– На сегодняшний день эти события закончились, но в будущем ситуация может стать намного опаснее, – сказал президент своему доверенному секретарю, как только закрылась дверь за членами депутатской группы. – Наиболее вероятно, что Саврола будет избран руководителем Центрального Округа, и тогда мы получим удовольствие, слушая его выступления в Сенате.
– Если с ним вдруг ничего не случится, – добавил Мигуэль.
Президент, который хорошо знал своего секретаря, понял намек.
– Нет, это не годится; мы не можем это допустить. Это было бы возможно лет пятьдесят назад. В наше время люди не выдержат такое развитие событий; даже в армии могли бы возникнуть сомнения. Пока он действует в рамках закона, я не вижу возможности преследовать его в соответствии с конституцией.
– Он обладает огромным влиянием; иногда мне кажется, что он является самым могущественным человеком в Лаурании. И с каждым днем он становится все сильнее. Боюсь, это может закончится для нас плохо, – неторопливо и задумчиво сказал секретарь, который, будучи соратником Молары не только в делах, но и в опасных ситуациях, имел право быть услышанным.
– Я думаю, что конец близится, – продолжал Мигуэль, – и возможно, это произойдет совсем скоро – если не… – Он остановился.
– Я повторяю, что это не может быть совершено. Любой несчастный случай будет приписан мне. Это означает осуществление революции здесь и поиски любого политического убежища за границей.
– Но есть и другие способы расправы помимо силы, физической силы.
– Я не вижу ни одного способа; он слишком могущественный человек.
– Таким же был и Самсон, тем не менее филистимляне прикончили его.
– Там была замешана женщина, а здесь не тот случай. Я не верю, чтобы он был влюблен.
– Никто не знает, что произойдет в будущем…
– В общем, требуется Далила, – сухо сказал президент. – Возможно, вы сумеете подобрать кого-нибудь для него.
Глаза секретаря обежали кабинет, и в какой-то момент его взгляд остановился на фотографии Люсиль.
– Ну, вот вам и кандидатура.
– Как вы смеете, сэр! Вы – негодяй! У Вас нет ни капли совести!
– Мы знаем друг друга достаточно долго, так что оставьте эмоции, генерал.
Он всегда называл его генералом в таких случаях. Это напоминало президенту о многих мелких инцидентах, происходивших в период войны, когда им довелось работать вместе. Возможно, в этом и крылась основная причина».
– Вы просто наглец!
– Здесь затронуты мои интересы. У меня тоже есть враги. Вам очень хорошо известно, в какой кошмар превратилась бы моя жизнь, если бы меня не защищала тайная полиция. Я только помню, с кем и для кого делались эти вещи. Возможно, я слишком поспешно принимаю решения, но всему есть предел, даже в отношениях между… Мигуэль хотел сказать «друзьями», но в последний момент заменил его словом «сообщниками».
– Мне безразлично, как вы это называете. Что вы конкретно можете предложить?
– Филистимляне, – ответил Мигуэль, – прикончили Самсона, но прежде Далила была вынуждена остричь ему волосы.
– Вы хотите сказать, что ей следует умолять его об отказе от борьбы?
– Нет, я думаю, что это было бы бесполезно, но если бы он был скомпрометирован…
– Но на это не согласилась бы уже она. Думаю, с этим у нее возникли бы трудности. Если только она будет знать причину.
– Считаю, что нет необходимости, посвятить ее во все детали. В конце концов можно найти другой объект и познакомить его с ним. Это вызвало бы у нее удивление.
– Нет, вы действительно законченный негодяй», – тихо произнес президент.
Мигуэль улыбнулся так, словно получил комплимент.
– Это дело настолько серьезно, что обычные нормы приличия и чести просто отбрасываются. Особые случаи требуют особых мер, – сказал он.
– Но она бы никогда не простила меня.
– Только вам дано право прощать и миловать. Ваше милосердие побудило бы вас простить человека, не совершившего преступление? Вам нужно только сыграть роль ревнивого мужа и позднее признать свою ошибку.
– А как же он?
– Представьте себе, в каком положении оказывается великий народный лидер. Патриот, демократ… словом, почти святой. И вдруг его обнаруживают в объятиях жены тирана! Такой позор вызовет негодование многих людей. Более того, представьте себе, как он будет умолять о пощаде, валяться в ногах президента – чудесное зрелище! Это унизительно не только для политика, но и вообще для любого человека. Подобное осмеяние попросту уничтожит его.
– Вполне возможно, – задумчиво произнес Молара. Эта перспектива вызывала у него удовольствие.
– Так и должно быть. Это единственный шанс, который я вижу. И это ничего вам не будет стоить. Скорее наоборот: каждая женщина втайне польщена ревностью мужчины, которого она любит, даже если он – ее муж.
– Откуда Вам все это известно? – спросил Молара, глядя на уродливую тощую фигуру и блестящие волосы своего соратника.
– Я знаю это наверняка, – ответил Мигуэль с самодовольной ухмылкой. При этом страсти, написанные на лице его были настолько омерзительны, что президент чувствовал отвращение к нему.
– Мистер секретарь Мигуэль, – сухо произнес он с видом человека, который уже принял решение, – я прошу вас больше не говорить об этом деле. Ваше предложение свидетельствует скорее об уме, а не о благородстве души.
– По официальной манере вашего превосходительства я вижу, что нет необходимости в упоминании этого вопроса в дальнейшем.
– У вас имеется доклад сельскохозяйственного комитета за прошлый год? Отлично! Пожалуйста, составьте для меня краткое изложение этого документа; мне нужны некоторые факты. Страну можно поддерживать, даже если мы потеряем капитал; речь идет о значительной части армии.
Таким образом неприятная тема была отброшена. Они оба поняли друг друга: им обоим угрожала опасность.
После того как президент закончил утренние дела, он поднялся, направляясь к выходу. Но прежде он обратился к Мигуэлю и резко сказал:
– Для нас очень желательно узнать, какой курс намерена проводить оппозиция в связи с заседанием сената, не так ли?
– Несомненно?
– Как можно заставить Савролу выступить? Он неподкупен.
– Но есть другой способ.
– Я уже сказал вам, что не может быть и речи о физической силе.
– Существуют и иные методы».
– Ведь я приказал вам никогда не говорить об этом снова, – сказал президент.
– Так точно, – сказал секретарь, продолжая писать. Он принял последние слова президента как сигнал к началу осуществления намеченного плана.
Сад, в который вышел Молара, был одним из самых красивых и знаменитых в стране. Здесь все растения отличались особенной роскошью благодаря плодородной почве, жаркому солнцу и обилию дождей. Для него был характерен изысканный беспорядок. Жители Лаурании не были поклонниками красоты, основанной на четком расположении равного количества небольших деревьев симметричной формы, отличающейся математической четкостью. Их не привлекало воссоздание геометрических фигур, включающих узкие тропинки, обсаженные живыми изгородями. Они не были просвещенными людьми, и их сады демонстрировали полное презрение к геометрической четкости. Их сельские пейзажи отражают красочные цветовые и световые контрасты на фоне приглушенных оттенков зелени. Согласно их идеалу садоводства каждое растение должно расти привольно и благодатно, обласканное щедрой природой. Оно должно стремиться к совершенству, словно произведение искусства. Даже если не удавалось создать художественное произведение, оно по крайней мере радовало своей красотой.
Однако президента очень мало интересовали цветы и их расположение. Он был слишком деловым человеком, и его не волновали красота цвета, гармония или четкость линий. Ни чарующая прелесть оттенков розы, ни аромат жасмина не пробуждали в его душе ничего кроме простого физического удовольствия, возникающего естественно и непроизвольно. Ему нравилось владеть садом, полным цветов, поскольку так было принято. Кроме того это давало ему возможность принимать людей на фоне красоты и обсуждать с ними политические вопросы. Было удобно в полдень устраивать приемы гостей. Но его не интересовала прелесть сада. Его практическую натуру скорее привлекал огород, и его больше радовал пучок лука, чем орхидея.
Он все время предавался размышлениям после разговора с Мигуэлем. Торопливой, стремительной походкой он направился вниз по тенистой тропинке, которая вела к фонтанам. Ситуация казалась отчаянной. Как сказал Мигуэль, это был вопрос времени, если Саврола не будет убран или дискредитирован. Он противился точно сформулировать мысль, которая пришла ему на ум. Молара совершил много недостойных дел в суровые дни войны, когда он участвовал в сражениях. Память о них была неприятной. Он вспомнил о своем собрате по оружию, бравом офицере, который успешно продвигался по службе. Он был полковником, командиром полка, но яростным соперником нынешнего президента, который в критический момент задержал доставку боеприпасов, и позволил врагу убрать единственное препятствие на своем пути. Тогда он вспомнил и о другом случае, который был также недостойным. Речь шла об уничтожении мирного договора и о несостоявшемся перемирии. Он подумал о людях, которые сдали свои позиции и были расстреляны у стены крепости, которую они так долго защищали. Он также с раздражением вспомнил методы, которые он применял для получения информации у пленного шпиона. Несмотря на пять лет деятельной жизни, когда ему сопутствовали успех и удача, из его памяти не стерлось лицо этого человека, когда он корчился в муках. Но эта новая идея казалась еще более отвратительный, чем все остальное. Он был бессовестным, но, подобно многим историческим личностям или деятелям современности, он пытался избавиться от позорного прошлого. Поэтому, придя к власти, он заявил, что откажется от недостойных методов, поскольку в них больше не будет необходимости; и однако снова возникла такая необходимость. Ведь Люсиль была необыкновенно красива; и он любил ее только за это, будучи жестким и суровым человеком. Кроме того, она была настолько общительна, тактична и прелестна, что он восхищался ею и ценил ее с чисто формальной точки зрения. Если бы только она когда-нибудь узнала о его замыслах, она бы никогда не простила его. Она никогда не должна узнать об этом. Но, тем не менее, ему была ненавистна сама идея.
Но какой другой выход оставался у него? Ему вспомнились лица из толпы, мелькнувшие в тот злополучный день. На него нахлынули мысли о Савроле, о событиях в армии, о которых он случайно узнал; о других более зловещих и мистических историях. Его взбудоражили слухи о странных федерациях и тайных обществах, которые призывали к массовым убийствам и даже революции. Стихия разбушевалась, и медлить было просто опасно.
И тогда перед ним непроизвольно возникла альтернатива: побег, отказ от должности, жалкое, убогое существование в какой-то чужой стране, где он бы подвергался презрению, оскорблениям, где его бы подозревали во всех тяжких грехах; и он слышал о том, что изгнанники доживали до глубокой старости. Нет, он не мог даже представить себе это, уж лучше было бы умереть; только смерть могла заставить его покинуть дворец, и он будет бороться до конца. Он мысленно вернулся к отправной точке своих размышлений. Да, у него был только один шанс, единственное решение, казавшееся возможным; оно не устраивало его, но не было никакого другого выхода. Достигнув конца тропинки и повернув за угол, он вдруг увидел Люсиль, сидевшую у фонтана. Это была чудесная картина.
Она заметила его озабоченный взгляд и встала ему навстречу.
– Что случилось, Антонио? Ты выглядишь встревоженным.
– Наши дела достаточно плохи, моя дорогая. Саврола, депутатская группа, газеты, и, помимо всего прочего, сообщения, которые я получаю о настроении людей, наводят ужас и тревогу.
– Когда я уехала сегодня утром, меня встревожил твой печальный вид. Ты считаешь, что нам угрожает опасность?
– Конечно, – ответил он в характерной для него строгой официальной манере, – причем опасность более чем серьезная.
– Мне так хотелось бы тебе помочь, – сказала она, – но я всего лишь женщина. Что я могу сделать?
Он ничего не ответил, и она продолжала:
– Сеньор Саврола – добрый человек. Я хорошо знала его еще до войны.
– Он нас погубит.
– Этого не может быть.
– Нам придется бежать из страны, если только нам позволят это сделать.
Она побледнела.
– Но я знаю, как ведут себя мужчины; мы чувствуем симпатию друг к другу; он – не фанатик.
– Существуют силы, о которых он почти ничего не знает. Он не может их контролировать, и они будоражат его.
– И ты ничего не можешь сделать?
– Я не могу арестовать его; он слишком популярен. Кроме того, он не нарушил закон. Он будет продолжать в том же духе. Через две недели состоятся выборы, и он снова будет избран несмотря на принятые мною меры; и тогда начнутся неприятности». Он сделал паузу, словно разговаривая с самим собой, и тогда продолжал: – Если бы мы могли узнать, что он намерен предпринять, возможно, мы могли бы разрушить его планы.
– Неужели я не могу помочь тебе? – взволнованно спросила она. – Я хорошо знаю его, и мне кажется, что он испытывает ко мне некоторую симпатию. Он мог бы поведать мне то, о чем он не рассказал бы никому другому…
Здесь она невольно подумала о многих победах над мужчинами, одержанных ею в прошлом.
– Моя дорогая, – сказал Молара, – почему ты должна портить свою жизнь, вмешиваясь в самые темные политические дела? Я не имею права просить тебя об этом.
– Но мне так хочется! Я постараюсь все сделать, если только это поможет тебе.
– Ну, по правде говоря, это во многом изменило бы ситуацию.
– Очень хорошо, я все выясню ради тебя; через две недели ты будешь знать обо всех подробностях. Он должен появиться на правительственном балу; там я встречу его.
– У меня вызывает отвращение сама мысль о том, что я позволяю тебе говорить с таким человеком. Но я знаю, насколько ты умна; да и необходимость в этом слишком велика. Но придет ли он на бал?
– Я напишу ему записку и приглашу его, – сказала она. – А заодно посоветую ему с юмором относиться к политике и не допускать ее в свою личную жизнь. Я уверена, что он придет; ну, а если нет, то я найду другой способ увидеться с ним.
Молара посмотрел на нее с восхищением. Никогда прежде он не любил жену сильнее, чем теперь, когда он понял, как она была полезна для него.
– Тогда я оставляю это на твое усмотрение. Меня пугает, что ты потерпишь неудачу, но если ты сможешь справиться с этой задачей, государство будет спасено. Если же нет, никто особенно не пострадает.
– Я добьюсь успеха, – уверенно ответила Люсиль и, поднявшись со своего места, направилась к дому. Глядя на своего мужа, она почувствовала, что ему хотелось побыть одному.
А он продолжал еще долго сидеть, задумчиво глядя на воду, где безмятежно плавали жирные, ленивые золотые рыбки. Выражение его лица было таким, словно он проглотил что-то отвратительное.