Рана заживала, не гноилась, но шов еще слабый, садиться нежелательно, можно только лежать или стоять. Даже ходить лучше, чем сидеть. Но ходить осторожно.
– Вы сумасшедший! – в который уже раз сказала Ульяна, но под руку Ерему взяла в первый раз.
Они спускались по ступенькам больничного крыльца. Он не таился, ни от кого не прятался, может, потому никто и не заметил, как он выходил из палаты, шел через коридор, спускался на лифте. И Кирилл никому ничего не сказал, хотя жутко ревновал. Как будто Ерема уводил у него девушку. А может, и уводил.
– Тебя могут обидеть. Тебе это нужно?
Ульяна всего лишь поддерживала его, чтобы он вдруг не споткнулся из-за слабости в ногах. Она не придавала своему прикосновению эротического значения, но кровь забурлила в его жилах. И еще от нее так опьяняюще пахло, голову вскружило.
– Нет.
– Мне тоже… До метро далеко?
– Возьмем такси!
– Я не могу долго сидеть.
– Что там у вас?
– Бандитская пуля.
– Прямо-таки бандитская?.. Вы серьезно?
– Давай на «ты».
– Ну-у…
– Меня ты можешь не бояться. Отвечаю!
– Ну, если отвечаете, – иронично улыбнулась она.
Ерема внимательно смотрел по сторонам, больничный двор широкий, опасность могла нагрянуть откуда угодно, главное, не прозевать момент. Отбиваться нечем, пистолета нет, организм ослаблен, о сильном сокрушительном ударе можно только мечтать. Вот если ему не оставят выбора, он взбесится, будет рвать и метать, не думая ни о какой колостоме. Но все равно его могут убить.
– Я когда тебя увидел, понял, что пропал, – сказал Ерема. – Откуда ты такая взялась?
– Не будем! – Ульяна с укором глянула на него, но при этом прижалась к нему плечом, продолжая держать за руку.
– Да я и сам… Слова в глотке как стекло… – Ерема тихонько кашлянул, давая понять, как у него от волнения пересохло в горле.
– В глотке?
– Ну, в горле… Извини, не так выразился.
– Слова как стекло?
– Как осколки стекла… На счастье! – улыбнулся он, радуясь удачному выражению.
– Да вы романтик!
– На «ты», мы же договорились!
– И все равно романтик.
– Да нет, просто крыша… В смысле голова… Кругом голова!
– Не надо кругом, ты же должен меня защищать!
– Пока спокойно все.
Больничный двор и аллея остались позади, они вышли к автобусной остановке.
– Сидеть больно, в автобусе могут толкнуть, – вроде как размышляя вслух, проговорила Ульяна.
Но Ерема почему-то уловил в ее голосе вежливый, но укор. То нельзя, то нельзя, а зачем он ей такой нужен?
Он молча поднял руку, тут же с крайней правой полосы на обочину съехала белая «Волга». Ерема молча открыл правую заднюю дверь, жестом показывая на свободное место, Ульяна благодарно кивнула, принимая приглашение.
– Спасибо! – тихонько, с милой улыбкой сказала она.
И на Ерему глянула чуть ли не влюбленно, но при этом решительно потянула на себя дверь, не оставляя ему выбора. Он хотел сесть рядом с ней, но пришлось моститься впереди.
– Эй, а едем куда? – спросил длинноносый грузин с кепкой-аэродромом на голове. Он смотрел в зеркало заднего вида и откровенно строил Ульяне глазки.
– Вперед смотри! – грубо одернул его Ерема.
– Эй! – резко глянул на него водитель.
Ерема ответил ему тем же, а смотреть на поражение он умел, грузин не выдержал внушения, спасовал. Даже угрожать не пришлось. Не говоря уже о том, чтобы набить морду.
Ульяна назвала улицу, номер дома.
– А номер квартиры? – сорвался таксист. И, с опаской глянув на Ерему, уточнил: – Шутка!
Ульяна молчала всю дорогу, видимо, боялась, что словоохотливый таксист будет вмешиваться в разговор. Возможно, даже переживала за Ерему, который мог броситься в драку и получить кулаком или даже монтировкой в живот. Но ему хотелось общаться с Ульяной, а он даже не мог смотреть на нее в зеркало заднего вида.
Машина въехала во двор большого красивого дома сталинской эпохи, остановилась, Ерема расплатился, вышел, собираясь поухаживать за девушкой. Но Ульяна опередила его и сразу же направилась к своему подъезду. Как будто торопилась поскорее скрыться с людских глаз, возможно, она стеснялась показываться с кавалером. А может, не хотела, чтобы ее видели именно с Еремой. Ну да, Кирилл цивильный мальчик, а он мужлан.
Ерема не мог переступить через чувство собственного достоинства. Он же не петух, чтобы бежать за убегающей курицей. Не хочет Ульяна с ним, не надо.
Но, возможно, Кирилл проживал в этом же доме, все знают, с кем гуляет Ульяна, а тут какой-то незнакомый парень, да еще с грубой внешностью. Зачем ей слава дешевой потаскухи? Может, она стоит сейчас в подъезде и ждет его!..
И действительно, Ульяна ждала его в подъезде. Улыбнулась из прохладного полусумрака, вдруг подалась к нему и нежно поцеловала в щеку.
– Спасибо!
И легко, будто невесомая, побежала вверх по лестнице. И голову подняла, как будто собиралась засмеяться от радости, которая ее переполняла. А догонять он ее не стал. Во-первых, смешно, а во-вторых, у него разболелся живот.
– До свидания! – только успел сказать он.
– Пока!
Ерема усмехнулся, слушая стук ее каблуков. Спасибо, что не попрощалась.
Ульяна остановилась где-то на четвертом этаже, чуть погодя закрылась дверь. Теперь он знал, на каком этаже она живет. А улицу и номер дома запомнил накрепко.
И еще он услышал, как загудел лифт, кто-то вызвал его сверху. И вряд ли это Ульяна. Но вдруг она все-таки решила к нему спуститься. Но нет, из лифта вышел пузатый дядька в светлом костюме и бежевых туфлях.
Мужчина недовольно глянул на Ерему, возникло желание ответить ему как минимум тем же. Но он пересилил себя и сделал вид, что ничего не заметил. Может, Ульяна потому и не захотела побыть с ним, что он ведет себя как типичный гопник. Попроще надо быть, помягче.
А живот разыгрался не на шутку. Ерема с трудом вышел на улицу, поймал машину, назвал адрес и, закусив нижнюю губу, закрыл глаза. И нужно было ему играть в благородство… Нужно! Ради Ульяны?
Пока ехали, он несколько раз от боли отключался, кое-как расплатился, вышел из машины, поднялся на крыльцо, там и свалился без чувств.
В себя он пришел на каталке в операционной, над ним стоял все тот же доктор, только вот Шишман больше не угрожал. Наркоз усыпил его, очнулся он в реанимационной палате и снова провалился в немую темноту. Но перед этим успел задаться вопросом, вдруг из живота у него будет торчать страшная трубка?..
В сознание он вернулся с тем же вопросом в голове. Не успев открыть глаза, стал ощупывать себя. Повязка на животе, но больше ничего. Трубки есть, но одна торчит из носа, другая из руки.
– Сергей! – строго назвал его по имени знакомый голос.
Ерема даже не понял, что это позвали его, а не кого-то. Звали его Сергей, но фамилия Еремеев, всю дорогу Ерема, Ерема. Он уже отвык от настоящего имени.
– Оксана! – Он глянул на грудастую медсестру, как на ангела, который вытащил его с того света.
А что, похожа! Ясный взгляд, вся в белом, только вот улыбка отнюдь не ангельская.
– Лежи спокойно! – потребовала она.
– Виноват!
– Виноват он…
Иголка вышла из вены, и Оксана снова ввела ее. И сделала это довольно грубо, но Ерема даже не поморщился. Вот если бы трубка выпала из живота, но нет там ничего. Неужели кишку и на этот раз удалось спасти?
– Ивану Ильичу скажи спасибо! – сказала сестра.
– А то бы костолома?
– Какая костолома? В морге бы сейчас лежал.
– А костолома?
– В следующий раз будет!
Ерема промолчал, и Оксане это не понравилось.
– Чего молчишь? Говори: следующего раза не будет!
Он удивленно повел бровью, глядя на нее. Как он мог давать ей обещание, если прекрасно знал себя? Ради Ульяны он пойдет на что угодно, и плевать на израненный живот.
– Это, а паренек со мной в палате лежал! Кириллом его зовут, – нахмурился он.
Ради Ульяны он готов на все, но первым делом подумал не о ней, а о своем животе. А ведь с ней уже могло что-то случиться.
– Лежит, – кивнула Оксана.
– Девушка к нему там ходит…
– Та, которую ты провожал? – качнув головой, уточнила медсестра.
– Ну-у… Там утырки какие-то на Кирилла наехали, ну и на Ульяну… Пришлось проводить.
– Разве ж я против? – вздохнула Оксана.
Как мужчина Ерема интересовал ее в числе прочих, не более того. Однако интересовал. Но не сложилось, и ей обидно. Она, конечно, скрывает обиду, но все равно чувствуется.
– Что с ней, не знаешь?
– А что с ней?
– Ходит она к Кириллу?
– Не знаю, не видела. Может, и ходит… Я что, доктор?
– Не доктор, но стремиться к этому должна. Может, сходишь, узнаешь?
– Куда?
– Ну, у Кирилла спросить, что там с Ульяной. Будем считать, что это курсы повышения квалификации. Ну ты же хочешь доктором стать?
– Это хорошо, что ты шутишь, жить будешь.
– Ну так что?
– А если нет, сам пойдешь?
– Какая ты догадливая!
– Ну хорошо, схожу.
Оксана ушла, появился Иван Ильич, сначала пропесочил Ерему, затем осмотрел его. И ушел, цокнув на прощание языком. Не самый приятный Ерема пациент, но никуда от него не денешься.
Оксана вернулась через час, не раньше.
– Клизму или капельницу? – игриво спросила она.
– Что там с Ульяной?
– Не знает он. Ты как увел ее вчера, больше она не появлялась. Но вроде бы все в порядке.
– Вроде?
– Родители его были, приходили проведать. Они бы сказали, если бы что-то случилось.
– А они ее знают?
– Невесту сына?.. Ну, я думаю, должны знать, – усмехнулась девушка.
– Невесту?!
– У них там все серьезно. Так что ты в пролете, парень! – не удержавшись, съязвила Оксана.
– Да дело не в этом, – сквозь зубы сказал Ерема. – Дело в том, что Ульяну могут обидеть.
– И меня могут обидеть, давай, подключайся!
– Ага, сейчас на «утку» схожу и подключусь.
На этом разговор и закончился. Оксана подала «утку» и ушла, а он остался лежать – под полным запретом подниматься с койки. Так и лежал, всеми покинутый. За весь день пацаны даже не дали о себе знать, и Ульяна не искала с ним встречи.
Не появились пацаны и на следующий день. И Ерему не переводили в обычную палату, снова пришлось ночевать в реанимации.
В обычную палату его решили перевести только на четвертый день после операции. За это время Ульяна в больнице так и не появилась. И пацаны куда-то пропали. Ерема через Оксану сбросил на пейджер Шишмана сообщение, но ни ответа, ни привета. Неужели что-то случилось?
Об Ульяне он собирался узнать у Кирилла, но разминулся с ним. «Пряник» выписался за час до того, как Ерему доставили в палату. Рана его оказалась настолько несерьезной, что врачи разрешили ему долечиваться дома. Но, возможно, на этом настояли его родители, думая, что в больнице оставаться опасно. А Ерема даже не знал, как зовут бандитов, которые на него наехали. Думал поговорить об этом с друзьями, но те куда-то пропали, ни слуху ни духу. И что ему думать?
А он думал, все надеялся, что сейчас откроется дверь и в палату с шумом войдут его пацаны. Но время шло, а они не появлялись. Четвертые сутки на исходе, а от них никаких вестей. И бородавчатый с яйцебородым не высвечивались. Об Ульяне и говорить нечего.
Шишман появился только на следующий день, мрачный, руку пожал вяло. На шее под ухом у него виднелся пластырь, закрывающий рану. Синяк под глазом запудрен. Старый синяк, темный, с желтизной. Но в прошлый раз синяка не было. И это после жестокой драки у озера. Там ему только губу разбили да подбородок поцарапали. А сейчас и синяк, и под ухом припухлость.
– Что-то случилось, – не спрашивая, а утверждая, сказал Ерема.
– Да случилось, Свист – все!
– Как?
– Да так, вышли на этих козлов, а они шмалять! Даже стрелку забивать не стали! Сразу шмалять! – сквозь зубы процедил Шишман и нервно глянул на дверь, как будто кто-то мог зайти в палату и пристрелить его, а заодно и Ерему.
– Какие козлы?
– А ты не знаешь, – скривился Шишман, недобро глянув на него.
– Эти, которые здесь? – Ерема обвел рукой свободное пространство между задними спинками коек и стеной.
– Были здесь, стали там!..
– Ты это, не кипишись! Давай выкладывай!
– А что выкладывать? Ну, забрали мы этих, что за дела, так нельзя, все такое… Думали, все, а они вечером подкатывают! Целая толпа!.. Туман и Квач – славяне, а остальные кавказцы!.. С кавказцами ты нас схлестнул, понимаешь?
– Я схлестнул?!
– Ну а кто начал? Из-за какой-то телки!
– Ты сопли подними! Что там с кавказцами было?
– Ну что… – Косо глянув на Ерему, Шишман коснулся пальцами синяка под глазом, а затем пластыря под ухом. – Там Телетайп с пацанами подъехал… Короче, навалили мы им!
– Ну и нормально.
– Да нормально… А потом они Свиста завалили! Аким пулю поймал, еле до больницы довезли…
– Ты говорил, вы на этих козлов вышли!
– Ну так…
– Сами наехали на них?
– Ну!
– В ответку…
– Не совсем… – Шишман отвел взгляд.
– Говори, что произошло!
– Там у кавказцев рынок недалеко от нас, на Криничной улице.
– Не знаю, не был!
– А мы были, подъехали, глянули! Бадал сказал, балочку[1] надо брать!
– Балочку брать?
– Ну так там балочка, скажу тебе! – Взгляд у Шишмана вспыхнул от азарта огнем.
– Большая?
– Да я бы не сказал… Но все цивильно, все в масть! Там не просто лотки под крышами, там целые ряды под навесами. Все по уму сделано, площадку заасфальтировали, навесы поставили, торговые ряды…
– Короче!
– А что короче? Вроде бы окраина, а народ прет! На Луже такая толкучка только в базарный день!
– Да мне по, что там на балочке? Кто сказал на нее наехать? Бадал?.. А ко мне какие претензии?
– Ну, так из-за тебя…
– Шиша, я тебя ударить не могу! Я тебе сейчас в морду плюну!.. – распалился Ерема. – Нашел крайнего!..
– А я что? Я ничего! Это пацаны говорят, – заерзал Шишман.
– Кто конкретно говорит?
– Ну, может, и не все, но говорят…
– И на рынок я наехал?
– Ну, тут мы косяка дали…
– Сглотнули или как?
– Да нет, Бадал удила закусил… Короче, война у нас!
– Я нужен?
– Да какой из тебя боец… Короче, твое дело лежать здесь и не отсвечивать. И нас не жди, мы к тебе пока ходить не будем…
– Волыну дашь?
– Ну-у… Волыну дам!
Шишман глянул на дверь, сунул руку под футболку, нащупал и вынул «ТТ», сунул под матрас так, чтобы Ерема легко мог вытащить его. Немного подумал и приложил к пистолету запасную обойму.
– Но я не думаю, что ты нужен Эльшаду!
– Что за Эльшад?
– Он там у кавказцев хороводит.
– И большой у них там хоровод?
– Человек сорок… Это не считая барыг.
– А их нужно считать?
– Так у Эльшада рынки по всей Москве, фрукты, овощи в основном, а на Криничной балочку поставил… Зацени, не у кого-то там отбил, а сам поставил, на свои бабки!
– То есть барахолка эта – его собственность?
– Типа того.
– И как вы ее отбить у него хотите?
– Ну, не отбить, пусть платит!
– За крышу?
– Да!
– Так у него своих нукеров хренова туча!
– А кто сильней…
– А мы сильней?
– Ну-у, – замялся Шишман. – Мы там не совсем одни…
– А кто еще с нами?
– Говорят, Сильвестр, – совсем тихо сказал пацан.
– Бадал был у него?
– Да нет вроде.
– Сильвестр подъезжал к нему?
– Не видел.
– А кто видел?
– Никто не видел. Но говорят, что Сильвестр кавказцев только в путь мочит.
– Опять говорят!.. Развелось у нас болтунов, тебе не кажется? Как бы отстреливать не пришлось!
– Кто отстреливать будет? – нахмурился Шишман.
– Эльшад! Если говорить много будете…
– Да не будем говорить. Совсем не будем. Бадал сказал, на связь с тобой не выходить.
– Нормально!
– Пока все не уляжется… Ты сам за себя сейчас, сказал Бадал. Волыну тебе вот сказал передать… Ну ты меня понял!
– Понял, и без обид, – кивнул Ерема.
– Ну, тогда держись!
– Да мне-то что? Вам там удачи!
– Ну тогда давай… Это чисто на карман, ну если лекарства там какие-то…
Шишман достал из кармана свернутые в жгут деньги, сунул их туда же под матрас, что и пистолет.
– Да, и с лепилой договорился, тебя в другую палату переведут. Здесь ты уже засветился.
Шишман ушел, Ерема достал сверток с деньгами, снял с них резинку, пересчитал. Сорок «пятихаток», всего двести тысяч «деревом». Немного, но и немало, хватит, чтобы санитарок подогревать, ссанки-сранки выносить. И новая палата стоит денег, а пистолет и вовсе бесценный дар, так что позаботилась о нем братва, не бросила его на произвол судьбы. И очень жаль, что он не может вписаться в свару.
Его действительно перевели в другую палату, в одноместную, но явно требующую ремонта. Туалет не работал, вода из крана не текла. Но ему-то что? Как только ему разрешат самому ходить в туалет, так он сразу и выпишется. Нельзя ему здесь отсиживаться, пока пацаны в беде.