Целое утро Рита думала о погибшей Виолетте Крупиной. На столе в кухне перед ней стояла чашка с кофе, в пепельнице дымилась сигаретка. Не хотелось идти ни по магазинам, ни смотреть телевизор, ни укладывать волосы, ни путешествовать по Интернету, ничего… Даже постель убирать не хотелось, ведь простыни еще хранили в себе запах мужчины, который провел здесь всю ночь… Марк! Какой нежный, сколько же в нем накопилось любви… Она так расслабилась после ночи с ним, что чувствовала себя вялой, немного пресыщенной и предельно счастливой. Она вдруг представила себе, что родила ребенка от Марка, девочку, и отправилась с ней гулять по парку… поздно вечером… Нет, картинка эта давалась ей с трудом. Зачем это ей брать коляску и отправляться на ночь глядя гулять по парку? Что могло бы ее заставить выйти с дочкой из дома в столь поздний час? Стоп! Почему это все решили, будто бы Виолетта вышла из дома поздно? Она могла выйти и в пять, и в шесть и все это время где-то находиться, а потом уже возвращаться домой через парк, ведь ее дом расположен совсем рядом с местом убийства… Быть может, ей позвонил муж и попросил прийти? Но зачем, если он сам мог прийти домой, тем более что он знал – уже поздно и девочке пора быть в кроватке?.. Никто не видел, сказал Марк, когда именно Виолетта вышла из дома. Нет достойных свидетелей, способных подтвердить алиби и самого Крупина. Любовница? На то она и любовница, чтобы любить мужчину, а не выдавать его следователям прокуратуры. Насколько лжива и продажна может быть эта женщина, чтобы покрыть преступление своего любовника? Именно этим и хотела заняться Рита, вместо того чтобы бесцельно слоняться по квартире и вспоминать каждую деталь недавнего свидания с Марком. Она очень боялась, что он больше не придет… Откуда взялся этот страх, она не могла объяснить. Ведь еще ни разу в жизни она не боялась так потерять мужчину, как сейчас. Хотя объяснение лежало на поверхности: она влюбилась в него и теперь попала в зависимость от него. Но вот хорошо это или плохо – она еще для себя не выяснила… Просто хотела, чтобы он всегда был рядом. Какое эгоистичное желание!
Она позвонила в дверь Берты Селезневой, еще не представляя, как завяжет разговор и как вообще объяснит свой визит…
– Кто там? – услышала она недовольный и даже как будто раздраженный женский голос.
– Вы – Берта?
– Да… Подождите, сейчас открою…
Дверь распахнулась, и Рита увидела красивую молодую женщину, блондинку с бледным растерянным лицом. Черное платье слишком коротко, но зато какие стройные, совершенно белые, не тронутые загаром ноги… Крупин запутался в этих ногах, задохнулся в этих стройных бедрах, утонул в этих светлых солнечных волосах…
– Ну точно! Это вы, я так рада! Извините, что явилась без приглашения… Я сейчас все объясню… Меня зовут Маргарита. Я – художница. Увидела вас недавно на улице и поручила одному своему знакомому мальчику проследить, где вы живете… Понимаете, я коллекционирую интересные лица. Мне очень хочется написать ваш портрет. Вот, собственно, и все. Я хорошо заплачу вам за сеансы… Не спешите отказываться. Ну что вам стоит немного посидеть и подумать о своей жизни, к примеру?.. Время для вас пролетит быстро… Я постараюсь как-нибудь развлечь вас, расскажу вам какие-нибудь идиотские анекдоты… Правда, я не очень-то хорошая рассказчица…
– Послушайте, Маргарита, это замечательно, что вы художница, но, согласитесь, это не очень хорошо – вот так вот вламываться в чужой дом…
– А что бы вы сделали на моем месте? Написали бы письмо с просьбой о позировании? Не слишком ли все это сложно? Я вижу, что вы никуда не спешите, что на вас домашнее платье…
– Ладно, проходите… Тем более что у меня сейчас на душе так скверно… Быть может, вы – именно тот человек, который мне сейчас нужен…
И она впустила Риту. Даже предложила ей кофе.
– Знаете, кофе я принесла с собой. Купила по дороге. Думаю, а вдруг так захочется кофе, а у вас нет…
– Какая вы странная. – Берта слабо улыбнулась. – Может, вы еще и масло с булочками купили?
– Нет, только кекс. Но очень свежий. Вы не боитесь испортить вашу прекрасную фигуру?
– Нет. Теперь я ничего уже не боюсь. Устала бояться. А где же ваш… инструмент, бумага?.. – Во взгляде Берты просквозила ирония.
– Все в сумочке. Вот небольшой альбом, карандаши, уголь… Сначала я хочу сделать эскизы…
«Ну вот и мои способности пригодятся для такого важного дела, как расследование убийства», – пронеслось в голове Риты, хотя где-то в глубине души она понимала, что ведет себя действительно странно, если не безрассудно, и что ею в данный момент движет не столько желание помочь Садовникову распутать дело об убийстве, сколько произвести на него впечатление. А ведь еще не так давно мужчины ее интересовали исключительно с эстетической точки зрения, и ей бы никогда в жизни не пришло в голову едва ли не на второй день знакомства отправляться знакомиться с абсолютно незнакомым человеком, да к тому же еще и любовницей главного подозреваемого в убийстве… Причем она действовала крайне решительно, словно уже поступала таким образом неоднократно и знала, как себя вести в подобных случаях. И задачу она перед собой ставила, как ей казалось, довольно простую: установить, склонна ли эта личность ко лжи, способна ли на соучастие в преступлении.
– И все равно, согласитесь, необычная ситуация… – Берта пригласила свою гостью в гостиную, усадила за стол и отправилась на кухню варить кофе. – Вы приходите ко мне, заявляете, что хотите написать мой портрет… А почему я должна вам верить?
– О, у меня и на этот счет имеются доказательства… Чтобы вы не подумали, будто бы я пришла ограбить вас… Вот смотрите, это я скопировала из Интернета: большая статья обо мне, с репродукциями моих картин, которые были проданы в Лондоне, а это, – Рита вертела в руках помятые листки, – частная выставка в Париже, где было выставлено несколько моих работ… Но вы ведете себя абсолютно правильно, я бы тоже отнеслась к подобному визиту посторонней женщины с недоверием… Однако пройдет немного времени, и вы поверите мне и даже будете благодарны в какой-то мере за то хотя бы, что я оставлю вам все эскизы: вы сможете вставить их в рамки и будете показывать своим друзьям…
Да, она намеренно вела себя таким образом, чтобы впоследствии именно Берта чувствовала себя обязанной ей, а не наоборот.
Другая женщина на месте Берты каким-нибудь образом прокомментировала бы это заявление, выказав свое удивление, если не презрение к вызывающе нескромной художнице. Берта же промолчала, пробежав взглядом по статье, лишь пожала плечами.
– Вы себе представить не можете, как несвоевременно и одновременно вовремя вы появились у меня… И вы на самом деле можете мне заплатить за позирование? – Берта поставила перед Ритой чашку с кофе и пододвинула тарелку с кексом.
– Да, я же обещала…
– И что же такого особенного вы нашли в моей внешности, что заставило вас прийти ко мне?
– Ваше лицо… Не знаю, как объяснить… Просто увидела готовый портрет… Знаете, у меня так бывает… Возможно, мне не удастся точно скопировать его, это не в моем стиле, но вашу сущность я непременно должна уловить…
– Надо же…. Зачем вам моя сущность?
– Я понимаю, у вас плохое настроение, я это чувствую, но это же временное состояние… Пройдет время, и оно поднимется, все в этой жизни меняется, к счастью… У меня, если хотите знать, тоже дурное настроение… Больше скажу – отвратительное, но я нахожу утешение в работе, в творчестве… Ведь если разобраться, то никому и ни до кого нет дела, согласитесь. У вас какие-то свои проблемы, я это вижу, а у меня – свои. Постараемся хотя бы на время забыть о них, вот и все. Вы еще не научились владеть собой настолько, чтобы ваше лицо не отражало ваших подлинных чувств?
– Нет, – со вздохом ответила Берта и еще больше погрустнела. – Да и зачем что-то от кого-то скрывать? Какой в этом смысл?
– Не знаю… Может, вы и правы.
Рита усадила свою грустную натурщицу таким образом, чтобы свет из окна освещал ее лицо, села напротив с альбомом, взяла уголь…
В комнате стало тихо, лишь шуршал по бумаге, оставляя черный жирный след, уголь.
Рита представила себе, как оживает эта комната да и вся квартира с приходом мужчины. Она словно видела сидящего в кресле любовника Берты – Валеру. На подлокотнике – Берта, она обнимает Валеру за шею, склоняется к нему, целует в голову, в теплые волосы… Она счастлива, что он нашел время заглянуть к ней. Она знает, что у него жена, маленький ребенок, и понимает, что не так-то просто будет ей дождаться, пока разрушится эта заболевшая изменой семья. Но она будет ждать. Она будет делать все возможное, чтобы он, ее возлюбленный, наконец ушел из семьи, бросил и жену, и ребенка. Нет, ребенка, он, конечно, не бросит, будет заботиться о девочке; возможно, малышка время от времени станет появляться и в этой квартире… Берта будет делать вид, что любит эту девочку, постарается сделать так, чтобы она поскорее освоилась здесь и считала этот дом своим вторым домом. Она будет покупать ей игрушки и кормить сладкими пирогами.
Как долго Валера будет сидеть в этом кресле? Пригласит ли его Берта поужинать или у них это не принято? Ведь у них и так немного времени, поэтому, может, он и проведет в кресле всего несколько минут, а потом они отправятся в спальню… Они будут любить друг друга, как воры. Она будет воровать его у жены, Виолетты, а он будет воровать Берту у других ее любовников – бывших и будущих. Роман, основанный на лжи, – как ей это знакомо… Сколько женатых мужчин пытались стать любовниками Риты… Они приходили к ней с цветами, вином, готовые к измене, как к войне. Солдаты любви! Ну не смешно ли? Зачем тогда жениться? Чтобы было куда приходить, было бы что есть в чужом доме – да, уже в чужом? Чтобы просто была та, которая примет его всякого: больного, расстроенного, неудачливого, уставшего, слабого, голодного, нищего, – жена… Это к любовнице, вот к такой, как эта холеная и красивая женщина с немецким именем Берта, следует приходить в хорошем настроении, чистым, здоровым, полным любовных сил и с туго набитым кошельком…
Берта сидела прямо и задумчиво разглядывала стену напротив. Изредка бросала взгляды на художницу. Еще немного, и она расскажет ей, посторонней женщине, вторгшейся в ее жизнь, о том, что с ней произошло. Потому что не может больше молчать. Все ее счастье, ее любовь могут разрушиться по вине следователя, который не хочет поверить ей. И не потому, что у нее на лбу написано, будто бы она лгунья, нет. Просто она – любовница Валеры.
– У меня беда… – Она разлепила губы и поняла, что готова заплакать. Ей вдруг стало нестерпимо жаль себя.
– Да, я понимаю, что пришла некстати… Но если я скажу, что и у меня тоже беда… И что я сбежала из дома, чтобы только не оставаться там… – вдруг произнесла художница и тоже помрачнела. – Не думаю, что мужчины страдают так же, как и мы…
– Откуда вы знаете, что это из-за мужчины?
– Чувствую. Вы живете одна, но время от времени у вас появляется мужчина… Так многие живут… – Рита выпрямилась и потрясла уставшей рукой. Потом сдунула черную угольную пудру с листа. Портрет не удавался. Женщина, смотрящая на нее с альбомного листа, была кем угодно, но только не Бертой. Вот что значит работать без вдохновения и лгать…
– Понимаю, вы увидели мужские тапочки в прихожей, – догадалась Берта.
– Да нет, ничего такого я не заметила. Просто в доме не чувствуется мужской дух. Не знаю, как это объяснить. Но вы – красивая женщина, поэтому я предположила, что у вас кто-то есть. В этом вся проблема… Он есть, и одновременно его нет.
– Он есть, есть, есть!!! Но может так случиться, что его не станет. – Глаза ее повлажнели от слез. – Его жену убили вчера ночью, а его арестовали по подозрению в убийстве. А у него есть алиби, он был весь вечер у меня и никуда не отлучался! Но Садовников мне не верит!
– А Садовников – это у нас кто? – поинтересовалась художница, и сердце ее забилось сильнее. Ей было приятно, что эта женщина упомянула имя ее любовника.
– Это следователь прокуратуры. Сначала я, когда увидела его, подумала: вот этот человек во всем разберется, он сделает все, чтобы Валеру выпустили… Но он не верит мне, я чувствую, не верит! Ему требуются свидетели. Но какие свидетели могут быть у меня в спальне? Только подушки да еще пальма в углу… Она видела, что он был один, вернее, что он был со мной… И никуда не уходил. Мы не спали. Он редко когда спит у меня… Хотя нет, что я такое говорю, он уснул. Это я почти не спала. Мне нравится смотреть, как он спит. Мы выпили немного вина, расслабились, а потом он заснул…