На диване напротив меня сидят отец и сын. Они пришли ко мне в кабинет не из-за серьезного психологического кризиса. На самом деле я знаю их обоих много лет. С отцом мы вместе работали в разных школьных комитетах, а семнадцатилетний Дэниел играл в лякросс с моим младшим сыном. Время от времени я принимаю Дэниела, когда у него возникает какая-нибудь проблема. В этот раз они пришли по инициативе отца, чтобы обсудить варианты поступления в колледж. Подобные консультации стали обычным делом, поскольку родители спрашивают мнение о потенциале своего ребенка и выборе колледжа для него у широкого круга специалистов. Я знаю, что папа – добропорядочный, трудолюбивый человек, а Дэниел – отличный мальчик, любимый товарищами по команде, спортивный, обладающий академическими способностями, одаренный и удивительно спокойный. Еще до начала разговора я знала, что он нацелился на престижный вуз, и мне любопытно, какой именно он выбрал.
Дэниел с энтузиазмом рассказывает о своем увлечении окружающей средой. Он любит математику и естественные науки, и предметом его интересов может стать инженерное дело или, возможно, экология. У него тесные отношения с несколькими учителями по этим дисциплинам, и он надеется найти вуз, где преподаватели являются хорошими наставниками для студентов. Похоже, его нисколько не тревожит отсутствие ясности, что именно в конечном итоге его интересует, но он непреклонен в одном: он должен поступить в колледж, где «приятные» студенты. Он устал от бесконечной конкуренции и стрессов в своей частной школе, где давление постоянно, и искренне говорит, что ему не терпится попасть туда, где сотрудничество ценится выше соперничества. Мне на ум приходит колледж Олин – маленькое, необычное техническое высшее учебное заведение в Нидхэме, штат Массачусетс, где обучение почти полностью основано на проектах и совместной работе студентов.
Мы только начали беседу, и я спрашиваю Дэниела, есть ли у него на примете какие-то конкретные колледжи или университеты. Будучи ребенком, выросшим в Калифорнии, он начинает с Беркли, Калифорнийского университета и Стэнфорда – ожидаемой тройки вузов для детей с высокими показателями в учебе из пригородных районов вроде моего. Затем он переходит к типичным названиям за пределами Калифорнии. Папа внимательно слушает. Дэниел упоминает небольшие колледжи гуманитарных наук, такие как Уильямс и Амхерст, а затем крупные престижные вузы вроде Джорджтауна и Массачусетского технологического института. Пока Дэниел рассказывает о плюсах и минусах каждого из названных заведений, его отец наклоняется все ближе, заинтересованный выбором сына. Наконец Дэниел с явной неуверенностью упоминает об университетах Лиги плюща[11]. Мне неясно, потому ли это, что он сомневается, насколько велики его шансы поступить туда, или потому, что они ему не совсем по душе. Через мгновение, когда Дэниел называет Брауновский университет, Корнелл и Гарвард, мне все становится понятно. При упоминании о Гарварде папа чуть не подскочил на диване и сказал: «Чтобы сын поступил в этот колледж, я бы не пожалел и своего левого яичка!» Оживленное лицо Дэниела тускнеет. У меня отвисает челюсть.
Тут очень много интересного. На первый взгляд кажется, что папаша – придурок, а сынок каким-то образом сумел вырасти вдумчивым и рассудительным. У Дэниела в семнадцать лет множество типичных подростковых проблем: ему нужно понять, кто он, что ему нравится, как сделать правильный выбор и какое будущее он хотел бы начать выстраивать. Но его точно не должна тревожить сохранность тестикул отца. Однако в основе этого обмена репликами лежит нечто более фундаментальное, чем неудачная шутка родителя. Когда Дэниел был младше, у них с отцом было примерно одинаковое понимание успеха. Но по мере приближения поступления в вуз их взгляды заметно разошлись. Это обычная и в целом положительная веха в развитии, потому что она означает, что Дэниел чувствует себя достаточно комфортно в семье, чтобы рассуждать об отъезде из дома и о том, что ему больше нравится, – две наиболее острые психологические проблемы юности. Однако возникшее в результате расхождение во мнениях может привести к тому, что родители, их дети-подростки, а зачастую и вся семья могут впасть в состояние тревоги. Никто не хочет, чтобы его ребенок выбрал колледж просто потому, что «отстаивает свою самостоятельность» (на самом деле потенциально это лучшая причина, чем «я слышала, что туда девочкам легче поступить» или «в этом колледже отличные вечеринки»). Родители справедливо подчеркивают, что у них есть представление о долгосрочных последствиях выбора, которого их подросток не может иметь. Но что же заставляет отца Дэниела так надеяться на поступление в колледж, который явно не вызывает интереса у его сына и который не соответствует его четко сформулированным критериям?
Детство отца Дэниела пришлось на конец 1970-х. Он рос смышленым ребенком. Его родители неожиданно развелись, когда ему было двенадцать. Он и его брат жили в основном с матерью, оказавшейся после развода в стесненном финансовом положении. Мальчик усердно учился в школе, смог получить стипендию в престижном вузе, хотя и не в колледже Лиги плюща, и стал зарабатывать серьезные деньги, трудясь в сфере финансов. Женившись, он поклялся, что его семья никогда не будет страдать от лишений и нестабильности, которые испытывали они с братом и матерью. Фактически он прожил свою жизнь «на волне» и всегда имел высокие амбиции. Это сослужило ему хорошую службу. Он любил свою работу, чувствовал себя надежным кормильцем семьи и очень гордился тем, что его старший сын, казалось, шел по его стопам. Он был достаточно деликатен, чтобы не давить на Дэниела открыто, и подталкивал его к тому, чтобы рассмотреть множество разных вузов. Его спонтанный взрыв эмоций стал отражением его глубоко укоренившейся веры в то, что сын, как и он сам, скорее всего, будет добиваться успеха в условиях высокой конкуренции, особенно при поступлении в, пожалуй, самое престижное учебное заведение страны. Как всякий родитель, отец хотел, чтобы его ребенок был успешным и имел те преимущества, каких сам он оказался лишен. Его понимание успеха, основанное на преданности компании, соответствии требованиям общества, усердии, трудолюбии, конкурентоспособности и отличной учебе, весьма популярно. И его собственный успех стал подтверждением этой парадигмы.
Дэниел, напротив, вырос в обстановке любви и финансового благополучия. Его родителям удалось создать такую среду, где эмоциональное, физическое и академическое развитие ребенка могло протекать беспрепятственно. Умный, целеустремленный и трудолюбивый, он смог воспользоваться ресурсами, предоставленными семьей, школой и остальным окружением, которые высоко ценили достижения в учебе. Тот факт, что он казался непринужденным и гораздо менее напряженным, чем многие из его друзей, для окружающих его взрослых служил подтверждением того, что Дэниел будет как рыба в воде даже в колледже с самой высокой конкуренцией. Как и многие отличники, он особенно хорошо умел держаться на людях, даже когда его одолевали нормальные и предсказуемые подростковые тревоги. Дэниел был сдержанным по натуре и часто почти никак не проявлял внешне свои внутренние конфликты и переживания. Из наших с ним сеансов я знала, что его довольно долгое время беспокоила проблема честности в учебе. Акцент Дэниела на том, что он хочет попасть в колледж, где студенты «приятные», говорит о том, что в данный момент его больше волнуют социальные и этические аспекты, чем вопросы учебы, заботившие отца.
Дэниел большую часть своей юной жизни провел в школах с высококонкурентной средой. Он знал, что для получения хороших оценок нужно много работать, и ему было приятно, что его семья так радуется его успехам в учебе. В начальных и средних классах у него не было оснований сомневаться в таком взгляде на успех, поскольку он легко развивался в сложных школьных условиях.
Ситуация изменилась, когда он перешел в старшие классы. Дэниел по-прежнему очень хорошо учился, но стал замечать, как школьная среда оказывает давление на некоторых из его друзей. За полтора года до окончания школы его близкого друга увезли на реабилитацию из-за злоупотребления алкоголем, а девочку, с которой он дружил с начальной школы, госпитализировали из-за расстройства пищевого поведения. В начале последнего учебного года многие из его друзей начали принимать аддералл, стимулирующий препарат, обычно используемый при синдроме дефицита внимания и гиперактивности, чтобы не спать по ночам и успевать выполнять чрезмерные объемы домашних заданий. Списывание в его школе было обычным делом, и Дэниел всегда чувствовал дискомфорт, когда одноклассники списывали у него домашнее задание или даже контрольные работы. Он казался себе «злым человеком» и «плохим другом», если не давал списать, но не меньшие переживания испытывал, когда позволял это сделать. Он никогда не обсуждал подобные эпизоды ни с родителями, ни с учителями из-за боязни прослыть стукачом.
Это было только началом череды внутренних конфликтов из-за учебы, кульминация которых пришлась на третий класс старшей школы. Дэниел тоже начал списывать домашние задания у друзей, «чтобы не отставать». Годами это держалось в тайне, но однажды он был ошеломлен, узнав, что о его списывании анонимно сообщили на горячую линию школы. Дэниел думал, что за нечестность с него три шкуры спустят, и был шокирован, когда единственным наказанием стал краткий разговор с психологом и робкая просьба больше так не делать. Дэниел вел дневник и показал мне следующую запись об этой встрече.
«Сегодня я понял, что все, включая работников школы, понимают, что ученики вышли на битву. Битва за оценки, баллы на выпускных экзаменах и поступление в крутой вуз. Знаете, есть поговорка: „В любви и на войне все средства хороши“. Что ж, это война, и правила, в которых я был воспитан, больше неактуальны. Те ребята, кого я знаю много лет, стали невнимательными и жестокими друг к другу. Я чувствую, что отстраняюсь от всего этого. Я люблю учиться, поэтому мои оценки по-прежнему высокие, но мне уже неинтересно быть членом такого сообщества, где они ценятся выше честности и дружбы. Теперь я знаю, что колледж, куда я поеду учиться, должен быть совсем другим – вероятно, не престижным заведением с высокой конкуренцией, о каком мечтают для меня все вокруг. Я боюсь, что обижу своих родителей, которые столько работали, чтобы многое дать мне. Но если бы они действительно понимали, что происходит, думаю, они не стали бы возражать. Я просто не знаю, как объяснить это, – ведь они могут подумать, что я ленюсь или проявляю неблагодарность. Иногда мне хочется вообще махнуть рукой на всю эту историю с поступлением».
Дэниел очень грамотно вырабатывал собственную версию формулы успеха. Ему повезло вырасти в обеспеченной семье, и его меньше волновала нехватка материальных благ; он больше сосредоточился на сотрудничестве и личностном росте, чем его отец. Конечно, Дэниел усвоил многие ценности своей семьи: настойчивость, трудолюбие и преданность делу, – но он намеревался добавить к ним командную работу, любознательность, умеренность и честность. Этот ребенок искренне верил, что заслуженная четверка лучше нечестно заработанной пятерки. Дэниел напомнил мне, что не так давно подростки в моем кабинете часто и эмоционально говорили о вопросах морали. Что же произошло?
Дэниел оказался прав: его отцу трудно понять, почему сын подумывает о поступлении в менее престижный колледж, когда у него есть все шансы попасть в очень крутой. Отец, как и многие успешные мужчины, испытал огромное облегчение, узнав, что сын намеревается обеспечить себе финансовое благополучие. Для него это означало, что он проделал хорошую работу, подготовив сына к будущей ответственности за собственную семью. Если отец поймет, что Дэниела больше привлекает «мягкая» ценность быть «приятным в общении», а не «жесткая» (или, как сказал бы он сам, «практичная») – быть альфа-самцом, у него возникнет вопрос, достаточно ли хорошую работу он проделал.
В этом отношении и папе, и маме предстояло понять, что они очень хорошо воспитали сына, благодаря чему он не слишком восприимчив к мнению других и обладает внутренней мотивацией. Поскольку внутренняя мотивация тесно связана со всеми положительными аспектами (в частности, с успехами в учебе и с низким уровнем эмоционального стресса), у Дэниела действительно хорошие предпосылки для успеха независимо от того, какой колледж он в итоге выберет. Всего через пару сеансов отец увидел, что достойный восхищения взгляд Дэниела на то, что такое успех, усилия, упорство и правильные ценности, в значительной мере соответствовал его собственному. Есть интересные исследования, свидетельствующие, что отцы, активно участвующие в воспитании, оказывают существенное влияние на социальное и нравственное поведение ребенка[12]. Узнав об этом, папа был горд, и ему стало легче осознать, что, хотя они с сыном оба порядочные, амбициозные и трудолюбивые люди, Дэниел более реалистично понимает, в какой среде лучше всего сумеет сформулировать и реализовать свои цели. Отец получил похвалы за роль в воспитании и был признателен, что его вклад высоко оценили.
История Дэниела показывает, как трудно приходится даже самым компетентным и хорошо приспособленным детям независимо от того, разделяют ли они нашу нынешнюю парадигму успеха любой ценой или отказываются от нее. Дэниел чувствовал, что, находясь в системе, вынужден идти на компромисс с самим собой как в эмоциональном, так и в этическом плане. И когда он решил выйти из нее, столкнулся с неодобрением со стороны и своих родителей, и школы. В итоге он выбрал уважаемый небольшой колледж, в котором царила атмосфера взаимной поддержки преподавателей и студентов и чей студенческий коллектив известен высокой степенью сотрудничества – качества, которые Дэниел высоко ценил. Он отказался от нескольких «престижных» заведений, в том числе от одного колледжа из Лиги плюща. Дэниел по-прежнему хорошо учится, но, что не менее важно, чувствует себя в своем колледже как дома. Он учится и общается (необязательно именно в таком порядке) со студентами, которые тоже высоко ценят творческую совместную работу. Дэниел сделал отличный выбор. К сожалению, слишком многим учащимся сегодня не хватает сочетания внутренних ресурсов и внешней поддержки, необходимых для принятия правильного, здравого решения о том, куда поступать и даже что изучать.
Здесь нужно пояснить: эта книга не о преуменьшении значения успехов в учебе, высоких отметок и престижных колледжей. Напротив, она о том, как оптимизировать условия, чтобы гораздо больше детей могли стать по-настоящему успешными, не испытывая сильного стресса, настолько типичного сегодня. В настоящее время в США идут оживленные дебаты о том, как родителям и школам наилучшим образом способствовать успеху ребенка. Поскольку средствам массовой информации нравятся простые и спорные формулировки (особенно когда тема сложна и полна разных тонкостей), нам часто представляют, казалось бы, диаметрально противоположные взгляды на то, как способствовать успеху наших детей. С одной стороны, жесткие матери настаивают на строгости. Они с самого раннего возраста давят на своих детей, требуя максимальных результатов и не обращая внимания на их социальные и психологические потребности. Несмотря на это, их дети вырастают хорошо адаптированными, демонстрируют высокие показатели, выступают в Карнеги-холле[13], и по сравнению с ними обычные дети выглядят бездельниками. Это порождает в родителях страх, что их дети будут работать дворниками, в то время как другие получат лучшие и наиболее высокооплачиваемые должности. С другой стороны, существует разряд добросердечных ученых и специалистов по развитию детей, которые слишком сосредоточены на психологическом комфорте. Они настолько обеспокоены эмоциональным развитием детей, что готовы потакать их капризам, лишая какой бы то ни было финансовой стабильности в будущем. Такие дети могут стать хорошо приспособленными, самостоятельными и добрыми, но после колледжа они будут жить в подвале или спать на диване в гостиной родителей. Это подпитывает недоверие общественности к ученым, живущим в башнях из слоновой кости и отстраненным от реальной борьбы за воспитание детей.
Такого рода разделение не только несправедливо, но и неточно. За этими двумя точками зрения есть определенные различия в методах воспитания, но сходства гораздо больше. Все родители хотят, чтобы их дети были счастливы, любили и были любимы, компетентны в одних вещах и являлись специалистами в других, нашли радость и смысл в жизни, стали хорошими людьми и приносили пользу обществу. Нет никаких разногласий по поводу того, что все студенты должны усваивать знания, а усилия и практика являются ключом к обучению. Или что дети, особенно маленькие, очень нуждаются во внимании и наставлениях родителей. Судя по всему, настоящие разногласия возникают вокруг того, чьи потребности находятся в центре внимания, и тут у обеих сторон есть чему поучиться. Если пустить развитие ребенка на самотек преждевременно, это породит множество проблем, – равно как и подавление в ребенке стремления к самостоятельности. Ни один родитель не хочет воспитывать ребенка с эмоциональными нарушениями. И конечно же, самое главное: каждый ребенок – неповторимая индивидуальность. Самый быстрый способ разрушить любую теорию воспитания детей – обзавестись ребенком.
Важно ли держать планку для ребенка высоко? Несомненно. Мы знаем, что родители, возлагающие на своих детей большие надежды, соответствующие их способностям, добиваются того, что дети, как правило, учатся лучше тех, чьи родители не имеют особых требований. Дети с разной степенью успеха стараются соответствовать планке, заданной нами. Но мы должны следить, чтобы эта планка была правильной. Приоритет следует отдавать стараниям, а не результатам. У детей разные способности, и они меняются с течением времени и в зависимости от предмета. Если вы держите высокую планку в смысле старания, то правильный выбор учебного заведения не станет проблемой. Для одного это может быть Принстон, для другого – местный колледж. В обоих вариантах есть шанс на успех, но ни один из них не гарантирует его.
В системе, где хорошо адаптированный ребенок вроде Дэниела превращается в аутсайдера и нарушается равновесие в его нормальной во всех отношениях семье, есть нечто безумное. Как писал Гаррисон Кейлор, все дети в Лейк Вобегон[14] выше среднего. Но это вчерашние новости. Сегодня многие полагают, что если бы нашим детям давали хотя бы полшанса, то все они были бы выдающимися. Это верно по сути; однако в узком и поверхностном смысле, как понимают и измеряют успех большинство школ и стандартизированные тесты, это не так. Наши лучшие ученики слишком часто вынуждены идти на компромисс с собой в учебе, в физическом и психологическом плане, а еще гораздо большее число учащихся недооценены, потому что не учитываются их способности, навыки и интересы, и поэтому для развития их сильных сторон прилагается мало усилий. Родители, не принимая реальность, переоценивают способности своих детей и настаивают на том, что рядовые ученики – это дети с задержкой в развитии, хорошие ученики – на самом деле отличные, а отличники – гении. Цена этого неуемного стремления достигать нереально высоких результатов – целое поколение детей, больше всего напоминающих людей с психической травмой. Они чрезмерно озабочены уже прошедшими событиями, бесконечно зациклены на том, что, возможно, дали неправильный ответ или упустили какую-то возможность. Они испытывают тревогу, впадают в депрессию и часто занимаются самолечением при помощи наркотиков или алкоголя. Им трудно заснуть, и они бродят в затуманенном усталостью сознании. Некоторые дети просто бросают карты на стол и отказываются в этом участвовать.
Одна моя одаренная пациентка после того, как ей пришел отказ из колледжа с очень высоким конкурсом, несколько дней лежит пластом. Она не встает с постели, и, когда я навещаю ее, единственное, что она в силах выдавить сквозь слезы: «Все было напрасно. Я неудачница». А другой мой пациент, выросший на улице типичный троечник с потрясающими навыками межличностного общения и практическим стилем обучения, отказывается подавать документы в колледж из страха, что будет отвергнут, так как он чувствовал себя таким «каждый день, когда ходил в школу». Он самоустраняется всякий раз, когда кому-то из друзей приходит письмо с приглашением или отказом, называя весь процесс дурацким. Надеюсь, вооружившись известной степенью уверенности в себе, он пересмотрит свое отношение к поступлению и в следующем году подаст документы в заведение, где знают, как обучать тех, кто лучше учится на практике, и оценят его талант к общению и практические навыки. Подобным детям год передышки и заодно возможность почувствовать себя компетентным на какой-нибудь работе часто помогают стать увереннее в себе.
Как только мерилом достижений становятся тесты, на каждого ребенка выше среднего найдется ребенок ниже среднего. Чтобы существовала верхняя половина класса, должна быть и нижняя; однако обычно моя аудитория не слишком любит об этом задумываться. Это становится проблемой, когда мы забываем, что у наших детей способности разные и что стандартизированное тестирование учитывает только узкий их диапазон. Наша задача заключается в том, чтобы помочь детям найти и развить в себе этот потенциал, будь то математика, рисование, музыка, игры на свежем воздухе, отношения со сверстниками или любая другая из сотен возможностей глубокого обучения и конструктивного участия, существующих в мире.
У каждого ребенка есть как минимум одна «суперспособность», а обычно их несколько. Это навыки, таланты и интересы, которые естественным образом появляются у детей и доставляют им удовольствие. Мы можем радоваться ребенку, обладающему сверхспособностями к математике, и беспокоиться о ребенке, сверхспособность которого – постоянно висеть на телефоне, обсуждая социальные проблемы в школе. Однако обе эти способности могут оказаться полезными в жизни, принеся смысл и удовлетворение, – будь вы инженер, математик, организационный психолог или бизнесмен.
Чарлз Дарвин был посредственным и «ленивым» учеником, любившим возиться с минералами, насекомыми, монетами и марками. Вряд ли такие интересы предполагают, что человек вскоре изменит мир, подумало бы большинство из нас. И все же он его изменил. Назовите и похвалите сверхспособности вашего ребенка – это усилит в нем ощущение, что его знают и понимают, побудит его продолжать обучаться и укрепит его отношения с вами.
Я побывала в сотнях школ по всей стране, и особенно в них бросаются в глаза почетная доска с именами отличившихся учеников и шкафчик, полный спортивных трофеев, часто полученных десятилетия назад. Неизменное их расположение прямо у парадного входа дает понять, что ценится в этих школах. Но есть школы, где применяется другой подход, более близкий к реальности практически любого ученического сообщества. За их входными дверями, помимо демонстрации достижений в учебе и спорте, можно найти художественную выставку, фотовыставку, экспозицию велосипедов, разобранных автомобилей, модели одежды и образцы тканей, архитектурные макеты зданий, мостов и парков. Такие школы дают понять, что поощряют любознательность и старание и ценят широкий спектр талантов.
Помимо обучения и подготовки учащихся к стандартным тестам у школ есть много других функций. Это инкубаторы рабочей силы, тренировочные площадки для информированного участия в демократическом управлении и передатчики культуры и взглядов на мир. Мы надеемся, что они также функционируют как воспитательные учреждения, где ребенок развивает навыки, интересы, моральные качества и свое самоопределение. До тех пор, пока мы не решим расширить эти функции, чтобы больше детей чувствовали, что школа – безопасное место, открытое для разнообразных талантов ее учеников, она по-прежнему будет самым большим источником стресса в жизни ребенка. В реальном мире у успеха разные формы, и он возможен в самых различных сферах деятельности. Было бы хорошо, если бы мы могли донести это до наших детей.
Нам хотелось бы думать, что образовательные системы предназначены для развития потенциала каждого учащегося. Но на самом деле они всегда были спроектированы таким образом, чтобы выпускать работников, необходимых нашей экономике. Сидеть тихо, учить наизусть и беспрекословно подчиняться учителю – эти правила прекрасно отвечали потребности воспитать «человека организации», который пользовался большим спросом в 1950-х годах. У каждой образовательной системы есть свои плюсы и минусы, и система, поощрявшая конформность, производила рабочих, которые годами были преданы своим компаниям, но в целом пренебрегали творческим и критическим мышлением.
Такая система совершенно не соответствует потребностям растущей глобальной экономики знаний, где навык решения проблем, инновационное мышление, адаптивность и инициативность будут гораздо ценнее, чем знание «правильного» ответа, поскольку этот ответ вряд ли будет статичным. Мы иногда думаем, что у круглых отличников с высокими баллами на выпускном тестировании наилучшие перспективы, но большинство бизнес-лидеров говорят, что знания и технические навыки не так важны, как умение решать проблемы, общаться и задавать правильные вопросы. Конечно, эти два типа навыков не взаимоисключающие и одинаково заслуживают внимания. К сожалению, фиксация на знании правильного ответа оставляет мало времени и сил для обдумывания правильного вопроса. Серьезное исследование, проведенное IBM, показало: единственное качество, на которое делается особый акцент при поиске нового СЕО[15], – креативность[16]. Все это показывает, что, помимо разрушительных последствий для эмоционального развития наших детей, нынешняя система абсолютно не готовит их к той производственной обстановке, где им предстоит работать.
Заблуждений о том, что такое успех и как его добиться, предостаточно. Давайте начнем с некоторых мифов о воспитании успешных детей, уже напоминающих евангелие.
Умные дети получают высокие оценки.
Одни – да, другие – нет. Есть много разных проявлений ума, и не все они поддаются оценке при помощи тестов. В избитой фразе «Миром правят троечники» есть рациональное зерно. Многие навыки, которые приводят к успеху, особенно навыки межличностного общения и адекватное самовосприятие, в школе никогда не оцениваются.
Для того чтобы идти в ногу со сверстниками и иметь хорошие перспективы поступления в вуз, детям необходимы разнообразные внеклассные занятия.
Современным детям по большей части нужно то же, что и всегда: любовь, поддержка, ограничения и обязанности. В этом отношении дети, с которыми я работаю сейчас, ничем не отличаются от тех, с кем занималась тридцать лет назад. Развитие ребенка в принципе не меняется – оно заложено природой, и никакое количество дополнительных занятий не поможет, если ребенок чувствует, что он нелюбим или что ему все должны. И то и другое – плохие помощники в достижении успеха.
Престижная школа дает детям дополнительные преимущества в жизни.
Вот это особенно трудный случай. Большинство считает, что если ребенок сумеет попасть в Йельский университет, то он получит невообразимые преимущества при выходе во взрослый мир. Что любопытно, двое ученых, Алан Крюгер, экономист из Принстона, и Стейси Дейл из Фонда Эндрю Меллона, провели сравнительное исследование студентов, которые были приняты в Йельский университет и посещали занятия, и тех, кого приняли, но кто по семейным или финансовым обстоятельствам пошел в менее престижные колледжи. В дальнейшем они не обнаружили различий между членами этих двух групп ни в продвижении по службе, ни в уровне заработной платы[17]. Для ребенка соответствующего типа пойти учиться в Йельский университет – потрясающий выбор. Но, несмотря на то что это открывает дополнительные возможности, вряд ли траектория его жизни в значительной степени будет определена именно этим выбором (за исключением детей из экономически неблагополучных семей). Смышленые, трудолюбивые дети, как правило, преуспевают независимо от того, какой вуз они окончили.
Да, но мой ребенок в престижном колледже сможет обрасти связями, которые в будущем откроют ему многие двери.
Вполне вероятно. Огромное количество детей в престижных учебных заведениях происходят из семей с большими финансовыми и социальными связями. Там можно завязать полезные знакомства. Вопрос не в том, предлагают ли престижные заведения билет в хорошую жизнь. Вопрос в том, какую цену должен заплатить ваш ребенок за этот билет. Есть учащиеся самых престижных вузов, которые поступают туда благодаря сочетанию способностей к учебе, тяжелого труда и небольшого везения. Но есть и те, кто ради поступления в такой колледж жертвует своим детством, своей целостностью, физическим и психическим здоровьем. Вопреки уверениям родителей, что «он потом мне еще спасибо скажет», очень немногие из этих детей будут им благодарны.
Очевидно, что цена нынешнего, узкого понимания успеха неприемлемо высока для детей; однако наши семьи тоже страдают. Прежде всего, помешательство на дополнительных занятиях вытеснило то небольшое количество времени, которое родители традиционно выделяли каждый день, чтобы насладиться (как правило) драгоценными минутами собственного отдыха или общения с друзьями. Во-вторых, утомленный, встревоженный или перегруженный ребенок способен негативно влиять на жизнь всех домочадцев. Поскольку именно мама чаще разговаривает с детьми об уроках, эмоциональных переживаниях и тому подобном и поскольку дети часто балансируют на грани изнеможения или паники, обязанности мамы начинают напоминать антикризисное управление, а не материнскую заботу. Быть мамой – достаточно тяжелая работа и без дополнительного стресса, вызванного преждевременными тревогами из-за вуза, переживаниями из-за каждой отметки, расписанием занятий ребенка, которое свело бы с ума любого гендиректора, и постоянным чувством, что вы еще чего-то не сделали. Наша самая важная задача – обеспечить своим детям спокойное и безопасное убежище и окружить их заботой, пока они заняты сложным делом взросления. И с этой задачей мы совершенно не справляемся.
Сьюзен – сорокашестилетняя учительница. Много лет назад она приходила ко мне за советом, стоит ли продолжать работать учителем на полной ставке или стать домохозяйкой. С финансами в семье не все было благополучно, и она вынуждена была работать. После пары сеансов она решила перейти на должность замещающего учителя с посуточной оплатой. В наши редкие встречи мне стало очевидно, что она приняла правильное решение и с удовольствием занимается собственными детьми. По крайней мере, так казалось в нашу последнюю встречу шесть лет назад. Тогда ее дочери Кэсси было десять лет, а сыну Райану – шесть.
Женщина, сидящая передо мной сейчас, явно не получает большого удовольствия от жизни. Измученная, встревоженная и заплаканная, Сьюзен сказала, что «не успевает». Она имела в виду, что график ее детей стал чересчур загруженным и она больше не может работать даже на полставки. Такая ситуация знакома многим из нас. Кэсси учится в старших классах и пребывает в состоянии абсолютного безумия по поводу своих шансов на поступление. Ее репетитор настаивает, что следует приложить «чуть больше усилий», и тогда Кэсси сможет рассчитывать на несколько известных вузов. Делая уроки до поздней ночи, Кэсси не может представить, где ей найти время для «чуть больших усилий». Кроме того, она играет в школьной команде, участвует во внеклассном проекте и ходит на подготовительные курсы для сдачи выпускных экзаменов. Ее брат Райан занимается футболом, а многие матчи проходят в выходные вдали от дома. Сьюзен и ее муж присутствуют на всех этих играх, отказывая себе в каких-либо светских мероприятиях, потому что считают, что важно поддерживать младшего сына, который учится хуже сестры.
Детали здесь не важны. Можете подставить свои собственные. У всех семей, с которыми я встречаюсь на сеансах или просто общаюсь, есть своя специфика, но бешеный ритм и вытеснение того, что мы привыкли называть семейной жизнью, очень похожи. Не говоря уже о растущей тревоге и депрессии Сьюзен из-за того, что она не способна справиться со всеми предъявляемыми к ней требованиями.
Давайте отступим на шаг от повседневной суеты Сьюзен и попытаемся увидеть общую картину. Что нужно Сьюзен или любому другому родителю для оптимального функционирования? Прежде всего нам нужны отношения с другими взрослыми. Да, Сьюзен – мать, но она также жена, подруга, педагог и человек со своими собственными интересами. Как она может хорошо функционировать в любой из этих ипостасей, если она постоянно вымотана? Несомненно, первые годы жизни детей порой даются родителям невероятно трудно: ради их безопасности за ними нужно постоянно следить. Но детям Сьюзен двенадцать и шестнадцать лет, и, хотя подростковый возраст несет с собой целый ряд проблем, ей уже не нужно закрывать электрические розетки, устанавливать ворота на лестнице в доме и не спускать глаз с ребенка в бассейне. Существует мнение, что за подростками нужно следить с такой же бдительностью. Но, хотя они действительно нуждаются в нашем внимании и советах, такая же бдительность им точно не нужна. В этом и есть смысл взросления. Кроме того, мы склонны проявлять бдительность не там, где надо. Мы знаем всё об их отметках и недостаточно – о том, куда они ходят и чем занимаются. Мы контролируем их успеваемость, но не характер.