– Прошу прощения, но цель моего визита, это интервью с вами, а не писания Библии.
– Для журналиста, это минус не ознакомиться со всеми темами, которые, по твоему утверждению, меня интересуют.
Да, что-то разговор не очень и клеиться, думаю я про себя. Мало того, что он возбуждает во мне греховные мысли и сбивает с пути, так еще и умничает передо мной.
Он смотрит на меня, и в груди возникает ощущение, что он сам дьявол. Сейчас я готова была встать и с криком убежать от этого демона.
– Да, вы говорили, что я плохой журналист, – съязвила я, чувствуя, что после этих слов стало легче.
– Зацепило? – идеальные зубы сверкнули в усмешке, как у хищника.
Проглотив ком в горле, я решила продолжить свой напор:
– Так вы сатанист? – я пошла ва-банк.
– Я лучше, чем сатанист!
– Эээ… – выбил меня из колеи, что даже не смогла подобрать слов.
– Я слуга сатаны!
– Что? – ошеломленный лепет сорвался с моих губ.
Раскатистый хохот, словно гром, прозвучал в комнате и стеганул по моим натянутым нервам.
Я глубоко дышу и стараюсь принять холодный вид, повернулась к нему и чуть не закричала. Он стоит совсем рядом со мной. Как он делает это, перемещаясь так быстро? Я не слышала ничего. Крик остался в горле, не вырвавшись наружу.
– Ну что, продолжим?
– Да, расскажите о себе!
– Анджелина, как я понял, именно сейчас мы беседуем обо мне. Ты мне задала вопрос сатанист ли я, но ты совсем не знаешь мат. часть, прежде всего я бы хотел отвечать на вопросы интервьюера, только в том случае, если он знает, то о чем спрашивает. Ты не то, что плохо знаешь, ты вообще ничего не знаешь, – обвинительно произносит он.
– Я не изучала этот вопрос так глубоко как вы, – парировую я, радуясь, что умудряюсь рядом с ним сохранять трезвый ум.
– Кто для тебя бог?
– Ну, это-то я знаю, – моя улыбка как у Чеширского кота.
– И?
– Бог это создатель всего, он добрый, он любит нас своих чад, он… он…
– А прости, можно узнать, где ты это узнала?
– Об этом везде говорится!
– Видимо, ты еще и глухая дополнительно к своей слепоте.
– Это почему? – возмущение звенит в моем голосе.
– Создатель любит нас своих чад! Большего бреда я в своей жизни не слышал, – он чеканит слова и по его лицу видно, что он зол.
– В любой церкви, абсолютно любой так скажут!
– А в городах сих народов, которых Господь Бог твой дает тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души, но предай их заклятию: Хеттеев и Аморреев, и Хананеев, и Ферезеев, и Евеев, и Иевусеев, как повелел тебе Господь Бог твой, дабы они не научили вас делать такие же мерзости, какие они делали для богов своих, и дабы вы не грешили пред Господом Богом вашим» (Втор 20:16-18).
– Я не понимаю о чем вы! – мой голос дрожит от возмущения.
– Это я про доброту твоего бога.
– Это мне не говорит ни о чем.
Он закатывает глаза, и я вижу, что он уже начал меня ко всему прочему еще считать тупой.
– Мистер Уортен, давайте сменим тему на более жизненную.
– А что, это для вас не жизненная тема?
– Жизненная, но у нас разные взгляды на Бога.
– С чего вы так решили? – опять насмехается.
– С того, что вы мне задаете вопросы, ответы на которые я не знаю. Потому что я плохая католичка, журналист и вообще глупая дамочка, – проговариваю, заранее видя, что он собирается меня перебить. – И, вообще, воспитанные люди дают собеседнику выговориться, а потом уже перебивают его, – с ехидной усмешкой говорю.
Он смотрит на меня, и какое-то дикое пламя загорается в его глазах. Шаг, и я оказываюсь в кольце его крепких рук. Мускулистые бедра прижимаются к моим бедрам. Я чувствую огромное достоинство, которое прижалось к низу моего живота.
Мгновенно пересохшие губы облизываю языком, и это приковывает взор хищника к ним. Поцелуй обжег мои сухие губы, он не целовал нежно, он впился как голодающий. Мои ноги перестают быть для меня опорой, я не подаю до сих пор лишь потому, что он держит меня в руках.
Мелкая дрожь сотрясает меня, и мне очень трудно дышать. Ощущение, что я поднялась на высокую гору бегом, и теперь от этого у меня дико колотится сердце и разрывает легкие. Нет, в моей жизни еще не было таких ощущений, это было сродни того, что я сошла с ума, и тело испытывает непонятное чувство. Я читала про сильное сексуальное влечение, но мне казалось все это в большей степени выдумкой женских писателей романистов.
Я собраю волю в кулак и, упершись в грудь Стэну, отталкиваю его из последних сил. Он видимо не ожидает этого и, пошатнувшись, разжимает руки. Но я кое-чего не оценила, после такой страсти мои ноги стали ватными, и я попятилась, стараясь удержаться на ногах. К сожалению, меня подвели и ноги, и каблуки, хорошо, что сзади меня диван, я шлёпаюсь спиной на него. При этом моя юбка задирается до трусиков, обнажив ноги в чулках.
Стэн, тяжело дыша, смотрит на открывшуюся картинку потемневшими от желания глазами. Я лежу перед ним почти нагая, и хотя у меня и возникла мысль убежать от него, я не делаю попытки. Да что там говорить, я даже не опускаю юбку.
– Анджелина, прикройся, если конечно ты не хочешь, чтобы я продолжил.
Первой мыслью было желание произнести заветную фразу «Продолжай», но разум возобладал над чувствами, и я поспешно стала тянуть юбку вниз.
Я встаю с дивана и начинаю приглаживать волосы, при этом стараясь не смотреть на него. Чувства на пределе, и я почувствую, что он стоит за мной.
– Анджелина, как ты смотришь на ужин завтра со мной?
– Простите, но я… я стараюсь не встречаться с мужчинами, которые связанны с моей работой.
– Я не предлагаю встречаться со мной, хотя ты меня привлекаешь. Просто мне нужно ехать и мы с тобой так и не выяснили многие моменты моей биографии.
– Вы бы могли назначить мне встречу в любой другой день. Причем здесь ужин?
– Это мое условие, ужин завтра и ответы на вопросы или все, интервью окончено!
Вот же избалованный засранец, он знает, что я выполню его условия. А как он насмешливо смотрит на меня.
– Я подумаю да завтра и сообщу вашему секретарю, – улыбнулась также холодно, хотя в груди пылал пожар.
– Здесь и сейчас!
– Я затрудняюсь сейчас сказать!
– Ну что же, мисс Льюис, приятно было с вами познакомиться.
Я чуть не воплю от досады, он просто мучитель.
– Хорошо, я согласна на завтра.
– Простите, поезд ушел, – он подмигивает мне и выходит из комнаты.