Мир рассыпался в 15. Теперь она ненавидела ночи, забыв про спокойный сон. Ненавидела физкультуру, где ее тайна могла раскрыться в любой момент. Ненавидела игривый южный ветер, норовящий всем на свете показать, какой она стала. Она даже имя свое ненавидела. Венера. Богиня красоты. Смешно и горько.
Мама успокаивала, водила по врачам. Те радостно сверкали фальшивыми улыбками. Говорили, что все наладится. Вот еще эти витаминки. Вот эта процедурка. И еще одна, и еще. Ах, это все от стресса. Ах, сходите к психологу.
На первом курсе начались дикие головные боли. Она горько улыбалась, слушая привычное: «Ах, это все от стресса…» Куда же его деть, этот стресс? Если каждый пойманный взгляд взрывается внутри адреналином: «Что не так? Парик съехал? Теперь все знают?» Контроль. Тотальный контроль! Она так устала…
А еще она теперь не выносила рекламу и боялась мостов. С рекламных щитов на нее смотрели красотки с безупречными локонами. На мостах взгляд скользил вниз. Вода завораживала черной спокойной прохладой. И все чаще хотелось нырнуть в нее и забыть. Обо всем. Навсегда. Вот только маму жалко…
Все произошло как-то просто и обыденно. Не было фанфар и молний. Не было мгновенного узнавания. Все было не так, как пишут в романах. Знойное южное лето, фонтан в центре города. И спокойное: «Привет». Они знали друг друга давно. Симпатичный сын друзей ее родителей. Симпатичный. А она…
– Я – бракованная! – как с моста в Волгу.
Пусть уж лучше сразу. Сейчас она увидит в его глазах шок, который он будет мучительно пытаться скрыть. И от этого станет еще больнее. Но лучше так. Чтобы не мечтать…
– О чем ты?
– Знаешь, что такое алопеция?
– Нет. Расскажи.
– Я покажу.
И рука стягивает с головы парик…
– Вот. Ужас же. Правда?
И страх увидеть отвращение в его глазах. Что? Что он говорит? Что? Не может быть.
– Я тебя люблю.
В день свадьбы она, как все невесты, сидела в кресле у парикмахера. Волосы выросли. «Сила любви», – смеялась мама.
Она больше не смотрела вниз с моста. Смотрела в небо и видела звезды. Они не погасли, даже когда врач сказал: «Выбирайте». Беременность. Что может быть лучше? Ребенок! Их ребенок! И гормонально гарантированный стресс. И снова гладкая, без волос голова.
Когда брала дочку на руки в первый раз, трогала робкий пушок на ее головке, считала пальчики и смотрела в ошалело-счастливые глаза мужа, застарелая горечь перерождалась в смирение. Заплатить за ЭТО волосами?! Да сколько угодно!!! Но звезды все же подернулись облаками.
Как и когда счастье снова почти совсем исчезло? Растаяло?
Ей скоро 30. У нее – коллекция париков, платков и тюрбанов. Близкие привыкли видеть маму в косынке даже дома, где нет чужих. Не спасают поцелуи мужа. Не спасают мамины улыбки. Не спасает тепло дочки и сына. Они очень стараются, но им не понять. С алопецией она – один на один. Лысая. Ущербная.
Лысая. Ущербная. Лысая. Ущербная. Лысая. Ущербная.
И вдруг лучшая подруга говорит странное, дикое:
– А давай я подарю тебе – тебя?
В день рождения зовет на фотосессию. Настойчиво. А почему нет, никто же не увидит? В кресле у парикмахера Венера снимает парик. Вместо фена и расчесок в руках у мастера кисточка с хной. А в глазах – внимание и удовольствие.
– Вам нравится уродство? – дерзко и почти зло говорит она. Мастер приподнимает бровь.
– Мне нравится красота.
– Где здесь красота?
Мастер смотрит пристально, почти сурово.
– У вас идеальная форма головы. Такая бывает одна на миллион.
– Вы издеваетесь?
– Нет. Люди бреются. Модно же. Певички. Танцовщицы. Актрисы разные. Они снимают волосы. А под ними вдруг – бррр. Шишки какие-нибудь. Вмятинки. Скошенный затылок. Представляете?
Она пожимает плечами. И видит в глазах мастера тепло.
– А у вас невероятно красивая форма головы. Такую грех прятать.
– Правда?
После рисунков хной защелкал фотоаппарат.
Фотографии дрожат в руках.
– Это я?!
Золото шелка. Огромные глаза. Идеальный профиль. Изящный рисунок на голой коже. И ни волоска.
– Это я? О… Это я!
Через три месяца она вошла в огромный холл театра без парика. Робела. Смотрела поверх голов. Многотысячный женский форум. Как примут?
– Что? Алопеция? Я думала, это стрижка такая эпатажная.
– Ты полжизни такая? Господи, а мы и не знали, ты чего молчала?
«Мир меня любит!» – вздохнула в тот вечер Венера. Звездное небо медленно проступало сквозь облака…