2
Хозяин сельской лавочки фон Страус ожесточенно жевал толстую сигару, которая торчала у него из клюва. Вставив в один глаз монокль с толстым стеклом, он внимательно смотрел, как работает Улли; ее лапки мелькали так быстро, что трудно было за ними уследить. Тесное подвальное помещение едва освещала висевшая под потолком керосиновая лампа. Роберто и Бенни кое-как устроились, расположившись за верстаком. Они тоже наблюдали за энергичной деятельностью выдры. Стояла почти полная тишина. Только было слышно, как капает вода из крана и мурлыкает Улли, напевавшая себе под нос When the Saints go marсhin’ in[2]. В кучах хлама, которым был завален подвал, она отыскала ржавую пишущую машинку, разрозненные детали от сломанных велосипедов и еще много непонятных вещей, в которых могла разобраться только она сама. И сейчас Улли колдовала над ними, собирала и привинчивала, не останавливаясь ни на миг.
– По-моему, вы очень правильно сделали, что оставили Самсона и Грету в «Раздолье», – произнес фон Страус, выпустив струю голубоватого дыма. – Во-первых, они оба немного боязливы. А во-вторых, полезно быть в курсе того, что еще взбредет в голову этому пакостному шерифу. Я рад, что в пансионате, кажется, ничего особенного не происходит.
– А что ты думаешь насчет так называемого дела, о котором он болтал? – шепотом спросил Бенни.
Фон Страус покачал головой:
– Об этом я ничего не могу сказать. Сегодня утром он приходил ко мне и конфисковал ящик с медовыми пряниками. А еще грозился, что мне придется провести двадцать девять лет на принудительных работах, если не выполню его распоряжений. Каково? Это мне-то, который всю жизнь честно трудился без отдыха и без сна.
– А ты не знаешь, где его контора? – спросил Роберто.
– Представь себе, знаю, причем очень хорошо! Потому что он потребовал, чтобы я доставил ему все нужное на дом. Пришлось на целый час закрывать магазин! Он расположился в заброшенной усадьбе за поворотом. У него там и тюрьма оборудована. С решетками на окнах и все прочее.
– Не верю, чтобы закон разрешал делать то, что он себе позволяет, – сказал Бенни. – Просто невозможно в это поверить!
– А не все ли равно, – с горечью ответил Роберто. – Да и нашего ли ума это дело! Единственное, нельзя забывать, что связались со здоровенной псиной, которая неизвестно что еще может выкинуть.
– Согласен! – поддержал его фон Страус. – Такого громилу еще поискать.
– Ну вот! – объявила Улли, вытирая ветошью лапки. – Абракадабра! Семафор открыт – поехали!
Бенни недоверчиво осмотрел то дикое сооружение, которое на скорую руку сварганила Улли.
– Неужели на этой… на этой штуковине действительно можно печатать газету?
– Еще бы! Это самый лучший печатный станок на свете! Иди сюда и садись за него. Я покажу тебе, как это делается. Уверена, ты будешь очень рад и сам увидишь, до чего это здорово!
Бенни вскарабкался на что-то, оказавшееся старым сиденьем от комбайна. Перед собой он увидел приборную доску от «Форда 17M», а над ней Улли установила старую пишущую машинку.
– Нажми на красную кнопку! – От нетерпения Улли так и подпрыгивала на месте.
Бенни не решался.
– Ну, давай же, Бенни! Скорей! Нажми на красную кнопку!
Бенни нажал. И тут все, за исключением Улли, так и подскочили от испуга, потому что в тот же миг в углу заработали три старых телевизора, поставленные друг на друга. Все три экрана вдруг засветились.
– Хорошие машинки! – ликовала Улли. – А теперь давай напиши какую-нибудь чепуху, не забудь только вертеть велосипедные педали вон там у тебя под сиденьем.
«“Новости фьорда” пытаются закрыть!» – написал Бенни, усердно крутя педали. И в тот же миг все предложение появилось на экране верхнего телевизора.
– Вот это да! – удивился Бенни. – Да это же почти настоящий компьютер!
– Ага! – подтвердила Улли. – Только втрое круче. Потому что если ты хочешь, то можешь одновременно писать три статьи. Видишь сбоку рычаг передач? Переключи его на вторую скорость, и окажешься на экране номер два. И так далее. Но самое главное – ты можешь одновременно писать статью и печатать газету. Вот, смотри! – и Улли стала все показывать и объяснять: – Вот этот кабель идет от приборной доски через ящик с апельсинами. Там позади стоит печатная машина, я собрала ее из старого копировального пресса, картофелекопателя и сломанного унитаза. Так что валяй, Бенни, давай пиши!
И Бенни принялся выстукивать на машинке разгромную статью, разоблачающую безобразия, которые творятся в округе, а Улли дернула цепочку, и тотчас же включилась печатная машина.
– Недурно! – одобрительно сказал Робертo. – И почти не слышно шума.
– Даже от пишущей машинки, – восхищенно прошептал Бенни.
– А как же! – подтвердила Улли. – Вы ведь сами сказали, что будете работать тайком, хотя мне вообще-то больше нравится, когда машины гремят погромче.
Фон Страус стряхнул пепел с сигары:
– Замечательно! А теперь давайте не будем мешать Бенни делать газету. Работы ему, если не ошибаюсь, хватит на целую ночь.
– Ох, это уж точно! – сказал Бенни со вздохом. – Неужели мне придется все время крутить педали?
– Все время! – радостно подтвердила Улли. – Без перерыва!
Поднявшись из подвала наверх, все собрались в задней комнате. Фон Страус угостил друзей грушевым лимонадом. Улли залпом выпила свой стакан, рыгнула и скрылась за порогом в темноте. Роберто отпил маленький глоточек и устроился на диване поближе к печке.
Фон Страус загасил окурок и тотчас же раскурил новую сигару.
Остановившись у окна, он о чем-то глубоко задумался, уставясь в осеннюю тьму. С наступлением ночи поднялся ветер, и старый дом скрипел и потрескивал.
Наконец фон Страус произнес:
– Я не хотел рассказывать это при Бенни. Но я почти уверен, что мы имеем дело с самозванцем. Уже одно то, что он все время называет себя шерифом, а не ленсманом, показалось мне подозрительным.
Роберто кивнул:
– Ты прав. Но непонятно, зачем ему врать и притворяться шерифом? Ведь раз он никакой не шериф, значит, ему никто не платит зарплату.
– Вот именно. Поэтому я подумал, что, может быть, он – психопат.
– Как ты сказал?
– Психопат. Это такой зверь, который любит скандалить ради удовольствия. Поверь мне, такие тоже бывают. Я когда-то знал одну белку, с которой совершенно невозможно было разговаривать. Что ни скажи, она обязательно прицепится и каждое слово твое перевернет.
– Да уж, – сказал Роберто. – Миляга Людо Карсон явно не испытывает угрызений совести оттого, что мучает других. Скорее наоборот.
– Вот видишь! Во всяком случае, ясно одно: если он и дальше будет так забавляться, нам надо что-то предпринимать.
– Верно! – согласился Роберто. – Вот только что именно?
– Сейчас время позднее, – сказал фон Страус и зевнул так сладко, что выронил из клюва сигару. – Уже почти час ночи. Пойдем спать, а утром решим. Кстати, на дворе, кажется, дождь. Так что надень старый плащ, который остался от моего покойного батюшки.
Тем временем собралась настоящая буря. По небу мчались темные тучи, и дождь лил как из ведра. Сверкала молния, озаряя землю голубоватым светом. Спускаться по крутой дороге к пансионату надо было очень осторожно.
Выйдя из лесу и очутившись на опушке, Роберто заметил, что в окнах пансионата на первом и на втором этажах горит свет. При виде приветливых желтых огоньков ему стало тепло и радостно на душе. «Здесь я живу, – подумал Роберто. – Там внизу мой дом. Там ждут друзья. А всего лишь полгода назад мы с Самсоном жили в большом городе». Роберто содрогнулся при одном воспоминании об их холодной лачуге и о спертом воздухе, которым приходилось дышать. Другое дело здесь, на берегу фьорда! Тут тебе и простор, и сколько угодно свежего воздуха. Роберто прибавил шагу и почувствовал себя совсем помолодевшим.
Но тут вдруг ему предстало зрелище, которое перебило его приятные мысли и настроило совсем на другой лад. Внизу, всего в нескольких метрах от него, на уступе холма сидел Людо Карсон и пристально наблюдал в бинокль за окнами пансионата. Потоки дождя струились с полей его ковбойской шляпы и стекали по плащу. Роберто отчетливо видел его силуэт на фоне освещенного окна. А в окне Роберто разглядел Самсона, который сидел, притулившись у печки, и читал книгу.
В первое мгновение Роберто почувствовал такой прилив ярости, что чуть не бросился на спину ненавистному псу. Но тут он вспомнил его страшную пасть с могучими клыками и тихохонько попятился назад под сень лесных деревьев. Злой и обиженный, он поплелся домой кружным путем, чтобы незаметно зайти через заднюю дверь.