Как только я переехал к деду, мне часто надоедали юристы, но я нигде ничего не подписывал, и это их дико злило.
Жизнь катилась под горку, но я пытался вылезти из этого дерьма, только один раз в присутствии участкового и по просьбе деда я подписал документ – в глазах всё сливалось, будто я становлюсь слепым.
В школе я пропустил год, перейдя в другую школу в городе, где жил дед, я перешёл в тот же класс, где и остановилось моё обучение в большом городе. Дед жил далеко от областного центра – в маленьком городке на 30000 населения, здесь было тихо и уютно. На одной части улицы были частные дома, да другой – многоэтажные, там начинался город. К дедушкиному дому, как к участницу войны, был подведен газ, водопровод и канализация, хотя он говорил, что просто участвовал в партизанском движении. Ему тогда было, как и мне сейчас – четырнадцать. У него есть боевые награды, он был мне прадедом. Мой дед – отец моей мамы, умер вместе с бабушкой от какой-то болезни в Африке. Там они лечили африканских детей, и в то время дед прислал прадеду несколько африканских колокольчиков с небесным звучанием из храма. Прадед очень дорожил ими. Его зовут Фёдор, по отчеству его никто не знал, он делал разную мебель, вырезал из дерева картины, его уважали. Ему очень нравилось ремонтировать музыкальные инструменты, у дома была целая мастерская со станками, прессами и кучей непонятного инструмента, некоторые были сделаны собственными руками.
Я любил деда, и каждое лето по месяцу гостил у него, он меня научил мастерить собственными руками. Юля в то время приезжала вместе со мной, ей нравилось ходить в лес за ягодами и грибами, она любила сидеть в дедушкином саду, где росли яблоки, груши, персики и алыча.
Я поступил в восьмой класс в новой школе, когда мои одноклассники в старой, перешли уже в девятый. Я не жалел, потому что не знал, что мне делать и как жить дальше. Взяв фамилию деда, я полностью отрёкся от своих родителей. Деду становилось хуже с каждым днём, скорая приезжала по два раза в день, но, к сожалению, дед умер. Мне помогали соседи с его похоронами, приехала мама, но я не пустил её в дом, закрыв дверь прямо перед ней. Гроб деда стоял во дворе, все, кто знал его, пришли и попрощались с ним. Затем гроб погрузили в автобус, вместе со мной и мамой в автобус сели близкие соседи. За всё время я не сказал ни слова, на её вопросы я кивал или мотал головой – мне было противно разговаривать с ней. Мне казалось, сказав слово, я предам какую-то военную тайну. После кладбища все поехали в столовую, где проходили поминки – за всё это платил я, мать не дала ни копейки денег. Это были деньги деда, которые он откладывал на похороны. В этот день мама ушла раньше из столовой и взломав дверь, хотела попасть в дом, это заметил Степан Васильевич – наш участковый, он жил напротив, в многоэтажном доме, в это время он как раз курил на балконе, он быстро надел форму и спустился.
Увидев полицейского, мама сначала испугалась, но потом сказала, что это её дом, а ключи она потеряла.
– Здесь проживал Фёдор Волков со своим правнуком, но я знаю, кто вы, и пока не придёт Клим и не позволит вам войти, вы не имеете право здесь хозяйничать. Всё это Фёдор переписал на Клима.
– Это дом моего деда, и я имею права на этот дом и всё, что там находится, – сказала мама.
– Нет, не имеете, и если вы не прекратите, я вызову наряд!
– Там бесценная коллекция колокольчиков, она принадлежит нашей семье! – сказала мама.
– Всё верно! Всю коллекцию Фёдор переписал на правнука, это я могу подтвердить, так как присутствовал при этом, – сказал Степан Васильевич.
Мама бросила лом и со злобой пошла в сторону вокзала. Я как раз подходил к дому и видел, как она, схватив сумку, достала телефон и стала звонить. Она шла в сторону центра, ни разу не оглянувшись в мою сторону.
До начала учёбы оставалось две недели. Однажды вечером я шёл из магазина и, как обычно остановился около одного дома у которого была не большая скамейка, я услышал, как сильно кричал какой-то мужчина, его успокаивала женщина. В это время хлопнула дверь, и девушка на коленках быстро спускалась по лестницам, таща за собой инвалидную коляску, но коляска за что-то зацепилась, и девочка, бросив её и упираясь на руки, поползла к сарайке, где дернула за веревку и дверь открылась. Она быстро заползла туда и закрыла за собой дверь. Через несколько секунд выскочил мужчина и выпнул инвалидное кресло с лестницы, ломая его, даже вылетели спицы из колёс.
Я редко ходил в магазин, но на следующий день у меня закончилась соль, и пришлось идти, по дороге обратно, я снова сел на скамейку немного передохнуть. Неожиданно меня кто-то тихонько толкнул в спину, я обернулся и сквозь обрешётку забора увидел вчерашнюю девочку, она сидела и пыталась отремонтировать свою коляску.
– Ты внук дедушки Фёдора? – спросила она.
– Да, меня зовут Клим. А тебя как зовут?
– Я – Валя, мне дедушка Фёдор всегда помогал с ремонтом коляски, а ты сможешь мне помочь? У меня выбиты спицы и погнулись колёса – они не крутятся.
– Я попробую, – сказал я и, зайдя в калитку, хотел укатить коляску к себе, но она не катилась. Тогда я взял её на руки и потащил к себе, девочка провожала меня взглядом через забор.
– Если хочешь, я прикачу тебе свою коляску – она новая, и ты сможешь ездить на ней, куда хочешь, – сказал я.
– Можно к тебе? – спросила Валя.
– Конечно можно.
– Ты сама справишься? – спросил я.
– Да, я часто таскала коляску на ремонт к дедушке.
Мы направились ко мне. Она передвигалась быстро, и даже обогнав меня, сама открыла калитку, и сразу поползла к мастерской.