Открываю глаза и не вижу перед собой ровным счетом ничего. Вскрикиваю и падаю на что-то твердое. Вокруг тихо, я не понимаю, где я и что со мной такое. Последнее, что помню, – его приятный лесной запах и мягкое колыхание в машине.
Паника накатывает мгновенно. Боже, боже, боже. Где я, что… что он со мной сделал?! Быстро шарю по всему телу. Обувь и одежда на месте, Стас меня не тронул. Пока.
– Ай!
Натыкаюсь на что-то бедром, оно валится под ноги и хрустит. Ваза или что-то похожее, судя по колким обломкам, на которые я ступаю подошвой.
Свет, свет, где тут свет включается? Я боюсь темноты. Шарю, как слепой котенок, по этому помещению, нащупываю стену ладонями, но тут ничего нет.
Сколько времени я здесь? Ничего не понимаю. За окном уже темно, и мне становится жутко.
Этот взрослый мужчина привез меня в какой-то дом или квартиру. Как я могла уснуть в его машине, как он нес меня сюда…
За дверью что-то скрипит, и я плюхаюсь на пол, быстро прячусь под кровать. Это с нее я упала и теперь сижу в самом углу как мышь, затихая.
Слышу, как открывается дверь, по коридору доносятся тяжелые шаги, а после щелкает переключатель.
Зажигается яркий свет, едва не выжигая мне глаза. Я почти перестаю дышать и замираю, когда вижу, как к кровати медленно кто-то подходит.
Ближе, еще ближе, и вскоре я вижу начищенные до блеска большие черные туфли. Мужские. Его.
– Вылазь.
Это Стас. Его голос пробирает до костей, но я не такая глупая. Так и сижу, не шевелясь, авось он устанет и уйдет. Ну конечно, Тася, не будь такой наивной!
Вздрагиваю, когда этот мужчина с силой бьет ногой по ножке кровати и та от этого издает жалобный треск.
– Вылезай или сам вытяну!
Перспектива того, что он ко мне прикоснется, ужасает, потому, поджав губы, я все же выползаю из своего укрытия.
Поднимаюсь на ноги и высокого задираю голову, потому что ОН очень здоровый и высокий. Я ему даже до груди не достаю.
Стас. Беркут. Хладнокровный убийца и тот, кто меня выиграл. Он стоит напротив, и от этой близости у меня спирает дыхание. Сглатываю, теряюсь, не знаю, что делать. С опаской поглядываю на мужчину. Ох, мамочки, он такой жуткий, у меня аж коленки дрожат! Что я там говорила про бабайку? Так вот бабайка рядом со Стасом покажется милым плюшевым зайкой.
От волнения аж подкидывает всю, сердце колотится где-то в горле. Стараюсь выровнять дыхание, но получается плохо. То и дело кошусь на дверь, пока бандит сканирует меня тяжелым строгим взглядом.
Ощущение такое, что под микроскопом разглядывает, точно глупое насекомое, перед тем как расплющить ногой. Раз придавил – и все. Нет меня.
Стас берет стул и садится на него, откидываясь на спинке, как король, широко расставив крепкие ноги и кладя зажигалку с коробкой сигарет на стол смуглой крупной рукой.
– Что вам от меня надо? – голос дрожит, сбивается. Хватаю воздух через нос, живот каменный, вся как на иголках.
– А чем ты можешь мне быть полезна?
Смотрит прямо на меня, я не так могу. Мне сложно прямо в глаза смотреть людям. Меня это обычно тревожит.
– Не знаю.
– Сколько тебе лет?
– А вам сколько?
Хмурюсь. Он на мои вопросы не отвечает, и я не буду.
Стас стискивает зубы, я вижу, как ходят желваки на его скульптурных скулах. У него черные густые волосы и щетина. Наверное, колючая. Не знаю, мне не нравится. Он в джинсах и темной рубашке, закатанной на локтях. Широкие плечи, крепкая грудь, блестит черный кожаный ремень, дорогая обувь.
Хм, и правда, сколько ему лет? Он явно намного меня старше. Взрослый, опасный, чужой мужчина.
У него большие жилистые руки, увенчанные венами и покрытые черными волосами. Он что, и под рубашкой такой волосатый? Как животное. Господи, помилуй.
Складываю руки на груди, высоко задираю подбородок. Не стану показывать свой страх.
– Мне шестнадцать. На прошлой неделе был день рождения, и, вообще-то, у меня папа дипломат, – выпаливаю и поглядываю на реакцию бандита, а она есть, вот только не та, которую я ожидаю.
– Он на кладбище дипломатом работает?
– Откуда вы…
– От верблюда! Никогда мне не ври! Никогда, ясно? – повышает тон, и я вижу по его суровому лицу, что Стас уже многое знает обо мне, даже то, чего я не хочу, чтобы он знал.
А если… если он уже и с Лидией Ивановной говорил? Или она сама меня ему перепродала? Боже.
Отступаю назад. Я выпрыгну в окно, если потребуется.
– Ты сбежала из детского дома, малышка Тася, – заключает уверенно своим басистым низким голосом, а я пячусь назад. Шаг, второй, третий, а после я резко разворачиваюсь и бросаюсь со всех ног на выход. Правда, я не знаю, где он, но дела это не меняет.
Этот бандит знает, что я сбежала из детдома, и про родителей моих тоже. Боже, он не только убийца, но еще и маньяк.
Наивная. Я не знаю ни этой квартиры, ни тем более где тут выход. Хуже того, я даже не успеваю добежать до двери, потому что ОН ловит меня за шкирку в считаные секунды, с легкостью отрывая от пола.
– Пусти! А–А-А! ПОМОГИТЕ! Пусти-и-и! – пищу, ору громко, срывая голос. Мне страшно, я боюсь этого мужика и того, что он может со мной сделать.
– Заткнись!
– А-а-а, нет!
Кажется, я его кусаю. Да, точно, цапаю за руку, вот только это не помогает, а делает только хуже, потому что уже в следующую секунду этот дядька заводит обе мои руки за спину, с легкостью отрывает от пола, как какую-то пушинку, и несет обратно в спальню. Он очень сильный, а я ничего не могу сделать. Совершенно.
У меня резко начинается панический приступ. Я задыхаюсь, меня всю трясет, сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди. Я умираю, боже, я сейчас потеряю сознание.
– Успокойся, на меня глаза, смотреть на меня!
Стас встряхивает меня, но это не помогает. Совсем.
Я прихожу в себя только от легкой пощечины по лицу. Мне не больно, как ни странно, это помогает, и я больше, кажется, не умираю.
Я лежу на кровати, а он стоит полубоком ко мне, потирая ладонь после моего укуса и поглядывая на меня как на дуру.
– Не надо. Не надо…
– Что не надо?
– Не надо меня насиловать, – говорю, держась за шею, а он почему-то усмехается своим большим ртом, показывая белоснежные ровные зубы, вот только мне не смешно. Ни капельки.
– Выдохни, сопля. Ты мне не интересна, – отвечает уверенно и смотрит словно в самую душу, держа ее в когтистой лапе. Беркут. Это же самый крупный орел, хищник.
– Я не педофил и детей не трахаю, так что хорош трястись.
– Зачем вы тогда забрали меня сюда? Что вам от меня надо?
– Твоя жизнь. Я заплатил за тебя своим выигрышем и хочу его вернуть.
– Я отдам вам долг. Верну, честно, – бубню под нос, кажется, что сейчас уши отвалятся от стыда.
– Отдашь обязательно. Как вырастешь. Собирайся.
– Куда?
– В детдом, – говорит строго и закуривает, а я с кровати слезаю, становясь напротив.
– Я не хочу туда возвращаться. Пожалуйста.
– Причина?
Опускаю голову. Не могу я сказать. Просто не могу.
– На выход, принцесса.
Уже в коридоре он открывает дверь, я следом иду, но застреваю на пороге.
Здесь чисто и тепло, уютно даже, а мне, как вспомню условия в детском доме, на стену лезть хочется, но не в том дело. Тут другое.
– Есть причина.
– Какая?
Стас прищуривается и стоит уже у открытой двери, а я маюсь. Не знаю даже, как сказать об этом.
– Нас делают бабочками, – шепчу тихо, смотря на свои руки. Стыдно невероятно, но когда выбираешь из двух зол… Этот мужчина меня не трогал. Даже накормил.
– Какими еще бабочками?
– Угодными.
– Не понял.
Он сдвигает брови, а я от волнения, кажется, сейчас взорвусь.
– Нас сдают в аренду воспитательницы богатым мужчинам на ночь. Подкладывают под них. За деньги, – говорю это сбивчиво. Мне жутко стыдно, а Стас сильнее сжимает ключи в руке.
– И что? Заработаешь. Ты, и так я вижу, уже на этой дороге.
– Нет, я так не хочу.
– А как ты хочешь?
– По любви. Я долг вам отдам. Отработаю. Стас, не отдавайте меня только. Пожалуйста.
Не знаю, откуда у меня столько смелости появляется, но я говорю прямо, понимая, что у меня просто нет других вариантов.
Стас смотрит на меня несколько секунд. Не шевелюсь, ожидаю вердикта. Кажется, сейчас скажет проваливать. Да, точно.
– Не бухать, не курить. В мою комнату никогда не входить. Поливать фикус и кормить моих рыб раз в день! Увижу кого-то, кроме тебя, здесь – жопу надеру и вышвырну. И помойся, шмотки в шкафу, – басит строго, а я только и могу, что быстро закивать, после чего он вышел из квартиры, хлопнула дверь.
Зазвенел замок, Стас меня закрыл, а я опускаюсь у стены, обхватив себя руками, сгорая от стыда и еще чего-то. Мне неловко – и неловко оттого, что неловко.
Стас разрешил мне остаться, а я даже не спросила, как буду долг ему отрабатывать и как долго могу находиться здесь.