Сара стояла на пороге, не только нового пристанища, но и на пороге новой жизни.
Артур с родителями и братом Филиппом жил в двух-этажном очень красивом и добротном доме, с вензелями и старинным архитектурным дизайном.
Когда-то, совсем еще недавно, в спокойные времена, на двери их дома была помещена Мезуза – Писание, что означало, что его обитатели принадлежат к иудейской вере и что их дом посвящен служению Богу.
Теперь же так откровенно, никто не решался показывать свою принадлежность.
Это же касается и ермолки (кипы) – черные шапочки, которые мужчины этого дома, ранее носили, и дома и в своем магазине, а теперь – только дома, среди своей семьи.
Вместе с ними жили кузены Артура – Михаил и Семен, дети маминой сестры.
Они работали в семейном бизнесе отца Артура и Филиппа на заводе по производству мороженого «Пингвин».
На первом этаже особняка Хельблингов был производственный цех и магазин.
Завод приносил семье большую прибыль.
Мороженое «Пингвин» фирмы Хельблингов знали и любили далеко за пределами Львова, так как их продукция на «Ура» пользовалась спросом по всей области.
На втором этаже была квартира, где жила вся семья.
Много комнат, со вкусом и дорого обставленных, большая гостиная, и есть даже гостевые комнаты, а так же самое главное – огромная и удобная кухня, где искусно ворожит хозяйка, ибо еврейские законы о питании отличны от того, что принято у других народов.
И чтобы питаться, согласно Закону, необходимо приложить немало усилий.
Тора гласит о соблюдении этих законов, и очень четко: они нужны, чтобы «вы могли отличить священное от несвященного и нечистое от чистого».
Не всякое мясо и не всякую рыбу можно есть в приличной еврейской семье – этот закон прививается еврейским детям с пеленок.
Кашерность – это чистота!
И не только с точки зрения гигиены.
Это большая наука, которой еврейский народ старается придерживаться всю жизнь.
Как-то однажды маленький Артур пошел с мамой на базар за мясом.
Он очень любил эти походы на базар.
Там всегда так шумно, весело.
Отовсюду смех, музыка.
А вон две соседки стоят посередине базара, им наплевать, что их люди обходят, стоят себе судачат:
– Била у Леши, та вон там, за углом, купила два кило синих, сделаю рагу… Кило бичков: старшеньких пожарю, а младшеньких отварю на юшечку…
А у того прилавка толстая тетя пристала к мяснику, она разглядывает говяжьи мозги, лежащие на прилавке:
– Что у вас сегодня свеженького?
– У нас сегодня свеженькое – Я!!!
– А по чём у Вас этот говяжий ум?
– Без установки – по семь!
Мимо проковылял, явно чем-то расстроенный старый дед, чертыхаясь на каждом шагу:
– А чтоб за меня горе так забыло!!!
И такой каламбур, как по кругу – голоса, голоса, голоса: «Белла Соломоновна, где Вы пошли?», «Мадам, их давно уже пора продать!», «Сара! Тебе не холодно в ногах?»…
– Мадам, смотрите, какой у меня товар! – пристал мясник к маме.
– Не, не, не надо.
– Люди, имейте совесть, покупайте хоть что-нибудь! – орет на весь базар мясник всем прохожим.
Мы идем дальше.
– Мама, а почему ты всегда покупаешь мясо у дяди Леши? Смотри сколько мяса продают другие!