Впереди показалось здание старого аэроклуба, в который несколько лет назад инвесторы вдохнули новую жизнь: отремонтировали, утеплили, перекрыли крышу. Ведь людям хочется летать, и они согласны за это платить. Чуть дальше высятся ангары, за которыми раскинулся аэродром. Помимо планеров, двух тренировочных Ан-2, вылета дожидается чешский «турболет». На сегодня мы забронировали этот борт, а я бессовестно опаздываю.
«Мерседес» плавно замер на парковке, и личный охранник Володя поспешил открыть мне дверь. Забрал у водителя мой рюкзак с вещами, ранец с парашютом и проводил в клуб.
Торопясь в раздевалку, я с улыбкой приветствовала всех знакомых, пока не увидела в небольшом кафе пару. Крепкого молодого брюнета и яркую блондинку, которых знаю слишком хорошо, чтобы не отметить очевидное: они заинтересованно смотрят друг на друга. И интерес этот, как бы мне ни хотелось, не деловой и даже не дружеский. Мужчина с четким благородным профилем еще не заметил меня. Но я и так знакома с каждой черточкой его лица: высокими скулами, глубокими черными глазами, прямым римским носом. Тщательно причесанные, коротко стриженные волосы – работа отличного мастера. Сейчас его вниманием полностью завладела другая, а еще совсем недавно этот брюнет с полночными глазами смотрел на меня с теплой, добродушной улыбкой, освещавшей его мужественное лицо. Обожаемое лицо Игоря Лесина – моего друга юности, сокурсника и единственного мужчины, которого я захотела и пустила в свою душу, сердце и постель. Как оказалось – зря!
Одно дело – чувствовать и догадываться, что наши с Игорем отношения дали трещину, другое – собственными глазами видеть, как подруга Маша вешается на него. Мой мужчина, оказывается, теперь ей дарит ласковые улыбки, держа ее руки в своих ладонях. Больно, грустно и как-то пусто стало на душе от осознания предательства двух близких друзей. А ведь я не дура и могла бы их понять, если бы мне просто сказали, признались. Простила бы со временем, может быть.
Игорь почувствовал взгляд и обернулся. Я растянула губы в улыбке, приветственно махнув ему рукой. Вываливать свои чувства на публике не привыкла, поэтому легкой походкой пошла дальше, в раздевалку. Володю – охранника, несущего мой ранец с парашютом, – попросила уточнить у Игоря и Маши, готовы ли их ранцы. А сама раздумывала: может, дать им шанс самим рассказать о романе за моей спиной? Поступить порядочно. И в то же время опасалась, что Игорь не решится поставить сейчас финальную точку в наших отношениях – его карьера стремительно идет в гору благодаря моему отцу.
В раздевалке не оказалось никого из парашютистов и инструкторов. Все, наверное, уже были готовы, осталась только я, опоздавшая. Впрочем, сегодня мы втроем летим – хорошо иметь приличный счет в банке и ни в чем себе не отказывать. Я вытащила костюм любимого ярко-оранжевого цвета с белыми вставками, очки в тон и мягкий текстильный шлем, затем надела удобные оранжевые кроссовки. Вместо того чтобы, как обычно, взять берцы, утром словно черт дернул «прифасониться», как бабушка шутила. Ранец с парашютом, который я оставила у Володи, тоже апельсинового цвета. В общем, я сегодня очень яркая и заметная.
Именно из-за Игоря – экстремала, любителя пощекотать себе нервы – к двадцати пяти годам я попробовала многое: ездила верхом, ходила в горы, прыгала с тарзанки, носилась на байке, а последнюю пару лет «увлекалась» парашютным спортом. Хотя тайно ненавижу летать, мотоциклы, от тарзанки меня вообще тошнит, лошади порой пугают до икоты, но любовь зла, заставит обрести крылья, даже если не хочешь. И вот теперь мы с Лесиным активно занимаемся групповой акробатикой или фристайлом.
О том, что Игорь заинтересовался белокурой «принцессой» Марией, я поняла, когда он пригласил ее на гонки на байках. А потом и к другим нашим совместным развлечениям начал приобщать. Сегодня Игорь решил, что Маша перейдет на новую ступень: мы будем пробовать составить в небе фигуру и удерживать ее как можно дольше. Проще говоря, на первый раз схватимся руками и продержимся хотя бы несколько секунд. Сам Игорь прыгнет в качестве оператора.
Рассеянно глядя на опустевшую сумку, я неожиданно решила: сегодня прыгну послед… крайний раз. Попрощаюсь с небом и чужими увлечениями. Пора искать свои, по душе и нервам! Потом замерла у зеркала, придирчиво разглядывая себя – высокую, стройную девушку с округлыми бедрами, длинными ногами и полной грудью, в ярком облегающем костюме для парашютной акробатики. Узкое пыльное зеркало отразило мои редкого, фиалкового цвета глаза, чистую золотистую кожу, от природы пухлые чувственные губы. Небольшой подбородок выдает мягкий характер. Шлем скрыл высокий лоб и тщательно зачесанные в низкий хвост натурального платинового цвета волосы. У меня шикарная внешность, но при этом ни тени эмоций на лице, будто из мрамора вырезанном, – холодная северная красота уроженок норвежских фьордов, откуда моя мать родом.
Сколько помню, отец любит окружать себя красивыми вещами, жаль, что и к женщинам он относится как к вещам и, по-моему, плохо разбирается в них. Мою маму – неотразимую Солвейг Хелле – отец встретил на одной из международных выставок, работала она там промомоделью. Солли, как он, в зависимости от обстоятельств, называет ее либо с презрительной насмешкой, либо с грустной улыбкой, поразила его с первого взгляда именно своей ледяной красотой. А еще, видимо, европейским гражданством прельстила и фамилией, поскольку первым делом свою родовую мой будущий папа, Михаил Шмырь, заменил на показавшуюся ему более благозвучной и подходящей – Хелле.
Тем не менее спустя пару лет бывший Шмырь понял, что модель мирового уровня не согласится бросить карьеру ради русского бизнесмена, на тот момент не слишком богатого и малоизвестного, чем ранее хвалился. После моего рождения Солли продержалась в роли домохозяйки и мамочки почти год, который ей потребовался для возвращения прежней формы. С тех пор я видела маму вживую от случая к случаю. За короткие визиты та успевала приобщить меня лишь к трендам нового модного сезона, в чем разбиралась гораздо лучше, чем в родительских обязанностях. На материнскую любовь и ласку времени уже не оставалось.
А отец создавал свою строительную империю. Красивая фамилия Хелле значилась на многомиллионных контрактах, упоминалась в СМИ, мелькала на рекламных баннерах. Папу я видела по выходным. Это, конечно, случалось гораздо чаще, чем встречи с блистательной мамой, но тоже маловато, чтобы прочувствовать родительское тепло и любовь в полной мере. Самой близкой и родной для меня стала бабушка Лена, папина мама, вот она-то за всю семью одарила меня заботой, лаской и любовью, поделилась мудростью прожитых лет. Потомок русской интеллигенции в энном колене, Елена Петровна, в отличие от сына, гордилась фамилией Шмырь, которую получила от мужа – хорошего, сильного, благородного офицера, к прискорбию, давно погибшего.
Со временем у нас в доме появилась прислуга, охрана, бывали адвокаты, нотариусы, прочие доверенные лица. Менялись отцовские жены, одна краше другой. Теперь я точно знаю, в какую сумму обходится развод, если брачный контракт составлен криворуким юристом. Моя мама и вторая папина супруга, по словам бабули, чуть не оставили его без штанов. Папа же вынес очередной жизненный урок: известные актрисы и модели – слишком дорогое удовольствие, которое можно себе позволить исключительно при участии хорошего юриста и ловкого адвоката.
Как ни удивительно, папа себе не изменял – с редким постоянством брал в жены симпатичных длинноногих блондинок, весьма и весьма заботившихся о своей внешности. И поскольку они тщательно берегли фигуру, других наследников корпорации Хелле до сих пор не появилось. Было время, я даже пыталась убедить очередную мачеху, что дети – цветы и гарантия безбедной жизни, а не обуза и угроза красоте. Но, увы, когда «мамочки» доходили до этой мудрости собственным умом, бракоразводный процесс подходил к завершению. И бывшие мачехи, образно выражаясь, оставались на бобах – уходили с тем, с чем приходили к нам в дом.
А я оставалась наедине с навязчивой идеей отца, твердо намеренного сделать из меня преемника. Ну или, на худой конец, вдолбить мне основы бизнеса и финансов, чтобы я нажитое его непосильным трудом не потеряла. А я, как и бабушка, полюбила театр и оперу. Кроме того, три из восьми бывших официальных папиных жен оказались хорошими актрисами и разделяли мою любовь к прекрасному и высокому…
– Привет, снежинка! – Я вздрогнула от неожиданно раздавшегося громкого приветствия.
Обернулась к одному из тренеров клуба, ярко-рыжей и очень доброй Зое, с которой решилась прыгнуть в первый раз, и от души улыбнулась:
– Привет, солнышко! Рада видеть тебя!
– Смотрю, Игорь решил приобщить к спорту нашу Мерилин Монро? – с понимающей грустной улыбкой спросила она, автоматически осматривая мое снаряжение.
– Да, Мария у нас девушка видная, – хихикнула я, оценив юмор.
Хорошенькая подруга действительно похожа на знаменитую актрису и, кто бы сомневался, всячески демонстрирует сходство с гремевшей когда-то мировой суперзвездой. Вместо того чтобы сгонять лишние килограммы, Маша подчеркивает фигуру «песочные часы». Даже не помню, когда видела ее без стрелок на веках и ярко-красной помады, плюс светлые крашеные волосы а-ля секс-символ пятидесятых годов прошлого века, но с поправкой на двухтысячные.
– Если честно, я удивилась, когда Игорь привел ее сюда, – призналась Зоя. – Да еще на акробатику… с такой-то фигурой.
– Машка гибкая, не переживай, справится. Она все схватывает на лету, – не смогла я пропустить шпильку в адрес подруги… бывшей. И настроилась на деловой тон: – Уверена, у нас сегодня все получится.
– Ну смотрите сами, – покачала головой Зоя. – Вылет уже запросили, все готово. Там твоя охрана уже их в кучу собрала, караулит ранцы. Игорь, правда, в туалет отошел…
– Спасибо, – поблагодарила я и поспешила из раздевалки.
Чем раньше прыгнем, тем лучше. А то потом другие группы полетят, придется ловить «окно».
Маша – подруга детства, дочь профессора и юной хорошенькой студентки, ставшей его второй женой. Сначала мы ходили в один частный детский сад, потом в школу, но, когда Машин отец, с которым, к несчастью, случился инсульт, из-за немощности больше не смог работать, мало того, нуждался в дорогостоящем уходе и лечении, ее жизнь круто изменилась. Из маленькой папиной принцессы, которой много дозволялось, она превратилась в Золушку. Золушку, абсолютно не готовую чистить чужие камины, а желающую срочно найти принца, чтобы с его помощью решать насущные проблемы. Идея далеко не новая, но хорошо известно, что свободных принцев мало и на всех их не хватает.
Мы долгое время не виделись, но год назад Маша меня сама нашла и началась у нас активная «дружба». Потом она узнала, что мой отец твердо намерен сделать Игоря Лесина, моего жениха и по-настоящему умного и дельного мужчину, своим преемником. Более того, двигает его в совет директоров. Как говорится, если любимая и единственная доченька рогами упирается, избегая подобной участи, значит, нужно запустить план «Б». Ведь Игорь – будущий родственник. Возможно.
Справедливости ради, Машка не подлый человек. Просто она считает: все в жизни происходит, устроено, делается для нее, любимой. Друзья-подруги, подарки и прочие блага обязаны появляться в ее жизни, ведь она этого заслуживает. Я уверена, что она считает Игоря законной добычей, а мои чувства и мысли… Зачем, если у меня и так все есть? А ей нужнее.
Свою группу я обнаружила на улице. Маша сидела на моем ранце, блистая в белоснежном костюме, который отлично смотрелся с ее белыми, скорее всего, безжизненными волосами, и выглядела настоящей принцессой. Глядя на эту эффектную голубоглазую блондинку, я подумала, что мой отец и Игорь похожи как отец и сын. Отличные предприниматели, предпочитающие определенный тип женщин.
Зря Маша считает, что ее семейная жизнь с Игорем будет долгой и обеспеченной. Отец женат в девятый раз и, уверена, не последний… А мой бывший жених умеет учиться на чужих ошибках и имеет отличного адвоката, так что будущая-бывшая жена вряд ли отхватит большие отступные. Но проводить разъяснительную беседу с Машкой не хочу, всепрощением не страдаю. Да и вряд ли она поверит. Скорее, решит, что я посягаю на ее «заслуженное» счастье из ревности и обиды.
– Привет, прости, немного задержалась на работе, – обратилась я с натянутой улыбкой к Маше.
– Ничего страшного, Кайя, мы хорошо посидели с Игорешей, пока ждали тебя, – прощебетала она безмятежно, поерзав на моем рюкзаке, словно ей мешало что-то под наглым толстым задом.
– А где твой ранец? – не смогла я скрыть недовольства посиделками на моем парашюте.
И почему мой охранник выпустил из рук доверенный ему рюкзак? В этот момент подошел Володя и протянул ей ярко-голубой ранец:
– Вот, Мария Павловна, мы заменили на новый. Все в порядке, ребята в клубе проверили.
– Что случилось с прежним? – удивилась я, посмотрев на напряженного охранника.
– Представляешь, там в одном месте крепление лямки отошло. Как это случилось – не могу понять! – развела руками Маша. – Спасибо твоему охраннику: заметил и быстро вопрос решил.
Свой парашют я всегда собирала и проверяла сама. Только сегодня, расстроившись, доверила нести его Володе, а он, бегая с чужим ранцем, оставил сторожить мой Машке. Потом наедине выскажу ему за это, а то руки чесались проверить укладку. Но тут пришел Игорь и сообщил, что борт готов и нам дали добро на взлет. Времени в обрез. Думать и заострять внимание на том, что он первым делом помог надеть ранец Маше, а потом мне, с едва заметной виноватой улыбкой пожав плечами, не стала. Все, переживу и эту потерю. Сколько их было в моей жизни? Привыкла. Затем взлет. Я сидела напротив них и ждала выхода, привычно нервничая. Правда, еще почему-то зудела спина, заставляя ерзать и дергать лопатками. Вот точно, сегодня в последний, ой, крайний раз. Прощаюсь с небом. Небеса – не моя стихия. Я сухопутная крыса!
Поправила шлем, очки, передернула в очередной раз плечами, ощущая тяжесть ранца. Все как всегда – и вот-вот бездна разверзнется под ногами, вызывая ужас и восторг. Игорь проверил крепление камеры – хочет снять наши «пируэты». Подмигнул мне задорно. Я невольно улыбнулась ему, как прежде. Несмотря ни на что, мы по-настоящему дружим слишком давно. Жаль, «баба» влезла между нами. Может быть, нам удастся сохранить дружеские отношения, ведь я хорошо его знаю и отлично понимаю, что отец с Игорем – два сапога пара.
Сигнал готовности сегодня почему-то словно бритвой полоснул по нервам. Потом открылся люк – и мне распахнуло объятия небо. Внизу плыли пушистые белые облака, а ветер встретил бешеной лаской, унося прочь грустные мысли. Эмоции зашкаливали, внутри все привычно сжалось, перед тем как сделать первый шаг. Я, самая легкая, вышла первой, затем – Маша, за ней – Игорь.
Сначала, как и планировали, мы с Машей подлетели друг к другу и, схватившись за руки, запищали от восторга. Нам удалось продержаться несколько секунд, в это время мы столкнулись взглядами. Неожиданно Маша скуксилась, в ее глазах за очками блеснули слезы и вина, а губы шепнули: «Прости!» За что ее простить? За то, что Игоря увела? Нашла время извиняться. А дальше наша фигура распалась и, отлетев на должное расстояние, я дернула кольцо.
Сначала возникло ощущение, что меня за шиворот дернули и замотали. Я нервно считала – парашют должен полностью раскрыться. В первый момент не испугалась, все еще бурлил восторг свободного падения. Но как же так, почему ничего не изменилось? Вдруг упала часть строп, концы болтались, словно их мыши погрызли, или… разъела кислота. Замирая от страха, я задрала голову, а там – ветер словно играл с рваными парусами старой яхты. Трепал ярко-рыжее полотнище с дырами, которому уже никогда не стать красивым правильным куполом. Сквозь облака, обещавших пуховую мягкость, виднелась земля, недавно восхищавшая множеством квадратов зеленой травы и пашни, нитями речушек, а теперь вызвавшая удушливую панику, приближаясь с каждой секундой. Меня полностью затопил ужас! Судорожно дернула кольцо страховочного парашюта. Но ситуация не изменилась: разбитой гоночной яхтой с обвисшими парусами я стремительно летела на рифы. Точнее, к земле.
Я заорала, разыскивая взглядом Игоря. Он пытался подлететь ко мне. Возможно, нам удастся образовать тандем. Но в этот момент завизжала и Машка – подлая дрянь, которая полила кислотой мой парашют. Вселенная, похоже, очень любит равновесие: новый парашют интриганки оказался бракованным. Она истошно звала Игоря, но сразу двух женщин наш общий герой, увы, спасти не сможет.
Мы вновь обменялись с Игорем взглядами. В его глазах отразились невыразимые боль и вина – а затем он неожиданно рванул к Машке. Я слышала вой ветра, трепавшего над головой рваное полотнище, бесполезное, словно сломанные крылья, и не могла оторвать взгляда от удаляющейся фигуры бывшего друга. Вот они схлестнулись, Машка вцепилась в него, как обезьяна, затем над ними раскрылся яркий, красно-синий купол, унося пару в небеса, прочь от меня.
Время будто бы остановилось, падение замедлилось, я обреченно смотрела на чужой купол. Жестоко. Близкие мне люди сделали свой выбор: кому жить, а кому умереть. Ветер словно по носу щелкнул, я закрутилась, падая все быстрее, и неожиданно увидела под собой радугу! Неужели где-то идет дождь? Странно… Какие глупые мысли приходят в неподходящий момент. Вдруг взявшаяся откуда-то радуга приобрела более четкие очертания и расплылась, разлилась пятном, будто собралась в большую лужу. В следующий момент я ухнула в эту переливающуюся разноцветную «лужу». По телу пробежала дрожь, будто от электрического разряда.
Сначала меня оглушило, а дальше я пыталась понять, на чем же таком я лежу плашмя, не на радуге же, в конце концов. Секундное облегчение, притупившее панику, вновь сменилось страхом. Подо мной оказалось нечто странное, будто разноцветная пленка, откуда-то взявшаяся в небесах. Она дрожала, вибрировала, прогибалась, словно держала меня из последних сил. И я, каким-то седьмым чувством сообразив, что надо избавиться от бесполезного, рваного, но прилично весившего парашюта, извивалась ящерицей. Затем, проводив его падение взглядом, я заметила побежавшую подо мной трещину на радужной пленке. К моему ужасу, образовавшаяся щель стремительно увеличивалась, грозя отправить меня к земле вслед за оранжевыми клочьями бывшего парашюта.
– Нет-нет-нет, только не это!!! – просила я небеса в отчаянии, судорожно оглядываясь, куда бы передвинуться.
А рвавшаяся, расходившаяся пополам пленка дрожала сильнее, почему-то сияя все ярче. Под ней – лишь облака! Равнодушные, белые, холодные.
– Помогите-е! – истошно заорала я, словно меня кто-то мог услышать.
Скоро я болталась в небе, как над бездонной пропастью, цепляясь руками за разноцветный край. Неужели это происходит со мной?! Разве подобное можно представить? Как можно висеть в небе, держась за бывшую радугу? Бред! Но реальность умеет удивлять. Я то кричала, то молилась, надеясь удержаться. А когда переливающийся сполохами радужный край истончился и наконец растаял под пальцами, в моей голове отчетливо прозвучала мысль: «Почему у меня нет крыльев?! Ведь они мне так нужны сейчас!»
Словно согласившись со мной, ярко вспыхнув, исчезли остатки радужного пятна – и я с криком полетела к земле, растопырив руки, пытаясь замедлить падение. Как учили. Вдруг рядом с моими руками небо с шумом разрезали белоснежные крылья. Откуда они, чьи? Поверить, что крылья мои, хоть и резко замедлилась, я была не способна и планировала инстинктивно, раз мне снова удача оскалилась.
Сюрпризы на сегодня не закончились: подо мной, между облаками, опять появившимися невесть откуда, – я же точно помню, что уже пролетела их, – совершенно неожиданно показались горные вершины, покрытые снегом. Какие, ко всем чертям, горы? Откуда здесь горы и снег? В голове у меня творилось невообразимое: ужас, паника, недоумение, шок… Но надо было отстраниться от всего, мешавшего сосредоточиться, и приземлиться. Не убившись при этом.
Управлять чужими, непонятно откуда взявшимися крыльями, не получалось, но каким-то чудом я спланировала на склон горы. Дальше с визгом скользила вниз по обледеневшему снегу, пока не рухнула с небольшого обрыва в сугроб. Зад, локти, бедра нещадно горели от ожогов – ткань комбинезона не выдержала испытания льдом. Побарахтавшись в снегу, я с трудом выбралась на твердую поверхность, кое-как скрючилась на корточках, боясь пошевелиться и побеспокоить раны, положила голову на колени и тупо смотрела на раскинувшиеся вокруг меня израненные крылья. Ободранные и окровавленные, жутко выглядевшие на белом-белом снегу. Смотрела сквозь застилающие глаза слезы, боль, страх… пока не потеряла сознание.