Аннотация
Моя книга – для Вас, женщины, которые в какой-то момент ощутили: «Вроде бы у меня все хорошо, но отчего же волком выть хочется? Почему кажется, что все плохо, но непонятно почему»? Которых с детства приучали быть удобными обществу! Быть «хорошими девочками», нравиться всем. А потом Вы забыли о своих истинных желаниях. Живете «как все», не догадываетесь о своих способностях. Может быть, занимаетесь нелюбимым делом…
Я поменяла свою жизнь только в сорок лет. Начала изучать психологию, а затем проводить тренинги. Научилась давать отпор хамам и манипуляторам. Бороться за любимых людей. Выросла профессионально. С удивлением узнала, что я – поэт.
А еще я заново познакомилась со своими детьми! Мне удалось построить с ними совершенно новые отношения – теперь это мои лучшие друзья. Проработала старые обиды. Впервые в жизни начала прислушиваться к себе. Я полюбила и вышла замуж за достойного мужчину. Конечно, ошибок было немало. О них я тоже пишу в этой книге.
Вы тоже сможете изменить свою жизнь и стать счастливее. Поверьте в себя! Начните путь к себе. Возможно, Вы вспомните о давно забытых талантах. Начнёте любить себя, научитесь определять «своего» мужчину и создавать доверительные отношения. Сделайте первый шаг!
Моя книга – рассказ о том, как найти себя и мужа, начать получать радость от жизни. И быть счастливой можно в любом возрасте!
Благодарности.
Глубокий поклон и искренняя благодарность людям, без участия которых эта книга не появилась бы на свет: это любимые папа и мама Сазоновы Виктор Алексеевич и Валентина Николаевна.
Талантливые и мудрые дочери Катя и Вика. Любимый муж – авантюрист и вдохновитель, Макаров Владимир. Спасибо, что вы позволяете мне быть собой и поддерживаете в любых начинаниях.
Благодарю за то, что верила в меня и не давала отступить, мой духовный наставник – Анна Петровна Храмченко.
М. Е. и Б. М. Литваки, за Ваши мощные тренинги и книги.
Спасибище, мой поэтический гений – Тимур Шаов.
Доктор медицинских наук, кардиохирург от Бога Шугушев Заур Хасанович. Журавлев Михаил Николаевич, мой замечательный друг и наставник, талантливый нейрохирург.
Зоран Рабренович, надежный друг, достойный сын сербского народа.
Замечательный коуч – Резеда Шакурова – за удивительные инсайты, возникшие благодаря Вам.
Марина Николайчук, ты просто по умолчанию!
Отдельных слов уважения и признания заслуживают вдохновитель и меценат Самборский Владимир Трофимович, Давыдов Олег Михайлович, ТРК СургутИнтерНовости. Спасибо Вам!!
Предисловие.
Эта книга – обо мне. Самое ценное, что я могу предложить, – мой жизненный опыт и опыт выхода из сложных, нервных, запутанных ситуаций, со многими из которых – я уверена – сталкивались и мои читатели.
Знаменитый французский ученый и писатель Паскаль писал: «Когда читаешь произведение, написанное простым, натуральным слогом, невольно удивляешься и радуешься: рассчитывал на знакомство только с автором, а познакомился с человеком». Я очень надеюсь, что дам вам возможность познакомиться со мной.
В детстве мы все – гении. И с самого детства я постепенно превращалась… пожалуй, можно сказать – в «Спящую красавицу». Я знала себя с тех сторон, с которых того хотели мои родители. Свои поэтические способности не развивала – более того, отложила их подальше как баловство, нечто несерьезное. Впрочем, как и многое другое из того, что мне нравилось. Так, развивая второстепенные свои способности, из «гения» я постепенно стала «талантом». Потом – просто способной: в школе, институте была «хорошисткой». Мой мир состоял из обязанностей и усредненности: я считала себя средней внешности, средних способностей, средних параметров. Это было в порядке вещей и абсолютно нормальным.
Затем я и вовсе стала считать себя посредственной. Да я такой и была: заурядный врач, обыкновенная жена, вечно недовольная своими детьми мать. Заведомо не могло это привести ни к чему хорошему – и привело: к проблемам в семье, глубокому кризису в профессии. Я попросту запуталась: привычка не думать и плыть по течению накладывалась на неудовлетворенность собой и своим окружением. А стереотип благополучной жизни побеждал страхом отчаянное желание это изменить. И как долго потом я просыпалась, мучительно осознавала свои желания и потребности, училась любить себя неидеальной.
Мое погружение в психологию привело к большим изменениям своего характера, обретению уверенности. Потихоньку стали оживать таланты. И в сорок лет я начала писать: стихи хлынули бурным потоком, они рождались внезапно: на работе, в магазине, во сне…
За это время я изменила свою жизнь. Переосмыслила свое предназначение. Вспомнила, как любила медицину в институте. И что быть врачом для меня – не просто набор знаний и навыков. Неожиданно, снова став любимым делом, это стало моим вторым дыханием.
Я поняла, что на каком-то километре жизни меня намеренно обманули: в сорок лет совсем не поздно покорять волны на серфе, погружаться в глубины океана или выступать публично.
Ну и «вишенка на торте»: я снова вышла замуж. Мы счастливы уже пять лет.
Как сказал Конфуций, 45 – это еще не конец. Это даже не начало конца. Это только конец начала…
Итак, можно ли стать счастливой в 45?
В конце каждой главы есть упражнения, которые закрепляют выводы и помогают выработать конкретные практические навыки. Их много. Вы можете выполнять их все, или нет, попробуйте и найдите те, которые «заходят».
Пролог
–Попробуешь нырнуть вместе со мной, сейчас вода теплая? – неожиданно спрашивает Владимир. Я вижу, что ему, заядлому дайверу, очень этого хочется.
– С удовольствием! Но после этого ты, как честный человек, будешь обязан на мне жениться! – ляпнула шутливо – небрежно, но чувствую, как ладони вдруг начинают потеть, и краска заливает щеки. Наш роман в разгаре, хотя знакомы мы меньше месяца.
– А ты этого хочешь?
Я украдкой бросаю на него взгляд. Сказать, что Владимир удивлен – ничего не сказать…
– Да, хочу! – отвечаю без раздумий, а сердце ухает глубоко и замирает где-то в районе пяток… А вдруг сейчас откажется, рассмеется – вот ситуация идиотская! Делаю глубокий вдох и, не давая себе задуматься, продолжаю:
– Хочу быть вместе каждый день, обниматься, готовить обеды,– боже, мне надо остановиться!– нырять в океан, на лыжах кататься.
Перевожу дух – будь что будет… Я спонтанно решилась сделать предложение первой. И все же, ох, как страшно.
– Ну, – Вова мнется,– я уже не так молод… – И у меня кредиты…
Но по растерянно-счастливому выражению его лица понимаю, что предложение попало в точку. Позже, после взаимного наслаждения, мы вновь обретаем способность говорить.
–Да, вместе с тобой быть хочу, но просто подружкой или сожительницей – не хочу! Сожительница – даже слово какое-то унизительное. Готова быть честной и доверять, но не потерплю скелетов в шкафу…
Каково же было мое удивление, когда на следующий день Вова сообщил мне, что со скелетами в шкафах разобрался, выбросил их на помойку. Он вручил мне билеты на Кипр.
А на выходные мы поехали на Светлое – неглубокое озеро: вода теплая, для Сургута – просто чудо! Непривычное, невероятное облегчение оттого, что вместо пощечины за свое доверие человеку я получила от него подарок.
В какой-то момент Владимир, плывший впереди, поворачивается ко мне, и у него в руках, неизвестно откуда, оказывается букет! Заранее, что ли, под водой спрятал? Он опускается на одно колено, протягивает мне цветы. Пока я, выпучив глаза от изумления, забираю букет, он достает проволоку, скручивает в колечко. И надевает мне на безымянный палец, прямо на перчатку. Я уже немного пришла в себя. Показываю дайверский знак: ОК. Это большой и указательный палец, соединенные в форме колечка. Таким было ответное предложение руки и сердца, сделанное под водой.
Владимир предлагает пожениться на Кипре – сделать дайверскую свадьбу. Правда, мы быстро отмели эту идею – долго, дорого, кучи документов, перспектива превращения отпуска в бумажную волокиту. Значит, женимся дома. Оказалось, пожениться за 2 недели – задача не из легких, но влюбленным ведь все по силам!
Спустя 2 недели…
– Объявляю вас мужем и женой! Под звуки вальса Мендельсона раздается хорошо поставленный голос заведующей ЗАГСом.
– Скрепите ваш союз первым семейным поцелуем!
Я чувствую себя необычно: веселый азарт, драйв! И немного страшно. Дочери, друзья, мама – все наперебой поздравляют нас, но в их глазах сквозит удивление, недоумение, легкая ирония…
– Ну, жили бы себе тихонько, без году неделя знакомы, а туда же – свадьба!– слышу голос одного из друзей, короткий смешок.
– Глядишь, через месяц уже разбегутся, так хоть сегодня повеселимся! – вторит голос его жены.
Но свадьба у нас, и правда, настоящая: длинное платье, и шампанское, летящие оземь бокалы и ведущая, предлагающая зажечь наш общий семейный очаг…
В разгар торжества читаю мужу свои стихи. Мое выступление произвело неожиданный фурор. Гости аплодировали, а Владимир даже заплакал…
Веселье в самом разгаре, и даже мои вначале тревожно-настороженные дочери немного оттаивают. Мы вышли с ними поболтать на улицу, и тут раздался звонок. Я успела ответить, а потом взглянула, кто звонит. Бывший муж!
– Слушаю, Глеб, привет!
– Алло!– слышу раздраженный голос.
Видимо, мое веселье не укрылось от него. – Где Алена? Я до дочери два дня не могу дозвониться, а ты веселишься! Мать называется!
– Она рядом, даю трубку.
Аленка начинает разговаривать с отцом, подмигивает мне.
Давно же я не слышала его голос. Но эти знакомые ироничные фразы, раздраженные интонации моментально окунули меня в воспоминания, как в темную воду…
Я беременна – 24 недели. Воскресное утро, отсыпаюсь после дежурства. Хочется еще поваляться, но нужно собираться – сегодня у дочери спектакль. Это ее первое выступление. И не в стенах детского сада, а во Дворце Культуры! Алиса наряжается, радостная, возбужденная. Времени в обрез, и я прошу мужа нас отвезти.
– Вы куда это? А генеральная уборка? Заросли грязью! – раздается зычный голос свекрови.
Услышав про выступление, она громко фыркает:
– Чушь собачья! Сколько еще таких спектаклей будет, тем более, где малявка выступает? В массовке, там никто и не заметит, что ее нет!– презрительно бросает свекровь.
Глаза Алисы наполняются слезами.
– Нет. Она репетировала, нас ждут.
Я пытаюсь восстановить хорошее настроение, ведь у дочери праздник!
После выступления, на позитиве, забегаем к родителям на чай. А там – странная картина. Растерянные, бледные мама с папой и мрачная троица. Муж, холодный и надменный, свекровь и свекор, похожие на инквизиторов…
– Я еще раз вам повторяю: мы забираем сына и уезжаем в Курган! Концерты у нее! Иди, шляйся!– кричит свекровь, завидев меня.
Надо ли говорить, что я просто онемела… Перевожу взгляд на мужа. Лицо его каменное, он молча отводит глаза. Пауза. Алиса всхлипывает… От этого звука родители приходят в себя, начинают суетиться:
– Ах, ну как же это? Что значит, забираете? Она же ребенка ждет! Ну, давайте не будем торопиться, пойдемте к столу, обсудим спокойно…
– Да что тут обсуждать? За такого любая пойдет! Взял ее с ребенком, ноги целовать должна!– громыхает свекровь.
Остальное слышу, как через вату, но мне уже не до них. Ребенок в животе начинает судорожно бить ножками, по-своему выражая протест этому театру абсурда. Часа через два меня увозят в патологию беременных с угрозой прерывания под вопли будущей бабушки:
–Ишь, комедию тут ломает!....
Почему сейчас это вспомнилось? Ведь прошло много лет, и дочь Аленушка – красавица, рядом! Я трясу головой, отгоняя дурные воспоминания…
Нет! Сегодня мне никто не испортит праздник!
– Мам, он так взбесился, когда услышал про свадьбу! Аленушка закатывает глаза в притворном ужасе.
И мы идем делить свадебный торт с марципановыми фигурками. На торте я – на серфе и в фате, и Вова – во фраке и на сноуборде, съезжающий с горы ко мне на берег моря…
С тех пор прошло пять лет. Друзья уже перестали подтрунивать и смотреть на нас, как на придурков. Скорее, в их глазах проскальзывает иногда легкая зависть – может, оттого, что нам так здорово вместе?
Вместе в радости в горе – так правильно, пафосно… скучно!
Ведь недаром безбашенной часто меня называешь:
Я скажу по-другому, быть может, не так благозвучно:
Ты на массу безумных свершений меня вдохновляешь!
Ты ворвался в мой мир – остроумный, манящий, открытый –
Я готова с тобой каждый день в океан погружаться:
В океан нашей жизни, и в Тихий, и, черт возьми, в Ледовитый!
Обнявшись, засыпать, и в объятьях твоих просыпаться…
Босиком танцевать аргентинскую сальсу на пляже,
А когда за рулем ты, протягивать бережно кофе,
Вместе жарить картошку и сало, и даже
В бане париться с водкою, без философий…
И срываться с тобой в потаенные дикие горы,
Открывать неземные пейзажи, которые – точно я знаю –
Без тебя не настолько прекрасны. И на пьянящем просторе
Ощутить жизнь полной, какой не могла и представить…
Я хочу вдохновлять тебя так же, как ты меня, слышишь?!
Вместе лет через 40 мы станем значительно лучше,
Поднимаясь по жизненным склонам смелее и выше,
Покоряя вершины, что экстремальней и круче!
Я прошу, чтобы ты ежедневно бросал бы мне вызов:
Не «за мужем» сидеть, как за печкой – расти, развиваться,
Пережить с тобой все приключения в жизни…
А я буду стараться, чтоб ты был спокоен и счастлив…
Глава 1.
Если кажется, что все плохо – тебе не кажется
Ваша боль от того, что ломается оболочка, скрывающая
вас от понимания вещей. Халиль Джебран
Однажды в жизни каждого из нас наступает момент… Нет, момент – Момент. Когда вдруг осознаешь для себя что-то важное, фундаментальное, без которого просто не может продолжаться твоя дальнейшая жизнь.
Мне хотелось бы сказать, что мое осознание наступило на каком-нибудь красивом моменте моей жизни. Чтобы было как в тех фильмах, которые принято начинать с конца. Какой-то красивый пейзаж, может быть вспышки камер, или хотя бы дождь мог бы идти, какой-нибудь особенный, чтобы вот в нем и крылось осознание.
Я в потекшем макияже мыла на темной кухне посуду. Тихо-тихо, чтобы не разбудить детей и мужа. Я мыла посуду и плакала. Не потому, что гора грязных тарелок и кастрюль меня так удручала, И холодец не вызывал у меня какой-то личной антипатии. Нет, вовсе нет. Просто мне сегодня исполнилось сорок лет. И я мыла посуду после банкета, который не хотела готовить, который не так себе представляла, и который я не хотела так заканчивать.
Вот так.
И никакого дождя, никаких вспышек.
…
Мой день состоит из коридоров. Палат. Больных. Звонков телефона, усталых голосов в трубке, прерванного сна, быстрых перекусов. А еще редких перерывов на поплакать от усталости и бессилия, если никто не видит. Символом моей работы стал не фонендоскоп, халат, или какая-то там мифическая змея. Даже не сердце, не строчка кардиограммы. Чай в щербатой чашке, который я поставила на стол в начале дежурства и выпила холодным через сутки.
Телефонный звонок врывается в сон, разбивает его. Я подскакиваю, от неожиданности чуть не свалившись с узкого дивана, на котором мне удалось ненадолго задремать. Через пару секунд я чувствую, как сердце начало привычно выстукивать свои сто двадцать ударов. Светящиеся часы-радио показывают 4.42.
– Нестабильная стенокардия, – доносится из трубки усталый голос медсестры приемного.
Судя по голосу, она вообще не присела с вечера. Халат, сандалии, фонендоскоп. В лифте дремлю стоя. Когда иду к очередному больному по ночным коридорам, мне кажется, что весь мир – огромная больница, и здоровых людей не существует вовсе. В такие моменты я мечтаю об одном – чтобы диагноз пациента оказался ясен. Тогда я механически распишу лечение по стандартам и побреду в ординаторскую. Хуже, если больной непонятен и обследование затягивается до утра…
Моя работа – это вечная гонка в отделении неотложной кардиологии, постоянный стресс, умирающие больные… Я устаю на работе не столько физически, сколько морально. Не дежурить по ночам невозможно. Во-первых, вечная нехватка кардиологов, во-вторых, это деньги. Часто неясного пациента, причём болеющего уже не первый месяц, привозят именно ночью… Иногда за ночное дежурство бывает до двадцати пяти поступлений больных, в среднем – около пятнадцати. Бывает, что, приняв пациента, успеваю только подняться в ординаторскую, и раздается звонок из приемного. Снова бреду или бегу вниз. Чашка с чаем стоит на столе.
Рабочие случаи – как цветные пятна калейдоскопа, сменяют друг друга в памяти. Все похожи один на другой. Ни один не похож на другой.
Звонок-коридор-лифт. Полная женщина, бледная, задыхается. «Истеричка, и муж у нее нервный» – сообщила медсестра приемного. Я сама вижу, женщина смотрит на меня почти с ненавистью. Из-за одышки она отвечает односложно, но я уже слышу, как поправившись она будет говорить мне о клятве Гиппократа, о паршивой еде, ненадлежащем лечении… А пока кричит ее муж.
–Она умирает, сделайте что-нибудь! Немедленно, сейчас, почему вы стоите!
Осматриваю пациентку, в голове начинает складываться диагноз: «Тромбоэмболия легочной артерии». Это заболевание обычно очень удивляет далеких от медицины людей. Суть его в том, что тромбы, образующиеся по разным причинам в сосудах нижних конечностей, отрываются от стенки сосуда. И током крови заносятся в правые отделы сердца, затем в систему легочной артерии. От размера тромба будет зависеть клиническая картина: если он очень крупный, то это мгновенная смерть, если более мелкий, то одышка разной степени выраженности. Вот так, эту женщину чуть не заставил задохнуться тромб, «прилетевший» из ноги.
Командую обследование: кислород, внутривенная инфузия, компьютерная томография, ЭКГ, анализы крови на специфические показатели. Весь персонал «в мыле», вызываю реаниматолога. Звонок из кабинета КТ – у пациентки клиническая смерть. Бежим туда, начинаем реанимацию. Через пятнадцать минут сердечная деятельность восстанавливается, больную сразу отвозят в реанимацию. Дописываю историю болезни и бегу туда же. Обсуждаем план ведения, оформляем консилиум. Спускаюсь к себе в отделение. Нужно ли говорить, что весь мой адреналин выгорел, как в топке. Уснуть не могу, чувствую перебои в сердце. Думаю о том, как иронично – кардиолог с перебоями в сердце, и запиваю эти мысли кофе, потому что работать надо дальше, а сил уже нет никаких.
Другой случай, другой кусочек мозаики – курьезный.
Ночью по «Скорой помощи» поступает женщина 38 лет с отеком легких. Это тяжелое состояние, требующее лечения в реанимации. Дама очень полная, гипертоник, толком нигде не наблюдается. Прием препаратов, снижающих давление, нерегулярный. При пальпации в животе определяется большое округлое образование, довольно твердое. Напоминает голову ребенка. На вопрос, не беременна ли, категорически отрицает. Вызванный мною реаниматолог после осмотра задает тот же вопрос и тоже получает отрицательный ответ. Даму госпитализируем в реанимацию, туда же вызываем врача УЗИ с портативным аппаратом. Как мы и думали, «гипертоническому кризу» нужно срочно придумывать имя.
– Полюбуйтесь, – приглашает нас коллега.
На экране четко видны головка, ручки, ножки – живой доношенный плод, 38 недель беременности! Сказать, что будущая мама была удивлена – ничего не сказать, когда пришлось проводить кесарево сечение в экстренном порядке. Муж-бедняга был в шоке: ничего себе, отвез в больницу жену с гипертоническим кризом! Через две недели счастливую маму с малышом выписали домой.
Надо ли говорить, что за пятнадцать лет в этом калейдоскопе появилось эмоциональное выгорание. Опустошение. Оно влияет не только на работу, оно охватывает всю жизнь. Это какое-то отупение, равнодушие, которое оставляет свой отпечаток на всем. На семье, увлечениях, быту.
Дальше – больше. Ненавидишь начальство, пациентов и себя тоже. Как изменить ситуацию, не знаешь. Ведь в любой больнице то же самое. Живёшь от отпуска до отпуска, благо «северные» каникулы длинные.
Немного иронии по поводу своей работы – она приносит не только опыт и зарплату, но еще и усталость, стрессы, чувство бессилия и сомнения в правильности своего пути.
Чтоб окончательно не выгореть, приходится шутить прежде всего над собой…
Я курсирую, как зомби, по больничным отделеньям
То рысцою, то прыжками, то переходя на бег,
На бегу же засыпаю, просыпаюсь с удивленьем:
Где-то хоть один здоровый существует человек?
Перебирая старые фото, я обнаружила, что на них я выгляжу хуже, чем сейчас – глаза грустные, плечи поникшие, улыбка напряженная… М.Е.Литвак называет такую «улыбкой висельника».
Мне почти сорок. Я – кардиолог высшей категории, работаю в огромной многопрофильной больнице. Муж мой тоже врач – реаниматолог, дочери – студентка и школьница. Есть квартира, машина, доходы, которые позволяют ездить в отпуск, родители еще здоровы…
Сначала я думала – это ведь мне только кажется, что плохо? Отчего же волком выть хочется? Но, верно сказано: если кажется, значит, тебе не кажется. Я долго не могла впустить это ощущение в свое сознание. Сначала оно то мягкой лапкой слегка касалось лица, то острым коготком кололо кратко, не давая понять – что же это… И лишь много позже, когда тоска и боль вонзились в душу глубоко и цепко, я поняла – мне плохо! Но что не так? Почему я чувствую себя такой усталой, старой, несчастной? Почему кажется, что впереди – лишь серая череда унылых одинаковых дней и ничего хорошего уже не случится?
С мужем отношения ухудшаются постепенно, медленно, но верно. Мы уже несколько лет ездим в отпуск порознь – я с дочерьми, а он – один или с друзьями. Постепенно сужается круг тем, которые я могу с ним обсудить. О своих родителях нельзя, потому что они «сволочи», и я не должна общаться с ними, но продолжаю это делать. О детях тоже нельзя, ведь старшая дочь не его, и поэтому она «дура, идиотка, кретинка», а младшая дочь – наша общая, но ее проблемы также «абсолютно идиотские».
Я чувствую себя разведчиком во вражеском тылу, когда нужно быть все время начеку, следить за каждым своим словом. Невозможность расслабиться дома после работы изматывает не меньше работы.
Старшая дочь скрывается в мире орков и эльфов, навеянным книгами Толкиена. Я понимаю, так ей легче примириться с мрачной атмосферой в семье – ругань отца, мои придирки. Она не оправдывает мои ожидания в учебе. Отношения с одноклассниками не ладятся, а с единственной подругой мы ее разлучили. С младшей – та же история, и опять я недовольна. И вот я то и дело срываюсь на крик, а потом, чувствуя острую вину, начинаю их баловать. Нет взаимопонимания. Обиды. Ссоры. Разочарования. Я пыталась быть удобной для всех, а если кто-то не хотел делать так же – это просто не укладывалось у меня в голове.
«Муж мой снимает врачебный стресс на рыбалке, кто-то из подруг вяжет, вышивает бисером. А у меня даже нет хобби. Почему? Что я люблю делать? Да, люблю читать. Читаю запоем, в основном, женские романы. Но ведь это же – бессмысленное времяпровождение! Неужели я ни на что не способна?»
Для окружающих мы – образцовая семья… Муж – врач, не пьет, не курит, работает. Ведь живем не хуже других вроде бы?? Нет, существуем… Так на бегу додумываю невеселые мысли, спеша в приемное отделение. Там снова привезли «инфаркт». Я еще не знала, что этот «инфаркт» поможет мне найти ответы на многие вопросы.
Анну Петровну доставили к нам в отделение с сильнейшим болевым синдромом. Она была психологом, директором филиала одного из институтов. Поначалу она показалась мне очень строгой, немного даже высокомерной.
Лечилась она долго, было много сопутствующих заболеваний. И однажды на дежурстве, в минутку затишья, мы с ней разговорились. Я попросила ее помочь решить проблему с дочерью. Меня очень мучило, что мы не находили взаимопонимание.
Анна Петровна выслушала меня внимательно, пригласила ребенка на беседу.
И вдруг, когда мы уже договорились о встрече, и я уже была у дверей, внезапно спросила: «А чего хочешь ты?» От удивления я даже не заметила, что она обратилась ко мне на «ты», и принялась было снова объяснять, что я хочу улучшить отношения с дочкой. «Нет, – она не дала мне договорить, – Инна, чего хочешь Ты на самом деле? Ты не находишь, что так давно уже привыкла радовать других, не себя? И уже не знаешь, о чем мечтаешь?» Я просто опешила. Стояла и хлопала глазами. А что тут сказать?..
В этот момент в коридоре раздались торопливые шаги, дверь в ординаторскую распахнулась без стука:
– Остановка!
Это значит – у больного остановка сердца, клиническая смерть. Скидываю туфли и бегом по коридору, надо быстрее. Реанимация продолжается минут сорок. Слава Богу, «завели». Пациента переводят в реанимационное отделение. Я возвращаюсь в ординаторскую, чтобы оформить историю. Вызывает приемник – гипертонический криз… Потом привозят «нарушение ритма», потом «отек легких». Когда с гудящей головой поднимаюсь к себе, на часах четвертый час утра. Хоть бы удалось поспать пару часов! Тишина. Но мне не спится, слова Анны Петровны не выходят из головы… «Чего я хочу?» К счастью, до шести утра больше не было вызовов.
А в восемь кончилось мое дежурство, и начался обычный рабочий день. Планерка. Обход, выписка, прием новеньких. Рутина. Я зашла в палату к Анне Петровне. Она одна, ее соседку уже выписали. После обычных слов приветствия прошу ее пояснить, что значит «радовать других»? И что, разве это плохо?
– Очень часто детей, особенно девочек, приучают быть удобными обществу – сначала «радовать» родителей. «Учись на отлично, не огорчай маму». «Поступай, куда папа сказал, он лучше знает». А потом ребенок привыкает «радовать» учителей, а затем мужа, друзей и коллег. Вот так и ты, как многие, привыкла «радовать маму», а потом и «радовать всех», – очень просто объясняет мне Анна Петровна.
Я слушаю ее и замираю. Это – начало моей истории. Это слова, которые я слышала постоянно.
– Знаете, меня больше беспокоят проблемы с детьми. Младшая постоянно болеет, а у старшей – переходный возраст. То огрызается, то рыдает. Не знаю, как найти к ней подход. Ну и на работе… В кардиологии мне было сначала интересно, но трудно. А теперь – однообразие, вечная гонка, стрессы. Я погрязла в рутине и живу, «как все»…
– А еще, мне кажется, ты забыла о своих истинных желаниях и не догадываешься о своих способностях, – мягко говорит моя необычная пациентка.
– Нет, почему же? Я очень хорошо знаю, чего хочу!
Я принялась перечислять: хочу, чтобы младшая дочь не болела так часто, чтобы старшая училась хорошо, чтобы муж понимал меня… Я запнулась, увидев, как внимательно она на меня смотрит.
–А есть что-то, чего ты хочешь для себя, не для мужа или дочери? Вспомни, с чего начался вчерашний разговор? Инна, чего же хочешь и о чем мечтаешь Ты?
В тот раз я ничего не смогла ответить. Когда я вышла из палаты, меня душили слезы. И вертелось неуместное слово: «Спать». Разве это желание, разве это цель. Спать, чтобы опять работать. Спать, чтобы с новыми силами ругаться с мужем. Спать, чтобы опять не понимать, как договориться с детьми. Все сорок лет – сон, чтобы прожить еще в таком же полусне.
Слова Анны Петровны, как заноза, засели где-то в мозгу. И боль от этой занозы была сначала тихая, почти незаметная. Потом сильнее. Словно воспаление.
Наконец-то работа окончена – удалось уйти только вечером, в половину шестого.
В маршрутке удалось забиться на сиденье, и я возвращаюсь в мыслях к нашему разговору. Вспоминаю…
Да, в школе училась на «отлично», но не потому, что мне это сильно нравилось. Во-первых, учеба легко давалась, а во-вторых, конечно, хотелось получить похвалу мамы: одни пятерки в дневнике! А папы? Тут я ощутила твердую уверенность, что папе неважны были мои оценки. Он просто меня любит…
О своих детских трудностях не рассказывала, чтобы «не огорчать маму». Я сама себе придумала такое объяснение. И тут меня осенило: на самом деле из-за боязни критики с ее стороны!
В школе была беспроблемной и незаметной: родители пол полгода в дневник не заглядывали. С мальчиками не общалась, стеснялась. Считала себя дурнушкой.
Поступила в мединститут, не потому, что мне очень уж хотелось стать врачом, опять мама решила. В институте «хорошисткой» была. Слава Богу, на последних курсах я полюбила эту профессию благодаря замечательным преподавателям. В одного из них я безнадежно влюбилась по уши, и много лет старалась быть на него похожей…
В первый раз вышла замуж в 19 лет, потому что «так нужно, раз у вас дошло до «этих» отношений»… Родители смотрели сурово, и мне было стыдно…Что же, я опять просто «радовала маму»? Неудивительно, что через два года я осталась одна с грудным ребенком! Устроилась на работу в поликлинику – тоже мама подсказала. Правда, через год я взвыла и сбежала оттуда. А второе замужество – потому что «у ребенка должен быть отец». Глеб – видный, перспективный, харизматичный, хотя сильной любви не было. Но семейный совет был единодушен: «Слава Богу, что хоть кто-то берет с ребенком» и «разведенкой быть плохо». Мама одобрила. Правда, папа только вздыхал и молчал… Значит, снова я «радовала маму»? Может, потому и отношения с мужем все хуже и хуже?
Звонок мобильного нарушил мои размышления, и я вздрогнула, услышав «Прощание славянки». Муж. Я давно вздрагиваю, когда он звонит.
–Привет, Глеб, еду домой.
–А где же ты таскалась, позволь спросить? – Голос его обманчиво-спокоен и полон иронии.
–Только закончила смотреть больного.
–Да твой рабочий день уже час как закончен, а ты где шляешься?
– Сорок минут. Больной поступил без десяти пять, а его же еще обследовать, оформить надо, лечение расписать….
Мне противно самой, от того, что я опять оправдываюсь. Перед своим мужем, который, ко всему прочему, прекрасно понимает, что такое работа врача, и сколько в ней бывает неожиданностей!
В ответ слышу саркастический смешок, сменившийся частыми гудками. Понимаю, что дома вновь разразится скандал, муж станет говорить о разводе или даже демонстративно собирать вещи.
Я буду рыдать, потом несколько дней тягостного, мучительного молчания, и вот уже я иду просить прощения, не выдерживав такого давления. Он милостиво принимает мои извинения, и воцаряется временное затишье. Мы играем в эту игру уже много лет. Ему не надоедает. Мне надоело давно.
Мне некому жаловаться. С немногочисленными подругами или коллегами я не могу обсуждать свою жизнь, не позволяют остатки собственного достоинства. Затоптанного, но еще живущего где-то глубоко в душе. С мамой – тоже не могу. «А что ты жалуешься? Он взял тебя с ребенком, не пьет, не курит, дома все делает. Бабы вон как на него смотрят! Значит, ты сама виновата!».
Снова звонок – от одноклассницы. Спрашивает, что подарить мне на день рожденья. Отвечаю со смехом: «Лучший мой подарочек – это ты! Приходите, главное, сами!» Но я лукавлю. Мне очень хочется в этом году особенного дня рожденья – запоминающегося, искрометного, ведь мне исполняется сорок. Но есть и другая причина – я знаю, что, если праздник или выходной мы проводим только своей семьей, обязательно будет скандал. Его виртуозно спровоцирует муж. Он найдет, за что поругать детей, сумеет придраться ко мне. Понимаю, что любой праздник становится мучительным. И начинаю судорожно организовывать какое-то мероприятие – поход в гости к друзьям, или приглашаю к нам. Поэтому и позвала много гостей. Я думала не о том, как устроить праздник, которого хотела, себе. Я просто бежала от проблем, которых не хотела.
Вновь погружаюсь в тягостную думу. Почему мой муж постепенно превратился в домашнего монстра, а жизнь – в ад? В действительности, тогда я не думала, а занималась умственной жвачкой. Потому что на тот момент у меня – сорокалетней женщины лет с высшим образованием, начитанной и эрудированной – напрочь отсутствовал навык думать. Потому что так повелось с детства – «мама знает лучше»! «Маленькая ты еще! Слушай, что говорят взрослые». И я делала, в сорок лет подспудно полагая, что есть какие-то там «взрослые», которые лучше знают, как мне жить свою жизнь.
Накануне дня рождения вечером ног не чувствую от усталости после долгой и утомительной готовки – салаты, закуски, торт, холодец… На самом деле я терпеть не могу готовить, наверное, потому так и устала. Но мне хочется всех поразить своими кулинарными талантами. А еще своим законченным образом Совершенной Жены, Хозяйки, Матери. Едва успеваю переодеться к приходу гостей, крашусь наспех, взвинченная и взмыленная. Муж только вернулся с работы.
Раздается пронзительный визг дверного звонка. Значит, собираются гости. Мои одноклассники и однокурсники, коллеги, все с семьями. Следуют стандартные букеты вкупе со стандартными «чмоки-чмоки».
Кстати, с мужем несколько лет уже на день рожденья – 23 февраля – 8 марта – Новый год делаем друг другу «стандартный подарок». Это переходящие 5 тысяч, которые утром соответствующего дня выдаются поздравляющей стороной поздравляемой стороне со словами: «А купи себе что хочешь, я не знаю, что тебе подарить». Таким образом, осуществляется круговорот пятитысячной купюры из рук в руки, и сегодня утром она перекочевала в мой кошелек.
Садимся за стол, начинается дружное поедание всего. Муж желает здоровья и любви. Будто это не от него зависит. Чокаемся, друзья желают здоровья и счастья. Чокаемся. За столом общий гомон, разговоры о политике, детях, машинах. Мужики дружно встали, потянулись на площадку покурить.
Чувствую, как мой подъем тает с каждой секундой, но силюсь изображать веселость. Снова все за столом.
– Ну, кто скажет тост имениннице? – Муж обводит глазами гостей. – Леша?
– Не, ну что я, я не готов еще, пусть пока Костя скажет!
Это словесное перепихивание продолжается еще с минуту, я чувствую, как мои уши становятся пунцовыми, а глаза наполняются слезами… Что, неужели никто не может искренне пожелать мне чего-то хорошего?
Мне вдруг становится стыдно за них. И стыдно за себя: кто эти люди, которых я считаю друзьями? Почему я ждала от них чего-то особенного? Ведь я же общалась с ними и раньше. Почему же не замечала их равнодушия? Бегу на кухню за тарелками, быстро смахиваю слезы, с улыбкой висельника несу очередное блюдо.
Наконец созрела для тоста жена Костика, и я получаю незамысловатое пожелание, «Чтоб муж любил, а дети радовали».
Праздник продолжается. Мужчины вновь идут курить, дамы болтают. Верх в разговоре берет Оксана, моя коллега, и вмиг ощущаю себя на работе. «Дежурства стали такие дешевые, больные достали, начальство совсем озверело». Пара моих робких попыток увести разговор терпят полный провал.
Между тем, «стол разграблен, как Киев Батыем». На меня уже никто не обращает внимания. Снова покурить, анекдоты, немного потоптались под музыку… Приходит время свечей чая, и торта, на который я убила полночи. Сытые и усталые, гости потихоньку начинают расползаться. Муж, изрядно подшофе, в прихожей наливает «на посошок». Я хорошая. Я устроила свой праздник для других, все хорошо провели время. Меня… должно это радовать?
Мне сорок лет. На первый взгляд, все круто –
Есть муж, работа, дети, полон дом.
Но… Невыносимо тошно почему-то,
По жизни я себя тащу с большим трудом…
Я вдруг внезапно чувствую себя протрезвевшей. Никакого дождя, никаких вспышек. Голова ясная, и заноза моя, чуть притихшая от алкоголя, болит уже очень сильно.
Я в потекшем макияже мыла на темной кухне посуду. Тихо-тихо, чтобы не разбудить детей и мужа. Я мыла посуду и плакала.
Чего я сама хочу? Как мне перестать радовать других? Что делаю со своей жизнью, черт возьми, или это делает кто-то за меня? Струйка пота тихонько потекла между лопатками, а я продолжала механически возить мочалкой по кастрюлям. Неожиданно возникло желание швырнуть тарелку об пол. Другую, третью! Чашку! Но нет… я не решаюсь даже на это. Дети спят, муж. Разбужу, не дай Бог. Минуту стою в оцепенении. Беззвучно плачу. Но впервые за долгое время приходит ценная мысль. Надо что-то делать! Менять свою жизнь! Мне уже сорок!
Пока я буду ждать вспышек и дождя – моя жизнь пройдет мимо меня. Ужас переполняет меня. Снова дернулось сердце. Желание перемен становится нестерпимым, будто я переступила какой-то край, и теперь падаю, и ничто уже не остановит мое падение.
Выводы:
Их пока нет. Я еще не умею думать, только считаю, что думаю. Потому что так повелось с детства – «мама знает лучше»!
Приложение к Главе 1. Стихи.
Все стихи написаны позже описываемых событий.
Песня врача на дежурстве
Я на суточном дежурстве – словно на передовой!
Об одном прошу я бога – продержаться б до утра…
Хоть Сургут, наш славный город, не такой уж и большой,
Но сегодня все решили, что лечиться им пора!
Я курсирую, как зомби, по больничным отделеньям
То рысцою, то прыжками, то переходя на бег,
На бегу же засыпаю, просыпаюсь с удивленьем:
Где-то хоть один здоровый существует человек?
«Скорой помощи» несладко: тоже нету недостатка
Ни в болящих, ни в запойных, наркоманах и бомжах,
Некогда лечить нормальных – столько, блин, асоциальных,
И как будто тараканы, алкаши сидят в углах!
Вот привозят пациентку – полноватую брюнетку,
Даже Пышка Мопассана с ней в сравнении – тростник,
На повышенном давленьи при отсутствии леченья –
Осложненье – отек легких неожиданно возник!
Я осматриваю даму, задаю вопрос ей прямо:
-Не беременны случайно, очень уж большой живот?
-Что вы, доктор, нет, конечно, – та ответствует поспешно;
На УЗИ – живой, доношенный мы видим в матке плод!
Вот привозят тетку с мужем – в пять утра зачем он нужен?
Та стыдливо объясняет: «Доктор, видите ль, у нас
После секса сразу спазмы, задыхаюсь…» «Это астма!»
«Что вы, доктор, говорите, мы-то думали – оргазм!…»
Вот всего одно дежурство, кто-то возопит: «Кощунство!»
Только с наступленьем утра не могу домой уйти…
Похожденья эскулапа продолжаю – по палатам
Вновь нести здоровье буду от восьми и до пяти…
Песня врача, исполняемая в день медицинского работника
Работа врача благородна, прекрасна,
Спасаем мы жизни людей ежечасно…
Но если без юмора к ней относиться,
То можно, ребята, свихнуться иль спиться…
Ночное дежурство – не спишь ни минутки,
Как зомби, работаешь круглые сутки,
А кажется, жалобам нету конца,
Не стоящим выеденного яйца…
Тут тромбоэмболия, клиническая смерть!
Ребятушки, родные, ну как мне все успеть!
А где уваженье, а где почитанье, признанье?
Зачем получали мы образованье,
Когда пьяный дворник иль грязный таждик
Распоряжаться с порога привык?
А я хочу текилу!А мне налей коньяк!
Скорей его в могилу! А он, блин, все никак!
Еще страховые компании душат,
Как будто в последнем неравном бою,
Ведь, по их мненью, лишь бьем мы баклуши,
Зазря получаем зарплату свою!
Начальство взывает к терпенью, смиренью,
Потом по привычке накажет рублем,
А мы, ко всеобщему удивленью,
Не пропадаем, не ноем, живем!!!
Нам не страшны проверки, комиссии и СПИД,
Пугает только спирта в кладовке дефицит!
Ворчим, но бежим, материмся – спасаем,
Поскольку заложено в генах – спасать,
И дело свое все равно не бросаем,
(Истории, блин, надоело писать),
Сегодня, осмыслив свой путь неприметный,
Тернистый, но важный, могу лишь сказать:
Спасибо нам всем, ведь мы так беззаветно
Умеем страданья людей облегчать!
Ну, хватит разговоров! Уже горит душа !
За болтовней и водки не хватит ни шиша!
Юбилей
Пустой, стандартный, скучный день рожденья –
Такой же, как картинка за окном…
И где же радость? Юмор, вдохновенье?
Уныние заходит тихо в дом…
Мои друзья – я их совсем не знала,
Не слыша их, вела свой разговор.
Мой муж – он кто? Не о таком мечтала,
О ком же? Не пойму я до сих пор…
Мне ангелом живым казалась мама,
Во сне не помышляла спорить с ней!
А дочка – заурядной мышкой самой.
Мой путь – кошмаром в сонме тусклых дней….
Мне сорок лет. На первый взгляд, все круто –
Есть муж, работа, дети, полон дом.
Но… Невыносимо тошно почему-то,
По жизни я себя тащу с большим трудом….
Глава 2
Где зарыта собака
Мало кто находит выход, некоторые
не видят его, даже если найдут, а многие даже не ищут.
Л. Кэрролл. «Алиса в стране чудес»
А на другой день пришли в гости родители. С цветами и подарками. Доедать вчерашние салаты. Мне было стыдно, что в день юбилея они могли поздравить свою дочь только по телефону. Но я боялась, что Глеб устроит при них отвратительный скандал. Такого рода условности, что родители – пенсионеры, очень много помогают нам, в последние годы его не смущают.
Сегодня у Глеба дежурство. Так у нас повелось уже несколько лет, что каждое его дежурство для нас – маленький праздник. Все чувствуют себя спокойно, дети щебечут и хохочут. Можно не опасаться внезапной взбучки из-за какой-нибудь ерунды типа разбросанных игрушек. Я могу расслабиться, не ожидая подвоха …
Сегодня я, наконец, ощутила праздник. Дети приготовили несколько номеров в подарок – стихи и сценку. Исполнили их под наши бурные аплодисменты. Мама тоже читает стих. Папа фотографирует.
И тут я слышу зловещий звук поворачивающегося в замке ключа. Все застыли, как преступники с поличным. Открывается дверь, на пороге Глеб. Почему он вернулся?
– Привет, мои зайчики! Забежал переодеться!
И тут же выражение благодушия на его лице сменяется холодной иронией.
–О, кого я вижу! Кстати, почему эти люди здесь? Я же сказал, чтобы их никогда в моем доме не было!
Тон нарочито спокойный, ледяной. Родители, опустив глаза, начинают торопливо собираться.
– Потому что у мамы праздник. Они пришли ее поздравить,– храбро выпаливает Алиса и тут же шмыгает за мою спину под его испепеляющим взглядом. Боже, как мне стыдно!
– Пожалуйста, Глеб… Мама, папа, останьтесь. Мы еще чай не пили. Торт такой вкусный. Глеб, проходи к столу.
Я умоляюще смотрю на него… Напрасно.
– Я еще раз повторяю, дверь открыта. В его голосе – с трудом сдерживаемая ярость.
– Нет, они останутся, и мы будем праздновать! Ты не забыл, что у меня юбилей? – внезапно я выхожу из себя, откуда смелость взялась? Алиса радостно улыбается мне.
– В таком случае ухожу я! Празднуйте, ни в чем себе не отказывайте! Документы на развод я тебе пришлю!
Он оглушительно грохает дверью. Тут самообладание оставляет меня.
– Глеб, подожди, постой, давай поговорим!
Я бегу вслед за ним. Выскакиваю на крыльцо и падаю, поскользнувшись на ступеньке. Сильный хруст в голеностопе… Я взвыла, не в силах сдержаться, от боли и отчаяния.
Глеб уезжает. Уверена, в заднее зеркало он видел мое пике на лестнице.
Я не помню, когда он вообще задумывался о моих чувствах или пытался их щадить. Каждый раз, когда он бил меня под дых очередной несправедливой, жестокой сентенцией, он искренне изумлялся, что мне больно. Он мне казался астронавтом в скафандре, наступающем на ногу обычному человеку. Весело смеющимся: да полно, что за шутки! Не выдумывай. Ведь мне не больно – как же больно может быть тебе?..
Родители помогли мне подняться, а потом и вызвали «Скорую». Нога отекла на глазах, наступить было невозможно.
В травматологии мне наложили лонгету.
–Перелома нет, всего лишь растяжение связок,– белозубо улыбаясь, молодой травматолог протянул мне снимки. Недельки три-четыре полежите дома, отдохнете. Аккуратней надо, сейчас гололед!
Всю ночь я провела без сна. Настояла, что могу справиться сама, и девочек забрали родители. Приняла обезболивающее, нога успокоилась и без движения почти не ноет. Но боль душевная куда сильнее. Дикий страх: а как я буду, если мы разведемся? Он парализует меня и не позволяет думать…
К утру Глеб не появился. На звонки не отвечает. И я поняла, что уж лучше поползу на работу. Там хоть немного смогу отвлечься, а дома просто буду лежать в оцепенении и ждать шагов судьбы, то есть мужа.
Заведующая оценила мой трудовой порыв и освободила меня от дежурств и беготни в приемное отделение, пока нога не восстановится. В отделении я с трудом обошла свои палаты. А еще, боюсь себе в этом признаться, мне хочется поговорить с моей необычной пациенткой. И хоть я стараюсь не жаловаться, мне нужно встретиться с ней взглядом, услышать ее уверенный голос…
Анна Петровна окинула меня внимательным взглядом, мгновенно оценив мое состояние.
–Ты можешь говорить спокойно?– мягко спрашивает она.
И вот впервые в жизни я рассказываю все о себе. О своем первом глупом замужестве и рождении Алисы. О сумасшедшей влюбленности в женатого преподавателя на четвертом курсе. О том, как была несчастна, когда поняла: он не оставит семью. Несмотря на то, что тоже в меня влюблен. Но он интеллигентен и порядочен. Кроме нескольких поцелуев, ничего больше не было. Как потом появился Глеб, и мне пришлось спуститься на землю. «Устраивать свою жизнь». «Найти отца своему ребенку»…
Анна Петровна внимательно слушает, изредка задавая короткие точные вопросы. Делает пометки в блокноте.
– Я дура, да?– чувствую себя неловко. Никогда еще не отваживалась так раскрывать свою душу.
– Ты очень умная. И потому часто ведешь себя как дура,– кивает Анна Петровна. И поясняет в ответ на мой молчаливый вопрос:
– Ты наделяешь других качествами, присущими тебе: честностью, умом, тактичностью, интеллигентностью. Это называется проекцией. А еще ты не доверяешь себе. Не слышишь себя. Поэтому живешь чужим умом. Не обижайся, но ты всю жизнь только думаешь, что думаешь. Пользуешься устаревшими мещанскими шаблонами.
– Но как вернуть Глеба? – перебиваю в нетерпении. Это главная боль, и моя пациентка это понимает. Она говорит просто:
–Подожди два-три дня, и он сам вернется. Максимум, неделю. А чтобы не метаться, как тигр по клетке…
–Да уж, с моей ногой не помечешься. Скорей как каторжник в кандалах,– шучу мрачно.
– Ты права, и скоро ты снимешь кандалы, и не только эти, – она кивает на мою лонгету. Голос Анны Петровны почему-то вселяет уверенность.
– Я очень тебя прошу, просто доверься мне и потерпи неделю. Не звони ему, не мирись, не извиняйся. Сможешь?
–Не уверена.
–Думаю, больше трех дней не потребуется. Но их надо выдержать. В полном молчании! А чтоб не терять время даром, записывай. Она диктует мне названия нескольких книг. –Прочти внимательно, а лучше, законспектируй. Пришла пора узнать, откуда у твоей беды ноги растут, и где «зарыта та самая собака».
– Может, у меня кризис среднего возраста?
Мне кажется, что я так шучу.
–Скорее, начинается «второе взросление», – мягко отвечает Анна Петровна.
– Почему второе? Разве мы не взрослеем раз и навсегда?
– Первый раз мы примеряем на себя взрослость в подростковом возрасте. Тогда нам «море по колено». Мним себя супергероями и готовы осчастливить человечество. А когда ты начинаешь задумываться о том, кто ты, для чего в этом мире – это «второе взросление». Термин предложен Юнгом. Правда, ко многим оно так и не приходит даже в старости…
– Спасибо! Мне, правда, стало легче!
Я заковыляла к двери.
– Инна Викторовна!– окликает она меня уже в дверях. Каким одним словом, главным, можно охарактеризовать твой характер?
– Я не знаю. Так сразу не могу сказать…
–Твое ключевое слово – терпение,– задумчиво говорит Анна Петровна. За эти годы ты привыкла терпеть. Вспомни, как это происходило…
Я ничего такого не припоминаю, но пытаюсь…. И послушно иду в библиотеку.
Слова Анны Петровны не выходит у меня из головы. Дети давно уснули, а мне не спится. Память яркими вспышками высвечивает давно забытые события…
Вот мне примерно 7 лет… Мы в деревне, купаемся в речке, и сосед Эдик, старше года на три, берется учить меня плавать. Придерживая меня, пытается пощупать мою ещё отсутствующую грудь. Я молча отпихиваю его и убегаю подальше. Вижу, как он рассказывает что-то пацанам, показывая на меня, а они гогочут. Тогда я ещё не терплю. Но уже мне стыдно говорить о своих потребностях и о том, что не нравится…
Вот я в четвёртом классе. Старая дева, училка по английскому, наорала на меня и выставила на посмешище перед всем классом. Все из-за того, что я осмелилась достать маленькое зеркальце и прихорашиваться. Обозвала меня «уродиной». Этот урок тоже крепко отложился в памяти…
Седьмой класс. Я незаметная мышка. Одноклассники не замечают меня, а некоторые относятся с откровенным презрением. Но они чудесным образом меняют своё отношение во время контрольных. Ведь я всегда даю списывать, успеваю ещё решить пару задачек соседу. Иногда в ущерб своей работе. Почему я это делаю? Мне хочется тоже почувствовать себя нужной, значимой. Я терплю. Я стараюсь…
Десятый класс. Меня никогда не приглашают мальчишки на школьных вечерах, просто не замечают. И вот летом в сельском клубе ко мне подходит парень. От него разит табаком и алкоголем, а еще он лопоухий и щербатый. Он мне не нравится. Но я иду с ним танцевать и с отвращением терплю его тяжелое дыхание и «матюки» через слово…
Пройдёт 2 года, я выйду замуж за парня, хотя у меня проскальзывают смутные догадки, что не влюблена. Я их загоняю на задворки подсознания. Почему? Я снова терплю и стараюсь. Стараюсь получить хоть какую-то любовь и внимание. Статус замужней дамы.
Скоро я уже молодая мама. И мой мир вдруг разлетится на осколки. Внезапно и отчаянно я влюбляюсь без памяти в своего институтского преподавателя. Интеллигентного, умного, необыкновенного. Похожего на папу, а как же иначе. Того, кто видит во мне прекрасную жемчужину, и я чувствую это в каждом его взгляде.
Но мама скажет: «Это всё блажь. Все мы были влюблены в преподавателей, а у тебя ребёнок. Терпи и старайся». И я наступаю себе на горло. Терплю и стараюсь…
Я подскакиваю в кровати, забыв про свою ногу, и вскрикиваю от боли. Хватаюсь за книги. Начинаю с Э. Берна. На следующий день, едва закончив дела, принимаюсь за М.Е.Литвака. И в «сценарной теории» я узнаю себя. И все мое окружение.
«Сценарий» – это подробный план жизни, непрерывно действующая программа, которая возникает в раннем детстве под родительским влиянием. Определяет поведение человека в решающие моменты жизни. Сценарий жизни – психологическая сила, которая ведет человека к его судьбе, вне зависимости от того, считает он это свои поступки свободным выбором, или отчаянно этому сопротивляется. Эта психологическая программа не осознается человеком. Но он ей следует в течение жизни.
Малыш доволен собой, улыбается другим людям. Но родители вгоняют ребенка в сценарий и начинают управлять им. Как? Через внушение вины, стыда, запугивания, сравнения с другими детьми. Многие родители делают это неосознанно. Так в процессе воспитания у ребенка исчезает вера в себя и появляется неуверенность.
Сценарий имеет начало, середину и конец, называемый развязкой. Если в конце ждет награда – это сценарий Победителя. Если расплата – Побежденного. Финальная сцена – это итог, к которому человек приходит в конце жизни. Будет ли человек в достатке или нищете, в окружении близких или останется в одиночестве. Драматические сценарии приводят к одной из финальных сцен: больница, тюрьма, могила.
Сценарий представляет для ребенка способ выживания в мире, который кажется ему враждебным. Основные решения принимаются ребенком в возрасте до 5 лет. Но мышление ребенка основано на чувствах и эмоциях. Поэтому и решения могут быть абсурдными с точки зрения логики, но человек потом следует им всю жизнь.
В дальнейшем во взрослой жизни мы используем те же стратегии в стрессовых ситуациях: брак, рождение ребенка, развод, потеря. В общении со статусными и властными фигурами. Тогда человек, как в детстве, начинает впадать в панику, демонстрировать агрессию или отчаяние.
Главная цель сценарного поведения ребенка – добиться любви и внимания со стороны матери и отца. Во взрослой жизни эта цель сохраняется, только человек начинает «радовать» других значимых людей – супруга или начальника.
Существует несколько основных типов сценариев.
Побежденный – это человек, который не достигает поставленной цели. Дело заключается не в самом достижении цели, а в степени комфорта и счастья на пути к ней. Если я стал миллионером, но в результате этого у меня случился инфаркт или ушла жена, то я – Побежденный.
А когда человек знает, чего хочет, управляет своей жизнью и идет к поставленным целям, то он – Победитель. И если даже он живет, как Диоген, в бочке, но при этом всем доволен, то тоже – Победитель.
Непобедитель. Это «золотая середина». День ото дня этот человек несет свою ношу, и его однообразная жизнь лишена ярких взлетов и рискованных падений. Такой человек боится рисковать, поэтому его сценарий называется банальным. На работе он не становится директором, но и не будет уволен. Людей с Банальным сценарием большинство»… М.Е.Литвак. Как узнать и изменить свою судьбу.
– Глеб вернулся на третий день! Представляете, он даже извинился, правда, сухо так, коротко. Но это первый раз в нашей жизни,– с ликованием сообщаю своей пациентке при следующей встрече. Мы с Анной Петровной снова шушукаемся в палате. В глубине души я даже рада, что ее восстановление идет медленно.
–Трудно было ждать?
– Казалось, будет трудно. Но на работе некогда страдать. А дома я попросила Алису сразу забирать у меня телефон. И она его прятала и строго следила, кому я звоню. Но потом я так увлеклась чтением, что даже почти не плакала.
– Это хорошо, – весело подмигивает Анна Петровна. – Процесс пошел! Какие выводы?
– Мой сценарий – банальный. Как это грустно! Я сразу представила, что проживу остаток тусклой серой жизни без интересных событий и больших побед. Не сделаю ничего значимого…
– Может случиться и так, все в твоих руках. – Анна Петровна бесстрастна.
– Но что мне нужно делать? Как же освободиться от сценария? Я в шоке от массы информации.
– Вспомни свою жизнь, запиши на досуге, что считаешь важным. И составь план, что нужно именно тебе, чтобы освободиться от своего сценария,– Анна Петровна вручает мне еще список книг.
И я читаю, вспоминаю, записываю…
Мы с папой в Москве, стоим под окнами больницы, где находится брат. Олежка на подоконнике машет руками и кричит: «К нам нельзя, у нас ветрянка!» Брат тяжело болел, и в московской больнице провел около года. Мама уехала в Москву, а я осталась с папой. Мне было тогда около четырех. Внезапно ночью прибегаю к папе, захлебываясь от рыданий. Папа меня утешает, а я рассказываю, всхлипывая: «Мне приснилось, будто мама меня не любит. И я умерла, меня закопали в землю. А там червячки едят». Помню, папа долго носит меня на руках, нашептывая сказку. Выходит, вот оно, начало сценария? Детское «решение», что не любит мама! Вот тогда и закрепилось убеждение «мама любит только брата». Ведь она меня оставила. Ведь она с ним…
Начинаю плакать. Так жалко себя! Стоп! Это было много лет назад, а сейчас я взрослая!
–Что еще вспоминается? – мягко спрашивает Анна Петровна.
– Позже, когда брата выписали, родители все время возились с ним. Тогда-то уже закрепилось, укоренилось, лет в пять-шесть, убеждение: брата любят больше. Значит, он лучше. А я так себе. Значит, надо не огорчать маму. То есть быть тихой, незаметной. Не докучать своими проблемами. Терпеть. Приносить пятерки. Слушаться. Стараться. Тогда, возможно, мама будет рада. И выделит мне капельку любви. Да, мне кажется, в это же время стала считать себя некрасивой и неспособной. Меня все время стригли коротко, а мне хотелось косички, как у других девочек. На мою просьбу отрастить волосы мама ответила, что волосенки жидкие, и косичка будет, как крысиный хвостик… А еще… Как-то раз я решила исполнить перед компанией гостей песню. И спела «Арлекино» Пугачевой. Все расхохотались. А я с тех пор не пела. Теперь-то я понимаю, что они не со зла. Но на меня это подействовало так, что я не умею петь, не стоит и пытаться. Я всхлипываю.
– Так, а потом? – Анна Петровна не дает мне реветь.
– В школе и институте была незаметной, не высовывалась. Погрязла в сценарии, как в болоте. Не люблю себя, считаю себя некрасивой. Поэтому в мужья мне достаются те, кто выбрал меня, а не те, кого сама полюбила. Хоть кто-то обратил внимание, скорей, надо замуж, пока зовут!
– Это было, когда ты еще не имела этих знаний. Теперь ты взрослая, разумная женщина.
И еще: в условиях запрета чувств, особенно гнева и злости, ты научилась их прятать. Они похоронены так глубоко, что тебе самой они уже становятся недоступны, – мягко объясняет мой психолог. – Когда ты не позволяешь себе выказывать гнев и злость, это не значит, что они исчезли. Они живут в тебе. Разрушают твои отношения и твое здоровье. Это называется «эмоциональная пассивность». Глубоко запрятаны и другие чувства. Чтобы не испытывать боль, лучше отказаться от всего, что ее приносит. Но, вычеркивая негативные чувства, ты лишилась и позитивных тоже. Вот поэтому и не можешь понять, что радует именно тебя.
Внезапно меня начинают душить слезы, я пытаюсь справиться с ними.
– Плачь! Реви в голос! – командует Анна Петровна.
Минут через десять, нарыдавшись, поднимаю глаза на Анну Петровну и получаю следующий вопрос:
–Как ты сейчас?
Я прислушиваюсь к себе.
– Как ни странно, стало легче. Как будто прорвало плотину и унесло весь мусор с потоками воды.
–Что ты можешь сделать прямо сейчас?
–Раз была «эмоциональная пассивность», надо развивать «эмоциональную активность».
Но мне ведь уже сорок! Наверное, поздно этим заниматься…
–Наверное, ты знаешь много примеров, когда люди круто меняли жизнь и в более позднем возрасте. Как женщина после 50 встречала свою настоящую любовь или строила бизнес. Чем ты хуже? Чем они лучше? Ничем. Просто тебе понадобилось именно столько лет, сорок, чтобы осознать необходимость менять жизнь. У каждого своя скорость принятия решений, свое время приобретения опыта для главных изменений в жизни! Так что же ты останавливаешься?
Голос Анны Петровны обволакивает и вселяет уверенность.
– Своя скорость, говорите?– я почувствовала азарт, прямо злость веселую. – Значит, пришло время ускориться!
–Что будешь ускорять?
– Наполнять свою жизнь чувствами, желаниями, мечтами.
– А что конкретно собираешься делать?
–Ну, наверное, учиться прислушиваться к себе, что чувствую в данный момент, что мне хочется. Начать делать что-то новое. Чего раньше не делала, боялась.
–Что это будет, знаешь уже?
–А может, попробовать освоить горные лыжи. Друзья давно зовут, но я боялась…
–Когда думаешь начать?
–Да в ближайшую субботу и поеду, вместе с дочками.
–Что-то еще хочется добавить?
–Да,– я смущенно поерзала. – Вы говорили, что у каждого человека есть таланты, просто многие про них давно забыли, ведь так?
–Несомненно!
–Я хотела бы понять, какие таланты именно мои, как это узнать?
– Вспомни детство. Что нравилось тогда? А сейчас – пробуй. И обязательно веди дневник. Все записывай. Пока не начнешь – не узнаешь…
И я начинаю…
Выводы:
-Очень важно узнать, где «зарыта твоя собака». Понять свой сценарий, увидеть врага в лицо. Мой сценарий – «банальный», я привыкла терпеть, стараться радовать других, забывая о себе.
-Очень важно не впадать в самобичевание или оплакивание своей неудавшейся жизни. Не примерять роль жертвы. Бессмысленно обвинять родителей. Они ведь хотели как лучше.
– Первый раз мы примеряем на себя взрослость в подростковом возрасте. Тогда нам «море по колено», мы мним себя супергероями и готовы осчастливить человечество. А когда человек начинает задумываться о том, кто он, для чего пришел в мир, начинается «второе взросление». Правда, ко многим оно так и не приходит даже в старости…
– Каждый знает много примеров, когда люди круто меняли жизнь в зрелом возрасте. Чем вы хуже? Чем они лучше? Ничем. Просто вам понадобилось именно столько лет, чтобы осознать необходимость менять жизнь. У каждого своя скорость принятия решений, свое время приобретения опыта для главных изменений в жизни! Так что же вы останавливаетесь?
– Но понять умом – только малая часть успеха. Нужно ведь еще изменить свои привычки, черты характера, поведение в соответствии с этим новым знанием.
Приложение к главе 2.
Упражнения.
Постарайтесь понять свой тип сценария: Банальный, Неудачник, Победитель?
Выделите несколько минут в день – 10-20, когда никто не отвлекает. Отложите телефон. Отвлекитесь от дел и раздумий. Посидите 2-3 минуты, стараясь ни о чем не думать, просто прислушиваться к себе. Что чувствую в данный момент? Что мне нужно»? Сначала это трудно.
Ведите дневник. Просто начните. Старайтесь, описывая события, не писать о себе в уничижительных выражениях: «Вот я, болван, опять не смог!». Разделите лист на 2 части. В левой напишите, что произошло, а в правой – как, по вашему мнению, следовало поступить. Конкретно: что сказать, что сделать.
Например:
Было: Можно сделать:
Сегодня я сидела на лекции и сбоку 1. Попросить лектора, извинившись
сильно дуло из окна. Я постеснялась 2. Попросить соседа закрыть
отвлечь лектора просьбой и замерзла. 3. Встать и закрыть самой
4.Просто уйти, чтоб не мерзнуть. Когда вы записываете желаемые варианты действий, мозг постепенно тренируется, и в следующий раз будет уже не так страшно.
4. Упражнение «Расширение перспектив»,
Выполните очень простое упражнение. Оно основано на методе возвращения себя в ситуацию незавершённого конфликта, переноса её в настоящее и завершения – сейчас.
Эта техника придумана психотерапевтами «нового решения». Школа «нового решения» совмещает в себе два подхода: гештальт-практики и трансактный анализ Эрика Берна.
Вспомните ситуацию в прошлом, которая была травмирующей для вас, но как бы не очень глобальной. То есть не потеря близкого человека, не роковая измена, не мучительный развод.
Например, такие моменты:
– На уроке физкультуры во время прыжка через «козла» у вас разошелся шов на штанах и над вами смеялся весь класс, включая физрука.
-На выступлении Вы забыли слова…
-Вы случайно услышали, как одноклассники обсуждают вашу фигуру и смеются.
-Мальчик, который вам нравится, пригласил на день рождения весь класс, кроме вас.
Ну а теперь заново представьте себе ту ситуацию и «окунитесь» в нее.
Вы можете снова почувствовать при этом страх, стыд, гнев, унижение, обиду…
Так вы сможете определить постоянно присутствующую, «сидящую» глубоко в душе не проработанную отрицательную эмоцию.
А теперь возьмите ручку и бумагу. Допишите три утверждения:
1. Они________________________________________________________________________
2. Я __________________________________________________________________________
3. Жизнь – это _________________________________________________________________
Однако, внимание. Сначала выполните эту часть упражнения, и только потом читайте дальше.
Как вы думаете, что Вы сейчас написали?
То, что вы написали сейчас о других, о себе и о жизни есть тот самый сценарий, «Решение, как жить», который Вы приняли в тот далёкий момент. Ведь невротический характер формируется не крупными событиями, а «пустяками», подобными этому.
Ваша задача – по-новому прожить эту же ситуацию, но так, чтобы выйти из неё победителем. Ведь мы порой на годы застреваем в болезненной ситуации, потому что ждём, что кто-то другой начнёт вести себя иначе. Но это невозможно. Теперь повести себя по-другому нужно будет вам.
Вспомните человека, который является вашим авторитетом, кумиром, вызывает восхищение своими делами. Представьте, что вы можете полностью на него положиться. И возьмите его с собой в тот самый момент жизни. Пусть он поможет вам победить! Представьте максимально подробно: как именно он помог бы Вам разрулить эту ситуацию? Что конкретно сказал бы обидчикам? Подумайте над этим хорошенько. Разыграйте в воображении сценку со словами, напишите сценарий.
Упражнение может сразу не получиться. Либо вы подсознательно ожидаете, что другие изменят свое поведение, либо выбрали себе в помощь не того человека. Попробуйте еще и еще.
А теперь – самое важное.
Проанализируйте все слова и действия вашего помощника. Какими качествами Вы наделили этого человека? Придайте теперь эти свойства самому себе.
И вернитесь в эту ситуацию уже без помощника, но с его качествами, которые он Вам «подарил». Проиграйте эту ситуацию еще раз, по-своему, и окажитесь победителем.
Когда вы проработаете несколько травмирующих ситуаций из прошлого, Вы заметите, что они стереотипны, что это – «хождение по кругу».
И тогда вы примете новое решение. После вашей «победы» уничьтожьте этот листок, возьмите новый и перепишите всё по-новому!
1. Они________________________________________________________________________
2. Я __________________________________________________________________________
3. Жизнь – это _________________________________________________________________
Глава 3.
Вызываю Монстров на бой
У нас нет друзей, нет врагов. Есть только учителя. Дэн Миллмэн
Прошел месяц. Нога моя зажила, и я снова бегаю по отделению на высоченных каблуках. Анну Петровну выписали, но мы продолжаем общаться. Ведь остается столько вопросов!
Трясина. Вот на что была похожа моя жизнь все эти годы – липкая, мерзкая трясина, которая засасывала все сильнее. Нет своей жизни. Своих желаний. Своих целей. Делаю то, чего от меня ждут, ведь тогда… тогда я буду хорошей. Для матери, для мужа, для начальника, для коллег…разве не в этом цель? Сценарная теория Эрика Берна и книги М.Е Литвака начали выводить меня из этого многолетнего оцепенения. Что я делаю со СВОЕЙ жизнью? И чего Я от нее хочу? Как мне научиться защищать себя, как заставить себя говорить о своих желаниях, вопреки чужим?
Я выросла в интеллигентной семье. С детства не умела отвечать на хамство. Его грубая, простая сила была слишком пугающей и непонятной. Я лучше посижу тихо, постараюсь не привлекать к себе внимания, не ввязываясь в конфликты. Посижу тихо всю школу и весь институт. Не могу отвечать на даже невинные выпады однокурсников и коллег? Ничего, всю жизнь так прожила.
И вот последствия «тепличного» воспитания начали проявляться во взрослом возрасте. Как отвечать на хамство – хамством? На агрессию – агрессией? Где взять в себе силы, злость, самоуверенность в конфликте? Я ведь даже кричать не умею нормально – выходит какой-то смешной писк.
Но теперь я читаю психологическую литературу «запоем». Оказывается, не обязательно превращаться в хабалку, чтобы противостоять другой хабалке. Есть цивилизованные способы, идеально подходящие мне. Предлагают сохранять спокойствие, улыбаться обидчику. Предлагают игнорировать попытки уязвить и произносить много ничего не значащих слов, отвлекающих агрессора. Но больше всего меня вдохновила техника, заключающаяся в возвращении хаму его слов, что выглядит внешним согласием. Впоследствии я разработаю свой тренинг «Шаолиньский лабиринт», именно о противостоянии хамству. Но это будет потом, а пока… Беру на вооружение техники, и уже чувствую себя увереннее.
Мы, может быть, не так часто сталкиваемся с хамством в жизни. Но готовность противостоять тому, что раньше так пугало – уже начало пути. Первое изменение в череде многих.
Захожу в нотариальную контору. Мне нужен один из нотариусов, а чтобы узнать, на месте ли он, нужно пройти мимо очереди в коридоре. Люди сидят давно, им душно, скучно, и они озлоблены. А мне – «только спросить».
Сразу нарываюсь на нарочито громкое:
–Тут же написаны часы приема, ты что, слепая?
– Нет, не слепая. Я неграмотная, читать не умею.
Пользуясь возникшей секундной паузой, проскальзываю в кабинет…
На светофоре какой-то мужчина принялся меня поучать, как ездить, вкрапляя нецензурную лексику. Я с обворожительной улыбкой отвечала, что права купила, ничего не знаю…
Конечно, в такие моменты я чувствую себя прекрасно. Я сильная. Я справилась, я уела, я могу! Но потом эйфория проходит. Да, выйти победителем из конфликта со случайным человеком, которого я в первый и последний раз вижу для меня – уже победа. Но от этих мелких побед никуда не делись манипулирующий муж, третирующая свекровь и изводящая меня коллега. «Монстры», которые находятся ко мне близко, знают меня хорошо и бьют гораздо больнее, прицельнее и циничнее.
Но я не собираюсь сдаваться – иду к Анне Петровне. Рассказываю, плачу. Рассказываю. Снова плачу. Слов так много, так много страхов и обид. И слезы никак не заканчиваются. Где она, эйфория, где самоуверенность? Их нет. Есть трясина. Меня привыкли видеть серой и невзрачной. Безропотной. Удобной.
И сейчас больше всего меня тревожит то, как это сказывается на моей работе и отношениях с коллегами. А вернее, с коллегой.
Когда я только пришла работать в кардиологию мне, как и всем поначалу, приходилось очень нелегко. Тяжелые больные, несоответствие того, что писали в учебниках тому, что видишь на самом деле. Ночные дежурства, маленькая зарплата. Но я постепенно осваивалась, полюбила свою работу. Мне помогали старшие коллеги, и была полна надежд. Вдруг одна из докторов внезапно стала проблемой, еще одним препятствием.
Ирина, как мне тогда казалось, была образцом врачебного таланта. Красивая, умная, опытная, звезда отделения – она не могла не восхищать меня. Я хотела быть на нее похожей. Но не все идеалы выдерживают проверку временем. За красотой и уверенностью скрывалась, как я поняла позже, хаотичность знаний и потребность уязвлять слабых. Слабые – это я.
При коллегах она ставила под сомнение мои диагнозы, критиковала и выставляла меня некомпетентной. Старалась застать меня врасплох. Я обычно не успевала ничего возразить. Чувство вины, боязнь навредить пациенту и сомнения в себе не позволяли постоять за себя. К тому же я должна радовать других. Так почему не порадовать свою старшую коллегу своей беспомощностью?
Дошло до того, что стало страшно ходить на работу. Вставать по утрам становилось все тяжелее, я не могла сосредоточиться, переписывала истории и держала в столе валокордин. Перепроверяла все не по одному разу, но все равно сомневалась в себе.
Конечно, сейчас я понимаю, что если больному стало хуже – не всегда вина врача. Что все мои назначения контролирует заведующая. И что коллега просто развлекалась, самоутверждалась за мой счет. Но тогда я находилась на грани нервного срыва. Но Ирина этого не замечала. Или не хотела замечать. Мне казалось, что надо мной смеются, в спину показывают пальцем. Что я вообще не на своем месте, всех обманываю, никакой я не врач, и вот-вот мой обман раскроют, и тогда, тогда…
Рассказываю об этом Анне Петровне, и чувствую, как проблема, обличенная в слова, становится легче. Озвученная, она уже потеряла часть своей власти надо мной. К тому же против нее теперь двое – я и Анна Петровна.
–Ты смотрела мультик про гремлинов? Анна Петровна задает мне вопрос, которого я меньше всего ожидала.
Я смотрела. Вспомнила маленьких, злобных существ, которые хором пели «We are gremlin from the Kremlin», и голос гнусавого переводчика: «Мы маленькие Гремлины из Кремля».
–Гремлины – это наши страхи. Смотри, мы с тобой поймали одного. Дай ему имя, прежде чем задушить его.
–Его зовут «Я ее боюсь»! – Развеселившись, отвечаю я.
–Да, но сделаешь!
– Но я никогда этого не делала!
– Вот! «Я никогда этого не делала»! еще один,– смеется Анна Петровна. – Гремлин теряет власть, когда человек разглядит истинную сущность гремлина. Начнет осознанно рассматривать все варианты действий и выбирать самый подходящий. Давай посмотрим. Что ты можешь сделать, чтобы изменить ситуацию? Какие конкретные действия предпринять?
–Совершенствоваться в своей профессии… Стать более грамотным специалистом, наработать опыт.
–Но ведь это долгосрочный план. А прямо сейчас ты что можешь сделать?
–Я должна поставить ее на место! Но… я не могу. Я никогда этого не делала.
–А вот и гремлин начинает отзываться на свое имя! –улыбается Анна Петровна.
–Но она опытный специалист, к тому же уверена в себе. У меня нет ни того, ни другого…
–А как еще можно назвать ее манеру поведения?
–Наглостью, – не задумываясь отвечаю я.
Наглость. Хабалки на улицах. Санитарки, презрительно усмехающиеся, которым я боюсь дать распоряжение. «Отзеркаливание» им их же слов. Эйфория победы, отступающий страх перед конфликтом…
И я вдруг отчетливо понимаю, что должна делать.
Изучила несколько историй болезни моей коллеги. «А вот и разбивается твоя непогрешимость», – с удовольствием отметила я про себя, обнаружив там явные нестыковки в рассуждениях, интерпретации анализов и постановке диагнозов.
– Инна Викторовна, почему вы Иванову не назначили кордарон?
–Обратите внимание, кордарон назначен не в таблетках, а инфузионно. А вот почему у вас Петров получает дигоксин? Он же после инфаркта, а это противопоказание.
Я смотрела не ей в глаза – своему страху. Своему гремлину «Я никогда так не делала». Я никогда не давала ей отпор, а теперь – теперь даю. Потому что я могу, я сильнее не только случайных хамов на улицах! Могу бороться с демонами, которые рядом со мной. И они тоже потеряют надо мной власть.
Знакомая эйфория.
Это победа. Пускай коллега потом обсуждала меня за спиной, я избавилась от ее прилюдных нападок, и задушила своего первого гремлина.
Но впереди был следующий монстр. Куда, как оказалось, страшнее.
Кажется, нужно придумывать имя новому гремлину.
Мой домашний монстр – свекровь.
Моя жизнь поделена надвое. Она расколота на «до приезда свекрови» и «после». Каждые полтора месяца она приезжает на две-три недели, и моя жизнь превращается в ад. Когда она уезжает, я вздыхаю спокойно, но стоит мне расслабиться – она возвращается. И снова, по кругу.
«Инна, ребенку надо поменять памперс.»
«Инна, нужно помыть горшок!»
«Инна, ребенок хочет пить!»
«Инна…»
«Инна!»
«Инна!..»
Это свекровь так «занимается» с ребенком, пока я готовлю обед. Мне начинает казаться, что проще встать в коридоре, не пытаясь дойти до кухни. Смирившись, я просто забираю дочь с собой, чтобы свекровь оставила меня в покое. Я слышу, как она укладывается на моем диване, смотрит телевизор и ждет обед, который я подам.
Свекровь занимается «бизнесом» – она возит на продажу картины свекра. Но несмотря на близость к миру искусства, в этом человеке нет ничего возвышенного. Мне приходится терпеть ее визиты, во время которых она требует полного обслуживания, сталкиваться с неблагодарностью, хамством, угрозами и оскорблениями…
И скрипеть зубами от бешенства. Молча. И тихо, чтобы не было слышно. Я – удобная. Хорошая жена. Я не могу конфликтовать с матерью своего мужа, бабушкой моих детей. К тому же есть еще одна причина, тривиальная, и самая главная – я просто ее боюсь.
Она снова давит на мою самую больную точку, которая мгновенно делает меня беспомощной – чувство вины. Мой муж, такой видный мужчина, взял замуж меня – такую никчемную. Еще и с чужим ребенком. Да я ему за это должна всю жизнь быть благодарна.
А когда «видный мужчина» возвращается с работы, мама жалуется ему на меня – я оскорбила ее, нагрубила. Я стою на убранной к приходу мужа кухне, в одной руке поварешка, в другой – ребенок.
И почему-то чувствую себя виноватой.
Муж становился на сторону матери. Я не могла возразить. «Муж и жена – одна сатана», говорите? О нет, Глеб был одной сатаной со своей мамой, и сатана явно настроена против меня.
И вот приближается ее очередной двухнедельный визит. Узнав, что муж собирается на рыбалку, я взмолилась:
–Не оставляй меня с ней одну!
– У меня единственный выходной, я хочу отдохнуть, – отрезал он.
«Вот значит, как», – подумала я. Значит, меня не надо защищать, считаться с моими переживаниями и просьбами? Я чувствовала, что точка кипения уже наступает.
А главное – мне не с кем поделиться своим горем. Я не хочу расстраивать родителей, я к тому же еще и хорошая дочь. У хороших дочерей не бывает таких проблем, хорошие дочери не жалуются, хорошие дочери все успевают…
Найти бы того, кто мне это сказал.
Старшая дочь – подросток. Она смотрит, как меня унижают, и в сердцах спрашивает меня, почему я это позволяю.
Я – хорошая жена? Хорошая мать? Хорошая жена и мать не идет против мужа, не роняет его авторитет в глазах детей, даже если он сам прекрасно справляется? Я запуталась. Начинаю оправдывать Глеба. Он много работает. Он не хотел, просто в сердцах это сказал. Бабушка уже старенькая. Она больная женщина. Вот ей потом станет стыдно (не станет). Лучше я уроню СВОЙ авторитет, потому что только для СЕБЯ я не привыкла быть хорошей.
Наконец, решаюсь рассказать Анне Петровне.
–Как зовут этого гремлина?
Этот гремлин большой. Больше предыдущего. И у него уже есть имя:
– «Мне не позволяет воспитание». Я – «вшивая интеллигентка». А она – мать мужа, ее нужно уважать. Она хитрая, и все время придумывает новые уловки.
–Точно новые?
А ведь, и правда. Уловки не отличаются разнообразием – она оскорбляет меня. Начинаю возмущаться или оправдываться, и она ловко раскручивает этот конфликт. А я ей это позволяю.
–Но если я отвечу ей – мы поругаемся с мужем? – Озвучиваю я еще одну проблему.
–Молодая, красивая и умная Инна сообразит, как свернуть этому гремлину его шейку, не правда ли? Она ведь смелая?
Это я – молодая, красивая и умная Инна. Сейчас я не комок нервов, загнанный собственным чувством вины, мнимой ответственности и прочими условностями, которыми мы сами себя опутываем. Я беру этот образ, это чувство и сохраняю его. Мне понадобится помнить, что я молодая, красивая и умная. А еще смелая.
Молодая.
Красивая.
Умная.
Смелая…
И я пошла домой, бормоча заклинание.
Готовлю ужин, на душе почему-то тревожно. Давно не чувствую себя в безопасности дома.
Пронзительно верещит звонок. Свекровь врывается в мою квартиру, в мой вечер, с какими-то тюками и узлами, раскладывает диван. Через пять минут, закончив свою непонятную бурную деятельность, она начинает оглядывать квартиру в поисках повода для упреков.
Повод для упреков у нее один, и этот повод доваривает борщ на кухне в ожидании конфликта.
Конфликт не заставляет себя ждать. Свекровь меня никогда не подводит.
– Всего один борщ, а еда где? Несоленый! Ты что, влюбилась?
Какой же громкий у нее голос. Как сирена…
–Посмотри на себя! Хозяйка хреновая, а страшненькая какая! Господи! Боже! Мой!
Она всегда отчеканивает это «Господи!..», словно вколачивает в уши каждое слово, призывая Бога в свидетели своим страданиям. Ну и дрянь же невестка ей попалась.
–Да неужели мой сын не мог бы себе красавицу найти! Какие девки за ним бегали, а он на тебя позарился, дуру! Да еще и с ребенком своим нагулянным!
Раньше я бы расплакалась. Как это, я плохая жена, плохая хозяйка? И так несправедливо, что она оскорбляет моего ребенка… Но сейчас я чувствую, как вместо слез во мне закипает ярость. Она что, позволяет себе унижать мою дочь?! Она, в моем доме, сунув нос в мою кастрюлю, говорит, что я плохая хозяйка?!
– Не могли бы вы не говорить гадости при дочери, ведь она же всё это запоминает.
– Погоди, я ещё у тебя ребёнка отсужу, – радостно включается она в конфликт. – Ты у меня попрыгаешь, поплачешь!
Может, еще неделю назад я бы испугалась. Но сейчас… кто был на ее стороне? Бравада, наглость и скверный характер. На моей стороне – закон. На моей стороне долг матери перед ребенком, а еще… А еще, уверенность, что я должна отстоять себя. Сама. И сейчас я чувствовала это как никогда.
–И на каком основании вы лишите меня родительских прав? Я – врач. Благополучная, обеспеченная женщина, не наркоманка, с детьми дурно не обращаюсь. А вы кто?
Она на секунду застыла в недоумении. Я заметила на ее лице растерянность, и с каким-то странным ликованием почувствовала, как страх уходит. Это уже было не просто парирование удара. Это была дуэль. Поединок.
И я выходила из него победителем.
– Хватит уже глумиться. Не нравится вам здесь, собирайте свои манатки и проваливайте из моего дома. И не появляйтесь здесь больше. Никогда.
Она молчала. Мне на секунду показалось, что она сейчас развернется и молча уйдет. Но нет, многолетняя привычка взяла верх.
– Ах ты, гадюка! Ах ты, тварь! Я сейчас милицию вызову!
Свекровь визжала так, что я даже успела подумать, что мне есть у кого поучиться повышать голос – кажется, на столе от ее крика звенели стаканы. Она схватила телефонную трубку, и, судорожно отклацав по кнопкам номер, заверещала, едва дождавшись ответа:
– Милиция! Приезжайте скорее, адрес такой-то! Я инвалид, пенсионерка, приехала к сыну в гости, а невестка, гадина, оскорбляет! Руки распускает!
Она возбужденно поговорила ещё с минуту, и, потирая руки, повернулась ко мне:
– Сейчас милиция приедет. Посмотрим, как ты запоешь!
Я не успела понять, действительно ли она звонила в милицию, или блефовала, но на секунду стало страшно. А потом вдруг смешно. Что бы увидела милиция? Сумасшедшую тетку, которая беснуется в доме молодой, красивой и умной Инны, врача и матери двоих детей?
Я открыла входную дверь:
– Убирайтесь вон.
Она забегала по квартире, складывая вещи. Периодически свекровь пыталась набрать сотовый номер мужа, он был недоступен. Беспрерывно сыпала заковыристой бранью. Не в силах это выносить, а главное, стараясь, чтобы меньше слышала дочь, я направилась в детскую. Спектакль начинал утомлять.
Неожиданно она подскочила ко мне и потребовала:
– Вот эти серёжки, что я тебе дарила на свадьбу, отдавай!
– Больше ничего не хочешь? – рявкнула я, закрывая перед ее носом дверь комнаты.
Шуршание в квартире продолжалось ещё минут пятнадцать, затем раздался грохот входной двери и наступила тишина. Я вышла из комнаты. По всей квартире бардак, со стен исчезли картины, а из шкафа –песец, «подаренные» свекровью ранее… «Полный песец», пронеслось в голове. Я не была удивлена. Так и должно было выглядеть поле боя после капитуляции.
На следующий день, когда муж вернулся с рыбалки, началась затяжная холодная война. Каждый день скандалы. Упреки. Слёзы. Угрозы развестись перемежались с требованиями извиниться перед матерью. Но что-то сломалось во мне. Я плакала, не спала ночами, но извиняться отказывалась. Свекровь не показывалась в нашем доме долго. Затем стала приезжать вновь, но гораздо реже. Стала вести милой бабушкой, и не заподозришь в этой вежливой женщине ту беснующуюся фурию. Я больше не слышала от нее в свой адрес ни одного резкого слова.
Это была большая победа. Гремлина «Мне не позволит воспитание» больше не существовало.
Заблуждаются не потому, что не знают, а потому,
что думают, что знают. Жан Жак Руссо
Шабаш гремлинов – «Так надо», «Это престижно», «Сделай им назло!»
Дети растут удивительно быстро. Я не успела оглянуться, как Алене пришло время идти в первый класс. Тогда меня терзал гремлин «Так надо» – надо, чтобы ребенок учился в престижной школе. Поэтому я записала дочь в подготовительную группу самой престижной в городе гимназии. «Гимназия номер восемь», даже звучит солиднее, чем «МБОУ СОШ». Моя дочь будет ходить на занятия в форме в шотландскую клетку, у нее будут лучшие педагоги, благополучные одноклассники и самая сильная в городе образовательная программа!
Весь год перед школой мы ездили на занятия, делали задания. А потом контрольная работа – и нам говорят, что не будет никакой шотландки, педагогов и программы. Потому что мы не поступили. «В городе есть много других школ, учитесь там», – сказали нам.
Алена пошла в обычную начальную школу недалеко от дома. Белая блузка, черный сарафан – тоже удачное сочетание со светлыми волосами. Училась дочка без особых проблем, на четверки и пятерки.
Но надо ли говорить, что гремлин «Так надо» вместе с гремлином «Это престижно» и «Сделай им назло!» превратили устройство ребенка в эту гимназию навязчивой идеей? Я грезила шотландкой, и всем, что она для Аленушки означала.
И вдруг произошло чудо. Из тех, что случаются под новый год в ответ на наши самые сокровенные желания. Как-то меня попросили проконсультировать одну пациентку. Я не оставляла идеи стать более компетентным врачом, не оставляю и сейчас. Я действительно помогла ей. А потом узнала, что пациенткой была директор вожделенной восьмой гимназии.
Это был знак, судьба, буквально фатум. Я не могла оставить такую возможность, и попросила ее устроить в свою школу мою дочь.
– Никаких проблем, – сказала Антонина Ивановна.– В какой класс? Завтра напишете заявление. А после Нового года приступаете.
Изумлению моему не было предела. Как? Вот так просто?..
Мы начали усиленную подготовку к школе. Купили новые учебники и тетради, шьем на заказ клетчатую форму, ту самую шотландку. Все каникулы усиленно догоняем программу гимназии, по которой «те» дети ушли далеко вперёд. Ну, хоть форма из шотландки и правда сбылась, и она потрясающе шла к Алениным светлым волосам. И вот мы, счастливые и взволнованные, приходим в новую школу. Алена тоже рада, ведь она ждала от этой школы чего-то особенного. Еще бы – лучшая школа в городе.
Учительница, Раиса Карловна, встретила нас с плохо скрываемым раздражением. Я быстро узнала его причину. Мы «блатные», моего ребёнка «дали сверху», в обход ее предпочтений. Наша первая учительница стала методично, с какой-то иезуитской изощренностью изводить ребенка. Пришлось очень трудно не только Алене, но и мне. Делаем домашнее задание до ночи. Потом ребёнок засыпает обессиленный… А я, пытаясь сделать почерк корявым, похожим на детский, решаю бесчисленные столбцы примеров в рабочей тетради. Начинаю злиться на «самую лучшую в городе программу».
Довольно быстро дочь догнала отставание даже по английскому, который гимназисты учили уже полтора года. Догнала по всем предметам, кроме математики. Математика стала нашей головной болью. Каждая домашняя, самостоятельная и контрольная работа венчалась жирной красной двойкой. Хотя, казалось бы, все должно скоро наладиться, механизм ежедневной травли был запущен. Раиса Карловна высмеивала Алену на каждом уроке.
Даже для тех, кто далек от педагогики, не секрет, как легко дети перенимают жестокость взрослых. И с каким удовольствием они включаются в подобные игры. И вот благополучные дети в форме из шотландки становятся иезуитами. Насмешки. Издевательства. Открытое презрение – почему нет. Взрослые же разрешили. Можно дергать за косу. Не садиться рядом, портить вещи.
Дочь стала изгоем в классе. Терпела и молчала – что ей оставалось делать? В восемь лет еще рано идти против коллектива. Алена не могла задушить гремлина «Так надо». Мне она не жаловалась. А еще у нее был свой, детский гремлин «Нельзя быть стукачкой». И была мама, которая терпит и «радует всех».
Она смотрела на меня по утрам глазами побитой собаки. По вечерам тоже. Все чаще повторяла «Как же мне не хочется в эту проклятую школу!».
Наконец я прозрела. И поняла, что дело не только в математике. Ситуацию мне обрисовала мама одноклассницы. У меня от ужаса волосы шевелились на голове. Но как же гремлин «Так надо»? Как же гремлин «Нельзя противостоять обществу»? Ведь это не коллега, которую мне надо отбрить. И даже не свекровь, которую я вышибла со своей кухни.
Это Гимназия. Система. За Раисой Карловной – ее педагогические регалии, школьное руководство. До детей мне дела не было, но они тоже стояли за ней, и рассказывали небылицы про мою дочь своим родителям. И они тоже были за Раису Карловну.
Мне до слез больно за дочь, но не знаю, как смогу ругаться с учительницей, отстаивать свою точку зрения. Я боюсь выглядеть плохой матерью, а также неинтеллигентной. К тому же мне страшно, что вскроются подробности поступления в гимназию.
Травлей верховодила девочка по имени Саша, одна из лидеров класса. Она была тем самым ребенком, которого всегда ставят антагонистом главного героя в фильмах про школу. Любимица Раисы Карловны. Презирала требования носить школьную форму, и одевалась по последней моде. Как и ее мать, холеная, самоуверенная женщина с роскошной прической и макияжем. Надо ли говорить, что она была весьма довольна собой и своей дочерью? Мне казалось, что у этих двух хищниц никаких гремлинов быть в принципе не может.
Я представила, как она меня на куски разорвет своими острыми когтями с шикарным маникюром. Профессионально, не испачкав манжет. Но все же решилась вызвать Сашиных родителей на разговор в кабинете директора.
Беседа началась со слов матери обидчицы: «Ваша дочь по блату попала, чем вы вообще недовольны?».
Мне хотелось бы сказать, что я вспомнила все техники, советы Анны Петровны, и вышла из этого поединка победителем… Но не буду врать. Они меня просто растоптали. Из кабинета я выскочила в слезах.
Ведь этот бой я проиграла сначала у себя в голове, а потом – в кабинете директора. Тоскливо думала о том, как это, наверное, хорошо – вот так никого не бояться и душить своих гремлинов. Одного за другим, раз за разом, стараясь не думать, сколько их там еще осталось…
Я рассказываю об этом Анне Петровне. Может быть, и сейчас у нее для меня найдется мудрый совет?
Выслушав меня, психолог предлагает рассмотреть эту ситуацию с точки зрения транзактного анализа: – Согласно транзактной теории Берна, в каждом из нас есть три состояния «Я»: Родитель, Взрослый, Ребенок. С позиции Родителя нам привычно поучать других, указывать, что хорошо, а что плохо. «Надо», «Ты должен!». Но Родитель не только критикует (Критикующий Родитель), он также заботится о других (Заботливый Родитель). Взрослый – принимает решения, руководствуясь интеллектом логикой. Его фразы: «Разумно, целесообразно», «А вы как считаете?». Ребенок – царство эмоций, юмора, любви, это все наши «Хочу!». И они беззащитны, не закрыты ни логикой, ни хитростью.
Я вспоминаю об этом, и вижу взгляд своей дочери.
– Из каких Я-состояний происходил разговор в кабинете директора? – спрашивает Анна Петровна.
– Конечно, я была «ребенком», а они – «Родителями». И они меня «выпороли».
– А в какое русло нужно было направить диалог?
– Я бы сама хотела отвечать из родительской позиции.
– Тогда как бы ты ответила с позиции Критикующего Родителя?
Здесь задумываться было не над чем:
– Что вы себе позволяете?! Прекратите хамить!
– Такая реакция ведет к дальнейшему конструктивному диалогу?
– Нет… Они бы просто меня «перехамили».
– А как можно показать свою силу и в то же самое время не опускаться до грубости?
Я задумалась:
– Ну, из позиции Заботливого Родителя можно сказать: «Я вижу ваше недовольство, мне очень жаль» Думаю, это тоже неверная тактика. Наверное, лучше говорить из позиции «Взрослого».
– В этом случае, какова должна быть твоя реакция на нападки и критику?
– Наверное, стоит сказать: «Мы с вами взрослые люди, и видим проблему. Давайте обсудим все спокойно. Какие пути решения вы предлагаете»?
– Сможешь держаться на «Взрослой» позиции?
– Постараюсь. Напишу себе шпаргалку.
Тем временем Раиса не унималась. Ей было недостаточно «порки» в директорском кабинете. Она решила устроить публичное линчевание, и объявила проведение родительского собрания. Когда я об этом узнала из телефонного разговора с ней, реакцией моей была паника: «Опять на эту Голгофу!».
– Снова Раиса? – спросила Аленушка.
Я взглянула в её глаза. И надежды в них почти не было. Дочь так беззаветно меня любит, но уже почти не верит в мою защиту. Она еще и меня пытается утешить, и изо всех сил старается не разочароваться во мне. Вам когда-нибудь казалось, что в вас может разочароваться ваш ребенок? Если вам когда-нибудь потребуется свернуть горы – просто представьте, что иначе именно это и произойдет.
Я вдруг явственно увидела зеленого гремлина. Он корчил рожи и глумился: «Ты не сможешь пойти против директора и учителя! Твоя дочь учится в самой престижной гимназии!» «Ты никудышная мать!». «Ты должна нравиться всем!». И вот тут что-то случилось. Я почувствовала взрыв ярости. Это было схоже с извержением вулкана, который долго курился, лишь иногда напоминая о себе глухим ворчанием. «Да пусть моя дочь хоть вообще больше не пойдет в школу, а обижать ее не позволю никому!».
Гремлин испуганно затих…
На родительское собрание я всё-таки взяла с собой мужа для поддержки, но ему не пришлось сказать ни слова. Голос мой звенел, как натянутая струна, когда я описывала издевательства над дочерью. Откуда взялось красноречие? И хотя я подготовила свои слова заранее, шпаргалкой воспользоваться не пришлось. Родители, настроенные против нас, сидели, опустив глаза.
Раиса пытается перебить меня, заявляет, что виноваты во всем родители. Мы «блатные». Не уследили. Не помогли адаптироваться. Ребенок не справляется. Снова «плохая мать»? Я больше в это не верю.
– Вы хотите сказать, уважаемая, что в издевательствах над нашим ребёнком виноваты мы, родители? Что, классный руководитель был не в курсе, что творят дети за его спиной? А почему так? Или все происходило с вашего молчаливого согласия? В вашей педагогической некомпетентности тоже мы виноваты?
Раиса лишь разевала рот, как выдернутая из воды рыба.
–Я требую, чтобы все извинились перед дочерью!– внятно и четко произнесла я и вышла из кабинета.
Со «Взрослой» позиции незаметно для себя перескочила на «Родительскую», но результатом осталась довольна…
Жизнь налаживалась быстро. Оставшись без поддержки и одобрения взрослых, дети больше не травили мою дочь. Наоборот, назавтра дружно извинились и приняли в свои нехитрые игры. Потеплевшие отношения с коллективом показали положительные стороны школы, переставшей быть каторгой. Все-таки образовательная программа и правда, была разнообразной и интересной, остальные педагоги – и правда, сильными и талантливыми. И даже среди «благополучных детей» стали находиться приятели.
Это была победа, но Раиса Карловна так просто не собиралась сдаваться. Даже оставшись без поддержки детей и школьного руководства, она все-таки нашла способ уязвлять Алену. Когда дочь получает «пятёрку» по диктанту, то «пятёрка» просто молча стоит себе в тетради. Но если вдруг «тройку» или «двойку» по математике, ее позор радостно-триумфально озвучивается всему классу:
–Ты сегодня опять отвратительно написала контрольную! Давно не попадалось мне настолько неспособного к обучению ребенка!
Узнав об этом, я немедленно пошла в школу.
–Моему ребёнку некомфортно в вашем классе,– напомнила я учителю ситуацию с контрольной по математике.
Раиса вертелась, как «уж под вилами»:
–Ну она же действительно плохо написала контрольную.
– А почему же вы не похвалили ее перед всем классом, за блестящий диктант? У нее одни пятерки по русскому в течение года. За лучшее в городе сочинение?
Ответ был прекрасно известен нам обеим.
–Вы знаете, -сказала я, – у моей дочери благодаря вам проблемы с самооценкой. Как много потребуется времени, чтобы проработать эти проблемы, как вы думаете? Может быть, психолога хорошего нам посоветуете? Оплатите его?
Раиса побелела.
–Ну и что я должна делать?
–Сделайте так, чтобы моему ребёнку было комфортно в вашем классе. Не мне вас учить. Вы же учитель начальных классов высшей категории, лучший в этой школе. Хотя, на мой взгляд, вам работать в гестапо.
Это было мое единственное требование.
Двойки и тройки в тетради по математике, конечно же, продолжались, и я понимала, что тут высказывать претензии глупо. Математика плохо давалась Алене, но прилюдное обсуждение неудач прекратилось. Алена мстила по своему. Просто делала вид, что не замечает училку – не здоровалась, не прощалась. Так она выражала свой протест. Это продолжалось пару месяцев, а в мае, к нашей великой радости, Раиса покинула наш класс. Новая учительница оказалась очень грамотной, уравновешенной. Дочь в этот год постепенно оттаяла. Но я ясно понимала, что ущерб самооценке придется прорабатывать еще долго.
Выводы:
1. Начинайте постепенно отстаивать свои границы. Но как это сделать, если все клюют тебя, как «гадкого утенка»?
-Начинайте с маленьких шагов;
-«Амортизация» помогает, когда нет особого времени на обдумывание ситуации, а обидчика нужно остановить;
2. Найти своих «Гремлинов» – это уже половина победы над ними. Вы знаете свои страхи, а стало быть, начинаете с ними бороться. У женщин, привыкших «радовать других», Гремлины обычно похожи: «Я не смогу», «Мне не позволяет воспитание», «Так надо», «Это престижно» и «Сделай им назло!». А еще «Я никудышная мать!» Вы можете обнаружить и своих, личных гремлинов. И Вы МОЖЕТЕ их уничтожить.
3. Как часто, находясь во власти навязанных обществом убеждений, страшась своих «гремлинов», мы калечим жизни себе и близким! Ведь, чтобы дочь пошла в престижную школу, нужно было родителям. А у детей тоже быстро заводятся гремлины: «Так надо», «Нельзя быть стукачом», «У меня не получится».
4. Отстаивайте интересы своего ребенка, несмотря ни на что! Неважно, прав он или нет. Гремлины «Хорошее воспитание» и «Я не могу» будут ставить палки в колеса. Придется справиться и с ними.
5. Согласно транзактной теории Берна, в каждом из нас есть три состояния «Я»: Родитель, Взрослый, Ребенок. С позиции Родителя нам привычно поучать других, указывать, что хорошо, а что плохо. «Надо», «Ты должен!». Но Родитель не только критикует (Критикующий Родитель), он также заботится о других (Заботливый Родитель). Взрослый – принимает решения, руководствуясь интеллектом логикой. Его фразы: «Разумно, целесообразно», «А вы как считаете?». Ребенок – царство эмоций, юмора, любви, это все наши «Хочу!». И они беззащитны, не закрыты ни логикой, ни хитростью.
Чтобы диалог стал конструктивным, старайтесь удерживаться на «Взрослой позиции». Не скатываться в «виноватого Ребенка» или «обличающего Родителя». Тогда и вашему оппоненту волей-неволей тоже придется вести разговор из позиции Взрослого.
Приложение к главе 3.
Упражнения.
Для отстаивания своих границ подходит метод «Амортизации» по М.Е.Литваку. Суть его заключается во внешнем согласии со всеми словами обидчика. Тем самым вы выбиваете почву у него из-под ног. Амортизация бывает непосредственная, когда вы реагируете сразу же, и отставленная, если не успели среагировать сразу на выпад обидчика. Не страшно, у вас есть время обдумать, а затем вернуться к этой теме.
Есть еще суперамортизация, когда вы не только соглашаетесь, а еще и усиливаете слова обидчика. Пример:
-Вы что, не видите, вход только по записи?
– Я не только слепая, а еще и плохо слышу.
2. Работа с «гремлинами» (по Bryce Katie)
«Гремлин» – термин, введенный Р. Карсоном. «Гремлин» – комплекс мыслительных процессов и чувств, создающих человеку «зону комфорта». «Гремлин» мешает нам развиваться и не позволяет достичь в жизни желаемого, хотя кажется, что он защищает наше внутреннее благополучие. «Гремлин» теряет над нами власть, когда мы разоблачаем его. Тогда мы можем рассматривать все возможные варианты действий и сознательно выбрать оптимальный.
«Гремлин» №1.
Страх мечтать, страх поставить свою цель:
«Я даже не могу подумать об этом…» «Лучше и не мечтать»
«Гремлин» №2.
Идентификация себя с жертвой:
«У меня нет способностей». «В моем возрасте уже поздно». «Да кому я нужна с двумя детьми»
«Гремлин» №3.
Страх начать, страх осуществления:
«Я не верю, что смогу это сделать. Не стоит даже пытаться»
«Я никогда этого не делал»
«Гремлин» №4.
Идентификация себя с конфликтом – завершения, отношений и пр.
Если я это достигну – моя жизнь изменится. Это может повлиять на мои отношения. Мне придется делать выбор»
“Гремлин» №5
Идентификация себя с системой (семья, работа, общество, государство и т.д.)
«Я не смогу этого сделать, потому что в нашей стране это невозможно». «Я не могу пойти против семьи». «Без блата никуда». «У меня нет богатого папочки (мужа)»
Гремлин № 6
Ориентация на внешние авторитеты:
«Так надо», «Это престижно», «Сделай им назло!» «Ты должна!».
Охота на «гремлинов» :
Запишите:
Моего «гремлина» зовут _________________________________________________________________
Мой «гремлин» часто говорит: _________________________________________________________________
_________________________________________________________________
_________________________________________________________________
_________________________________________________________________
В моей семье (коллективе, компании друзей) «гремлины» обычно любят утверждать: _________________________________________________________________
_________________________________________________________________
_________________________________________________________________
Заполните таблицу:
Мой СТРАХ ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ (ПОТРЕБНОСТЬ) МОИ ДЕЙСТВИЯ
Я боюсь, что …
Я боюсь, что
Я боюсь, что
Я боюсь, что
Я боюсь, что
Например:
Страх: я боюсь, что муж меня бросит.
Переосмысление: Мне с ним часто бывает плохо, но он материально обеспечивает меня.
Действие: Освоить новую интернет-профессию, чтобы иметь больше финансовой независимости.
Будьте честны с собой.
3.Начиная разговор с мужем, коллегой, ребенком, начальником, подумайте, из какой позиции вам хотелось бы его вести: Взрослого, Родителя, Ребенка? Тогда как нужно построить диалог, чтобы удержаться на этой позиции? Проанализируйте общение, запишите: как реально произошел диалог? Удалось ли вам остаться на нужной позиции, почему. Постепенно вы начнете видеть эти Я-состояния и управлять ими.
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Глава 4.
Проба мужества
«Ответственность есть проба
мужества человека.» Нельсон Г.
Теперь у меня есть новый друг – дневник. С ним я делюсь самым сокровенным. Он не осудит, не засмеет. Белый экран бесстрастен, а смеются или кривят рожицы только скобки: )) или ((. Но ведь я сама их могу «сохранить» или «удалить». И вот он, первый в жизни список желаний – только моих, личных. Здесь и сейчас, обо мне. Один из пунктов моего плана:
– «улучшить отношения с мужем». В этом месте я остановилась, задумалась. Рука, как обычно, вырисовывала на бумаге цветочки, ромбики, зигзаги. Вдруг явственно осознала, что уже нечего улучшать. Пора прекратить отношения! И я задохнулась от этой мысли, просто кощунственной. Но написать этого не могла. Не хватило смелости быть откровенной с собой и белым экраном до конца. Ведь я же у Глеба в долгу за жизнь дочери…
То был серый декабрьский день. Аленушка, младшая, крепким здоровьем не отличалась и в очередной раз болела. Чтобы не брать больничный по 2 раза в месяц, я вынуждена была порой брать ее с собой на работу. Она играла под столом в ординаторской и боялась вылезать: кругом же злые медсестры и врачи!
И вот очередной бронхит. В этот раз сидим дома, заболевание протекает тяжелее. Дочь не любит принимать лекарства, поэтому я приноровилась прятать таблетку в ложечке со сметаной или йогуртом. Поначалу она проглатывала, но очень быстро поняла, что йогурт с сюрпризом, и стала активно протестовать. Я пихаю ей ложку в рот, муж держит дочку. Но Алена извивается, упирается руками и ногами, и крутит головой. Она сопротивляется со всей яростью трехлетнего существа. Затолкала таблетку в рот буквально силой, и вдруг дочь поперхнулась…
Я не верю своим глазам: малышка перестает дышать! Моментально теряет сознание и начинает синеть. Смотрю на нее в оцепенении, а в мозгу происходит раздвоение. Одна часть как будто кричит: «Делай же что-нибудь, ведь у тебя всего три минуты!» а вторая изумляется: «Ведь этого не может быть! Такое бывает только в фильмах ужасов»!
Вбегает в комнату Алиса с перепуганным лицом: «Мама, что с тобой?» Оказывается, я кричала, но сама этого не слышала. Ничего сказать я не в состоянии, но по нашим застывшим лицам дочь понимает, что происходит страшное. Убегает. Как рассказывала Алиса потом, она спряталась у себя под кроватью, закрыла голову подушкой, но все равно слышала мой нечеловеческий вопль…
–Не ори! Муж хватает дочь, бросает на пол. Все-таки он реаниматолог, профессиональные навыки доведены до автоматизма. Сначала он пробует сделать что-то ложкой, потом пытается пальцами пробраться ей в трахею. Бесполезно. Синева приобретает все более темный оттенок.
– Давай шприц!
Глеб делает прокол шеи, чтобы дать доступ воздуху через трахею. Но игла слишком тонкая. По шейке стекает струйка крови… Тут я наконец соображаю, что надо звонить в скорую.
Диспетчер деловито спрашивает у меня, все, что положено в таких случаях, на это уходит, наверное, минута. Ребенок на полу сине-черного цвета… Муж орет:
– Качай!
Он начинает делать искусственное дыхание «рот в рот», а я – искусственный массаж сердца. С яростью и отчаянием мы работаем… Минуту, а может десять. В какой-то момент Глебу силой своего дыхания и отчаяния удается протолкнуть таблетку ниже. Алена делает самостоятельный вдох! Еще один, и она приходит в сознание! Тут же пытается сесть, обводит нас очумевшими глазами. Мы бросаемся к ней, обнимаем, рыдаем.
Дочь разговаривает совершенно нормально. Она даже не поняла, что произошло. Мы носим ее на руках, боимся отпустить. Минут через двадцать я вижу в окно подъезжающую машину «Скорой помощи». Она неторопливо паркуется, затем доктор и сестра так же неторопливо идут к подъезду. Звонок.
–Вызывали? Где больной?
– Спасибо. У нас уже все хорошо.
И мы, кардиолог и реаниматолог, даже не сообразили в тот момент, что надо везти дочь в больницу, лечить гипоксию мозга. Уложили ее спать на свою кровать, посередине. И долго боялись заснуть, слушая тихое ровное дыхание. Да, мы пережили вместе тот страшный случай. Если бы Глеба тогда не было дома, неизвестно, спасла бы я ребенка …
«Настоящая ответственность бывает только личной.
Человек краснеет один.» Искандер Ф.
С тех пор меня неотступно преследует чувство долга перед Глебом. Он спас моего ребенка, и я ему бесконечно признательна. Но ведь это не меняет того, что большую часть времени дома он холодный домашний тиран. И жить с ним становится все труднее и мне, и детям. Но я должна терпеть и быть благодарной. Что поделать – жизнь дочери перевешивает и это. Я ежедневно обманываю себя так же, как пыталась обмануть дочь: упрятывая горькую таблетку в сладкий йогурт. Для нее это чуть было не кончилось трагически. А для меня?
Уже две недели длится наш затяжной конфликт. На стоянке разбили машину, и муж отказался участвовать в ремонте, заявив: «Твоя машина – вот и делай ремонт сама». Он так и не смог простить, что машина оформлена на меня. Он как будто не помнит, что кредит на машину, ее обслуживание – на мне. Я «амортизировала», старалась смягчить удары:
– Спасибо, что ты не хочешь заниматься моими делами. Это к лучшему, если вдруг я останусь одна, я смогу с ними справляться сама.
–Что мы уже, не семья, что ли?– рычит Глеб. А меня так и подмывает крикнуть – ты разве не видишь: мы уж очень давно не семья!
Но не решаюсь… Затяжная холодная война: недомолвки, молчание. Эти ссоры изматывают меня хуже ночных дежурств.
Один из самых известных специалистов по семейным отношениям Джон Готтман, преподаватель Университета Джорджа Вашингтона в Сиэтле, разработал интересную методику. Она позволяет с точностью до 90 процентов предсказать, какие семьи распадутся, а какие – нет. Свои выводы Готтман делает на основании следующих признаков:
1. Внезапность ссоры.
2. Критика партнера, а не ситуации.
3. Демонстрация презрения.
4. Нежелание выслушать супруга.
5. Негативный язык жестов.
6. Готовность дать отпор, «глухая защита».
Нахожу у мужа первые пять признаков, а у себя – последний. Что ж, я уже тоже могу спрогнозировать наше будущее. И прихожу от этого в ужас…
Не успели помириться – как снова вспыхнул отвратительный скандал. На этот раз поводом послужила моя задержка с работы на 20 минут. Вот сколько стоят мои нервы и слезы – 20 минут ожидания. Аленушка, сидевшая в машине, вступилась за меня. Реакция мужа была бешеной:
–Идиотка, как ты с отцом разговариваешь!
Но я уже изучила амортизацию у М.Е.Литвака. И хотя это довольно жесткий метод, он позволяет свести яростные эмоции оппонента «на нет».
–Зачем же ты с идиотками живешь – найди себе умных. Да, тебе с нами не повезло, умному, с идиотками…
Муж посмотрел на меня с ненавистью и выдавил педаль газа. И вот тягостное молчание длится уже неделю.
Когда постепенно утихает злость и обида, их место занимает чувство долга. Опять начинаю копаться в себе. Что я сказала, что сделала не так? Теперь уже понимаю, что это моя «красная кнопка», но пока не могу с этим справиться…
Жизнь с Глебом приучила меня быть аккуратной и скрытной. Не посвящать в подробности работы, тщательно выбирать нейтральные слова в разговоре. Даже порой скрывать свои тренировки в спортзале, а то ведь я много трачу денег «на ерунду». И от этого очень тяжело, хотя я и терплю: муж не враг мне, не должен быть им. И в семье так не должно быть, это неправильно.
Погожий весенний денек. Аленка в коляске, гуляем. Такая счастливая семейная пара. Мне, и правда, хорошо. И как опрометчиво я позволила себе упомянуть о проблеме старшей дочери в школе.
–А что ты ждешь от своей тупой уродины? Забыла, от какого ублюдка ты ее родила?
Я застываю на месте. Не могу найти слов для ответа. Слезы застилают глаза…