По сложившейся традиции Сартра принято представлять философом абсолютной свободы. Это действительно так, но с одной оговоркой: эта самая свобода и представляет собой ту причину, по которой все мы изначально отчуждены. В глазах Сартра свобода является обратной стороной отчуждения.
Таким образом, Сартра можно с полным основанием считать единственным философом XX века, отвергавшим идею первородной пассивности человека, которая якобы определяет все его действия и поступки. Опровергая теории Гуссерля, Хайдеггера, Мерло-Понти и особенно Анри, противореча психоанализу Фрейда и структурализму, Сартр берется показать, как человек, предпринимая активные действия, всегда выбирает свой собственный тип взаимосвязи с окружающим миром в рамках некоего свободного проекта.
В самый разгар века, взорванного психоанализом с его теорией бессознательного, Сартр отстаивает идею совершенно свободного человека, реализуя свой сумасшедший проект, красной нитью проходящий через все его философское наследие: выяснить, что такое тотальность. Сначала это была тотальность человеческой жизни (в его работе «Бытие и ничто», 1943 год), потом тотальность общества, являющаяся совокупной целостностью, пронизанной многочисленными тотальностями, каждая из которых порождена отдельно взятой субъективностью (в «Критике диалектического разума», 1960 год) и, наконец, тотальность жизни отдельно взятого человека, Гюстава Флобера («Идиот в семье», 1971 год), к биографии которого он обратился, чтобы проверить, насколько заявленные ранее теории могут найти конкретное подтверждение в «содержательном» повествовании о жизни этого писателя.
Таким образом, во всех трудах Сартра присутствует некий фундаментальный драматизм: человек совершенно свободен, он, не ища оправданий, должен нести всю ответственность за свои действия и поступки, к тому же он совершенно отчужден, в той мере, в какой каждый индивид в обязательном порядке представляет собой сознание мира, иными словами позиционирует себя в той или иной ситуации.
Правда, вначале философ был весьма далек от подобного подхода: не интересуясь на первом этапе свой научной мысли мировыми процессами, он лишь в 1939 году стал трактовать свое безразличие в качестве специфической формы вовлеченности. Будучи не в состоянии избежать выбора, он вынужден вновь взять жизнь в свои руки: после войны Сартр как интеллектуал с активной жизненной позицией выступает на передовых позициях всех политических фронтов, путешествуя по странам и континентам. Первая глава очерчивает его политический маршрут.
В то же время жизнь Сартра неотделима от его философской мысли: как человек и неделимая целостность, он в своих трудах все больше и больше смещает акценты в сторону того, как трудно в этой жизни вырваться из состояния отчуждения. При этом он никогда не подвергал сомнению тот факт, что изначально сознание всегда представляет собой чистую спонтанность и абсолютную свободу, из-за чего мы чувствуем себя скованными по рукам и ногам и без конца пребываем в ситуациях, в которых это самое отчуждение выходит на первый план.
Философская эволюция Сартра шла в следующем направлении: сначала он полагал, что мы являемся производной величиной наших действий и поступков (в работе «Бытие и ничто»); потом в работе «Святой Жене, комедиант и мученик» (1952) он пришел к убеждению, что в действительности мы представляем собой продукт наших собственных манипуляций над тем, что с нами предварительно сделали другие, тем самым признавая бремя отчуждения, навязываемого нам с самого раннего детства. Но при этом Сартр и дальше поддерживал идею, что первичным фундаментом сознания является чистая спонтанность. На примере биографии Жене Сартр измеряет влияние семейных, социальных, религиозных и идеологических условий на формирование индивидуальности.
В трех последующих главах настоящей книги рассматриваются различные виды отчуждений, представленные Сартром в его трудах, составляющие нашу сущность и заставляющие нас им противостоять по мере возможности, то есть в рамках нашей свободы. Здесь акценты работ Сартра смещаются с философии человека на философию истории человека, чтобы пролить свет на его роль в обретении свободы: в какой степени нас отчуждают общественная история и политические события, выпадающие на нашу долю?
Труд Сартра «Критика диалектического разума» (1960) ставит своей целью обогатить общественно-историческим измерением первоначальные исследования философа, о которых говорится в работе «Бытие и ничто». Таким образом, человеческая реальность становится праксисом, и это подчеркивает, что человек в первую очередь есть субъективность, активно действующая и преобразующая мир, человек – это история. Хотя при этом следует еще понять, как же, собственно, вершится история.
Историческое измерение, которое в работе «Бытие и ничто» упоминается лишь вскользь, в «Критике диалектического разума» играет ведущую роль. Вопрос, рассматриваемый в этом труде, звучит так: «При каких условиях можно познать историю?» Сартр пытается понять, как субъективности, свободные с онтологической точки зрения, объединяются друг с другом, образуют структуры, подобные группам. Если субъективность труда «Бытие и ничто» сталкивалась с некоей иной субъективностью, то субъективности «Критики диалектического разума» сталкиваются со всеми остальными в рамках истории. В этом отношении данное сочинение представляет собой великий труд по исторической антропологии.
Результаты двух этих работ обнаруживаются в биографическом исследовании «Идиот в семье», первый том которого предваряется таким вопросом: «Что сегодня можно знать о человеке?» Здесь Сартр в последний раз пытается подвергнуть испытанию свой проект познания тотальности человека, анализируя жизнь Гюстава Флобера («Идиот в семье»), привлекая онтологические наработки своих трудов «Бытие и ничто» (свобода ситуации) и «Критика диалектического разума» (исторические отчуждения).
В то же время проект тотального понимания человека требует внимательного рассмотрения морального измерения его действий и поступков. Подобное исследование должно было последовать за трудом «Бытие и ничто», но Сартр отказался от намерения уделять морали внимание.
Причину этого мы попытаемся разобрать в главе V, выдвинув для этого следующую гипотезу: нет никакого смысла составлять наброски о директивной морали в философском контексте, выдвигающем на первый план своих исследований тот факт, что человек неизменно занимает в окружающем мире определенное положение; философия такого рода может изучить единственно то, как человек воспринимает и воплощает в жизнь эти незыблемые принципы морали. При этом мы будем ссылаться на лекции, написанные Сартром в 1965 году, которые он намеревался читать в американском Корнельском университете, но впоследствии отказался от этого намерения, отклонив приглашение в знак протеста против войны во Вьетнаме.
Философские исследования не могли оставить Сартра равнодушным к его собственной истории: попытки составить полное и всеобъемлющее представление о человеке во весь голос заявляют о себе и в его литературных произведениях. Ему нужно понять, что он собой представляет, осознать себя ребенком без отца, нежно любимым сыном матери-сестры, внуком эльзасского буржуа Швейцера и студентом Эколь Нормаль, попутно то и дело задаваясь вопросом о том, какое место и роль должны отводиться писателю. Сартр на собственном опыте познает тот самый драматизм и разлом, который красной нитью проходит через все его труды; свой последний труд («Идиот в семье»), который сам автор позиционирует как «буржуазный и предназначенный для буржуазии», он пишет, одновременно оказывая поддержку политическим движениям крайне левого толка и примыкая к ним, что позволяет его соратникам привлечь к себе некоторое внимание, по крайней мере, большее, чем если бы Сартр остался в стороне.
Последняя глава посвящена Сартру как теоретику литературы, театра и искусства.
Этот философ, проповедующий свободу и активную жизненную позицию, с большим опозданием осознает свои собственные отчуждения и причины, по которым политика не представляла для него никакого интереса, пока в 1939 году его самого не захватил исторический вихрь. По окончании войны мировая слава, которую Сартру принесли его труды и «прогрессивные» политические взгляды, позволят ему отстаивать ценности справедливости и равенства. Сартр лелеял мечту об обществе, в котором правили бы не подавление и манипуляции, но свобода мысли и самовыражения для каждого отдельно взятого человека.
Можно спорить на что угодно, что в нашем нынешнем мире, где ключевую роль играют экономические интересы, но никак не политическая идеология, Сартр настаивал бы на абсолютном характере ценности человеческой жизни (а не мнимой экономической необходимости), равно как и нашей ответственности за судьбу планеты.
И делал бы он это потому, что, по его глубокому убеждению, никаких оправданий в сущностном плане нам нет и быть не может.
Философия Сартра и по сей день не утратила своей актуальности. Предложенные им концепции, такие как пререфлексивное сознание, самообман, детотализованная тотальность, серия и группа в слиянии, а также обеспечиваемые этими концепциями механизмы постижения процесса формирования индивидуальности человека (экзистенциальный психоанализ) и формирования группы, события бунта и последующего за ним созидательного труда, предоставляют нам возможность познать суть явлений и трансформаций, происходящих в наши дни.