обращать свою паству, и в первый раз Морт Рейни по-настоящему испугался этого человека. И все-таки в нем пылал гнев. Он снова подумал о том же, о чем размышлял в конце своей первой стычки с «Джоном Шутером»: страшно ему или нет. Будь он проклят, если собирается стоять здесь и слушать, как этот человек обвиняет его в воровстве, – особенно теперь, когда сам же и подтвердил ложность этого обвинения.
– Позвольте-ка, я расскажу немного о вас, – сказал Морт. – Такие парни, как вы, очень разборчивы в своем чтении, и то чтиво, которое пишу я, вас, естественно, не устраивает. Вам по душе парни вроде Марселя Пруста и Томаса Харди, верно? По вечерам, подоив корову, вы разжигаете керосиновую лампу, ставите ее на стол, который непременно покрыт красно-белой клетчатой скатертью, и позволяете себе немного расслабиться, почитывая «Тесс» или «В поисках утраченного времени». Может быть, по выходным на вас накатывает страх чего-то неведомого, вы ходите нечесаным по дому и листаете какого-нибудь Эрскина Колдуэлла или Энни Диллард. Наверняка это кто-нибудь из ваших друзей рассказал вам о том, как я переписал вашу честно написанную сказку. Не так ли развивалась эта история, мистер Шутер… или как вас там?
Морт едва не сорвался на крик, поразившись тому, сколько же в нем скопилось ярости. Впрочем, удивление его было не слишком сильным.
– Нет. У меня нет никаких друзей. – Шутер говорил сухим тоном человека, просто констатирующего факт. – Ни друзей, ни семьи, ни жены. У меня небольшой домик примерно в двадцати милях к югу от Перкинсбурга, и мой кухонный стол действительно накрыт клетчатой скатертью, как вы только что заметили. Но у нас в городе электрический свет. А керосиновой лампой я пользуюсь только во время грозы, когда случаются аварии на линии.
– Рад за вас.
Шутер не обратил внимания на сарказм Морта.
– Я получил этот дом от своего отца и вложил в него немного денег, которые достались мне от бабушки. У меня действительно есть молочное стадо, около двадцати голов, в этом вы тоже были правы, а по вечерам я пишу рассказы. Полагаю, у вас стоит какой-нибудь модный компьютер с большим экраном, а я работаю на старой пишущей машинке.
Он замолчал, и в течение нескольких секунд оба они слушали шорох листьев, потревоженных легким ветерком.
– О том, что ваш рассказ как две капли воды похож на мой, я узнал сам. Дело в том, что я решил продать свою ферму. Решил, что если будет немного денег, то смогу работать днем, когда у меня свежая голова, а не только с наступлением темноты. Один торговый агент из Перкинсбурга устроил мне встречу с парнем из Джексона, у которого есть несколько молочных ферм в Миссисипи. Я не люблю делать за один раз больше десяти или пятнадцати миль – начинает болеть голова, особенно если надо ехать через большие города, потому что там на дорогах сплошные придурки, – поэтому я поехал на автобусе. И уже собирался сесть в него, но вспомнил, что ничего не купил почитать. Я ненавижу длинные переезды на автобусе, если мне нечего читать.
Морт поймал себя на том, что невольно даже кивнул. Потому что он тоже ненавидел переезды – на автобусе, поезде, самолете или машине, – если не было при нем какого-то более серьезного чтения, чем ежедневная газета.
– В Перкинсбурге нет автобусной остановки – «Грейхаунд» минут пять стоит на центральной площади и выезжает на шоссе. Я уже поднимался по ступенькам этого «хаунда», когда сообразил, что сажусь с пустыми руками, и попросил водителя подождать меня. Но тот сказал, что будь он проклят, если станет ждать, мол, он и так опаздывает и тронется с места ровно через три минуты по его карманным часам. Если я поеду, он будет очень рад, а если нет, то смогу поцеловать его задницу, когда мы снова встретимся.
А ведь он рассказывает как писатель, подумал Морт. Будь я проклят, если это не так. Он попытался выкинуть эти мысли из головы – зачем ему думать об этом? – но сделать это было не так-то легко.
– Тогда я побежал в ближайший магазинчик. Там были какие-то книги, выставленные на старомодных проволочных стендах, которые крутятся во все стороны, – таких же, какие стоят в магазинчике здесь вверх по дороге.
– У Боуи?
– Да. – Шутер кивнул. – Именно там. В общем, я схватил первую попавшуюся книгу. Она могла оказаться карманной Библией, так как я даже не посмотрел на обложку. Но это был ваш сборник рассказов «Каждый бросает по монете». И, насколько мне известно, в нем действительно были ваши рассказы. Все, кроме одного.
Пора остановить этого Шутера. Он уже выпустил пар, и пора заткнуть его котел.
Но Морт с удивлением заметил, что пока ему вовсе не хочется этого делать. Вполне возможно, что Шутер действительно был писателем. Он обладал двумя главными качествами: умением рассказывать сказку так, что вам хотелось дослушать ее до конца, даже если вы уже знаете, каким будет конец, и был так полон дерьма, что едва не скрипел.
Вместо того чтобы сказать – даже если по какой-то дикой прихоти воображения Шутер говорил правду, – что он, писатель, сотворил этот несчастный рассказ за два года до появления сборника, Морт зачем-то уточнил:
– Так значит, вы прочли «Посевной сезон» прошлым июнем в автобусе «Грейхаунд», по дороге в Джексон, куда отправились, чтобы продать свою молочную ферму.
– Нет. Получилось так, что я прочел его на обратном пути. Я продал ферму и возвращался тем же автобусом, но с чеком на шестьдесят тысяч долларов в кармане. Первую половину рассказов я прочел по дороге туда. Они не стали для меня большим потрясением, но помогли скоротать время.
– Спасибо.
Шутер мельком взглянул на него и процедил:
– Я не собирался делать вам комплимент.
– Я в этом не сомневался.
Шутер задумался на минуту, затем пожал плечами:
– В общем, на обратном пути я прочел еще два рассказа… а потом этот. Мой.
Он посмотрел на облако, ставшее теперь бесформенной воздушной массой мерцающего золота, затем снова на Морта. Его лицо было бесстрастным, как и прежде, но писатель внезапно понял, как жестоко ошибался: в этом человеке не было ни толики покоя и безмятежности. Его ввела в заблуждение ироническая маска, которую Шутер надевал на себя, чтобы сдержать свой гнев и не убить Мортона Рейни сразу, прямо голыми руками. Да, лицо Шутера было бесстрастным, но глаза пылали глубокой, дикой яростью, какую Морту едва ли доводилось прежде видеть. Он понял, что поступил глупо, свернув у озера на эту тропинку, которая вполне могла привести его к гибели от рук этого парня. Человек, стоящий перед ним, был достаточно сумасшедшим – во всех смыслах этого слова, – чтобы совершить убийство.
– Я удивлен, почему никто не заподозрил, что этот рассказ написали не вы – ведь он совсем не похож на другие, ни капельки.
Голос Шутера звучал по-прежнему ровно, но теперь Морт понимал, что это голос человека, который изо всех сил держал себя в руках, старался не сорваться, не схватиться за дубину, не кинуться на своего собеседника; это был голос человека, который знал, что в любую минуту готов совершить убийство, едва услышав, как его собственный голос выходит из-под контроля и наполняется яростью от обиды; голос человека, который знает, как легко можно превратиться в линчевателя.
Морт неожиданно почувствовал себя так, будто попал в темную комнату, пересеченную тонкими, как волоски, проводами, протянутыми к брикету мощной взрывчатки. Трудно было поверить, что всего лишь несколько секунд назад Рейни казалось, будто он держит ситуацию под контролем. Его собственные проблемы – отношения с Эми, бездарное сидение перед компьютером – казались теперь незначительными деталями незначительного пейзажа. В действительности они вообще потеряли всякий смысл. Теперь у Морта была только одна проблема, и заключалась она в том, чтобы не погибнуть, вернуться домой и дожить хотя бы до захода солнца.
Он открыл рот и снова закрыл его. Морт не посмел сказать ни слова, во всяком случае, сейчас. Комнату пересекали натянутые провода.
– Я очень удивлен, – повторил Шутер все тем же низким, ровным голосом.
Теперь его безмятежность казалась жуткой пародией на подлинное спокойствие. Морт услышал свой голос:
– Моя жена. Ей этот рассказ не понравился. Эми сказала, что он совсем не похож на то, что я писал прежде.
– Как он попал к вам? – грозно растягивая слова, спросил Шутер. – Вот что я действительно хочу знать. За каким чертом такой сытый засранец, как вы, забрался в какую-то вонючую дыру в Миссисипи и украл мой чертов рассказ? Для чего вам это понадобилось – если только вы не украли и все остальные свои писульки? Объясните хотя бы, как он к вам попал, этого мне уже будет достаточно.
Ужасная несправедливость этих слов снова пробудила в Морте угасший было гнев. На мгновение он позабыл, что был здесь совершенно один, не считая этого психа из Миссисипи.
– Прекратите, – грубо сказал он.
– Прекратить? – переспросил Шутер, глядя на Морта с неподдельным изумлением. – Прекратить? Что, черт побери, вы хотите этим сказать?
– Вы сказали, что написали этот рассказ в 1982 году, – произнес Морт. – Я написал свой где-то в конце 79-го. Я не помню точную дату, но знаю, что впервые этот рассказ был опубликован в июне 80-го. В журнале. Я опередил вас на два года, мистер Шутер, или как вас там. Если кто-то здесь и является жертвой плагиата, то это, безусловно, я.
Морт не заметил, в какой именно момент Шутер сдвинулся с места. Только что они стояли у машины Шутера, глядя друг на друга; а в следующее мгновение Морт уже был прижат к водительской дверце, руки Шутера сжимали его запястья, а лицо вплотную приблизилось к его собственному, лоб в лоб. А между этими двумя мгновениями у Рейни было лишь неясное ощущение, что его схватили и резко развернули.
– Ты лжешь, – сказал Шутер, и Морт уловил в его дыхании слабый сухой запах корицы.
– Будь я проклят, если лгу! – ответил Морт и ринулся вперед, отталкивая от себя напирающего на него человека.
Шутер был сильным, почти таким же сильным, как Морт Рейни, но Морт моложе, тяжелее, и сзади у него стоял голубой фургон, от которого можно оттолкнуться. Ему удалось ослабить хватку Шутера и отпихнуть его так, что тот, спотыкаясь, отступил на пару шагов.
Сейчас он бросится на меня, подумал Морт. Хотя он не дрался со школьных времен, когда схватка закипала после слов типа «Ты меня толкнул, а теперь получай». Морт был изумлен, обнаружив, что сознание его остается ясным и холодным. Мы будем драться из-за этого бестолкового, дурацкого рассказа. Что ж, пусть! Все равно сегодня я больше ничего не сделаю.
Но этого не произошло. Шутер поднял руки, посмотрел на них, увидел, что они сжаты в кулаки… и заставил себя разжать пальцы. Морт видел, какое усилие понадобилось этому человеку, чтобы снова подавить свой гнев, и почувствовал благоговейный трепет. Шутер опустил открытую ладонь себе на рот и очень медленно и осторожно вытер губы.
– Докажите это, – глухо сказал он.
– Хорошо. Вернемся вместе в дом. Я покажу вам примечания в книге на странице с выходными данными.
– Нет. Меня не интересует книга. Мне наплевать на книгу. Покажите мне рассказ. Покажите мне журнал с этим рассказом, чтобы я сам мог его прочесть.
– Но у меня здесь нет журнала.
Морт хотел сказать что-то еще, но Шутер закинул голову в небо и засмеялся сухим, лающим смехом, звучащим, как удары топора, раскалывающего сухое дерево.
– Нет журнала? – Ярость по-прежнему сверкала в его глазах, но он держал себя в руках. – Я в этом и не сомневался.
– Послушайте, – начал Морт. – Обычно мы с женой приезжаем сюда только на лето У меня здесь есть экземпляры моих книг и некоторые зарубежные издания, но я публиковался и во многих журналах – со статьями, эссе и, конечно, с рассказами. Эти журналы хранятся в доме, где мы живем круглый год. Это в Дерри.
– Почему же вы сейчас не там? – спросил Шутер.
В его глазах Морт видел одновременно недоверие и злобное удовлетворение. Очевидно, Шутер давно предвкушал, как писатель станет лгать и изворачиваться, и, по мнению Шутера, именно это Морт теперь и делал. Во всяком случае, пытался.
– Я здесь потому, что… – Он запнулся. – А как вы узнали, что я здесь?
– Я просто посмотрел на заднюю обложку той книги, – сказал Шутер, и Морт чуть не шлепнул себя по лбу от досады.
Ну конечно, там была его фотография. Фотографировала сама Эми, и снимок получился просто превосходным. Впереди стоял Морт, на втором плане дом, а сзади простиралось озеро Тэшмор. Фотографию сопровождала простая подпись: Мортон Рейни возле своего дома в западном Мэне. Так что Шутер просто приехал в западный Мэн, и наверняка ему не пришлось долго ходить по барам и аптекам здешних городков, чтобы встретить кого-нибудь, кто сказал бы: «Морт Рейни? А как же, черт побери! Поезжайте к Тэшмору. По правде говоря, он мой личный друг!»
Что ж, стал ясен ответ хотя бы на один вопрос.
– Я здесь, потому что мы с женой разошлись, – сказал он. – Развод только закончился. Она осталась в Дерри. А в прежние времена этот дом пустовал.
– Ага, – сказал Шутер.
Тон его голоса снова привел Морта в бешенство. Ты лжешь, словно говорил он, но это уже не имеет большого значения. Потому что я знаю, что ты лжешь. В конце концов, ведь ложь – это твое обычное занятие, не так ли?
– Что ж, я бы все равно нашел вас, не здесь, так в другом месте. – И Шутер посмотрел на Морта твердым взглядом. – Я бы нашел вас, даже если бы вы переехали в Бразилию.
– Охотно верю, – признался Морт. – И все-таки вы ошибаетесь. Или обманываете меня. Я проявляю к вам уважение, надеясь, что это всего лишь недоразумение, потому что вы кажетесь мне достаточно искренним… – О Боже, совсем не кажетесь, подумал Морт, – …но я опубликовал этот рассказ за два года до того, как вы, по вашим словам, его написали.
Писатель снова заметил в глазах Шутера сумасшедший блеск, но Шутер тут же взял себя в руки: обуздал себя, подобно человеку, который может усмирить собаку со злым характером.
– Вы сказали, что этот журнал у вас в другом доме?
– Да.
– И в этом журнале напечатан ваш рассказ?
– Да.
– И этот журнал вышел в июне 1980 года?
– Да.
Во время этой утомительной серии вопросов Морт сгорал от нетерпения: перед каждым вопросом Шутер погружался в долгое, задумчивое молчание. Но затем Морт почувствовал слабую надежду: казалось, этот человек сам пытается убедить себя в том, что Морт говорит правду… пытается убедить себя в том, что сам он должен был давно знать, потому что почти полная идентичность двух рассказов не была совпадением. Морт по-прежнему твердо в это верил, но ему пришло в голову, что Шутер может и не помнить о том, что совершил плагиат. Ведь все-таки этот человек был сумасшедшим.
Морт уже не испугался, как в первый раз, когда увидел ненависть и ярость в глазах Шутера – будто отблески огня, внезапно охватившего амбар и взвившегося в небо. Морт сумел вырваться из его хватки и решил, что теперь, если дело дойдет до драки, сможет справиться… по крайней мере ему хватит сил повалить этого человека на землю.
И все-таки лучше, если бы до этого не дошло. Морт почувствовал, что Шутер начинает вызывать в нем какое-то странное и вовсе не уместное чувство жалости.
Однако джентльмен продолжал бесстрастно допытываться до истины:
– Тот, другой дом, в котором сейчас живет ваша жена, он ведь тоже здесь, в Мэне?
– Да.