«Почему нас нет рядом, когда ему плохо?» (1968)
26.01.1968
Вчера Высоцкому исполнилось 30 лет. Удивительный мужик, влюблен в него, как баба. С полным комплексом самых противоречивых качеств. На каждом перекрестке говорю о нем, рассказываю, объясняю некоторым, почему и как они ошибаются в суждениях о нем.
27.01. 1968
Развязал Высоцкий. Плачет Люська. Венька волнуется за свою совесть. Он был при этом, когда развязал В.
После «Антимиров» угощает шампанским.
Как хотелось вести себя:
– Что ты делаешь, идиот! А вы что, прихлебатели, смотрите? Жена плачет.
Выхватить бутылки и вылить все в раковину, выбить из рук стаканы и двоим-троим по роже дать.
Нет, не могу, не хватает чего-то, главного мне не хватает всегда.
– У него появилась философия, что он стал стяжателем, жадным, стал хуже писать и т. д.
– Кто это внушил ему, какая сволочь, что он переродился, как бросил пить?!
07.02.1968
Запил Высоцкий – это трагедия. Надо видеть, во что превратился этот подтянутый и почти всегда бодрый артист. Не идет в больницу, очевидно, напуган: первый раз он лежал в буйном отделении и насмотрелся. А пока он сам не захочет, его не положат.
– Нету друзей рядом, а что мы можем сделать?
02.02.1968
Нет друзей в театре. Венька и Вовка достаточно заняты своей карьерой и семьей, как и я – не хуже, не лучше, и хоть мы считаемся друзьями, поддерживаем, друг за друга порукой, но дальше этого не идет. В друге надо растворяться и отдаваться ему, как женщина – целиком и без остатка. К другу не приспосабливаются, ему не лгут в мелочах даже.
05.02.1968
Высоцкого возят на спектакли из больницы. Ему передали обо мне, что я сказал: «Из всего этого мне одно противно, что из-за него я должен играть с больной ногой». Вот сволочи-прилипалы…
19.02.1968
В «Стреле» читал Высоцкому свои писания. Ему нравится.
– Ты из нас больше имеешь право писать.
Он имел в виду себя и Веньку.
24.02.1968
Отделился от жены. Перехожу на хозрасчет. Буду сам себя кормить, чтоб не зависеть ни от чьего бзика. Теща отделилась по своей воле. А мне надоела временная жена, жена на один день. Я сам себе буду и жена, и мать, и кум, и сват. Не буду приезжать на обед, буду кормиться на стороне и отдыхать между репетициями и спектаклями в театре.
Высоцкий смеется:
– Чему ты расстраиваешься? У меня все пять лет так: ни обеда, ни чистого белья, ни стираных носков. Господи, плюнь на все и скажи мне. Я поведу тебя в русскую кухню: блины, пельмени и пр. – И ведь повез в ресторан «Центральный».
Узнав, что Золотухин «отделился от жены», Высоцкий подбадривал его: «Чему ты расстраиваешься?
У меня все пять лет так: ни обеда, ни чистого белья, ни стираных носков. Господи, плюнь на всё и скажи мне. Я поведу тебя в русскую кухню: блины, пельмени и пр.»
29.02.1968
Ответственный спектакль. Какое-то начальство на «Десяти днях» Высоцкого не отпустило, ему пришлось сдать билет на самолет. Зачеркнули в явочном листке Васильева – написали Высоцкого. Первый состав… а мне никто ничего не говорит; что же, выходит, будет петь Сева «Пьеро»? И вдруг завтруппы подходит:
– Вы должны петь «Пьеро», вы – первый состав… Я сейчас Севе скажу.
Из-за муры я чуть было не расстроился. Даже закурил.
07.03.1968
Приехал Высоцкий от Полоки[19]. Говорит, видел смонтированную ленту, вся про меня, один я на экране, и первым номером. В общем, наговорил мне много хорошего: и про меня, и про ленту. Ну что делать? Верить или нет? Очень уж хочется верить, и вроде – не может быть. А почему не может быть, когда задумывалось так?! Может быть, хоть здесь повезет.
09.03.1968
Заявление сделано, иду его выполнять. Высоцкий говорит: ради такой роли можно все стерпеть, все унижения и брань.
10.03.1968
Высоцкий давал читать свой «Репортаж из сумасшедшего дома». Больше понравился, но не об этом речь. Прочитал я в метро, сколько успел, и не думаю, и не помню, о чем читал, – это не важно. Я размышляю, что я ему буду говорить, фантазирую, придумываю, и целый монолог, целый доклад сочинил о том, чего не знаю, чего не читал. Значит, мне важен не его труд, а моя оценка – говорильное мышление, то есть мы до того изболтались, до того швыряемся словами, верхушками знаний, до того в нас показуха сидит, что нам незачем и читать что-то, чтобы начать говорильню об этом «что-то».
18.03.1968
Вчера Влади сказала мне, что моя работа в «Галилее» выше всех – в монологе, в сцене с Галилеем. Пустячок, а приятно.
21.03.1968
Ужасный день. Вчера играл Керенского за Высоцкого, а сегодня, и вчера, и ночью молю Бога, чтоб он на себя руки не наложил. За 50 сребреников я предал его – такая мысль идиотская сидит в башке. Но я как назло оказался в театре и еще оговорил, идиот, условия ввода: 100 рублей. Это была шутка, но как с языка сорвалось! Ведь надо же, всё к одному: и Хмеля[20] нет, я еще за него играю. Боже мой!
– Высоцкий играть не будет, – кричит Дупак[21],– или я отменяю спектакль!
– Как ты чувствуешь себя, Валерий? – шеф.
– Мне невозможно играть, Ю. П., это убийство, я свалюсь сверху![22]
– Я требую, чтобы репетировал Золотухин! – Дупак.
Высоцкий срывает костюм: «Я не буду играть, я ухожу… Отстаньте от меня…» Перед спектаклем показал мне записку: «Очень прошу в моей смерти никого не винить». И я должен за него репетировать!!! Я играл Керенского – я повзрослел еще на десятилетие. Лучше бы уж отменил Дупак спектакль. У меня на душе теперь такая тяжесть…
Высоцкого нет, говорят, он в Куйбышеве. Дай Бог, хоть в Куйбышеве. Меня, наверное, осуждают все, дескать, не взялся бы Золотухин, спектакль бы не отменили, и Высоцкий сыграл бы. Рассуждать легко. Да и вообще – кто больше виноват перед Богом? Кто это знает? Не зря наша профессия была проклята церковью, что-то есть в ней ложное и разрушающее душу: уж больно она из соблазнов и искушений соткана. Может, и вправду мне не надо было играть?!
22.03.1968
Уже висит приказ об увольнении Высоцкого по 47-й статье.
Ходил к директору, просил не вешать его до появления Высоцкого – ни в какую. «Нет у нас человека. И все друзья театра настроены категорически». Они-то при чем тут!
Высоцкий летает по стране. И нет настроения писать, думать. Хочется куда-нибудь ехать, все равно куда – лишь бы ехать.
23.03.1968
Вот ведь какая наша судьба актерская: сошел артист с катушек, Володька, пришел другой, совсем вроде бы зеленый парень из Щукинского, а работает с листа прекрасно, просто «быка за рога», умно, смешно, смело, убедительно. И сразу завоевал шефа, труппу, и теперь пойдет играть роль за ролью, как говорится, «не было счастья, да несчастье помогло». А не так ли и Володька вылез, когда Губенко убежал в кино и заявление на стол кинул, а теперь сам дал возможность вылезти другому… но и свои акции подрастерял… то есть уж вроде не так и нужен он теперь театру. Вот найдут парня на Галилея – и конец. Насчет «незаменимых нет» – фигня, конечно; каждый хороший артист – неповторим и незаменим, пусть другой, да не такой; но все же веточку свою, как говорит Невинный[23], надо беречь и охранять, ухаживать за ней и т. д. Чуть разинул рот – пришел другой артист и уселся на нее рядом, да еще каким окажется, а то чего доброго – тебя нет, и один усядется. Я иногда сижу на сцене – просто в темноте ли, когда другой работает, или на выходе – и у меня такая нежность ко всей нашей братии просыпается… Горемыки! Все мы одной веревочкой связаны: любовью к лицедейству и надеждой славы – и этими двумя цепями, как круговой порукой, спутаны, и мечемся, и надрываемся до крови, и унижаемся, и не думаем ни о чем, кроме этих своих двух цепей.
26.03.1968
Высоцкий в Одессе.
Шеф:
– Это верх наглости… Ему все позволено, он уже Галилея стал играть через губу, между прочим. С ним невозможно стало разговаривать… То он в Куйбышеве, то в Магадане… Шаляпин… тенор… второй Сличенко.
Губенко готовит Галилея. Это будет удар окончательный для Володьки. Губенко не позволит себе играть плохо. Это настоящий боец, профессионал в лучшем смысле, кроме того что удивительно талантлив.
«Таганка» – центр притяжения зрителей 60–80-х годов.
Два дня был занят записью поездки и немного выбился из колеи. Высоцкий в Одессе, в жутком состоянии, падает с лошади, по ночам, опоенный водкой друзьями, катается по полу. «Если выбирать мать или водку – выбирает водку», – говорит Иваненко, которая летала к нему.
«Если ты не прилетишь, я умру, я покончу с собой!» – так, по его словам, сказала ему Иваненко.
02.04.1968
Последние два дня заняты делами Высоцкого. 31-го были у него дома, вернее у отца его, вырабатывали план действий. Володя согласился принять амбулаторное лечение у проф. Рябоконя – лечение какое-то омерзительное, но эффективное. В Соловьевку он уже не ляжет.
– У меня свои дела.
– Какие у тебя дела? Кроме театра?
Отец:
– У меня впервые заболело сердце, никогда не болело, а как это случилось… Мне В. П. говорил, Золотухин замечательно сыграл Керенского. Володя достал ему как раз на тот спектакль три билета.
Сегодня утром Володя принял первый сеанс лечения. Венька еле живого отвез его домой, но вечером он уже бодро шутил и вострил лыжи из дома. Поразительного здоровья человек. Всю кухню лечения, весь сеанс, впечатления и пр. я просил записать Веньку. Володя сказал, что запишет сам.
Но самое главное – не напрасны ли все эти мучения, разговоры-уговоры, возвращение в театр и пр.? Нужно ли Высоцкому это теперь? Чувствовать себя почему-то виноватым, выносить все вопросы, терпеть фамильярности, выслушивать грубости, унижения – при том, что Галилей уже сыгран, а, с другой стороны, появляется с каждым днем все больше отхожих занятий: песни, писание и постановка собственных пьес, сценариев, авторство, соавторство – и никакого ограничения в действиях. Вольность и свободная жизнь. Не надо куда-то ходить, обязательно и строго вовремя, расписываться, играть нелюбимые роли и выслушивать замечания шефа и т. д. и т. п., а доверия прежнего нет, любви нет, во взаимоотношениях трещина, замены произведены, молодые артисты подпирают. С другой стороны, кинематограф может погасить ролевой голод, да еще к тому же реклама. Я убежден, что все эти вопросы, и еще много других, его мучают, да и нас тоже. Только я думаю, что без театра он погибнет, погрязнет в халтуре, в стяжательстве, разменяет талант на копейки и рассыплет по закоулкам. Театр – это ограничитель, режим, это постоянная форма, это воздух и вода. Все промыслы возможны, когда есть фундамент. Он вечен, прочен и необходим. Все остальное – преходяще. Экзюпери не бросил летать, как занялся литературой, совершенно чужим делом. А все, чем занимается Володя, это не так далеко от театра – смежные дела, которые во сто крат выигрывают от сотрудничества с театром.
10.04.1968
Прискакал с двух концертов. Записки: «Что с Высоцким?», «Правда ли, что Высоцкий уволен из театра?».
Нет, Высоцкий снова в театре, вчера мы играли «Послушайте!» первым составом. Взят на договор с какими-то унизительными оговорками, условиями и т. д. Но иначе, в общем, и быть не могло.
13.04.1968
Концерт с Высоцким – «возвращение блудного сына».
14.04.1968
Утренний «Галилей». Снова Высоцкий на арене. Зал наэлектризован. Прошел на «ура». Алые тюльпаны. Трогательно.
Славина:
– У вас с Венькой появилось перед Володькой подобострастие… Вы как будто в чем извиняетесь, лебезите, заискиваете…
– Есть несчастье и незнание, как относиться к нему, что делать, что будет дальше… тем более что для него самого нет этого несчастья, он не считает себя больным и в чем-то виноватым, во всяком случае, в той степени, в которой считаем мы… И мы растеряны… Это как – видишь язву на лбу другого и знаешь, чем она грозит, а сказать боишься и сознаешь бесполезность, коль скажешь, потому что ничем помочь уже нельзя… Вот и мнешься и теряешься.
20.04.1968
(После репетиции «Живого».)
Высоцкий:
– Твоя работа меня устраивает на 100, ну, на 99%. Валера, это грандиозно, то, что ты делаешь… ты иногда делаешь такие вещи, что сам не замечаешь… очень хорошие места с плотами, суд, счастье, пахота… вообще, это твоя удача и Петровича.
Володя говорил много и так хорошо и трогательно, что я чуть не разревелся.
02.05.1968
Вчера после спектакля «три мушкетера» отправились к Веньке. Грустно. Некоммуникабельность. Люся очень изменилась, нервная, подозрительная. Сплетни о Высоцком: застрелился, последний раз спел все свои песни, вышел из КГБ и застрелился.
Звонок:
– Вы еще живы? А я слышала, вы повесились.
– Нет, я вскрыл себе вены.
– Какой у вас красивый голос, спойте что-нибудь, пожалуйста.
26.05.1968
Высоцкий был в Ленинграде, видел перезапись «Интервенции», или теперь «Величие и крах дома Ксидиас» по «моей» фамилии. Расстроился, чуть не плачет:
– Нету меня, нету меня в картине, Валера. И в «Двух братьях» нет меня – все вырезали. Так надеялся я на эти фильмы. Нету меня, нету Высоцкого…
– А фильм-то получился?
– Конечно, получился.
– А что говорит Полока?
– Говорит, что все в порядке.
30.05.1968
Высоцкий снова в больнице. Отменен «Галилей».
01.06.1968
Сегодня выступают в «Послушайте!» новые Маяковские: Шаповалов, Вилькин – вместо Высоцкого и Хмельницкого (улетел в Италию на съемки). Вчера шеф гениально показывал, как надо работать в «Послушайте!». Если бы он так работал с нами, мы бы играли во много раз лучше и не ковырялись бы со спектаклем год.
«Жизнь Галилея». Галилей – Владимир Высоцкий, Маленький монах – Валерий Золотухин. «Утренний «Галилей». Снова Высоцкий на арене. Зал наэлектризован, – записывает в своем дневнике Золотухин после одного из спектаклей. – Прошел на «ура». Алые тюльпаны. Трогательно».
09.06.1968
Крупная, вторая ссора (в тот день было их две, одна за одной, как бомбы) произошла в принципе из-за интервью с Полокой в «Литгазете», где он сказал про меня: «По-моему, у него большое будущее в кино». В театре начались разговоры. Иваненко сказала, вот, дескать, у него будущее, а у Высоцкого ничего. И еще: «Высоцкий считает, что Золотухин первым номером в «Интервенции», а Золотухин считает, что Высоцкий». На что Шацкая заметила: «Совсем и нет. Высоцкий считает, что Золотухин, и Золотухин считает, что Золотухин». Обо всем этом мне рассказала Иваненко в присутствии артистов и добавила вопросом: «Что ж он, лицемерил, что ли, тогда?».
Из-за этого и началось. Зайчик говорит:
– Я пошутила.
Я:
– Так и скажи.
– Да кто она такая и что у вас с ней за отношения? Почему ты так боишься, что она передаст Высоцкому? Что ты перед ними унижаешься? Ты что, боишься Высоцкого? Она хочет вас с Венькой приблизить к себе, разве это не видно? Венька не позволяет ей к себе приближаться. Она не поняла шутки, а я буду перед ней выказюливаться.
– Ты распустила сплетню обо мне, люди думают, что я действительно так веду себя. Я хочу, чтобы ты эту сплетню прекратила.
Венька:
– Ты болен идеей высшей правды и становишься конформистом. Что за чушь ты городишь? Нинка абсолютно права.
Короче, он нас и помирил.
Заявили о своем желании сыграть в «Деревенском детективе» Жаров, Крючков. Ситуация и образ схожие, а материал литературный в 1000 раз лучше – значит мы идем с ними на таран, а зачем нам это нужно. Стало быть, необходимо искать другой ход, и срочно. И вот возникает идея Сережкин-Золотухин. И снова возникает на дороге театр. Работа огромная и, главное, далекая натура, Красноярск, тайга. Завтра проба с Высоцким-Рябым. «Может быть, это и есть то будущее, о котором сказал Полока?» Помоги, Господи!
11.06.1968
Проба с Высоцким (в «Хозяине тайги»). Оператор говорит: «Я лично буду драться» (в смысле за нашу пару). Назаров[24]: «В группе сложилось такое мнение, что это и есть тот самый выигрышный вариант». Володя передал слова Полоки: «Вас с Золотухиным надо снимать теперь только вместе».
13.061968
Дошли слухи, что «Интервенция» – гениальная картина, мы с Высоцким гениально играем, но картина для эстетов, специалистов-кинематографистов. Для широкой публики ее сейчас нельзя показывать – положили на полку.
16.06.1968
Я посмотрел пробы в «Хозяине», и уже захотелось сниматься. По тому, что делал Невинный, – это не конкурент. Авдюшко делает очень уверенно и точно в своих данных – но это шериф. Выигрыша нет. Высоцкий мне сказал, что без меня он сниматься не будет. Я сказал, что и я без него тоже.
Сегодня «Галилей», как праздник, месяц почти не было спектакля. Высоцкий вышел вчера из больницы, похудел.
21.06.1968
В среду (19-го) мы катались с Высоцким и Г. Кохановским[25] в Ленинград смотреть «Интервенцию». По-моему, гениальная картина, и многие так говорят. Моя работа меня устраивает, не везде, но в общем удовлетворительно. Что говорят люди, я подожду записывать до окончательного выхода фильма. Скажу только – по сумме всех отзывов я делаю вывод: я выиграл Женьку. Все. Больше пока ничего не скажу, потому что очень много порезали и могут чикнуть еще, но в общем линия проглядывается, она осталась любопытной, и я не могу ругать Полоку, ему надо выиграть фильм. Первым номером в фильме – он, Полока.
В среду, когда мы были в Ленинграде, состоялся худсовет по «Хозяину тайги». Не знаю, поздравить себя или нет, но мы оба с Высоцким утверждены на главные роли. Работа предстоит отчаянная. Главное: недостатки, рыхлость и примитивизм сценария преодолеть. И еще – время. Сроки начнут терзать, и мы зашьемся. И с фильмом, и с ролями. Но по крайней мере я настроен по-боевому, не говоря о Высоцком, который сказал скромно: «Мы сделаем прекрасный фильм». Спорить с ним я не стал.
22.06.1968
Из гусар были: 1) Гаранин[26] – наконец-то принес мне свою потрясающую работу «Мечущийся Пьеро» и бутылку водки. 2) Высоцкий – не пил, а есть нечего было, подарил брюки. 3) Веня Смехов – подарил здоровенную рыбину сухую под пиво… 4) В час ночи где-то пришел Калягин, подтрунивал над Гараниным.
23.06.1968
Перед тем как выйти на худсовет, Назаров, по инициативе Стефанского, был у Шабанова[27]. В основном по линии Высоцкого, испугались статьи.[28]
Шабанов:
– Золотухин – это самостоятельный художник, талантливый артист, за ростом которого мы с интересом наблюдаем, но ему пора встать на ноги. Пора бросить танцевать под дудочку Любимова, открывать рот, когда его открывает Любимов, и закрывать, когда тот закрывает. Пора бросить ему смотреть в рот Любимову. (Это перепевы Дупака.) Высоцкий – это морально опустившийся человек, разложившийся до самого дна. Он может подвести вас, взять и просто куда-нибудь уехать. Я не рекомендую вам Высоцкого.
Где это было видано, чтобы секретарь райкома давал рекомендации для участия в съемках?! Докатились.
В своем театре Юрий Любимов с самого начала был и оставался диктатором.
26.06.1968
Дупак строит козни нам с Высоцким. Особенно последнему: не подписывает разрешение на съемку. Ждет, зануда, чтобы ему чего-нибудь предложили сыграть из-за нас, как в «Интервенции».
30.061968
А что же делать мне с моею бабкой Катериной Юрьевной, что рассказала мне в Санжейке такие истории своей жизни? Как их умудриться изобразить в литературе? Может быть, связать как-то с морем? Я помню, мы сидели с Высоцким ночью голые на берегу моря, под звездами на камушках, и глядели в море. Шел большой пароход вдалеке и светил. Там кишел народ, а мы наблюдали и придумывали разные истории, которые могли там твориться, случиться и т. д. Высоцкий говорил, что этот год, будущий сезон, будет твой, ты сыграешь Кузькина[29]. Но прошло уже два сезона, а мой год все не пришел… Но при чем тут бабка?..
08.07.1968
Высоцкий переживает укол. Прививочный. Когда вышел из машины перед театром, я его испугался – бледный, с закатывающимися глазами, руки трясутся, сам качается. «В машине, – говорит, – потерял сознание. Аллергия». Меня пока пронесло. Может, после второго-третьего и меня хватит.
21.08.1968
Я сижу один в большом, сыром, грязном доме. На улице моросит. Холодно. На мне полное обмундирование, плащ, фуражка, но руки коченеют все равно. Высоцкий с Говорухиным[30] смотались два дня назад. Солнца нет, небо черное – снимать невозможно, а мы чего-то ждем и не хотим сниматься с этой базы. Высоцкий так определил наш бросок с «Хозяином»: «Пропало лето. Пропал отпуск. Пропало настроение». И все из-за того, что не складываются наши творческие надежды. Снимается медленно, красивенько – и не то. Назаров переделал сценарий, но взамен ничего интересного не предложил. Вся последняя часть – погоня, драка и пр. – выхолощена, стала пресной и неинтересной. На площадке постоянно плохое, халтурное настроение весь месяц, и ругань Высоцкого с режиссером и оператором. Случалось, что Назаров не ездил на съемки сцен с Высоцким, что бесило Володечку невообразимо. Оператор-композитор: симфония кашеварства, сюита умывания, прелюдия проплывов и т. д. А где люди, где характеры и взаимоотношения наши?