У неё не было возможности получить достойное образование или выйти замуж за богача. И все мечты были приземлёнными: зимой она грезила о кружке горячего шоколада, летом – о свободном дне, весной – пробежаться по луже, осенью – упасть в кучу листвы, что собирали в саду дома на пятой Аллейной.
Диервин была совершенно нескладной девочкой: тонкие ручонки и ноги, длинный прямой нос с крупными ноздрями, хрупкие светлые волосы и голубые блёклые глаза. В детстве она часто отвлекалась, когда мадам Кринспо, сухая старушка с россыпью крупных веснушек на лице, пыталась вбить в головы учениц детского дома знания о пользе труда, молитвы и рецепты, что должны были пригодиться в работе гувернантки. Красивым она рассказывала ещё и о том, как ублажить мужчину, и о способах избавления от нежелательного “плода”. Диервин ничего об этом не знала.
Грювель состоял из пансионатов, домов терпимости, небольшой церквушки, где люди замаливали грешки, больниц и пары старых таверн. Сюда привозили дочерей для учёбы, оставляли прокажённых умирать… Сюда стекался весь сброд.
Когда Диервин исполнилось восемнадцать, она осталась в детском доме на правах помощницы мадам Кринспо и видела, как десятки лиц знакомых девушек, с которыми выросла, сменились на десятки незнакомых детских мордашек.
Теперь день Диервин состоял из рутины другого рода: глажка и стирка белья и одежды девочек, уход за их обувью, уборка сада, мытьё полов на лестницах и в комнатах. Её часто обижали, но она молчала. Сцепив зубы, терпела насмешки, не имея никаких планов и целей в жизни, но один случай изменил направление рельсов судьбы, по которым катился вагончик невзрачной девушки.
Диервин вытерла пот со лба и попыталась застегнуть верхнюю пуговицу пальто. Нитка, на которой висела пуговица, никак не хотела прыгать в отверстие, а пальцы, скрюченные от холода, будто отплясывали свой танец. День был отвратительно пасмурным: холодный ветер гнал облака, тучи сгущались над головой, от усердной работы пот, выступивший на лбу и шее, заставлял девушку дрожать, как будто она была больна, листья, собранные в кучи, разлетались. Но Ди неуклонно и монотонно пыталась собрать их вновь и, прижав граблями, донести до мешка. Палить сухую траву строго запрещалось – воздух и так был грязным из-за постоянной работы шахт неподалёку. Глядя на золотистые трубы-кишки, поднимающиеся над землёй, и отростки металла, стелющиеся по земле и стенам домов, она слышала и гул плотного газа, идущего по ним для обогрева тех самых домов. В их городе механизмов не осталось – всех их высосала война. Когда-то они добавляли шума скучному городку: пауки-железяки собирали мусор, одноколёсные велосипеды развозили почту, пухлый молочник в виде большой пчелы – молоко и свежие сливки.
Но всё затихло и город погряз в собственном дерьме.
Когда за спиной скрипнула калитка, девушка даже не обернулась. Осень выдалась дождливая, и мадам Хозяйка, как её называли за спиной девочки, жалела масла для петель. Они быстро заржавели и пытали девушку своим скрипом. Окно спальни Диервин выходило в сад, и когда кто-то забывал закрыть калитку, она всю ночь могла слушать песню. А ей было лень вставать и покидать почти уютную постель.
– Ди! Эй, Ди!
Она вздрогнула, медленно обернулась. Повиснув на тонких прутьях вместе с лозой, Из, девчонка с которой они дружили, приветливо улыбалась. Жили они в одной комнате, но Из уехала полгода назад в Тукмель – столицу Континента. Девушка улыбнулась, покрутилась перед Ди, показывая новое пальто из тёмно-синей плотной ткани. Её кудрявые каштановые волосы были заплетены в причудливую причёску.
– Ты как тут оказалась? – Диервин бросила метлу.
– К тебе приехала. – Из подбежала к ней и сжала в объятиях. – Ты будешь сильно удивлена!
Диервин, обняв знакомую, вдохнула запах из смеси знакомых ноток дорожной пыли и дорогих духов.
– Сколько нужно тебе новостей передать – голова кругом! – Из оторвалась от помощницы госпожи Кринспо и взвизгнула. – Ди! О, как же мне тебя не хватало!
Из присела на скамейку. Каменная статуя ангела с отломанным крылом оказалась под пышной юбкой. Диервин поставила метлу рядом с граблями – прислонила к забору. Осмотрелась в поиске мадам. Присела рядом. Порыв ветра заставил калитку протяжно вздохнуть.
“Чёртовы петли!”
– Я устроилась хорошо, – начала Из, спрятав руки в рукавички. – Мои хозяева – люди добрые. Я работаю компаньонкой их юной дочери: хожу с ней в театр, на балы, помогаю одеваться… Я чего приехала-то! Нашла тебе работу. В дом знакомого моих хозяев требуется гувернантка. Человек он военный, порядочный – для сына прислугу ищет.
Ди кивала, не веря своему счастью. Вон он, шанс покинуть этот ужасный городок.
Из схватила ладони подруги, сжала.
– В столицу поедешь, Ди! Разве не чудо? Жить будем совсем рядом! И во сне такое представить не могла…
– Сколько лет мальчику? – Диервин вдруг сникла, зашептала, словно передавала чужой секрет в уши Из. – Я ведь ни языков иностранных не знаю, манерам не научу… Как же я… что же я ему…
Из усмехнулась.
– Мальчишке этому уже семнадцать лет, – Из поспешила успокоить подругу, когда та от удивления округлила глаза. – Не волнуйся, всему он уже научен. Отец его, комиссар Хусс, известный человек. Влиятельный. Сын его – балда, но служить обязан. Через несколько месяцев отправляется на войну. А ты останешься со стариком. Будешь экономке помогать…
– На войну… Много уже людей ушло?
Смена темы с доброй на плохую заставила обеих девушек вздохнуть. Ветер пробрался под старое пальто Ди, и она вздрогнула. Из сидела не шелохнувшись.
– Война, наконец, коснулась и Континента… На западе видели машины Шахира, но атаку отбили. До столицы они не доберутся. Нет! Король не позволит!
– Каков же мерзавец! – воскликнула Диервин. – Отобрал земли у брата, а теперь посягнул и на Континент! Наш король победит! Я верю в это. И земли Шахира вернёт. и эти адские машины уничтожит!
– Так и будет! – поддержала пламенную речь Из. Она замолчала, когда услышала шаги за изгородью.
Из вздохнула. На красивом кукольном личике промелькнула печаль.
– Многие погибли… Ох, Ди! Грювель так далёк от бед империи! Мне нужно к мадам успеть, пока она не выпила сонного порошка. Ещё несколько девчонок нужны, но самое лучшее место я тебе отдам. Согласна?
Ди подняла глаза к серому небу. Облака, раздирающие бесцветное полотно, выглядели слишком жестокими. Столица была ближе к территории, на которой велись сражения, но сидеть здесь, в этом болоте, тоже не хотелось. Из терпеливо ждала, пока Ди решится.
И всё же, несмотря на множество противоречий, согласилась.
В восемнадцать лет покинула обитель нравственности, духовности и лжи.
Дорога до столицы заняла несколько недель. Остановки в деревнях и ночёвки в тавернах способствовали панике. Диервин прокручивала в голове приветственные слова и слишком часто поправляла ворот платья, глядя на девушек, что ехали вместе с ними. Она была самой страшненькой из всех. Из старалась скрасить долгую дорогу: рассказывала о жизни в столице, моде и сплетни о богатых господах, которых они не знали. Компаньонки слушали, разинув рты, а Ди пребывала в состоянии вечного беспокойства.
А справится ли она?
Придётся ли по вкусу?
Из была спокойна. Даже иногда вела себя слишком вольготно, заигрывая с солдатами, пользуясь своей внешностью. Диервин пряталась в тени. Старалась стать невидимкой. Наблюдала за теми, чей язык поддавался шнапсу. О, сколько тайн она узнала. Десятки жизней могла погубить одним лишь словом…
Жизнь менялась слишком быстро. На пятый день путешествия она забыла запах каморки, в которой спала… Из памяти стали стираться лица девчонок и ровный почерк мадам Хозяйки… Голос, побуждающий не спать всю ночь… Тела бродяг, подпирающих таверны…
Столица Континента была шумной. Диервин даже и не думала запоминать названия улиц – всё смешалось в пчелиный гул. Вот она… Жизнь в сердце монстра! На окраинах она еле тлела, но здесь кипела, готовая взорваться.
Невысокие дома с закругленными крышами из черепицы и массивными медными трубами, извивающимися по их фасадам, окружали главную площадь с фонтаном, из которого вместо воды струился золотистый пар, придавая воздуху сладковатый аромат. Когда карета, в которой они проделали долгий путь, круто повернула, Ди всё ещё не могла оторвать взгляд от птиц, что украшали фонтан – канарейки каждый раз дёргали миниатюрными крыльями, когда пар вырывался из труб.
На улицах Тукмеля гуляли прохожие: мужчины во фраках и высоких цилиндрах вели под руки дам в пышных платьях, девочки с ажурными бантиками на голове прыгали через лужи, продавец мороженного улыбался, глядя на них.
Как только они отъехали от площади, звуки щебетания птиц и смеха сменились гулом паровых машин. Одна из игрушек уличного торговца напугала Ди: большой воздушный шар неудачно сжался и, треснув, разлетелся на части. На него тут же набросились родители мальчика, заревевшего от испуга. Рабочие – люди, которых можно было узнать по коротким грязным штанам на подтяжках и вельветовым жилетам, рассмеялись. Они как раз прошли мимо кареты, и девушек обдало дымом от их курительных трубок.
Ди засмотрелась на дам, сидящих у кафе за столиками. Их маленькие чашечки с чаем и блюдца с пирожными, тонкие перчатки на краю стола и небрежно брошенные зонтики… Ди и мечтать не могла о такой жизни, но теперь могла дышать одним воздухом с местными модницами.
Из притеснила подругу к бортику кареты.
– Видишь? – она ткнула пальцем в изящную одинокую башню из стекла и медных тонких прожилок. – Дом короля.
Ди открыла рот. Облака, как по волшебству расступились. Поистине великолепное и одновременно казавшееся хрупким создание инженеров и строителей переливалось под лучами солнца. Разноцветные блики бесстыдно скакали по крышам лавок и таверн, школ и мастерских.
Диервин улыбнулась, повернулась к Из, что продолжала дышать ей в ухо.
– Смотри, смотри! Какая красота! – Из щекотнула локоном щёку.
И Ди смотрела. Старалась запомнить всё-всё. Она хотела написать письмо госпоже Криспо. Одно. Единственное. С благодарностью. И навечно забыть о маленьком городке на краю Континента.
Карета вновь покачнулась, колёса заскрипели. Узкая мостовая сменилась более широкой дорогой, сложенной из камней. Ровные одинаковые домики встретили гостей тишиной. Перед каждым домом стоял почтовый ящик, росли кусты и небольшие деревца лунного ореха с несъедобными фиолетовыми плодами, по чьей-то лужайке пробежал белоснежный кролик.
Ди поглядывала на Из. Она привыкла! Несомненно! Переваливаясь через тонкий бортик кареты, улыбалась, глядя на мир. Ди спряталась. На неё вновь накатила волна паники от всего великолепия. Она начала молиться, будто это могло спасти.
Колёса скрипнули и остановились. Железная лошадь застыла, выпустив из зада пар. Старый кучер ругнулся и повернул толстую шею. Диервин не разобрала слов. Вышла из кареты, схватила свою дорожную сумку, сглотнула ком…
Из щебетала, словно птица, выпущенная на волю… А Ди смотрела в щель клетки…
– Господин Хусс строгий человек! Комиссар! – её тонкие пальцы легли на холодные щёки. – Ди! Ты меня слышишь?
Кивка было достаточно.
– Комиссар! – Из поправила светлые волосы, плюнув на подушечки пальцев, пригладила странные брови. – Обращайся к нему только по званию! Глаза не поднимай! Разговаривай тихо! Всё поняла?
Диервин кивнула. Следя за тем, как подруга взбиралась в карету, сжала тонкие ручки сумки. Из окошка на неё смотрели три красивые мордашки…
Вскоре шум колёс кареты затих. На пустынной улице не было ни одного человека. Окна огромного дома зияли чёрными прямоугольниками.
“Нужен ли свет призракам?”
Ди тряхнула головой. За спиной прошагала машина, которую она никогда не видела: механический паук, перебирая толстыми лапами, собирал мусор и обрывки газет и складывал в выдвинутые жвала.
Ди подумала о том, что будет, если лечь перед ним? Он проткнёт своим острым когтем живот и сунет в пасть?
“Ну что за чушь закрадывается в голову?”
Мысли, странные и быстрые, перегоняли друг друга будто лошади на скачках.
“На какую из них поставить?”
Ди ощутила боль внизу живота. Нет, кровавый монстр должен был явиться через неделю… Она вздохнула, вспомнила и мысленно пересчитала марлевые крутки, что сложила на дно сумки.
Она увидела свет в окнах соседнего дома. Через мгновенье дверь открылась, и на пороге появились две женщины. Обе были одеты в траурные наряды. Они плакали, зажимая в ладонях платки, и цеплялись за руки друг друга, в поиске утешения.
Диервин чувствовала себя неловко. Она стала частью их мира на мгновенье и эй это не нравилось. Их крупные слёзы разбили идеалистическую картину, что она создала себе. Девушка и забыла, что идёт война. Разве можно думать о смерти, когда тебя окружает такая красота? Когда запах цветов и еды наполняет город, когда в воздухе веет любовью?
Но веяло ещё и чем-то тёмным. Этот запах был тоньше аромата дорогих духов. Он поселился почти в каждом доме столицы и за её пределами, но был Диервин ещё не знаком, как и дорогой парфюм.
Ветер был холодным, а голоса тусклыми, будто доносились до неё сквозь невидимую призму. Лишь спустя несколько лет она поняла, что так говорят те, кто потерял на войне детей.
Скрип двери напугал. Старушка, что скрыла половину лица во тьме – тем более. Дверь в дом комиссара была открыта.
– Диервин Эхесси. – Выплюнула Ди.
“О, так ты знаменитость! Сейчас перед тобой станут расшаркиваться и бить лбом о старый паркет…”
Старушка кивнула, открыла дверь шире.
– Проходите, мисс Эхесси.
В доме пахло безысходностью. Переступив через порог, Ди не знала, что хозяйка скончалась всего пару недель назад. Запах ладана и свечей смешивался с запахом старой обуви и сирени, тени на стенах от ламп напоминали кружево на платьях встреченных минуту назад плакальщиц.
Тусклый хмурый коридор уткнулся в тупик. Но Ди успела приметить большую гостиную справа, уставленную богатой добротной мебелью, и несколько дверей слева. Камин, что молил о чистке от горы углей, остался позади. Интересно, сколько книг было прочитано на диване, пока миссис Хусс не покинула этот мир? Каково было предназначение этой комнаты? Мечтали ли они о четырёх детях, наряжающих ёлку? Расставляла ли она ладони, когда её сын, шатаясь, делал первые шаги?
Пахло старостью… Ди не подала виду, когда взглянула на желтое пятно под потолком. Лестница в конце коридора, шаткая и одинокая, скрипнула в ужасе.
Каждый город был похож друг на друга: сотни торговцев, пахарей и фермеров изо дня в день таскались со своими товарами из одного места, окружённого стенами, до другого, похожего на предыдущий, как капли воды. Когда она жила в приюте, девочки мечтали выйти за богатых торговцев.
Каких? Задавалась вопросом Ди. Тех, кто проводит ночи, вглядываясь в дно стакана в таверне? Она попыталась однажды рассмотреть там морское чудище. То, о котором так любили судачить бывалые… Прозрачная, слегка мутноватая жидкость будто была проводником в мир неизведанный и мистический, но ничего, кроме старой столешницы, преломленной гранями стакана, так увидеть и не удалось.
И тогда Ди подумала о том, что в таверны и подобные места приходят за другим. За мечтами. А девчонки любыми способами пытаются романтизировать такую жизнь… Слушая рассказы о высоких волнах и песнях русалок, те, кто ни разу не покидал городок, могли хоть мгновенье пожить жизнью, что снилась им во снах.
О, как жесток был мир, приманивая красотой неизвестности и тут же окуная с головой в мир привычный.
Теперь Диервин могла похвастаться жизнью иной. Она, столичная девочка, толкала перед собой чемодан на второй этаж старого тёмного дома. И пусть внутри он выглядел не так, как она себе представляла, она вспомнила разговоры девочек и поняла, к чему они стремились.
Пышные бёдра мадам экономки раскачивались в такт скрипу.
Слышал ли хозяин шаги?
Злился ли, зная о неуклюжести старой женщины?
Дорожная сумка теперь тянулась вслед за Диервин. Надрывно, будто сопротивлялась переменам.
“Надо было оставить тебя в приюте?” – спросила себя Ди. От волнения так дрожали пальцы, что девушка пыталась запихнуть их в дырявые карманы. Нащупав обветренную кожу, она слегка усмехнулась. – “Не скрипи, родная! Тебе место у кровати занять следует, а мне в сердце господина!”
Старушка остановилась, отдышалась.
“ Тринадцать ступеней!”
Диервин положила ладонь на спину женщины, пытающейся восстановить дыхание.
– Куда мне пройти следует?
Старушка, а позже госпожа Дар, ткнула пальцем в тёмное полотно двери.
– Ты чемоданчик оставь. – Вздох, скрипучий и одновременно влажный, рассёк воздух. – Оставь.
Ди разомкнула пальцы. Кивнула. Под ногами скрипели старые доски.
Что ждёт впереди? Можно ли повернуть назад?
В коридоре на низких балках висели лампы. Их требовало почистить, чтобы старое стекло пропускало столько света, сколько отдали витиеватые лампочки, но до бедняг никому не было дела. Обои крепко держались на стенах, будто были воинами, оборонявшими замок. На полу не было ковра: на досчатом полу тут и там были длинные полоски и царапины, уходившие в открытый дверной проём.
Комната господина комиссара была такой же тёмной, как и весь дом. Окно, на половину завешенное старой тканью, едва ли похожей на штору, еле пропускало свет. Старые подтёки от дождя застыли на стекле. Ковёр, некогда пышный, теперь лежал вровень с паркетом. Дом не был похож на жилище богача. С виду добротный, внутри он казался умирающим лебедем… с гниющими внутренностями. Дорогая мебель была явно куплена давно и несла на себе раны долгих лет служения семье. Ди подумала о том, что военный человек привык жить скромно. Видимо и в доме любил практичность, а лишние траты, как обычно бывает у таких людей, вызывали головную боль.
Ди прижала пальцы к носу и тут же убрала.
“Нельзя! Нельзя показывать пренебрежение!”
У дальней стены виднелся чёрный проём. Ванная и отхожее место. Кровать с шатающейся ножкой несла в себе боязнь старости…
У окна стояло инвалидное кресло. В нём, словно восседая на троне, уместился старик. Камзол в дырах от наград, которых уже не было, выглядел комично.
Вот как выглядят люди, пытающиеся ухватить птицу прошлого за хвост. Раз! И в твоей ладони лишь старое перо.
Мужчина повернул голову. Несуразная, слишком жидкая борода блеснула в увядающем солнце. Ди не разглядела цвет его глаз.
– Мисс Эхесси… Простите, что не могу приветствовать вас поклоном.
“Склонившись, вы могли бы рассечь лоб!”
Ди молча сделала реверанс. Как учила мадам Хозяйка.
Господин Хусс скривился.
“Неужели не понравилось?”
Мужчина попытался подъехать ближе, но колесо не поддалось. Он едва слышно хмыкнул и остался у окна, приподнял подбородок выше.
– Вам, должно быть, ваши обязанности уже разъяснили?
Тёмно-синий камзол, тонкие, даже хрупкие ножки, затянутые в такого же цвета штаны, ботинки будто на два размера больше…
Ди сразу же поняла, что мужчина не терпел жалости к своему положению. Она не знала его, никогда не слышала имени, но понимая, что комиссар служил королю… Девушка хотела воздать ему должное.
“Никакой жалости!” – подумала Ди. – “Но помни кто перед тобой!”
– Да, комиссар. – Ответила она, стремясь спрятать волнение. – Но я готова исполнять все обязанности, что вы на меня возложите. Я не из робких…
Господин Хусс неожиданно улыбнулся.
“Какие ровные зубы!”
Он схватился пальцами за колёса кресла и двинулся в сторону дверного проёма. Ди отошла в сторону, ткнулась бедром в край стола. Кувшин с водой звякнул о стакан. Абсолютно обыденно закрыла за ними дверь его спальни и достала небольшой блокнот. Смочив слюной край перьевой ручки, она показала всем своим видом готовность записывать указания.
Мужчина вновь скривился, и Ди убрала пухлый блокнот, спрятала в дрожащих пальцах за спиной.
– Завтрак в восемь утра, обед в четырнадцать! Сложно ли запомнить? – господин остановился перед лестницей.
Растерянность на его лице могла рассмешить, но Ди ухватилась за два рычажка, что ответвлялись от спинки кресла.
– Определённые блюда, господин? – колёса кресла равномерно скатывались вниз. Скрысь – бум – скрысь – бум.
– Не ваша забота! Помните о расписании приёма пищи. Еда – источник сил. Пропустите и останетесь голодной до вечера. Следите за временем отхода ко сну – вялое лицо мне в доме ни к чему.
– За чем же мне ещё нужно следить?
– Мой сын… Он… Он человек импульсивный, страстный, мечтающий вознести имя нашей семьи до небес. Вы должны контролировать его. Возлагаю на вас власть, мисс Эхесси. Будьте с ним строгой, но не перегибайте.
Ди сжала рычажки, когда колёса коснулись паркета, выстилающего первый этаж.
– Вы должны следить за ним и докладывать мне о его перемещениях по городу. Однако, – мужчина сделал паузу и задрал голову, – учитывая вашу природную привлекательность, мне стоит нанять ещё мужчину, чтобы он следил за вами обоими.
Ди отвела взгляд.
“Сумасшедший старик!”
Руки затряслись ещё больше, будто девушку уличили за чем-то постыдным.
В доме было холодно. Вкатив коляску в зал, где камин уже зиял пустотой, Ди увидела на краю диванчика плед, сложенный в несколько рядов. Подбираясь к нему, девушка наступила на кругляшок золы. Она схватила плед и, развернув, набросила на колени мужчины. Сама Диервин тоже чувствовала дрожь в теле – старое льняное платье совершенно не грело. Бесполезная широкополая шляпа казалась несуразной, но будто бы придавала статуса. Так хотелось снять это чудо модельерной мысли и бросить вместо хвороста в камин…
– Табиен подал заявку в кадеты… Отправится на следующей неделе на границу с Вискенсией.
Ди села на край дивана – колесо кресла упёрлось ей в колено.
– Табиен, – забывшись, пропела Диервин. Встрепенувшись, она сняла головной убор. – Мне сказали, что через пару месяцев…
Мужчина закусил губу, отвернулся. Старый, как и собственный дом…
О чём он думал?
Жалел ли о прошлом?
– Табиен привык к роскоши. – Прочистив горло, комиссар продолжил. – Я отослал прислугу не из-за нехватки денег, а потому, что солдат должен привыкать к лишениям. Когда-то в нашем доме было шумно… Гуляя по ночам, не удивляйтесь, если увидите призраков прошлой жизни.
– Я призраков не боюсь…
Он рассмеялся. Искренне. Было в этом смехе что-то жалкое, безродное, как и сама Диервин.
– Верно. У живых гораздо больше поводов нас ненавидеть… – Мужчина взглянул на Ди. В карих глазах промелькнула злость. – Манерам вас не учили. Печально.
Так и не осознав, где ошиблась, Диервин склонилась перед господином.
“Он не друг тебе, дурнушка!”
– Простите, забылась…
Комиссар хмыкнул.
– Табиен привык к роскоши, – повторил старик, – так что на передовую отправитесь и вы.
Ди сжала кулаки.
“Нет!”
“Солдат должен привыкать к лишениям!”
Внутри всё пылало от злости. Комиссар сам себе противоречил.
“Сколько бы денег не платили – не поеду!”
– Будете стирать, шить, читать ему книги, выполнять женскую работу по дому, – продолжил комиссар, взглянул на Диервин. – Я хоть и стар, но из ума не выжил. Мой сын будет там представлять лишь мой дом и моё имя, в саму бойню ввязываться не станет. Через полгода вернётесь домой.
Он видел на лице девушки страх.
– Понимаю ваши чувства, но, право, беспокоиться не стоит.
– И всё же мне страшно, комиссар.
– Поверьте мне, самое надёжное место среди королевских солдат.
Госпожа Дар оставила её одну. Пока экономка помогала комиссару устроиться в комнате на дневной сон, девушка прошлась по коридору, заглянула в приоткрытые двери.
В гостиной, помимо дивана с креслами и камина, стоял трельяж, рояль и сломанный автоматон. Детали лежали прямо на полу, под крышкой мёртвой машины растеклось тёмное масляное пятно. Подобные механизмы Ди видела в полях, когда они ехали в карете. Странно было наблюдать за такой игрушкой, лежащей в гостиной военного комиссара.
Комнаты с другой стороны коридора вели в кухню, столовую и кабинет. Ещё одна дверь, открывающая нутро подвала, спряталась под лестницей. На кухне пахло хлебом и чесночной рыбой. У порога стояли склянки со свежим молоком. Столовая была совсем тёмной и без света лампы Ди не смогла рассмотреть убранство. Толкнув слегка дверь в кабинет, Ди замерла. Скрип, раздавшийся в пустом коридоре, показался излишне громким. Что ж, кабинет тоже остался загадкой.
Госпожа Дар не стала спускаться. Позвала шёпотом Ди и поманила ладошкой за собой. Поднявшись по лестнице, девушка прошла за женщиной направо. Это крыло было отдано прислуге.
Комната Диервин была большой, с собственной ванной и отхожим местом. Пахло приятно. Дыру в полу, что служила туалетом, обрабатывали хлором. Такие вещи Ди видела впервые – отхожее место в приюте было отдельной будкой на улице.
Кран с горячей водой тоже стал неожиданностью, как и шкаф, полный пусть и не новых, но вполне приличных платьев. Несколько из них были скрыты футлярами.
– Господин Табиен желает посетить несколько приёмов перед отъездом. – Подсказала экономка.
– Можно? – Ди взялась за замочек на футляре.
– Конечно, они ваши.
Сдерживая вздох радости, Ди открыла футляр. Из под чехла тут же выглянули красные оборки и шёлковая ткань.
“Долго же вы здесь томились, бедняги!”
Проведя пальцами по юбке платья, Диервин чуть не заплакала. Роскошь, недоступная девочке из приюта, теперь висела в её шкафу.
Второе платье было ещё красивее, хоть и казалось Ди слегка порочным: корсет, едва прикрывающий грудь, отдельные рукава-фонарики на второй вешалке и несколько слоёв полупрозрачного фатина. Порывшись в складках, она не нашла нижней юбки.
– Это наряд для закрытого вечера. – Госпожа Дар зарделась. – Вряд ли вам предстоит надеть его для господина Табиена, но он лично выбрал его.
– Закрытого вечера? – Ди одёрнула руку, будто коснулась чего-то скользкого.
– Ваша внешность… – женщина прокашлялась. – Будьте спокойны, милая. Закройте этот ужас и оставьте гнить в шкафу.
Ди вновь перевела взгляд на платье.
“Видимо, закрытый вечер предполагает завершение в постели?”
“Тогда мне действительно нечего бояться.”
“В кои то веки моё лицо сыграло мне на руку!”
Диервин достала свои вещи и гигиенические принадлежности. Отнесла марлевые тряпочки, зубную щётку и мыло в ванную, сложила стопкой полотенца, что выдала экономка. В ящик туалетного столика сложила ободки и заколки, шпильки и единственный флакончик духов. Они были её ценностью на грани роскоши. Пользовалась Ди ими только по особым случаям и отчаянно берегла. Сев на постель и утонув в перине, девушка подумала о том, что первым делом с жалованья купит себе ещё один аромат и будет пользоваться им ежедневно.
Вечером она спустилась на ужин. Так и не увидев своего подопечного, Ди разделила трапезу с госпожой Дар. Они сидели за кухонным столом, ели при свете свечи, в то время как комиссар лакомился уткой в одиночестве в столовой. Девушка внимательно слушала о предпочтениях хозяев, старалась запомнить все мелочи и важные моменты само собой.
– Табиен – мальчик своеобразный, но безобидный, – экономка слизнула жир с пальцев. Кусок утки действительно лоснился под прыгающим пламенем. Картофель был вкусным, разваливался на части, высвобождая пар, но Ди лишь ковыряла вилкой еду. – Он обычно является под утро. Пропадает с друзьями в таверне, иногда тащит с Виктором в дом всякий хлам.
– Виктор? Кто это?
– Племянник господина. Осиротел несколько лет назад, живёт на другом конце улицы в доме родителей. – экономка с красивым именем Эмиссия вздохнула. – Проклятая война…
После ужина Ди поднялась к себе. Записала в блокнот всё, что узнала за день, и спрятала его под матрас. Так было спокойнее, хотя ничего плохого с ней не случилось. Конечно, в новом доме среди незнакомцев было страшно, но только и всего.
Она зашла пожелать комиссару спокойной ночи. Старик лишь кивнул и махнул на неё рукой.
– Возьми-ка книгу. – Она уже переступила порог, но обернулась, услышав голос старика. На комоде у двери действительно лежала книга. Тяжёлый том. – Это история Континента. Прочти всё. Завтра перескажешь. То, что ты росла в приюте не значит, что жить нужно в невежестве.
“Я и за ночь это не прочту!”
– Да, комиссар.
Дом заснул. Ди улеглась в постель, накрылась мягким одеялом, от которого пахло ванилью. Открыв толстую книгу, принялась читать. Долго. По слогам, как читают дети.
…История становления королевства началась задолго до рождения принцев Шивари и Ишахи. Тукмель – старейший город, являющийся столицей. Город был построен на равнинной местности, где в пятнадцатом веке нашли залежи железной руды и нефти. Со временем вокруг Тукмеля стали расти и другие города, требующие большого вливания в экономику…
Ди зевнула. Глаза слипались, а она только начала чтение.
…После возведения первого ряда стен неподалёку от столицы началось активное развитие торговли. Обширные земли стали домом для фермеров и торговцев. Многие шахтёры основали свой отдельный город и добились освобождения от налогов. Их труд был важен и король пошёл на такие уступки.
Через несколько лет Совет инженеров создал первый прототип буровой машины, которую стали активно использовать при добыче железа. После такие машины стали появляться повсеместно.
Несколько лет спустя механизмы модернизировали и приспособили для нужд остального населения: появились заводы, мусоросборщики, кузнецы.
В год рождения братьев-близнецов королевской семьи, машины так плотно вошли в жизнь, что их перестали бояться дети…
Ди легла чуть ниже. За окном начался дождь.
…Двенадцать лет назад, когда принц Ишахи узурпировал восточные земли, называющиеся Шахир, многие машины были переделаны в боевые. Началось массовое производство огнестрельного оружия и клинков. Пытаясь добраться до брата, спрятавшегося за стенами Восточного замка, король Шивари нёс большие потери. Попытка мирных переговоров провалилась: самопровозглашённый король Ишахи отказался возвращать земли. Континент разделился. Многие люди перешли на сторону врага: отказ ввести перемены в законы и жизнь простых людей вынудила сотни человек пойти на такой отчаянный шаг…
– Двенадцать лет. Надо же! – прошептала Диервин.
Она пролистнула ещё несколько страниц, пробежала глазами по списку фамилий важных особ, оказавших помощь в войне. Среди ровных строчек красивого почерка была и фамилия Хусс.
…Адам Хусс – комиссар пятого отделения. Командовал наступлением на стену. Был с почестями отправлен на пенсию в связи с потерей ног…
Ди призадумалась. Ей казалось, что ноги-то у старика были. Теперь же оказалось, что это был муляж.
…Мусоросборщики – единственные машины, оставшиеся в городах. Потребность в остальных механизмах выросла настолько, что сразу с конвейеров их отправляли на передовую…
Ди уснула. Через мгновенье потухла и свеча.
Столица утонула в тишине.
Утром девушка встала пораньше. Боясь, что комиссар будет ругать за невыполненное задание, одевшись, попыталась прочесть ещё несколько страниц книги, но услышала шум.
Голоса и громкий топот заставили девушку отложить занятие и прильнуть к двери. Двое мужчин, судя по голосам, были пьяны. Разбив вазу на первом этаже, они стали подниматься по лестнице. Голос мадам Дар, раздавшийся будто у самого уха, заставил Ди отпрянуть и замереть на месте. Экономка, видимо, остановилась у двери в комнату девушки.
– Проказники! Наделали же вы шума! Идите прочь, пока комиссар не всыпал вам по первое число.
Мужчины рассмеялись. Ди встала на колени, прильнула к замочной скважине.
Один из молодых мужчин приобнял женщину и поцеловал в щёку. Старушка попыталась высвободиться, но сопротивлялась она явно для вида.
– О, моя дорогая! Душа требует веселья и шума! В этом доме слишком тихо!
Медленно все трое двинулись в другой конец коридора. Ди поднялась, поправила платье, взглянула на своё отражение в зеркале.
“Почему ты такая уродливая?”
Вопрос, брошенный в собственное отражение, отозвался болью в груди. Люди не часто любят за характер или доброту, влюбляются в красивые глаза, в пухлые губы и родословную.
Ди открыла двери, столкнулась нос к носу с экономкой. Старая женщина с лёгким румянцем на щеках улыбнулась.
– Иди, дорогая, пришёл твой подопечный. Вторая дверь справа.
Она дотронулась до плеча девушки. Было в этом жесте что-то неуловимое. Будто попытка поддержать смешалась с отчаянным желание предостеречь, но слов не последовало. Лишь шаги спустившейся по лестнице госпожи Дар.
Ди тихо подошла к двери. Постучала.
– Да!
Сердце колотилось, словно бешеное.
Нажала на ручку и открыла дверь в весьма красивую комнату. Она была ярче всего дома: на окнах не было тёмных штор, кровать была спрятана под белым балдахином, кроваво-красные обои были украшены портретами и небольшими картинами в золотых рамках. Расставленные всюду подсвечники с огарками свечей говорили о том, что хозяин комнаты любил свет. Был и камин. На столике между двух кресел лежала стопка газет.
Как только она вошла, двое мужчин, сидевших в креслах, повернули к ней головы. Ноги обоих были перекинуты через подлокотники. На столике горкой лежал табак. Белые рубашки были расстёгнуты, синие камзолы лежали на полу у их ног. Оба юноши были похожи друг на друга: черноволосые, высокие, красивые, с крепкими фигурами. Они курили трубки, вальяжно откинувшись после бурной ночи. По комнате витал запах перебродившего вина.
– Доброе утро, господа. – Произнесла Диервин.
Один из мужчин скривился, поднёс ладонь с зажатой между пальцев трубкой к виску.
– Тише!
– Ты, должно быть, нянька этого балбеса? – голубоглазый усмехнулся.
“А ты, должно быть, Виктор? Боже, какие же вы оба красивые!”
– Меня зовут…
– Да срать я хотел на твоё имя! – Табиен скривился. Его карие глаза уставились на лицо Ди.
– Я…
– Заткнись! – рявкнул подопечный. Его братец усмехнулся и выпустил клубок дыма.
– Какая же ты уродина! – Табиен отвернулся. – Что за человек?! Неужели нельзя было найти симпатичную? Как я появлюсь с ней на вечере? А?
– Говорят, у таких, – Виктор ткнул пальцем в Ди, – красивые сиськи. С маленькими аккуратными сосками.
– Да? – Табиен явно оживился, поставил ноги на пол. Каблуки его высоких сапог глухо ударились – крик обуви заглушил ковёр. – Ну, покажи!
– Что? – Ди нервно сжала ткань платья.
– Господи, сиськи покажи! – он встал. – Давай живей!
– Я не буду этого делать, господин.
Ответ девушки вызвал у мужчины приступ гнева. Она не успела и шагу сделать назад, как он схватил её и притянул к себе. Ещё раз всмотрелся в лицо, понюхал волосы и сунул руку под ворот. Ди стала вырываться.
– Господин, что вы делаете? Вы не должны…
Ткань с лёгкостью хрустнула. Этот звук будто раззадорил мужчину. Виктор отложил трубку и, закинув ногу на ногу, стал наблюдать. Ткань его белых штанов натянулась в районе паха. Диервин затошнило – она с трудом проглотила кислую отрыжку.
– Прошу, господин. – Ди скулила, словно бездомная собака. Мужчина был силён. Схватив за образовавшийся порез ткани, он рванул платье. – Нет!
Она попыталась прикрыться, но Табиен развёл её руки в стороны и развернул к Виктору.
– Что скажешь?
Виктор молчал. Жадно смотрел на грудь девушки, на её гладкую кожу, на хрупкие оголённые плечи. Она была небольшой, с тёмными кружочками посередине… Он видел множество сисек разного размера, но сейчас сидел перед Ди, словно мальчишка.
– Не мешало бы и потрогать! – Виктор усмехнулся и встал.
Табиен расхохотался. Сжав ладони девушки за спиной, он схватил её за шею.
– Хватит брыкаться! Если не перестанешь, – из его рта пахло табачной смесью. Голова Ди была плотно зажата в пальцах мужчины. Глаза то и дело бегали от его носа до лица Виктора, застывшего на месте. – Я ударю тебя, и отец вышвырнет тебя на улицу, уродливая дрянь.
Табиен схватил грудь Ди и сжал, стал мять её, закрыв глаза от удовольствия.
– Ммм, какая нежная кожа. – Он рассмеялся. – Будто голову пришили у чужому телу. Ты был прав!
Ди замерла. Ей было стыдно и больно. Она стеснялась смотреть на себя голую, не то чтобы трогать, а какой-то незнакомый мужлан вырисовывал на теле узоры пальцами. Девушка заплакала.
– Интересно, – Табиен опустил ладонь ниже, сунул пальцы за ткань нижнего белья, – там ты такая же нежная?
Ди раскрыла глаза от страха. Одними губами, обращаясь к Виктору, продолжающему смотреть на неё, прошептала:
– Помогите!
Виктор нахмурился, опустил глаза.
– Хватит!
Табиен замер, оскалился. Голубые глаза брата вернулись к нему.
Минуту они переглядывались, и когда господин Хусс отпустил Ди, отшвырнув её от себя, она упала на колени. Дрожащими пальцами пыталась собрать ткань на груди, попутно вытирая слёзы.
– Не опоздай к завтраку, уродина!
Табиен вышел. Виктор подал руку, но Диервин отвернулась. Поднялась сама, схватившись за край комода, и тихо вышла.
Только в комнате она могла расслабиться. Взглянув на настенные часы, показывающие без пяти минут восемь, девушка сбросила с себя остатки платья, забежала в ванную и, схватив мочалку, принялась ожесточённо тереть сухую кожу. Она не могла успокоиться: сердце колотилось, пальцы едва слушались, глаза распухли от слёз. Бросив мочалку, она метнулась к шкафу, достала самое закрытое платье без украшений с высоким воротом и влезла в него. Кое-как собрав волосы, девушка выскочила из комнаты.
На кухне никого не было, дверь в столовую была открыта. Во главе стола сидел комиссар, зажав в ладони карманные часы. Оба юноши были здесь.
За спиной Диервин появилась госпожа Дар. Держа кастрюльку с кашей, она протиснулась в комнату.
– Садись, милая. С этого дня ты ешь за столом со своим подопечным.
Комиссар довольно кивнул.
“Не опоздала!”
Ноги не слушались. Ей хотелось сбежать из этого дома, вернуться в приют, где было спокойно и никто не хватал за грудь, не лез в трусы.
– Ди? Милая?
Диервин кивнула, села на стул, уставилась в тарелку с овсянкой. Экономка пододвинула ближе блюдо с дыней и персиками.
– Приятного аппетита.
Она закрыла за собой дверь. Девушке не были интересны ни крупные розы на стенах, ни приятного лилового оттенка скатерть, ни коллекционные блюдца в серванте. В создавшейся тишине Ди боялась поднять глаза, чувствуя, как они смотрят на неё. Лишь после того, как услышала, что старик взялся за ложку и соскрёб ею кашу, она и сама принялась есть, но еда не лезла.
– Ешьте фрукты! – комиссар отодвинул пустую тарелку, промокнул губы салфеткой.
Он разлил по чашкам чай и положил на маленькие тарелки пирожные. Виктор, что сидел рядом с Диервин, передал ей чай. Она не взглянула на него, подождала, пока он уберёт свой локоть.
Комиссар наблюдал за ними очень внимательно. За каждым взглядом своих мальчиков и плотно сжатыми губами новенькой девушки.
Ди к чашке не притронулась, с трудом съела ломтик дыни, пытаясь удержать фрукт в себе – подташнивало.
– Если тебе не хочется есть – можешь идти! – комиссар обратился к гувернантке.
Она кивнула и встала. Вышла из комнаты, не поднимая глаз. Девушка закрыла за собой дверь и прошла на кухню. Увидев экономку, хотела броситься к ней, рассказать обо всём, но услышала громкий стук – кто-то ударил кулаком о стол. Мисс Эмиссия вздрогнула, бряцнула пустые кастрюли в большую металлическую раковину.
– Что это ещё за шутки! – голос комиссара был громким. Обе отчётливо слышали каждое слово. Ди застыла у порога, госпожа Дар – у мойки на противоположной стороне.
– О чём ты, отец? – теперь голос Табиена напоминал противный свист.
– Не понимаешь? Вчера эта девчонка была живой, сегодня – словно дохлая мокрица. Что ты сделал? Что сказал ей?
– С чего ты взял, что в её настроении виноват я?
– Ты всегда виноват!
– Вот уж спасибо!
– Я жду ответ!
– Я потрогал её за грудь!
– Что ты сделал? – переспросил комиссар.
Ругань смешалась в один голос. Стук, разбитое стекло… Ди продолжала смотреть на мадам Дар. Экономка положила правую руку на пышную грудь, левой сжала край столешницы, нечаянно сбросила на пол половинку сырой картофелины. Овощи, подготовленные для обеда, съехали вместе с доской в бок.
– Сейчас же, – прорезался голос комиссара. – Сейчас же! Ты поднимешь свой зад и пойдёшь с извинениями к мисс Эхесси!
– А если нет? – в голосе Табиена послышалось недовольство.
– Комиссар! – Виктор встревожился.
Послышался хрип. Фарфоровая чашка или блюдце упали на пол. На кухне обе особы прекрасного пола превратились в слух.
– Тебя найдут в канаве!
– Из-за одной потрёпанной сиськи? – Табиен жадно схватил ртом воздух.
– Дело не груди! Дело в чести! Если бы кто-то так обращался с твоей матерью или сестрой, будь она у тебя? Женщины требуют защиты, а не насмешек и издевательства!
– Слышать подобное от тебя – шутка! А-а-а, так тебе можно! Конечно, ведь ты комиссар! А я никто! Вот и вся разница. Будто я, – он откашлялся, – будто я не знаю, как ты можешь резать словом! От тебя доставалось и маме, и прислуге!
– Табиен! – Виктор пытался погасить конфликт, но выходило плохо.
Госпожа Дар насупилась. Бросив кухонное полотенце, больше похожее на тряпку, она схватила Диервин за руку.
– Пойдём! Пусть грызут друг другу глотки! Нечего их слушать!
Они поднялись наверх. Экономка достала из потайного кармана пышной юбки связку ключей и, стянув один из них с тонкого металлического кольца, положила на комод в комнате гувернантки.
– Это ключ от моей спальни. Если будет нужна помощь или будет страшно ночевать одной – приходи! – она задыхалась от возмущения, поражённая поведением двоих юнцов.
– Благодарю…
Ди села на постель и заплакала. Плечи затряслись. Она свела колени, поджала под себя ноги. Госпожа Дар расстроилась, нерешительно замерла у двери, но затем подошла к девушке и присела рядом, обняла.
– Ну-ну, милая! – заставила Ди поднять голову, мягко взяв за подбородок. – С другой стороны, Табиен не стал бы приставать, если бы ты ему не понравилась.
Злой огонёк, пробежавший в глазах Диервин, никак не повлиял на экономку. Женщина будто не понимала, что сказала что-то не то.
– Посмотри на себя! Какие у тебя притягательные глаза!
“Тусклое небо!”
– Нос, будто твои родители были аристократами!
“Лошадиные ноздри!”
– Тонкая талия…
Парировать эти слова было нечем. Она вновь уткнулась в ладони. Посидев ещё немного, госпожа Дар встала и вышла, закрыв дверь за собой. В комнате остался запах свежих персиков.
Ди легка на постель, вытерла слёзы. Шмыгнув носом, подумала о том, что стоит умыться, но в дверь постучали. Девушка занервничала, села. Решила, что открывать не будет, но прятаться весь день не смогла бы. У неё была работа. Она сама сделала выбор: могла собрать вещички и укатить назад в Грювель, а вместо этого уплетала кашу вместе с хозяином дома.
– Диервин! – голос Виктора был уставшим и тихим. – Прошу, откройте! Я хочу извиниться.
Ди, думая, что он пришёл один, открыла дверь, но, увидев Табиена, хотела хлопнуть изо всех сил, чтобы, если повезёт, нос наглецу разбить.
– Выслушай! – Табиен поднял ладони. Она увидела несколько мозолей и глубокую, почти зажившую рану. – Мы тебя не тронем. Гм, больше не тронем.
Диервин свела брови на переносице, инстинктивно потянулась к груди, пытаясь прикрыться, но одёрнула руку.
– Мы войдём? – Виктор стоял за спиной брата.
Слегка кивнув, девушка уступила, села на кровать, чтобы оказаться от них подальше. Юноши осмотрелись, будто давно не были в этой комнате, и спешить с извинениями не стали. Как двое нашкодивших мальчишек продолжали мяться у двери. Потерев шею, Виктор взглянул на брата.
– Что ж…
– Поступили мы не красиво, согласен! – Табиен перебил его и уперся плечом в стену, скрестил руки на груди, закрываясь. – Отец прав – два идиота! Мы пьяны… до сих пор вино из головы не выветрилось…
– Мне запирать дверь каждый раз, когда господа будут возвращаться из клуба?
– Да, стоило бы. – Честный ответ Табиена поразил гувернантку. – Мы не сильно-то с головой дружим.
Он усмехнулся. Виктор смог слегка расслабить плечи – натянутый как струна, он продолжать держать руки в карманах брюк.
– Говорить о том, что мы не плохие люди, наверное, глупо, но это так. Оправдываться недавней потерей матери и строгостью отца не буду. Твоя жизнь тоже вряд ли была сладкой… Мисс Брусид много рассказывала о тебе. Она работает компаньонкой одной девушки, которая мне очень нравится… – Ди не перебивала, внимательно слушая поток откровенности. – По возвращении я хотел бы жениться, завести свою семью и, наконец, покинуть этот дом.
– Он говорит это не потому, что надеется, что ты не донесёшь до Из сегодняшний инцидент, – встрял Виктор.
– Да, не поэтому. Ты имеешь полное право всё рассказать подруге, и та, естественно, доложит Марсе. – Табиен закатил глаза, взмахнул рукой. – Марса, конечно, влепит мне пощёчину или плюнет в лицо…
– Плюнет в лицо? – Диервин усомнилась.
– Она может и по яйцам врезать! – воскликнул Виктор. Заметив растерянность Ди, добавил: – Прости! Марса – девушка с характером.
Табиен мягко усмехнулся, будто в этой даме вспыльчивость была самым любимым качеством.
– Я тоже хочу… – Диервин сжала кулаки.
– Двинуть мне между ног? – удивился Табиен.
– Нет, хватит пощёчины.
– Справедливо.
– Справедливо.
Табиен и Виктор обменялись взглядами – синхронно выплюнутое слово рассмешило обоих.
Диервин встала. Табиен подошёл ближе.
– Можешь двинуть со всей силы!
Диервин казалось, что она сможет это сделать. Уже вот-вот готова была размахнуться и услышать сладкий шлепок возмездия, но не шевелилась. В конце концов пробормотала:
– Не могу…
Табиен кивнул.
– Знаешь, – сказал он тихо. – Открою тебе тайну. Отец думает, что мы с Виктором останемся в стороне. Побудем болванками, помаячим перед солдатами с речами, поднимающими боевой дух, но нет! Мы отправимся в самое пекло… Возможно, когда мой труп достанут из-под какой-нибудь машины, ты сможешь меня простить.
Диервин открыла рот, собиралась что-то сказать, но не сказала…
Оставшись одна, она подошла к окну, взглянула на засохший сад и землю, устланную жёлтыми листьями. За спиной скрипнула дверца шкафа. Вспомнив о позорном платье, которое для неё выбрал Табиен, она вновь его возненавидела. Никак не могла понять, добрый ли он человек, оступившийся в пьяном хмелю, или волк, притворяющийся овечкой.