Глухой, глубинно-русской стороной,
Где ночь черна, как слепота с рожденья.
Своей, другим не ведомой тропой,
Спешили Жизнь и Смерть, без приглашенья.
От сотворенья мира, сквозь века,
Идут они, не ведая разлуки.
И рядом с ними – об руку рука,
Предсмертный вздох и родовые муки.
Не помнит вездесущая молва —
Была ль та ночь морозно молчалива,
Свежа весной, по летнему тепла,
Иль осенью промозгла и дождлива…
Но кончен путь. Посланники судьбы,
Дверей не тронув и оконных ставень,
Застыли посреди курной избы,
Не колыхнув лучин горящих пламень.
В безбрежной мгле таинственной ночи,
Где жизнь дневная замирая, спала.
Крестьянка на лежанке, у печи,
Протяжно и мучительно рожала.
И, кажется, не миновать беды.
Нет сил и бесполезны уговоры.
Но вскинулась у роковой черты,
Не прошеных гостей почуяв взоры.
Сорвалась в крик средь пота и крови,
Последние превозмогая муки.
И подхватили плод земной любви,
Заботливые руки повитухи.
Вздохнула Жизнь надеждой и теплом.
Но следом Смерти пробежал морозец.
В тугой комок укутанный холстом,
Кричал рождённый маленький уродец.
Качнулась Жизнь былинкой, стебельком.
Всего на миг короткий оступилась.
К убитой горем матери с сынком,
Косая тень безжалостно склонилась.
– Ну, что, подруга? Нынче мой черёд,
Вершить обряд, дождавшись мук последних.
Он нежилец. Ни рук тебе, ни ног.
Один лишь рот – обуза и нахлебник.
– Ты не права. С рождения урод,
Свой тяжкий крест по жизни не уронит.
Дай срок. И ты увидишь – этот рот,
Себя и всю родню свою прокормит.
– Прошу тебя – ты этот дом покинь.
Забудь калитку этого подворья.
Молчат твои. Так не мешай моим,
Смеяться в счастье и рыдать от горя.
Не тратя слов на бесполезный спор,
Решила Смерть неспешно удалиться.
Чтоб в этот дом и в этот тихий двор,
В урочный час безжалостно явиться…
Скатилась ночь от деревенских крыш,
Запрятавшись в расщелины и ямы.
И тихим, светлым сном уснул малыш,
Согретый сердцем безутешной мамы.
И в этом сне, небесной чистоты,
Незримы глазу, неслышны для слуха,
Явили ангелов крылатые черты
Отца и Сына и Святого духа.
И внемля им, от сказочных кущей
Раздался голос в лучезарном свете:
– Мой сын! Пришёл ты в мир земных страстей.
Познай же меру зла и добродетель.
Познай, кто сердцем светел и душой.
Кто алчно скуп, взимая мзду, как плату.
Кто от беды открестится людской,
Во имя вожделенной горсти злата.
Глаза в глаза, не отведя лица,
Познай ты бескорыстие и ревность.
Предательство и трусость подлеца,
И преданности жертвенную верность.
Не будет только жизнь твоя проста,
Перечеркнув все радости увечьем.
Но день придёт, когда твои уста,
Откроют двери к душам человечьим.
Друзей своих, духовного родства,
Не заключить тебе в объятье тесном.
В минуту скорби или торжества,
Не осенить себя знаменьем крестным.
Не обойти тебе лугов окрест,