В трех новозаветных Евангелиях – от Матфея, Марка и Луки – упоминается гибель Иоанна Крестителя, но лишь Матфей и Марк описывают участие и роль в ней Саломеи и ее матери Иродиады. Рассказ Матфея самый короткий и содержательный:
В то время Ирод четвертовластник услышал молву об Иисусе и сказал служащим при нем: это Иоанн Креститель; он воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им. Ибо Ирод, взяв Иоанна, связал его и посадил в темницу за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего, потому что Иоанн говорил ему: не должно тебе иметь ее. И хотел убить его, но боялся народа, потому что его почитали за пророка. Во время же празднования дня рождения Ирода дочь Иродиады плясала перед собранием и угодила Ироду, посему он с клятвою обещал ей дать, чего она ни попросит. Она же, по наущению матери своей, сказала: дай мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя. И опечалился царь, но, ради клятвы и возлежащих с ним, повелел дать ей, и послал отсечь Иоанну голову в темнице. И принесли голову его на блюде и дали девице, а она отнесла матери своей. Ученики же его, придя, взяли тело его и погребли его; и пошли, возвестили Иисусу[4].
Многие литературоведы, теологи и историки пытались установить истинную причину и обстоятельства смерти Иоанна Крестителя. Единственные имеющиеся у нас достоверные источники – это сочинения историка Иосифа Флавия, в основном из его большого труда «Иудейские древности», написанного примерно в 93–94 годах н. э. Более пространные, чем любой из библейских рассказов, «Древности» представляют собой подробное изложение еврейской истории, включающее в себя описание семьи Ирода и смерти Иоанна Крестителя. Нигде в этом изложении не встречается упоминание о танце, исполненном Саломеей или какой-нибудь другой женщиной, равно как и о причастности Иродиады или иной женщины к казни Иоанна[5].
Именно из «Иудейских древностей» мы узнаем, что дочь Иродиады звали Саломеей (в библейских рассказах имя девушки не называется) и что она прожила ничем не примечательную, хотя и благополучную жизнь. Саломея дважды была замужем. Первый брак ее был бездетным, но после смерти мужа она счастливо вышла за Аристобула – царя Армении, – от которого родила трех сыновей. Портрет уже состарившейся Саломеи был выгравирован на армянских монетах того времени – это единственное ее реальное изображение, дошедшее до нас. Столь прозаичная судьба тем не менее не помешала становлению мифической Саломеи, поскольку история жизни Саломеи подлинной не нашла отражения в творениях художников, поэтов и писателей, на протяжении столетий вдохновлявшихся образом куда более загадочной, хотя и вымышленной принцессы-плясуньи.
Иосиф, обласканный Веспасианом и живший при трех императорах, по всей видимости, был участником множества политических событий того времени. Он не стесняется критиковать исторических деятелей и признавать праведность Иоанна – так с чего бы ему опускать в своем повествовании упоминание о трагической гибели пророка, если она действительно была такой, как сказано в Евангелиях?
Исследование евангельских сюжетов, изложенных Матфеем и Марком, усложняет определение роли Саломеи в смерти Крестителя. Некоторые ученые полагают, что этот сюжет – позднейшая вставка, добавленная (еще до христианской эры) в рассказ о гибели пророка. Так или иначе, он не имеет ничего общего с разрозненными и сомнительными фактами, свидетельствующими о смерти Иоанна. Например, подозрительно, что не названная по имени девушка упоминается просто как дочь Иродиады. Яннис Психарис утверждает, что эта история производит
впечатление анекдота, бытующего в изолированном маленьком сообществе, мало знающем о том, что происходит за его пределами. <…> Перед нами те слухи, неясно оформленные, весьма абстрактные, что переходят из уст в уста, не имея под собой ни малейшей исторической основы, – разве что рассказчики полагают моральную основу таковой, что она освобождает их от всякой исторической основы[6].
Замечание Психариса очень справедливо. Один из вопросов, связанных с текстом, – это проблема хронологии. В «Древностях» Иосиф сообщает нам, что Саломея была замужем за Филиппом, своим дядей со стороны отца, умершим в 34 году н. э. После его смерти она вышла за его младшего кузена Аристобула. Известно, что в 49 году н. э. Аристобул был слишком молод, чтобы унаследовать от отца Халкидское царство, и стал царем Малой Армении только в 54 году нашей эры. В 30 году н. э. Саломея была ребенком лет двенадцати, то есть слишком маленькой, еще не достигшей половой зрелости девочкой[7].
К сожалению, ничего из этого не проясняет латинская версия Библии – Вульгата, – содержащая существенную ошибку, возникшую при переводе с древнегреческого текста, в котором Саломея описана как девочка препубертатного возраста. В латинском переводе она описывается, напротив, как взрослая девушка или молодая женщина. В английских переводах с Вульгаты ее возраст и вовсе не указан. В Евангелии от Марка просто сообщается, что, «когда дочь Иродиады вошла и станцевала, она угодила Ироду и его гостям; и царь сказал ей [в оригинале – girl (англ. девочка; девушка). – Пер.] <…>» (курсив мой). В Евангелии от Матфея сказано: «Но когда наступил день рождения Ирода, дочь Иродиады танцевала перед собравшимися и угодила Ироду, так что он поклялся дать ей то, что она пожелает». Слово girl здесь вовсе опущено.
Опираясь на оригинальный текст Евангелий, можно допустить, что в 30 году н. э. дочери Иродиады было около двенадцати лет. Предположительно она достигла половой зрелости и вышла за своего дядю год спустя. Когда в 34 году н. э. ее первый муж умер, ей должно было быть шестнадцать. Вопрос в том, как могла она выйти за Аристобула, если в 34 году н. э. он был ребенком, возможно, совсем маленьким, а значит, не мог жениться на овдовевшей Саломее сразу после смерти ее первого мужа.
Второй вариант – что Саломея ждала до 54 года н. э., пока Аристобул не повзрослеет, – кажется неправдоподобным, поскольку к тому времени она достигла тридцати шести лет, то есть была намного старше Аристобула. Даже если и был допустим брак между женщиной в возрасте и молодым мужчиной, у нее не было бы времени родить ему трех сыновей. Все это означает, что, если у Иродиады действительно была дочь по имени Саломея, которая вышла замуж за Аристобула, она не могла быть той, которая танцевала для Ирода во время пиршества.
Никос Коккинос в статье «На какой Саломее женился Аристобул?» утверждает, что Аристобул женился на дочери Ирода Антипы и его первой жены, дочери набатейского царя Ареты, которая покинула дом Антипы, узнав, что он женился на Иродиаде[8]. Коккинос считает, что их дочь звали Иродиадой Второй – Саломеей и что в 30 году н. э. она была ребенком. Согласно Коккиносу, в истории она известна как Саломея – это и стало причиной исторической путаницы.
Коккинос пишет, что Иродиада была замужем не два, а три раза и что Ирод Антипа был ее третьим мужем, тогда как Филипп, сводный брат Антипы, был вторым и детей у них не было. По утверждению Коккиноса, дочь Иродиады Саломея была от первого мужа и родилась в 1 году н. э., когда Иродиаде было шестнадцать лет. Таким образом, в 30 году н. э. дочь Иродиады уже слишком немолода (примерно тридцати лет), чтобы оказаться в роли юной особы, танцевавшей на пиршестве. У. Лилли заявляет, что если танец вообще и был, то исполнила его дочь Ирода Антипы и его первой жены[9]. Если это так и если это та самая особа, которая вышла замуж за Аристобула, то во время упомянутого пиршества она была совсем маленьким ребенком, возможно, попросту развлекавшим и радовавшим отца своим танцем, в ответ получая от него поощрение и похвалу. Однако если мы последуем допущению, что девочке было около двенадцати, то она не могла быть дочерью Ирода и его первой жены, как не могла быть и дочерью Иродиады[10]. Таким образом, с исторической точки зрения вопрос о танцующей дочери Иродиады, изображенной Марком и Матфеем в качестве причины смерти Иоанна Крестителя, остается нерешенным. Существует слишком мало исторических источников, касающихся этого вопроса, и они дают очевидно противоречивую информацию.
Другой вопрос – был ли подобный танец возможен в то время. Яннис Психарис в статье «Саломея и обезглавливание Иоанна Крестителя» рассматривает описания танца, встречающиеся в разных местах Ветхого Завета, и делает вывод о невозможности подобного выступления для иудейской, хотя бы даже и эллинизированной, принцессы на пиршестве перед мужчинами. Он пишет: «Нам совершенно неизвестны танцы подобного рода. <…> Мы не видим, чтобы женское solo встречалось хоть где-нибудь»[11].
Кэтлин Е. Корли в работе «Был ли Иисус окружен проститутками?: женщины в контексте греко-римских трапез»[12] показывает, что в древнеримских бытовых практиках застолья делились на две части, первая из которых была собственно приемом пищи, а вторая оставлялась для возлияний, развлечения, беседы, философской дискуссии или религиозных ритуалов. Было не принято, чтобы жены и дети оставались на вторую часть трапезы – они должны были уйти после завершения еды. Корли объясняет:
Незамужние женщины, то есть юные девушки, не допускались даже на коллективные пиршества, хотя им и могли позволить находиться на частном обеде даже в присутствии незнакомца. Предположительно в случае такого участия дочери, как и все дети, сидели в ногах у родителей, пока не взрослели и не отдавались замуж[13].
Это правило не распространялось на гетер и проституток, которые могли участвовать в заключительной части трапезы. Если взрослая женщина оставалась на вторую часть застолья, ее следовало бы охарактеризовать как проститутку.
Иудейские законы относительно женщин были крайне суровы. Таль Илан пишет: «Мир был устроен по определенным иерархическим контурам, согласно которым мужчины управляли женщинами. Иосиф объясняет, что в иудаизме женщина должна всегда подчиняться мужу»[14]. Чтобы обосновать исключение женщин из общественной жизни, во многих древнееврейских книгах женщины описываются как «лукавые и коварные, но робкие и хрупкие»[15] или же утверждается, что «женщины более, чем мужчины, склонны к распутству»[16]. Также в этих источниках говорится: «Женщину можно совратить, мужчину – нельзя»[17]; женщина характеризуется в них как «бездумная»[18]. В связи с этим существовало много законов, регулировавших как поведение женщин, так и поведение мужчин в отношении женщин. Поскольку женщины считались подверженными злу, имелись определенные правила по поводу того, как мужчинам говорить с женщинами и даже как смотреть на них; кроме того, существовали рекомендации по обращению с женщинами в домашнем быту и правила для женщин, как не привлекать к себе внимания мужчин[19].
Несмотря на то что Ирод Антипа, как и все его семейство, был достаточно эллинизирован, он все же оставался иудеем и в качестве правителя обязан был чтить законы своей веры и страны – особенно в публичном пространстве. Пир Ирода имел значение события общенародного, поскольку, очевидно, это было официальное празднование дня рождения правителя.
Все это делает библейский рассказ о Саломее еще менее правдоподобным. Как мы видели, женщинам в греко-римской культуре дозволялось присутствие на первой части пиршества, но его вторую часть могли посещать лишь проститутки. Незамужние девушки вроде Саломеи могли бывать лишь на частных трапезах, сидя до определенного момента в ногах родителей, чтобы затем покинуть застолье. С историко-культурной точки зрения совершенно невозможно, чтобы дочь Иродиады, жены четвертовластника Галилеи, присутствовала на второй части пиршества, уж не говоря о том, чтобы она исполняла там какой бы то ни было танец.
Исходя из библейского текста ясно, что Ирод приказал убить Иоанна Крестителя. Пожалуй, это было в интересах Ирода, поскольку Иоанн возбуждал еврейское общественное мнение против него и его статуса как римского представителя и эллинизированного еврея – правителя еврейской земли. Евреи вполне могли считать Ирода изменником. Однако исторические данные о мотивах казни и причастности к ней Иродиады и ее дочери сомнительны, даже если принять сказанное в Евангелиях за достоверные факты.
Вообще говоря, в евангельских сюжетах содержится очень краткое упоминание о каждом из сопричастных к казни Иоанна. При столь ограниченных библейских и исторических сообщениях об этих людях гораздо уместнее применить более «литературный» подход к исследованию этих сведений.
Ирод – политик, который состоит на службе у римлян и репутация которого среди них зависит от того, чтó он делает на подвластной ему территории. Его отношение к Иоанну двойственно. С одной стороны, он признает склонность и способность Иоанна спровоцировать восстание недовольных евреев и желает избежать общественных волнений в своем протекторате. С другой стороны, он также знает о той популярности, какой пользуется Иоанн у евреев, и, вероятно, с уважением и страхом относится к харизматичности, лидерству и страстности Иоанна. Вне зависимости от отношений Ирода с женой и его желания пропагандировать свои взгляды смерть Иоанна могла быть ему политически выгодна, но лишь при условии минимальной его ответственности за нее в глазах окружающих. Организация убийства Иоанна в форме драматического происшествия во время публичного события и по требованию другого лица могла стать оптимальным способом достижения такой цели.
Зачинщицей казни Иоанна в библейских рассказах представлена Иродиада, поскольку, согласно евангелистам, Иоанн порицал ее за вступление в брак с Антипой при живом сводном брате Антипы Филиппе, замужем за которым она, как считается, была прежде. По еврейским законам подобный брак был недопустим, в то время как в случае вдовства он поощрялся и признавался законным. Женщина не могла уйти от мужа и развестись с ним, тогда как все это позволялось мужу.
Но по древнеримским законам развод был разрешен и запрета на вступление в брак с братом бывшего мужа не существовало. Более того, римское право позволяло женщине уйти от мужа и подать на развод, что в еврейской традиции было немыслимо. Однако при учете эллинизации семейства Ирода ни развод, ни повторный брак не составляли правовой или моральной проблемы, даже если брак Антипы и Иродиады мог быть политически рискованным. Хонер пишет:
…В Иоанновом осуждении брака Антипы и Иродиады, как оно описано в Евангелиях, могло быть больше политической подоплеки, чем можно предполагать. На это нужно смотреть с двух точек зрения. Во-первых, с точки зрения последователей Иоанна: он призывал людей раскаяться и покреститься, поскольку Царство Божие было близко. <…> Но также он резко осуждал их правителя за нарушение заповедей Бога. Это осуждение значимо, поскольку в разгар ожидания мессии законы Божьи обостряются и верующие куда менее терпимы к оспаривающим закон.
Антипа должен был прекрасно знать, что религиозный фанатизм намного опаснее политического энтузиазма. Таким образом, с точки зрения последователей Иоанна, Ирод осквернил не только человеческий, но и Божий закон, и это было недопустимо[20].
Кроме того, как объясняет Иосиф, брак Иродиады и Антипы был причиной войны с набатейской царской семьей, к которой принадлежала первая жена Антипы, дочь царя Ареты. Сама идея брака между Иродиадой и Антипой, а затем и его развод с дочерью Ареты были восприняты всей набатейской царской семьей как оскорбление, которое, по их мнению, не могло оставаться безнаказанным. Спустя несколько лет после свадьбы Иродиады и Антипы началась война между Аретой и Антипой. Антипа ее почти проиграл и был бы изгнан, если бы не вмешательство римлян, защитивших от войска Ареты земли Антипы. Как отмечает Хонер, «ввиду политической ситуации осуждение Иоанна „было не просто досадным, оно было политически взрывоопасным“»[21]. И далее:
Вполне возможно, что Антипа внимательно следил за деятельностью Крестителя. Когда Иоанн осудил брак Антипы и Иродиады, это могло быть «последней каплей, переполнившей чашу». По крайней мере, это объясняло слова Антипы, сказавшего, что тот может начать мятеж. Иоанн в достаточной степени овладел умами людей, чтобы быть замеченным как Антипой, так и религиозными лидерами. Лучше было уничтожить это в зародыше, чем дожидаться, пока станет поздно. С точки зрения Антипы, это движение могло привести к серьезным последствиям[22].
Итак, наш анализ политического и психологического контекстов казни Иоанна позволяет признать правдоподобным, что Ирод мог отдать приказ убить Иоанна. Существует общепринятая историческая точка зрения на тот факт, что Иродиада имела амбициозные цели относительно своего нового мужа Ирода Антипы. Задействование в этой схеме юной дочери Иродиады с целью «распылить» вину в смерти Иоанна возможно, хотя и маловероятно. Отсутствие упоминания о Саломее в рассказе Иосифа, невозможность исполнения танца девушкой, к тому же принцессой, перед собравшимися и, как мы увидим ниже, долгая память о столь древней истории, а также использование этого факта для «украшения» евангельского повествования – все это ставит под большое сомнение библейские рассказы о причастности Саломеи к казни Иоанна.
Пожалуй, неудивительно, что Евангелия содержат так много неточностей. Некоторые ученые полагают, что Евангелия представляют собой примеры древнего романа, написанного для определенной аудитории с конкретной целью. Эти писания должны были иллюстрировать утешение, исходящее от Бога, который, в отличие от языческих божеств, давал возможность личных отношений. Для отдельного греко-римского простолюдина это освобождение от одиночества должно было быть особенно привлекательным. Такие библеисты, как Толберт и Хэгг, полагали, что специфика повествования Евангелий укоренена в современном авторам жанре античного популярного романа, призванного удовлетворять психологические потребности населения в меняющемся греко-римском мире. Эти древние романы определяются как «литература, созданная таким образом, чтобы быть доступной широким слоям общества, как грамотным, так и неграмотным»[23]. Чтобы вызвать отклик у этих широких слоев населения, популярная литература обычно обращалась к интересующим их вопросам. В I веке н. э. население Римской империи характеризовалось подвижностью, в какой-то степени оборачивающейся беззащитностью и, следовательно, желанием стабильности. В этих бесконечно изменчивых новых обстоятельствах большая роль отводилась риторическим навыкам, особенно способности убеждать, необходимой для выживания. Таких вопросов и должна была касаться литература того периода[24].
Древние романы часто представляли собой соединение историографии и драматического сюжета. В структурном плане они отвечали определенным установившимся правилам. Вот как описывает их основные признаки Толберт:
(1) [Романы были] наполнены предвосхищениями, повторами и обобщениями сказанного, так чтобы аудитория не пребывала в неопределенности относительно того, что случится дальше. (2) Персонажи в романах оформлены как «типы», иллюстрирующие понятия или этические принципы, а не как реалистичные фигуры, каковые встречаются в современных сочинениях. (3) Романы кончаются подробными сценами узнавания, в которых открывается сущностная природа всех персонажей и устанавливаются все важные лица и события[25].
Хотя Евангелия – это и не древние романы, они все же имеют структурные сходства с ними. Толберт пишет:
Евангелия с характерными для них соединением историографической формы и драматического действия; синтезом ранних жанров, таких как биография, собрание мудростей, ареталогия и апокалипсис; стилистическими техниками: эпизодичным сюжетом, минимальным вступлением, центральным поворотным моментом и финальной сценой узнавания, а главное – весьма шаблонным, повторяющимся и схематичным изложением, – обнаруживают разительные стилистические сходства с популярным древнегреческим романом[26].
Толберт утверждает, что каждое из Евангелий – «осознанно сочиненное повествование, вымысел, имеющий своим истоком литературное воображение, а не фотографическое воспоминание[27]. Как замечает Хаим Коэн,
евангелические традиции – «послания веры, а не истории»: всякий исторический подручный материал авторы использовали «с целью добавить подробностей и красочности», <…> они свободно упражнялись в фантазировании, «излагая – и намереваясь изложить – не историю, а теологию»[28].
Пусть поначалу Евангелия и рассказывались устно, конструировались они как древние романы, призванные помочь людям почувствовать себя более защищенными через обретение утешения в Боге[29].
Поскольку нет никаких исторических свидетельств, что история обезглавливания Иоанна, как она изложена в Евангелиях, действительно произошла, такие ее подробности, как Саломея и ее танец, предстают не более чем драматическим приемом. Они подчеркивают истовость Иоанна Крестителя и повышают эффектность его судьбы. Вполне естественно, что авторы, которые были не историками, а «евангелистами», старались использовать все известные истории и традиции, которые пошли бы на пользу основной теме их повествования. Известно, что аналогичная сюжету о Саломее история, также заканчивавшаяся гибелью одного из персонажей, уже существовала в те времена, и евангелисты вполне могли ею воспользоваться.