День был насыщен безрадостными событиями. Гибли люди, рвались ниточки.
Только к одиннадцати вечера Кольцов добрался до дома у Измайловского парка. Служебная машина покатила дальше. Он постоял на крыльце, с чувством покурил. К ночи растаяли облака, загадочно переливались звезды. Где-то рядом существовал другой мир, иногда удавалось в него заглянуть, но прочувствовать не получалось – майор снова уходил в работу, куда-то мчался, вертелся как заведенный…
Лифт на ночь отключили, пришлось тащиться на шестой этаж пешком. Будить домашних не хотелось, он открыл своим ключом, вошел на цыпочках, как вор.
В этом мире было тихо и уютно, почему он застрял в других измерениях? Несколько минут просидел на облезлом пуфике в прихожей, перестраивал сознание. Квартира, предоставленная ведомством, была неплохая: три комнаты, просторная кухня, прихожая, в которой хоть в теннис играй.
На цыпочках дошел до детской, постоял под закрытой дверью. Валюша сопела во сне, причмокивала, смотрела свои сны. Даже находясь в Москве, он видел ребенка нечасто. Уходил – она еще спала, приходил – уже спала. Выходные – понятие относительное и ненадежное. Про долгие командировки лучше и не вспоминать. Через год ребенок уже пойдет в школу, будет получать отметки, общаться со сверстниками…
Из супружеской спальни не проистекало ни звука. Настя тоже уставала, но день ее был нормированный, она всегда знала, когда придет домой и чем будет заниматься.
Вторгаться в спальню Михаил не рискнул, двинулся на кухню, плотно прикрыл дверь. В холодильнике было не то чтобы пусто, но и не продуктовый рай. Условно мясная колбаса, сыр, масло, яйца, что-то подозрительное в кастрюле. В дверце – бутербродное масло, очередное достижение советской пищевой промышленности. Есть его в чистом виде было невозможно – продукт был хуже маргарина. Опытные хозяйки покупали по несколько пачек, путем сложных манипуляций выжимали из продукта воду, и только то, что оставалось, походило на масло. Настя до такого искусства пока не доросла.
И все же поиски еды увенчались успехом. В морозилке нашлись пельмени, налепленные тещей. Как этой доброй женщине удавалось провезти их через всю Москву и не превратить в слипшуюся массу, оставалось загадкой. Перед тещей он всегда испытывал неловкость, забывал, где работал, терзался чувством вины: за «загубленную» жизнь ее дочери, за ребенка, растущего без отца, за то, что супруга в одиночку тащит весь этот воз…
Доставая пельмени, он уронил на пол упаковку с колготками – поднял, засунул обратно. Товар нечасто появлялся на прилавках, за его обладание женщинам приходилось участвовать в настоящих боях. К изделию относились бережно. Считалось, что перед началом носки колготки надо подержать в морозилке – для улучшения прочности. Почему – народ не задумывался. Колготки не выбрасывали, чинили до последнего, стрелки замазывали лаком для ногтей. Окончательно порвавшиеся тоже не выбрасывали – носили под брюками. Настя в этом плане ничем не отличалась от других – и это был еще один повод краснеть перед тещей…
Закипала вода на плите, бубнил компактный телевизор, подключенный к общей антенне. По экрану бегала полосы, но изображение угадывалось. Повторяли вечерние новости. С трибуны выступал Леонид Ильич Брежнев, Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного Совета СССР, обладатель других должностей и званий. Сейчас он что-то бубнил по бумажке. Анекдотам про него несть числа. «Брови черные, густые, речи длинные, пустые» – отгадавшие загадку награждались бесплатными путевками в санатории русской Италии – Золотой Колымы… За последние годы Леонид Ильич капитально сдал, хотя семьдесят пять лет не предел для мужчины. Лицо обрюзгло, речь стала невнятной. В данный исторический отрезок, в разгар одиннадцатой пятилетки, происходило важное событие – под руководством КПСС принималась «Продовольственная программа» – в целях преодоления товарного дефицита, охватившего всю страну. Автором программы считался некий Михаил Горбачев, курировавший в Политбюро вопросы сельского хозяйства. Предлагались меры по увеличению производства продуктов, возведению новых агрокомплексов, расширения посевных земель. Ничего нового, не считая того, что дефицит в стране все же признали даже «наверху». Назревала новая неразбериха на продуктовом рынке, вряд ли связанная с его насыщением.
– Ладно, переживем и этот виток процветания… – пробормотал Михаил, помешивая купающиеся в кипятке пельмени. Потянулся к телевизору, переключил. Легче не стало – в записи передавали репортаж с Пленума ЦК КПСС. На какое-то время тема грядущего изобилия должна была затмить все другие. Вспомнился еще один анекдот: мужик переключает каналы – везде Брежнев. Замаялся уже. Наконец появляется субъект в форме полковника КГБ, грозит пальцем с экрана: «Ты у меня допереключаешься»…
Анекдоты про КГБ в первую очередь обожали сами работники КГБ. Два чекиста сидят в купе, травят анекдоты про Брежнева. Один говорит: «Подожди, пленку переверну». Другой: «Да ладно, у меня потом перепишешь».
Телевизор пришлось выключить – раздражал. Информацию получали из более достоверных источников.
Настя появилась, когда он с аппетитом уминал пельмени, запивая чаем. Вошла, кутаясь в халат, заспанная, взлохмаченная, курносая, щурилась и молчала. Задумчивость на женском лице – это к беде. Михаил поднялся, поцеловал ее в припухшие губы, вроде не стала отворачиваться.
– Явилось ясное солнышко на ночь глядя… – вздохнула Настя. – Ешь, не отвлекайся. Мама специально для тебя налепила…
В последнее время она оттаяла – до разумных, конечно, пределов. Муж стал чаще появляться в зоне видимости, и это отодвинуло большой взрыв. Но он по-прежнему был женат на работе, иначе не получалось.
Настя села напротив, подперла подбородок кулачком.
– Завтра задержусь на работе, – сказала она. – Привезут новые шкафы, надо с ними что-то делать. Меня уже записали на внеплановый субботник. Заберешь Валюшу из садика?
Михаил смутился. Супруга пристально разглядывала его лицо, делала выводы. Временами злость брала: можно подумать, он развлекается!
– Это не твой ребенок? – вздохнула Настя. – Тебе его подбросили?
– Постараюсь забрать, – сказал Кольцов, отодвигая тарелку.
– Постараешься? – удивилась жена. – А если не станешь стараться? Ребенку придется ночевать на лавочке перед детским садом?
– Обещаю – заберу, – твердо подытожил Кольцов.
– То есть мы не будем сейчас разбирать пословицу «Не давши слова, крепись, а давши – держись»?
– Не будем.
– Ну ладно… – Она смягчилась, вымыла тарелку мужа, хотя он мог и сам.
В спальне тоже было неплохо, и силы откуда-то нашлись. Лунный свет заглядывал в окно, растекался по полу, но до кровати не доставал.
– Потрясающе, в это невозможно поверить, – шептала Настя и снисходительно разрешала себя гладить. – Никаких командировок, ты уже две недели находишься в Москве. Это явно не к добру, но все равно ты здесь, приходишь домой, правда, поздно, но ночуешь в моей постели…
– В твоей постели? – не понял Кольцов. – Это не наша постель?
– Нет, – Настя прыснула. – Судя по тому, как редко ты в ней появляешься, это моя постель. Подвинься…
Она уснула, а он лежал, разморенный, и не мог уснуть. Крутились кадры немого кино: мертвая женщина в бассейне, ее убитый супруг в спальне; злобная ухмылка на мертвом лице старшего лейтенанта Никитина… Он находился на волосок от смерти. Выстрели Швец секундой позже – и все. То есть совсем все: пустота, темень, полное небытие. Он обязан Швецу по гроб жизни, а толком даже не поблагодарил…
Сон не шел, майор ворочался, вздыхал. Настя на всякий случай отползла на другой конец постели и там опять забылась. Тишину оборвал скрип потолка, наверху что-то упало. Верхнему соседу тоже не спалось, начинались традиционные «ночные бдения». Иногда он включал музыку, впрочем, не громко, разговаривал сам с собой, ругался.
Однажды это надоело, Михаил поднялся, чтобы разобраться. Ушел через час – сконфуженный и с тремя стопками водки в желудке. Жена ушла от Виталика два года назад, когда он командовал в Афганистане взводом разведки. О том, что реально творилось в этой стране, советская пресса не сообщала. Силы ДРА с моджахедами не справлялись. Из Пакистана на помощь басмачам шел непрерывный поток западного оружия и подкрепление в живой силе. Весь удар доставался ограниченному контингенту Советской армии – девятнадцатилетним пацанам-срочникам. Профессиональный спецназ в Союзе был, но, мягко говоря, немногочисленный. Пацаны грубели, матерели, учились на своих ошибках и, если выживали, превращались в грозных вояк, способных выполнять любую задачу.
Виталик дослужился до капитана. До армии был веселый человек. Вернулся бирюком, весь серый, с запавшими глазами. Толком не работал, сидел в своей берлоге, употреблял, с людьми не общался. До розовых чертей, впрочем, не напивался, чуть перегибал палку – сразу засыпал. «А зачем тогда пить?» – недоумевал Кольцов.
В тот вечер Виталик разоткровенничался, рассказал, как в Панджшере погиб его взвод. Практически весь – остались только сам Виталик и раненый боец, позднее скончавшийся в госпитале.
Командование ставило нормальные задачи: уничтожение баз мятежников в ущелье, ликвидация системы управления группировками, занятие территории, где обосновались бандиты. Но реализация задач оставляла желать лучшего.
Взвод Виталика попал в засаду во время проведения разведки, откатился, а потом почти сутки держал горную дорогу, не давая мятежникам обойти батальонную группу. Силы таяли, люди гибли, душманы шли в лобовую атаку, отступали с потерями, ударяли сбоку – их забрасывали гранатами. Вчерашние мальчишки дрались, как черти, пятились, но не бежали. Люди умирали от страшных ран, многие гибли, даже не успев осознать, что умирают. В последний момент, когда никого уже не осталось, появились советские вертушки с ракетами, отстрелялись – и наступать уже было некому. Что им мешало появиться раньше?
Виталика комиссовали по ранению, приехал сломленный, контуженый, никому не нужный. «Может, в криминал податься? – рассуждал он, сильно подпив (в таинство своей работы Кольцов соседей не посвящал). – Даже не знаю, что делать, друг. Пустота внутри, обида, стыд перед парнями. Они там кровь проливают, гробы с «двухсотыми» эшелонами в Союз идут, и никому до этого дела нет…»
– Разрешите?
– Входи, майор. Ты сегодня как будильник, – усмехнулся полковник Рылеев. Минутная стрелка настенных часов с шелестом встала на деление. Ровно девять утра. В кабинете полковника сидел еще один субъект – невысокий, плотный, в штатском костюме, который никого не мог обмануть. Он пристально разглядывал майора, постукивая пальцем по столешнице.
«Странно», – подумал Михаил. Он мысленно приготовился к разносу за вчерашнее, вплоть до отстранения от работы, но при чем здесь этот товарищ? Он не имел отношения к текущему делу. Или снова все переплелось?
– Проходи, Кольцов, – пригласил Рылеев. – Это генерал-майор Беликов Виктор Афанасьевич, начальник 3-го Главного управления. Сегодня он у нас в гостях, так сказать.
– Надеюсь, не в качестве свадебного генерала, – проворчал товарищ, одетый в добротный «буржуинский» костюм. Он привстал, протянул руку: – Будем знакомы, майор.
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор.
– Садись. – Генерал показал на стул. – И не вскакивай каждый раз, когда я буду подниматься, не мелькай перед глазами. Говоришь, это лучший сотрудник, Валерий Леонидович? – Беликов повернулся к Рылееву. – А по тому, что случилось вчера, я бы не сказал. Сели в лужу вы капитально…
– С ним всегда так, – отмахнулся Рылеев. – Сперва через заднее место, потом ничего, справляется. За последние два года ни одной нерешенной задачи.
Михаил молчал. Сказать было нечего. В грубых оценках его деятельности была доля истины. Что здесь забыл начальник 3-го Главного управления, ведущего контрразведывательную деятельность в вооруженных силах? Хотелось верить, что это дружеский визит. О репрессиях речь, похоже, не шла.
– Хорошо, если это так, – смягчился Беликов. – Дело уж больно щепетильное, первому встречному не доверишь… Я в курсе истории с Лавровским, этот негодяй сдавал на Запад серьезные сведения о нашем ядерном потенциале. За руку его, к сожалению, не поймали… но ладно, будем считать, что получил по заслугам. Еще эта история с лейтенантом из «семерки»… как там его, Никитин? Безрадостная ситуация, товарищи. Вербуют не только ученых и чиновников, но и людей, призванных обезвреживать лазутчиков… Вижу, майор, что у тебя накопились вопросы. Потерпи. Претензий к тебе никаких, Валерий Леонидович рассказал, что вчера произошло. Ты действовал правильно. Все предусмотреть невозможно, и от ошибок никто не застрахован. Никитина ты вычислил блестяще, снимаю шляпу. В деле Лавровского, как ты уже понял, пересеклись интересы наших управлений. Мы тоже разрабатывали Бориса Михайловича, царствие ему небесное, отслеживали – правда, безуспешно – его связи. К сожалению, не имеем понятия, на кого работал Никитин. Несложно догадаться, что эта фигура тоже окопалась в наших структурах…
– Прошу прощения, товарищ генерал-майор, – осторожно перебил Кольцов. – При всем уважении и почтении… задействованы серьезные силы. Что здесь делаю я?
– Во-первых, ты начал, тебе и продолжать. Во-вторых, я не могу привлекать людей из своего управления по той причине… – Беликов задумался, как бы выразиться деликатнее, ничего не придумал и сказал, как есть: – По той причине, что в нашем руководстве есть их человек.
– Вы серьезно? – удивился Михаил. – В руководстве 3-го Главного управления обосновался «крот»?
– Именно это я и пытаюсь сказать, – ворчливо отозвался Беликов. А Рылеев укоризненно покачал головой: дескать, Кольцов в своем репертуаре. – Нужен человек со стороны, грамотный, толковый, на которого можно положиться. Валерий Леонидович уверен, что это ты. Доверяю его выбору. Теперь мы действуем сообща, на что получена санкция от самого Юрия Владимировича. Не удивляйся, товарищ Андропов в курсе. Несладко, знаешь, осознавать, что у тебя под боком окопался враг… – Беликов передернул плечами, глухо выругался: – Недосмотрел, проявил близорукость. Чувствую себя как партизан во вражеском тылу… Ладно, оставим лирику. Организовать убийство Лавровских мог только человек из нашего ведомства, согласен? Он завербовал Никитина, посулив ему большие деньги, поставил Никитину задачу, зная, что мы вышли на Лавровского и скоро его возьмем. Лавровский на допросе мог его сдать.
– Соглашусь, товарищ генерал-майор, – кивнул Кольцов. – Обладать этими сведениями мог только сотрудник комитета. Не знаю, как насчет 3-го управления, но у нас знали пятеро, включая меня и товарища Рылеева. Все эти люди вне подозрений.
– Говорю же, – Беликов поморщился, – расклад такой. Ведомство господина Уильяма Джозефа Кейси выявляет места расположения наших баллистических ракет с ядерными зарядами. Их интересует любая, желательно достоверная информация о советском ядерном щите. Техническая документация, перспективные разработки, структура ракетных подразделений, снабжение, оснащение боезарядами и тому подобное. Операция называется «Ариадна». Красиво? С расходами янки не считаются, в бюджете ЦРУ заложены сумасшедшие суммы. Людей вербуют во всех структурах, имеющих отношение к теме. Я тебе их перечислю. Первое: Министерство среднего машиностроения. Это был Лавровский, а может, кто-то еще. Второе: 12-е Главное управление Министерства обороны – структура, непосредственно отвечающая за ядерное обеспечение. Третье: наше 3-е Главное управление – оно взаимодействует с перечисленными структурами, надзирает и курирует. Везде шпионы – не вымышленные, а, к сожалению, реальные. Пока мы знаем только Лавровского. О кротах из Двенадцатого ГУ еще узнаем – помяни мое слово. Главная задача – выявить человек из моего управления, с него и начнем распутывать клубок. Вред уже нанесен – колоссальный вред. Операция ЦРУ проходит успешно – об этом докладывает наша резидентура в Штатах. Места базирования ракетных полков давно известны. Враг в курсе практически всего. И что прикажете – менять места дислокации? Накладная работа. И бесполезная, пока не будут перекрыты каналы утечек. Мы добились локального успеха. В контейнеры, перевозящие по Транссибу секретную продукцию, люди из ЦРУ пытались установить приборы, фиксирующие радиацию. Дело тяжелое, неблагодарное, и затея провалилась благодаря помощи внедренного в ЦРУ нашего человека. К сожалению, он не волшебник, полной компетенцией не обладает. Данный успех снимает лишь часть проблемы. Со шпионской сетью надо что-то делать.
– Я понял, товарищ генерал-майор. Есть подозреваемые?
– Главку подчиняются особые отделы военных округов… – Беликов нахмурился. – Практически во всех округах находятся части 12-го управления МО. Есть подозрение, что изначально информация утекает с мест – именно из этих частей. Наиболее значимые объекты – в Московском и в Белорусском военных округах. Также Закавказский округ, Ленинградский, Киевский… Этим структурам я отдаю предпочтение, что не означает, что не надо проверять другие. Каждый отдел курирует определенное территориальное образование. Проверке подлежат полковник Мордвинов, подполковник Поляков, майор Сыроватов… Я предоставлю список, майор. Еще успеем поговорить, и не раз. Сколько нужно времени?
Вопрос был интересный.
– Понимаю. – Генерал-майор усмехнулся, не дождавшись ответа. – Сроки назначать не буду, но, сам понимаешь, дело горящее, тянуть нельзя. Вмешиваться в ваше расследование не буду, все нужные сведения предоставлю оперативно. Обращайся по любому вопросу, не надо стесняться.
– Первый пункт могу назвать уже сейчас, товарищ генерал-майор. Фамилии и фотографии сотрудников иностранных посольств, имеющих интерес к нашим ядерным объектам. Информация секретная, надеюсь, мы получим к ней доступ. Эти данные в ведении Первого и Второго управлений. Кто-то из этих людей работает с «кротом» из вашего управления.
– Хорошо, посмотрим, что можно сделать, – кивнул Беликов.
– Плачевно, товарищ генерал, если после инцидентов с Лавровскими и Никитиным «крот» заляжет на дно. В этом случае работа затянется. Но есть вероятность, что он не догадывается о нашей осведомленности насчет него. Он знает, что ни Лавровские, ни Никитин не успели ничего сказать. Поэтому продолжит свою деятельность. В этом случае у нас больше шансов.
– Как бы то ни было, работа предстоит непростая, майор. – Беликов буквально просверлил Михаила взглядом. – Надеюсь, ты вытащишь нас из этого дерьма…
Сор из избы не выносили. Операцию по выявлению «крота» в 3-м Главном управлении наглухо засекретили, работали только свои. Список из семи фамилий, представленный Беликовым, выглядел странно, разрабатывать в открытую этих людей было опасно (и Беликов с этим согласился). Фигуранты «тяжеловесные», со связями и влиянием, таких зацепишь без серьезного основания – пойдет волна, мало не покажется. Спрогнозировать последствия – весьма сложно. Комитет превращался в касту неприкасаемых благодаря стараниям Юрия Владимировича Андропова.
Пошли обходной дорогой – вернее, двумя обходными дорогами. Первое – иностранцы, сотрудники посольств и консульств. Шпионы работали не в вакууме, направлялись и обеспечивались кураторами из западных спецслужб. Личные встречи и прочие контакты были обязательны. Второе – углубленная работа по Лавровскому и Никитину.
Ненавязчиво отрабатывались связи покойного Бориса Михайловича – оперативники приходили к удручающему выводу: покойник был неглуп. Закулисная жизнь держалась в тайне, ничего незаконного, подозрительного. Работа на благо Отчизны отнимала много времени. Коллеги и подчиненные скорбели – причем натурально, кто-то – искренне.
Осмотр рабочего места ничего не дал – в сейфе и в шкафах Борис Михайлович компромат не хранил. Если с кем-то и встречался в нерабочее время, то делал это осторожно. Фигура его убийцы – старшего лейтенанта Никитина – выглядела перспективнее и при удачном сочетании мастерства и везения могла вывести на личность приобретателя выгоды от убийства.
– Какие-то мы недоношенные, друзья мои. – Михаил скептически оглядел понурое войско. – Да, будет трудно, сейчас всем трудно. Следует помнить, что только терпение и тяжелый созидательный труд приведут нас к победе. Не уверен, что ликвидация Лавровского – целиком и полностью инициатива «крота» из 3-го управления. Да, ему это выгодно в первую очередь. Открой Лавровский рот – и покатится голова «крота». Но без одобрения западных кураторов он действовать не станет. Те не дураки, одобрение дали. Лавровский все равно потерян, но нужно сохранить других. А вот исполнение акции «крот» мог обеспечить сам. И Никитин его человек, в этом я почти не сомневаюсь. Кто лучше поймет друг друга, чем два сотрудника одного ведомства? Контактировать с данной фигурой Никитин был обязан. Не исключаю, что это были физические контакты – в парках, рюмочных, в театрах оперы и балета. Ведь они не рассчитывали на то, что провалятся? Москвин – твоя тема. И бог тебе в помощь.
– Слушаю и повинуюсь, товарищ майор, – вздохнул молодой сотрудник. – Может, лучше Вишневского… вместо бога?
– Хорошо, – согласился майор. – Григорий, окажешь товарищу посильную помощь. Направление перспективное. А мы с Алексеем займемся господами иностранцами.
Направление действительно казалось многообещающим. Отчет о проделанной работе поступил к обеду следующего дня. Анализировались последние дни продавшегося Западу офицера. Он должен был получить инструкции. И вряд ли это был телефон или почтовый ящик. Гуси тертые – на глупость не пойдут. Но звонки тем не менее проверили. В последние четыре дня Никитин звонил только матери – два раза. Женщину проверили – ничего подозрительного, пенсионерка, бывший школьный завуч, положительные характеристики.
Никитин вел затворническую жизнь: дом, работа. Иногда выбирался в центр или на природу. Близких друзей не имел, с женщиной расстался, новой пока не обзавелся…
«Что значит «пока?» – машинально задумался Михаил.
Почтовые ящики в подъезде выглядели ужасно: облезлые, разбитые, ни один не запирался на ключ. Передавать с их помощью секретную информацию – непревзойденная глупость. Последний выходной у Никитина был три дня назад. Точная дата: 16 мая. До этого он плотно работал, после – тоже, вплоть до своей неожиданной кончины. Тело лежало в морге. Известили сестру – единственную родственницу, – проживающую в далеком Томске, но та еще не подтянулась на похороны брата.
Этот день исследовали пристально, со всех сторон, используя обаяние, умение разговорить собеседника и, несомненно, служебные удостоверения.
Было воскресенье. Никитин вышел из дома в половине одиннадцатого утра, поздоровался с бабушками у подъезда. Последние и стали источником информации. Вернулся часа через два и больше дом не покидал. До одиннадцати вечера скрипели половицы, потом его видели курящим на балконе, работал телевизор. Затем лег спать – вставать на работу надо было в шесть утра. Куда он отлучался утром, успев провернуть свои дела за два часа? Бабушки отчитались: Никитин завернул за угол, тогда как выход на улицу с другой стороны.
На задворках находились гаражи, один из них принадлежал Никитину, имеющему в личной собственности автомобиль «Москвич-412». То, что фигурант воспользовался машиной, подтвердил сосед по гаражу – тот всю первую половину дня провел за ремонтом своей «Волги ГАЗ-21».
– Источник надежный, – немного смущаясь, поведал Москвин. – Крановщиком работает… ну, пивной кран в ларьке открывает. Как увидел наши документы – весь скукожился. Узнал, что мы не по его душу, просто голова у человека с плеч свалилась… тьфу! Гора. Зачем ему врать? За машиной он следит – не машина, а кукла. Мог бы новую купить, но эта нравится. Никитин открыл гараж – время примерно совпадает с тем, что назвали старушки. Вывел «Москвич» и куда-то уехал. Отчитываться перед соседом не стал. Вернулся в половине первого или чуть раньше, «крановщик» еще чистил свою красотку. Не казался ни радостным, ни расстроенным. Постояли пару минут, покурили. Кстати, сосед не знает, что он работал в КГБ, а когда узнал, сразу заспешил домой – видимо, сухари сушить. В общем, время отбытия и прибытия фигуранта мы узнали. Вернулся довольно быстро – значит, уехал недалеко. По словам соседа, парень мрачноватый, нелюдимый, несколько раз предлагал ему выпить, но тот ссылался на занятость.
Удача сопутствовала оперативникам. Резонно допустить, что за эти два часа агент получил инструкции. По словам соседа, Никитин проигнорировал выезд на улицу, повел машину задворками, вдоль больничной ограды, а там единственный выезд – на узкую Коммунарскую улицу, ведущую на север.
По ней и отправились сотрудники, попутно связавшись с районной ГАИ. Вишневский предположил: Никитин отправился туда, куда сложно добраться общественным транспортом. Ярым автолюбителем, по словам соседа, он не был – машиной пользовался редко, предпочитая метро и автобус.
Сыщики изучили карту столицы, которую имели при себе. Улица Коммунарская, на которой практически не было перекрестков, переходила в улицу Амундсена, где находился стационарный пост ГАИ. До выезда из города совсем недалеко. Общественный транспорт по улице курсировал, но всего один маршрут, и тот появлялся редко.
Снова повезло: инспектор останавливал тот самый «Москвич»! Никитин послушно прижался к бордюру. Причина остановки банальная: сломанный колпак фары. Инспектор запомнил автолюбителя. Сперва показалось, что тот испугался. Выслушал претензии, показал удостоверение сотрудника КГБ, и все вопросы снялись. Водитель спросил, как проехать до ближайшей заправки, инспектор объяснил.
Заправка там одна – на выезде с улицы Комбинатской. И на заправке вспомнили Никитина – он нервничал, поглядывал на часы. Залил в машину смешные четыре литра, спросил, где улица Просторная, и отправился дальше.
На улице Просторной находился турбинный завод, закрытый в выходные, несколько кварталов двухэтажных строений барачного типа, а дальше – выезд из города.
За пределы кольцевой Никитин не выезжал – не хватило бы ни времени, ни бензина.
На улице Просторной имелись два продовольственных магазина, один винно-водочный, «Промтовары» и занюханная пельменная для местного гегемона. Заведение никогда не пустовало, поскольку к основному блюду подавалось пиво.
– Мы зашли, товарищ майор, – отчитывался Вадим. – Страшно, конечно, контингент тот еще, но и мы не литературоведы. Время неурочное, посетителей немного. Девчонка там работает разбитная – Эллочкой зовут. Как улыбнется – сущая Эллочка-Людоедочка. На любителя, в общем. Мы сначала заходить не хотели, кто же знал… В общем, поговорили с Эллочкой в кулуарах, показали фото. Она испугалась, давай в отказ. Но мы не только корками работаем – Гриша обаяние включил, мне на дверь показал. Когда я вернулся, наша «людоедочка» так мило щебетала, на шею Григорию вешалась…
– Не преувеличивай, – смутился Вишневский. – Как там у Дюма? «Все, что сделано подателем сего, сделано по моему приказу и на благо государства». В общем, исключительно для пользы дела. – Григорий смущенно кашлянул. – Самое смешное, что Никитин третьего дня сюда заезжал, и Эллочка его запомнила! Именно здесь происходила встреча. Зал был неполон, первая половина дня, рабочий класс еще просыпался. Почему его запомнила? Сама не понимает. Было в нем что-то не то. Во всех нас что-то не то, если смотреть глазами обычного советского человека, – вздохнул Григорий, и можно было не уточнять, что он имеет в виду. – Натужно улыбнулся Эллочке, сел в углу, заказал пельмени. От выпивки отказался, потому что был за рулем, но она-то этого не знала, поэтому гражданин запомнился. Первое время он сидел один, гонял пельмени по тарелке… кстати, вполне съедобные, просто аппетита не было. Потом пришел еще один товарищ, сел напротив, заказал кружку пива и порцию пельменей. Поздоровались сухо, проговорили несколько минут на пониженных тонах. Второй товарищ выпил полкружки, съел несколько пельменей, причем с такой миной, словно ему цианистый калий в чистом виде подали. Эллочке аж обидно стало. Но девушка тактичная, кричать не стала. Посетитель ушел, бросив еду и питье, все это добил какой-то алкаш. Никитин посидел немного, доел пельмени и тоже убрался…
– Приметы?
– Я еще не закончил, товарищ майор. Сравнительно высокий, без жира, волосы волнистые, но коротко стриженные – если это не парик. Носит очки – если не камуфляж, а также усики – если не приклеенные.
– Показать фотографии офицеров 3-го управления ты, конечно же, не догадался.
– Обижаете, товарищ майор, – Вишневский надулся, – догадался. Эллочка пришла в замешательство, определенно ни на кого не показала. На фото все безусые и без очков. А усы и очки сильно меняют внешность, к тому же она не всматривалась в лицо посетителя. Но одевался он не по-рабоче-крестьянски, в общем, не из тех, что ходят в пельменные. Как минимум трое из списка проходят по росту: Сыроватов, Поляков и Гальченко. Более точной информации нет. На вопрос, видела ли она их раньше, Эллочка пожала плечами – в ее смену точно нет.
– Свидание хоть назначил? – подмигнул Москвин.
Григорий в страхе замотал головой:
– Нет уж, не мое… Но ситечко для чая я бы ей подарил.
– Какое ситечко? – не понял Вадим.
– Забудь, иди классиков учи, – отмахнулся Вишневский. – И это весь улов, Михаил Андреевич. Лучше, чем ничего. Уговаривал Эллочку мысленно приклеить к лицам на фото очки и усы, но она ни в какую. У девушки отсутствуют пространственное и любое другое воображение. Но если ей покажут этого человека вживую, она его узнает. Наверное.
– А как ей показать этих товарищей вживую? – озадачился Москвин. – Параллельные миры не пересекаются.
– Пока никак, – усмехнулся Михаил. – Но уже хоть что-то. Молодцы, товарищи.
Список работников американского посольства, предположительно имеющих отношение к операции «Ариадна», состоял из двух человек. Смежники явно пожадничали, хотя и считали, что оторвали от сердца. Первого звали Рон Паттерсон, советник посольства и работник конторы Уильяма Кейси под прикрытием дипслужбы. Второй откликался на имя Филипп Горвиц, работал помощником атташе по вопросам культурного обмена, отметился в Афганистане, в Ливане, а также, будучи молодым, в Чехословакии и Вьетнаме.
За парочкой установили наблюдение, хотя не сказать, что раньше они бегали без надзора. Полковник Рылеев выделил в помощь Кольцову еще двоих – капитанов Вебера и Кучина.
Пару дней ничего интересного не происходило. Фигуранты посещали московские магазины (особенно любили ГУМ – за интерьеры, а не за то, что в нем продавали), гуляли по городу в нерабочее время, посещали парк Горького и Царицынский дворцово-парковый комплекс, переживающий очередную волну реконструкции. «Топтуны» не отставали. Работали грамотно: фигуранты несколько раз проверялись, но ничего криминального не совершали.
На третий день Паттерсон, одетый явно не на бал – в водонепроницаемую куртку, щегольские сапожки, с рюкзачком за спиной, – покинул посольство и поймал такси на ближайшем перекрестке. Машина его не ждала – двигалась по средней полосе. Швец и Кучин следили за ней на гражданской «копейке». Такси не останавливалось, выехало из города.
Паттерсон вышел у поселка Новый, где мелкая речушка Червянка впадала в Истру, отправился к берегу. Он оказался заядлым рыболовом! Истра, конечно, не горная речка на севере США, форель голый крючок не хватает, но тоже неплохо. Он нашел безлюдный залив, вытряс содержимое рюкзака, нарезал ветки для закидушек. Берег не пустовал, но рыбаков было немного. Местечко живописное, погода идеальная.
Швец и Кучин разместились в ста метрах от объекта, благо в багажнике у Кучина нашлись и штормовки, и какие-то снасти. Пришлось копать червей, тоже ставить закидушки.
Швец регулярно выходил на связь, ругался.
– Не психуй, – успокаивал его Кольцов. – Считай, что вы устроили себе выходной посреди рабочей недели.
Паттерсон действительно удил рыбу! Ни с кем не встречался, даже не разговаривал. Он наслаждался тишиной и покоем. Сидел на пригорке, жевал что-то хрустящее, тянул пиво из банки, которое привез с собой. Если звонил колокольчик, срывался с места, вытягивал снасть. За несколько часов он натаскал десятка два плотвы и окуней. Если долго не клевало, не расстраивался – лежал на пригорке, закинув руки за голову, мечтательно смотрел в небо. Временами осматривался, даже вышел на обрыв, но ничего опасного не засек.
– Товарищ майор, это ловушка, – жаловался Швец. – Паттерсон просто отдыхает, не совершает ничего противоправного. А у нас не получается отдыхать, мы так не умеем.
На другом конце Москвы, на улице Кировоградской, в Чертаново, происходили более занятные события. Капитан Вебер докладывал: какая-то дыра, скверик между домами, подстанция, бойлерная. Неподалеку – лавочки, клумбы, детская площадка. В этом захолустье Филипп Горвиц устанавливает «шпионский камень»!
Кольцов не поверил своим ушам. Вебер уверил: минутой ранее он не поверил своим глазам. Но факт имел место: американец присел на лавочку рядом с небольшой альпийской горкой, убедился, что рядом никого нет, достал из сумки «камень» и пристроил его на горке. Повертел, чтобы хорошо лег, оценил проделанную работу и ушел.
Подобные устройства были не редкостью, хотя и доставляли «пользователям» ряд неудобств. Иногда в них вставляли электронную начинку – эти камни помещали вблизи военных баз, секретных объектов. С последними в Чертаново было напряженно. Видимо, обыкновенный тайник для обмена посланиями.
Вебер тут же его проверил, предварительно перепоручив Горвица агенту-дублеру, сидящему в машине в соседнем квартале. Получив разрешение от Кольцова, пристроился на лавочке, сделал вид, что завязывает шнурок, а сам осмотрел и ощупал «камень». Предмет отличался цветом – для облегчения поиска. Легче настоящего, из пористой резины, полый внутри. Для открытия использовалась выемка. Механизм сработал. Внутри была полость – пока пустая. Механизм оказался с хитростью – незачем раскрывать камень, чтобы вынуть послание или поместить новое, достаточно воспользоваться потайной клавишей – и свернутый лист просто выпадал. Технический прогресс двигался семимильными шагами. Вебер вернул все, как было, перебрался подальше. Филипп Горвиц тем временем вернулся в посольство, подмигнул морпеху, стерегущему вход, и растворился в здании. Как хочешь, так и понимай.
Дальше было смешно. Получив приказ ждать, Вебер достал из кармана компактный журнал «Искатель» и погрузился в чтение. За полчаса на лавочке отметилась влюбленная парочка – интереса к камню не проявляла. Посидел пенсионер с газетой – тоже ноль внимания. Потом, как саранча, налетели пацаны – класс пятый-шестой, колотили друг дружку, ржали, как жеребята. Один вскочил на горку, издав индейский клич. Возмутилась жительница ближайшего дома, стала кричать из окна. Шкет спрыгнул с горки, споткнулся. «Шпионский камень» выстрелил у него из-под ноги. Он с изумлением уставился на него, попробовал носком. Затем поднял, повертел. И, видно, решил не отвлекаться – подбросил и пнул как футбольный мяч. Камень улетел в кустарник, где валялся мусор, там еще куда-то отскочил. Мальчишка засмеялся, спрыгнул с горки и побежал за своими дружками.
Вебер с тоской проводил его глазами, полез в кусты. Местные жители странно смотрели ему вслед. Камень не нашелся – видимо, скатился с горки и затерялся в мусоре. Вебер вышел на связь, описал ситуацию.
– От меня-то ты что хочешь, капитан? – задыхался от смеха Кольцов. – Не уследил – ищи. И будь снисходителен к нашим пионерам, они любому шпиону нос утрут.
Поиски успехом не увенчались. И как относиться к этому, никто не знал. Вебер ворчал: детей убивать нельзя, но что-то же надо с ними делать! Руководство, поставленное в известность, схватилось за головы: найти и положить на место! Пропавший «камешек» в итоге нашли – закатился под мятый лист жести, пристроили на горку, взяли участок под наблюдение. Оперативники ворчали: эти американусы вообще тупые?
Ждали у моря погоды – никто не объявился. Впоследствии выяснили: этот «камень» не имел отношения к операции «Ариадна». Филипп Горвиц вел свои проекты. Наблюдение за «камнем» перехватили контрразведчики из 2-го Главного управления.
Начинало темнеть, когда на связь вышел взволнованный Швец:
– Представляете, товарищ майор, этот Паттерсон тот еще жук! Усыплял бдительность в течение всего дня и думал, что усыпил! Рыбы наловил полный садок. Все, что поймал, отдал соседу и пошел на дорогу. Мы за ним. Тоже с уловом, Кучин упорно отказывался выбрасывать, говорит, жене отдаст, пусть жарит. В общем, Паттерсон со своим рюкзаком поймал частника, покатил в Москву. Очкарик какой-то – как у Высоцкого: «очкастый частный собственник»… Мы пропустили пару машин, и за ним. Он даже петлять не стал – до того был уверен, что нет «хвоста». Расплатился с частником в районе Сельскохозяйственной улицы, дальше пешком пошел. Представьте, где посольство и где Сельскохозяйственная улица? В общем, сейчас он сидит в сквере недалеко от Главного ботанического сада, смотрит, как безумная старушка кормит голубей. А Кучин из-за дерева ведет фотосъемку – у него объектив с хорошим увеличением… Вы бы видели, какая умиротворенная физиономия у этого Паттерсона. Только бы не пустышка… Ан, нет, их уже двое – подошел представительный товарищ, сел рядом, вроде говорят… Тезка, не жалей пленку… – шипел Швец. – Продолжают разговор, товарищ майор. Этот тип, кстати, высокий, носит очки и усы. – Сотрудник аж задыхался от волнения: – Товарищ майор, этот субъект что-то передает Паттерсону – маленький сверток в оберточной бумаге. Попался, который кусался…