Хафид остановился у зеркала в бронзовой раме, пристально вглядываясь в отражение в полированном металле.
– Только глаза сохранили молодость, – пробормотал он, отвернувшись, и медленно побрел по мраморному полу мимо колонн из черного оникса, поддерживающих потолок, отделанный золотом и серебром. Тяжелой старческой походкой он миновал резные столы из кипариса и слоновой кости.
На кушетках, тахтах и стенах поблескивали украшения из черепашьих панцирей, инкрустированные драгоценными камнями, переливалась парча искуснейших узоров. Безмятежно растущие в бронзовых горшках огромные пальмы обрамляли фонтан с мраморными нимфами, а цветочные вазы, покрытые самоцветами, могли бы посоперничать красотой со своим содержимым. Ни один посетитель дворца Хафида не смог бы усомниться в богатстве хозяина.
Старик пересек огороженный сад и вошел в хранилище, простиравшееся за дворцом на пять сотен шагов. Эразмус, главный казначей, в нерешительности ожидал его у самого входа:
– Приветствую вас, господин.
Кивнув, Хафид молча проследовал дальше. Эразмус двинулся за ним. На лице его явственно читалось беспокойство, вызванное необычным предложением хозяина встретиться именно здесь. Возле погрузочной площадки Хафид остановился, наблюдая, как товары снимали с повозок, раскладывали по отдельным палаткам и пересчитывали.
Тут были тонкие холсты, шерстяная пряжа, пергамент, мед, ковры и масло из Малой Азии, стекло, инжир, орехи и бальзам из его родной страны, ткани и лекарственные средства из Пальмиры, имбирь, корица и драгоценные камни из Аравии, пшеница, бумага, гранит, алебастр и базальт из Египта, гобелены из Вавилона, картины из Рима, статуи из Греции. В воздухе висел густой аромат бальзама, и тонкое обоняние Хафида позволяло распознать запах сладких слив, яблок, сыра и имбиря.
Наконец он повернулся к Эразмусу:
– Старина, сколько денег сейчас в нашей сокровищнице?
Казначей побледнел:
– Всего, господин?
– Всего.
– Я не проводил последних подсчетов, но думаю, более семи миллионов золотых талантов.
– А если все мои товары со всех складов и лавок обернуть в золото, сколько получится?
– Опись за этот сезон пока не закончена, господин, но я бы добавил еще не менее трех миллионов талантов.
Хафид кивнул:
– Больше ничего не покупайте. Незамедлительно примите все меры, необходимые для продажи всех товаров, и оберните их в золото.
Казначей в немом удивлении раскрыл рот. Он дернулся назад, словно от удара, а обретя наконец дар речи, с трудом выдавил:
– Но, господин, я не понимаю. Этот год стал для нас самым прибыльным. Каждая лавка сообщила об увеличении продаж за предшествующий сезон. Даже римские легионеры стали нашими покупателями, ибо разве не вы за две недели продали прокуратору Иерусалима две сотни арабских скакунов? Простите мою дерзость, ибо я редко подвергаю сомнению ваши распоряжения, но данный указ я не в состоянии постичь.
Улыбнувшись, Хафид мягко сжал руку Эразмуса:
– Мой верный друг, достаточно ли крепка твоя память, чтобы вспомнить мое первое распоряжение, отданное, когда ты поступил ко мне на службу много лет назад?
Эразмус на мгновение нахмурился, но его лицо тут же прояснилось:
– Вы, господин, повелели мне каждый год половину нашего дохода раздавать бедным.
– Разве тогда ты не счел меня глупцом?
– Меня терзали дурные предчувствия, господин.
Хафид кивнул и указал на погрузочные площадки:
– Теперь ты признаешь, что твои опасения были напрасными?
– Да, господин.
– Тогда доверься моему решению, пока я не разъясню свои планы. Я уже стар, и потребности мои скромны. Поскольку моя горячо любимая Лиша покинула меня после стольких счастливых лет, я хочу раздать все свое богатство беднякам этого города, оставив себе ровно столько, чтобы дожить остаток жизни, ни в чем не нуждаясь. Еще я хочу, чтобы ты, помимо распоряжения нашим имуществом, подготовил все необходимые бумаги, позволяющие передать лавки во владение тем, кто ими сейчас управляет. И выдели по пять тысяч золотых талантов каждому управляющему в качестве награды за годы преданной службы. Пусть они заполнят прилавки тем, чем пожелают.
Эразмус принялся было что-то говорить, но Хафид поднял руку, призывая его к молчанию:
– Это поручение претит тебе?
Казначей помотал головой и слабо улыбнулся:
– Нет, господин, я просто не могу понять хода ваших мыслей. Вы говорите как человек, чьи дни сочтены.
– Это так похоже на тебя, Эразмус, беспокоиться обо мне, а не о себе. Неужели тебя не тревожит собственное будущее, когда нашей торговой империи придет конец?
– Мы многие годы были друзьями. Как же я могу думать только о себе?
Хафид обнял старого друга и ответил:
– Не нужно. Я попрошу тебя незамедлительно перевести пятьдесят тысяч золотых талантов на твое имя и умоляю оставаться со мной, пока я не исполню данное давным-давно обещание. Когда же оно будет исполнено, я завещаю этот дворец и склад тебе, ибо тогда буду готов воссоединиться с Лишей.
Старый казначей, не веря ушам своим, смотрел на хозяина:
– Пятьдесят тысяч золотых талантов, дворец, склад… Я не достоин…
Хафид кивнул:
– Твою дружбу я всегда считал самым ценным своим богатством. Мои дары ничтожны по сравнению с твоей безграничной верностью. Ты овладел искусством жить не для себя, а для других, и твоя доброта выделяет тебя среди прочих людей. А сейчас торопись исполнить мои поручения. Время для меня бесценно, а песок в часах моей жизни почти иссяк.
Эразмус отвернулся, скрывая слезы. Дрогнувшим голосом он спросил:
– Какое обещание вам осталось сдержать? Хоть и были мы как братья, не помню, чтобы вы говорили о чем-то подобном.
Сложив руки, Хафид улыбнулся:
– Я встречусь с тобой снова после того, как ты выполнишь мои утренние распоряжения, и открою секрет, которым за тридцать лет не поделился ни с кем, кроме возлюбленной жены.