– Извините, я виноват. Из-за меня вам придется поздно возвращаться домой и готовить себе ужин, – сказал Сальваторе. Он видел, что Дарси готовится возразить, поэтому поспешил добавить: – Мой шеф-повар – француз, человек темпераментный. Если он расстроится, то может подать мне на завтрак лягушачьи лапки.
Дарси прикусила губу. Оказывается, у Сальваторе есть чувство юмора. Молодая женщина разрывалась: благоразумие говорило, что ей лучше немедленно уехать, но на другой чаше весов было сочувствие к его дочери.
Пока она колебалась, Сальваторе открыл дверь в столовую.
– Пожалуйста, проходите, – предложил он.
Его голос смягчился, и это повлияло на решение Дарси. Вопреки здравому смыслу она последовала за хозяином дома. Как только она села, дворецкий подал классическое французское консоме. От чашки с бульоном шел восхитительный аромат, и желудок Дарси заурчал, напоминая, что в последний раз она ела несколько часов назад.
Дворецкий предложил вино, но ей предстояло вести машину, и Дарси отказалась в пользу воды. К ее удивлению, Сальваторе тоже выбрал воду. Бросив взгляд на его чеканное лицо, на котором не отражалось ничего, она поняла, что он думает о чем-то своем. Сальваторе был не самым приятным хозяином, и Дарси, чтобы не сидеть в тишине, начала разговор.
– Почему вы решили стать виноделом? – спросила она.
Сальваторе пожал плечами:
– Когда я был маленьким, виноградники и винодельня влекли меня. Я был очарован тем, как растет виноград, и хотел понять, как он превращается в вино. Мне повезло: у меня был хороший учитель.
– Ваш отец?
– Нет.
Его краткий ответ поразил Дарси – она не пыталась это скрыть. Но ее вопросы обнажили сердце Сальваторе, усилив боль, которую он испытывал уже несколько часов. Однако времени оплакивать Пьетро у него не было. Он воздаст должное своему старому другу, когда вернется на Сицилию. Однако эмоции грозили задушить его, что случалось нечасто. Болеутоляющее, которое Сальваторе принял, еще не начало действовать, и голова у него разрывалась на части. Он хотел бы сейчас остаться один, но ему необходимо было заручиться согласием Дарси Риверс стать логопедом Рози.
«Я еще никогда не встречала такого замкнутого человека», – подумала Дарси, оставив попытки продолжить разговор. И еще она понимала: нелегко придется тому, кто должен будет объяснить Сальваторе, что ради своей дочери он просто обязан стать открытым и разговорчивым.
Дарси посмотрела на картину, висевшую на стене.
– Это не может быть подлинный Моне, – пробормотала она, вспоминая недавно прочитанную статью, в которой говорилось, что картина Моне была продана за несколько миллионов фунтов.
Сальваторе бросил взгляд на картину.
– Это Моне, – безучастно произнес он.
– Вы интересуетесь искусством? – спросила она.
Если Сальваторе Кастеллано любит искусство, значит, все не так уж плохо.
– Искусство интересует меня только с точки зрения инвестиций.
Дарси скорчила гримасу.
– Я имела в виду совсем другое, – призналась она. – Итак, вы интересуетесь только теми вещами, которые можно оценить с помощью денежного эквивалента?
– Деньги правят миром, – иронично протянул Сальваторе. – И, говоря о деньгах, – он подтолкнул к ней листок бумаги, – это та сумма, которую я готов заплатить, если вы согласитесь поехать на Сицилию.
Сердце у Дарси екнуло, когда она взглянула на цифры.
– Надеюсь, вы найдете гонорар достаточным, чтобы забыть об отдыхе. Деньги вам понадобятся, когда вы займетесь частной практикой.
– Да, понадобятся, – тихо ответила Дарси. Если она примет его предложение, ей не придется брать ссуду в банке. Да что там ссуда! Ей не надо будет работать целый год. – Должно быть, вы уверены, что я смогу помочь Рози.
Сальваторе пожал плечами:
– Я доверяю Джеймсу Форбсу, а он считает, что вы – замечательный логопед. Но прежде чем встретиться с вами, я проверил вашу квалификацию.
Дарси смотрела на застывшее лицо Сальваторе, пугающее из-за отсутствия эмоций. Она твердила себе, что проблемы маленькой Рози – не ее проблемы, но это не помогало. Маленькая девочка нуждалась в ней так же, как в свое время нуждалась ее сестра. Однако высокомерное предположение Сальваторе, что ее потрясет его богатство, вызвало гнев. Она заставит его понять, что, хотя он может швырять деньгами налево и направо, она не продается.
– Вы понятия не имеете, что дело совсем в другом, верно? – поинтересовалась Дарси, разрывая чек и бросая ему обрывки.
Глаза Сальваторе сузились. Дарси отличается от других женщин, которых прельщало его богатство. А ведь он решил, что, узнав, что в столовой висит подлинник Моне, она постарается вытрясти из него побольше денег.
– Этого недостаточно? – сухо спросил он.
– Это огромные деньги.
– Тогда я не понимаю. – Сальваторе нахмурился.
– В это я могу поверить, что очень печально. Вы считаете, что деньги помогут вам купить все и кого угодно. Но деньги не научат вашу дочь говорить. Рози требуются время, терпение и поддержка, и не только от логопеда. Вы должны дать ей это.
Дарси смотрела на непроницаемое лицо Сальваторе и молилась, чтобы он понял, как важно его участие в этом длительном и, без сомнения, непростом процессе. Молодая женщина мысленно вздохнула и попрощалась с отпуском во Франции. Совесть не позволит ей отречься от Рози.
– Я решила поехать с вами на Сицилию. Мой гонорар будет таким же, как ежемесячная зарплата, которую я получала в клинике. Больше мне не нужно. Я готова остановиться в вашем замке и интенсивно заниматься с Рози в течение трех месяцев. За это время я подыщу другого логопеда, который согласится работать с вашей дочерью в дальнейшем. К концу сентября я должна быть в Лондоне. Это не обсуждается, – предупредила она, заметив вопросительный взгляд Сальваторе.
– Почему вам надо вернуться к этому сроку?
– По личным причинам.
Ей не хотелось говорить, что она является членом знаменитой актерской семьи. Часто люди пытались стать ее друзьями из выгоды, которую сулило им это знакомство, и не последним в этом списке был ее бывший муж.
В ее мозгу всплыли воспоминания: Маркус в их постели с обнаженной женщиной. Он даже не был смущен, насколько она могла судить. После этого разгорелась ссора, и он признал, что женился на Дарси вовсе не потому, что любил ее. Маркус мечтал примкнуть к династии Хартов, надеясь, что это благоприятно скажется на его актерской карьере. Дарси никогда еще не приходилось испытывать такое унижение.