Глава 1. Буря

– Эфа! Эфа! – надрывался мальчишеский голос, разлетаясь эхом по песчаным волнам Сикелийской пустыни. Смеркалось. Песок неторопливо остывал, мерцая золотыми искрами в лучах уходящего солнца, а тени дюн удлинялись, покрываясь глубокими морщинами сумерек. Гадюка давно скрылась в зарослях чингиля, но дети не отставали от стражника, уговаривая его поискать эфу в кустах. Ведь Сейфуллах, капитан каравана, щедро обещал пять султанов за каждую змею, пойманную в лагере.

Наемник колебался. Поймать эфу и получить за нее награду было заманчиво, но ловить по кустам юркую и опасную гадину после тяжелого дня не хотелось. Скорее бы сдать дежурство, выпить чаю с турьим жиром, перекинуться в кости с постовыми, да отправиться спать. Ведь завтра караван возвращался домой, в прекрасный город Балидет – жемчужину оазиса Мианэ и последнюю крепость Империи в Холустайских песках. Решив не трогать змею, стражник принялся разгонять детей по шатрам.

Притаившаяся в кустах эфа не стала медлить и ринулась к потрохам, оставленным поваром для духов пустыни. Суеверные кучеяры панически боялись злых пайриков, которые, как считалось, обитали в каждом бархане и устраивали путникам смертельные ловушки в виде зыбучих песков. Они же были повинны в высыхании колодцев и появлении губительных самумов, которые рождались далеко на востоке, за хребтами Гургарана. Вырываясь из горных недр красно-бурой мглой, песчаные бури вздымали могучие барханы пустыни, засыпая жгучим, раскаленным песком все живое, попадавшееся им на пути. Память о встрече с самумом оставалась до самой смерти.

Выскользнув из тени, Арлинг схватил змею за голову и отбросил ее далеко в дюны. Следом полетели и потроха. Халруджи не верил в пайриков и уважал обычаи кучеяров, но повар оставил объедки слишком близко к лагерю, что было небезопасно.

Повинуясь внезапному порыву, он пересек линию костров и взобрался на ближайший бархан. Волнующий запах пряностей, доносившийся из-под навеса, где готовили ужин, напомнил о городе. Десять долгих месяцев караван торговал в северных крепостях Сикелии, но, как бы ни манили сказочные края, путешественники уже давно грезили о жарком Балидете, приютившемся на краю оазиса реки Мианэ. На берегах когда-то грозной и неприступной реки рождались легкие бабочки-шелковицы, из куколок которых ловкие балидетские умельцы изготавливали невесомые ткани, проходившие сквозь перстень. А еще Балидет славился вином из плодов туранги, красивыми обсидианами и, конечно, женщинами, чьи талии были подобны молодому месяцу, губы – сладким плодам сикелийского тамариска, а волосы – лепесткам адраспана, нежным и шелковистым.

Для Арлинга Балидет был домом, потерянным в детстве и случайно найденным на пороге зрелости, откуда – сквозь облака и туман – виднелись седые вершины старости. Он знал, что по меркам кучеяров был еще молод, но порой ему казалось, что эти горы уже высятся перед ним непреступной громадой, которая вот-вот проглотит его, превратив в камень, такой же сухой и горячий, как песок Сикелии. Арлинг запутался в годах, словно паук в своей паутине.

Торговля прошла успешно. Восемьсот дромадеров несли тяжелые тюки с муслином и сафьяном из Фардоса, кипы вяленых и льняных тканей из Хорасона, пурпурные одеяла из Лаэзии, соль и посуду из Муссавората, леопардовые шкуры и хрусталь из Самрии, драгоценные камни и золото с рудников в Иштувэга, а также пушнину из далеких северных городов Согдарии. Изрядная доля товара предназначалась для выплаты ежегодной дани Согдарийской Империи, которая в незапамятные времена покорила города-государства Сикелии, объединив их в провинцию. Для пресыщенного роскошью Балидета выплата дани не была в тягость, а регулярные войска императора отпугивали воинственных керхов от торговых путей, которые словно артерии, несущие жизнь, пронизывали южные земли Империи.

Помимо дани верблюды везли еще один ценный груз – подарок капитана своей невесте Альмас, наследнице древнего и знатного рода Пиров. Умельцы из Иштувэга изготовили для самой красивой девушки Балидета декоративный сад, в котором земля и трава были сделаны из золота и серебра, а цветы и плоды из драгоценных камней. Сад наполняли чучела экзотических животных и механические фигуры птиц, певшие причудливыми голосами. Арлинг считал, что с животными было придумано зря, но Сейфуллах утверждал, что никто так хорошо не знал Альмас, как он, и что чучело павлина должно привести ее в особый восторг.

Молодой капитан тщательно подошел к вопросу охраны каравана, наняв сотню воинов, которые вместе с личной стражей Сейфуллаха составляли внушительную боевую силу в сто пятьдесят человек, вооруженных луками, копьями и саблями. У отряда было десять лошадей и семьдесят боевых верблюдов, на которых воины ехали поочередно. Люди Сейфуллаха были одеты в новые доспехи из кожи, войлока и тонких металлических пластин, отличавшихся особой прочностью. Старания Аджухама не прошли напрасно. Потраченные на охрану средства оправдали себя во время перехода по старому тракту Земли Сех, где давно и безраздельно господствовали кочевые керхи, известные агрессивным нравом.

Потери были невелики. Несколько человек получили ранения, да от каравана отбилось тридцать баранов. Опытные кучеяры знали, что это керхи угнали и спрятали скот в песчаных землянках, но недостатка в пище не было, и Сейфуллах решил не тратить силы на поиски, ведь до дома оставалось всего несколько дней пути.

Ветер стих, уступив место звенящей тишине, непривычной для вечерней Сикелии. В это время суток жизнь обычно громко заявляла о себе, стараясь наверстать упущенное за жаркий день время. Арлинг глубоко вдохнул, стараясь не пропустить ни одного запаха, еще раз внимательно прислушался и приложил ладонь к песку.

Что-то было не так. Наслаждаясь вечерней прохладой, он пропустил момент, когда пустыня замолчала. В воздухе по-прежнему витали стойкие ароматы цветущего чингиля, которые заглушали даже запах пота людей и животных, но странная тишина не давала покоя. Молчание песков могло быть предвестником непогоды. Или непрошеных гостей.

«Надо сказать Вазиру, чтобы выслал разведчиков», – подумал Арлинг, и, поправив повязку на глазах, стал спускаться к лагерю. Халруджи привык ко многим суевериям кучеяров, но их страх перед слепотой по-прежнему раздражал его, каждый раз напоминая, что нить, соединяющая его с миром зрячих, была очень тонка.

Едва слышный скрип песчинок заставил Арлинга насторожиться. По походке он узнал Гасана, одного из телохранителей Сейфуллаха. Уже не молодой кучеяр испытывал к халруджи отеческие чувства и следовал за ним повсюду, стараясь облегчить службу у капризного капитана каравана. Иногда Арлингу казалось, что если бы судьба столкнула его с таким заботливым опекуном раньше, в его жизни многое могло быть иначе.

– Поздно уже, – пробурчал старый воин. – Не отходи далеко. Гадюку видели.

– Я в порядке, – ответил Арлинг, пряча улыбку. – Что наш маг говорит о погоде?

Гасан повернулся к угасающей полоске заката. Он уже поужинал, и от него пахло острым бараньим супом и медовыми лепешками. Ветер слабо теребил его плащ и ерошил жесткие волосы, едва слышно скребя песчинками по обветренной коже. Арлингу казалось, что он слышал, как бежала кровь в венах старого стражника, но это, конечно, была игра воображения.

– Слава Омару, все спокойно, – сказал Гасан. Наклонившись, он подобрал с земли горсть сухой пыли и, пришептывая, бросил ее себе под ноги. Кучеяры считали, что песок лучше всех охранял от дурных вестей и сглаза, и рассеивали его по ветру тогда, когда Арлинг предпочел бы сплюнуть или постучать по дереву.

– Бури ушли на восток, сейчас не их время. Халдун, собачий сын, клялся бородой, что до самого Балидета небо будет таким же ярким и чистым, как сапфиры на парадном клинке капитана. Сладкоречивая гиена! Легко предсказывать погоду, когда сезон теббадов давно прошел. В одну безлунную ночь духи отправят этого паука к праотцам. Знаешь, сколько Сейфуллах заплатил ему за то, чтобы тот согласился оставить работу в храме и разделить с нами… хе-хе… трудности пути?

Арлинг покачал головой, надеясь, что поблизости нет соглядатаев Халдуна, походного мага, и поспешил перевести разговор на другую тему.

– Ты не видел Вазира? Нужно послать людей на разведку. Как-то странно тихо, не замечаешь?

В этот момент грянули тамбурины, и звонкий голос певца тоскливо вывел первые слова протяжной песни. Люди готовились провожать последнюю ночь в пустыне – большой праздник для любого кучеяра, возвращавшегося из долгого путешествия.

Гасан рассмеялся, но прислушался. Арлинг кожей чувствовал, как старый воин пытался различить что-либо кроме музыки и гула толпы, собравшейся вокруг артистов.

– Напрасно стараешься, – прервал он его. – Вокруг действительно слишком тихо, поверь мне. И это странно. Ветра нет, пески не скрипят, насекомые не летают…

Гасан еще некоторое время слушал ночные звуки, но потом махнул рукой.

– Ты, конечно, слепой, и слышишь, наверное, лучше меня, но сейчас у тебя нервы шалят. Или воображение разыгралось. Смотровые вернулись всего полчаса назад. На многие сали вокруг все спокойно. К тому же, капитан велел усилить посты. Люди будут гулять, мало ли что случится. Расслабься и не тревожь лишний раз этого пса Вазира. Чтоб ему журависом обкуриться, да в песках сдохнуть!

Арлинг не ответил и подумал о том, что Гасану следовало бы осторожнее отзываться о начальнике стражи. Сейфуллах уже несколько раз намекал ему на отставку, больше доверяя льстивым речам Вазира, чем опыту старого воина.

– Так он у капитана? – уточнил Арлинг, уже зная ответ. Где еще Вазир мог курить журавис, как не у Сейфуллаха, который за долгое путешествие пристрастился к наркотику настолько, что халруджи всерьез подумывал о некоторых радикальных мерах, которые он предпримет, когда караван вернется в Балидет, и мальчишка сложит с себя обязанности капитана. Например, обливание ледяной водой и порошок из ракушек зинари натощак вполне подойдут для лечения избалованного юнца, который за десять месяцев успел изрядно помотать ему нервы.

– Оставь эту идею, Арлинг, и не вздумай отправляться в пустыню сам, – рассердился Гасан. – Конечно, этот шакал у капитана. Лижет пятки ему самому, а заодно и другим купцам. Их там, в шатер, набилось, как песка в мои сапоги. Лучше сыграем в кости, а постовые пусть делают свою работу. В конце концов, им за это платят. Прости, забыл, что ты за идею служишь. Никогда не понимал, зачем тебе это надо. Так ты со мной?

– Нет, Гасан, я лучше пойду спать, завтра будет трудный день, – солгал Арлинг, похлопав вояку по плечу. Ему было жаль старика. Он еще был силен, но годы неуклонно давали о себе знать. Возможно, это станет его последним путешествием – доносчиков в лагере хватало.

Арлинг проводил стражника до навеса, где собрались охрана Сейфуллаха. Он испытывал сильное искушение воспользоваться правом первого слуги капитана и отправить несколько человек на разведку. Тем самым, испортив себе остаток дня. Вспыльчивый начальник стражи, наверняка, усмотрел бы в этом личное оскорбление.

«Ладно, пусть сегодня все будет правильно», – решил халруджи, перешагивая через натянутые веревки шатров и навесов. Они едва ощутимо дрожали в потоках теплого ветра, постанывая от прикосновений мелких песчинок, рассыпанных в воздухе. Идти в шатер Сейфуллаха не хотелось.

«Ведь проблема не в том, что начальник стражи откажется послать смотровых еще раз», – подумалось ему. Вазир, который стремился любым способом занять теплое место при дворе Аджухама в Балидете, несомненно, отправит целый отряд прочесать окрестности вплоть до самого города. «Проблема в том, что ты устал от этой игры», – заключил Арлинг и внезапно остановился. Это были опасные мысли, которые следовало немедленно развеять по ветру. Если он и дальше будет допускать их, то три года службы у Сейфуллаха превратятся в чистые листы его жизни.

Сейфуллах Аджухам, как и подобает капитану каравана и сыну главы Торговой Гильдии Балидета, разместился в просторном шатре, в котором умещались приемная, три гостиных, спальная, кабинет, столовая, оружейная и небольшое помещение для личного слуги, то есть, для Арлинга. Роскошь, от которой халруджи отвык за годы жизни в Сикелии, раздражала его не меньше, чем повязка слепого.

Пустыня не изменила своего поведения, по-прежнему настораживая непривычным молчанием. На миг ему показалось, что он услышал крадущиеся шаги песчаного льва в зарослях чингиля, но звук был слишком невнятным, чтобы с точностью определить его происхождение. Да и от кустов его отделяло приличное расстояние в сотню салей.

Арлинг почувствовал на себе взгляд раньше, чем осознал, что за ним наблюдали.

Перед шатром Сейфуллаха стоял молодой нарзид, привязанный к столбу за кражу сладостей, которые капитан вез для невесты. И хотя мальчишка едва притронулся к леденцам и даже не вскрыл ларец с рахат-лукумом, Аджухам велел выбросить лакомство псам, а нарзида оставить до утра без одежды, чтобы холод и песчаные москиты на всю жизнь отбили у него охоту к воровству. Но слуге повезло. Ночь была безветренной и теплой, а из лагеря, похоже, улетела последняя муха. Вазир считал, что Сейфуллах проявил ненужную мягкость, отказавшись рубить мальчишке левую руку – обычная участь, которая ожидала всех воров в Балидете. Халруджи был против таких мер, но хорошая порка слуге бы не помешала.

Арлинг не любил нарзидов. Среди прислуги каравана их было немного. Они отличались ленивым нравом, и в путешествия их брали неохотно. Глупые и нечистоплотные нарзиды получали медяки за грязную работу, которую не стал бы выполнять даже самый бедный из кучеяров. Поселения нарзидов имелись почти в каждом городе Сикелии, но больше всего их было в Балидете.

Сейфуллах, который окончил Торговую Академию Самрии и любил блеснуть эрудицией, рассказывал Арлингу, что нарзиды были остатками малочисленного дикого народа, когда-то давно спустившегося с Гургаранских гор из-за наступления холодов. Новые соседи были слишком ленивы, чтобы возделывать капризную почву оазиса Мианэ, и слишком глупы, чтобы заниматься торговлей – главным делом жизни любого кучеяра. Поэтому они оседали в городах, выполняя черновые работы. Денег, которые им платили, хватало на выпивку и дешевые развлечения – главное дело в жизни любого нарзида. Они часто попадали в долговое рабство или продавали детей, чтобы добыть денег на очередную порцию моханы, сладкой сикелийской водки. Нарзиды были грязны, безграмотны и не имели ни малейшего представления о морали, чести и справедливости. Прикосновение к нарзиду могло навлечь несчастье, впрочем, как и случайный взгляд на неприкрытые повязкой глаза слепого. Такое сравнение Арлингу не нравилось и усиливало его неприязнь к горцам.

Он хотел пройти мимо столба, но нарзид окликнул его по имени. Это было дерзко. Не каждый купец в караване мог позволить себе так к нему обращаться. Стража у шатра капитана, наконец, заметила Арлинга и напряженно замерла. Неприязнь Вазира к личному телохранителю Сейфуллаха была хорошо известна в лагере, и многие мечтавшие о карьере воины старательно ему подражали.

– Эй, господин! – снова закричал нарзид.

От него воняло так сильно, что халруджи захотелось зажать нос платком, прежде чем приблизиться к столбу.

– Если будешь кричать, я позову начальника стражи, и в Балидет ты приедешь уже калекой, – пригрозил он, жалея, что приходится общаться с рабом на глазах у скучающей охраны. В лагере о нем и так ходило достаточно сплетен.

– Смилуйтесь, добрый господин, – заскулил мальчишка, запоздало склонив голову, за что Арлинг был ему благодарен. Как только нарзид открывал рот, вонь усиливалась троекратно. Для обостренного обоняния халруджи она была почти нестерпимой.

– Я трачу на тебя свое время, нарзид. Может, ты думаешь, что тебя несправедливо наказали? Это легко исправить.

– Не надо, господин! Хорошо наказали. Справедливо. Вот только, наверное, конфеты были отравлены. Прихватило, сил нет терпеть, а добрые господа стражники не хотят меня слушать. Я им говорю – отвяжите, мол, к яме сбегаю и обратно, а они, как глухие. Ну, куда я посреди пустыни сбегу-то? Я им говорю – могу и здесь, прямо сейчас, а они, добрые господа, пообещали меня в той яме искупать, если не замолчу. Добренький господин, отвяжите, а? Всеми богами клянусь, мигом назад буду!

Какое-то время Арлинг ошарашено молчал, не в силах даже удивляться, откуда слуга набрался наглости обратиться к нему с такой просьбой. Стражники замерли и даже перестали щелкать орехи, чтобы лучше слышать их разговор. В животе у нарзида внушительно забурчало, и Арлинг почувствовал на себе умоляющий взгляд. Дьявол, о чем ему только приходиться думать! Отвязать бы мальчишку, да выкупать в той самой яме, куда он так просился. Был бы ему урок на будущее. Но если слуга нагадит перед шатром, и это заметит обкуренный Сейфуллах, известный своей чистоплотностью, неприятности могли быть не только у нарзида. Молодой Аджухам вспыхивал быстро, а остывал медленно. Портить себе вечер Арлингу не хотелось.

– Вот что, – решил он, стараясь говорить тише. – Если не будешь кричать всем о своих проблемах, то, когда я вернусь от капитана, постараюсь что-нибудь сделать. Ты понял меня?

Слуга согласно закивал, и вонь немытого тела со всей силой обрушилась на обоняние халруджи. Ругаясь, он поспешил к шатру.

– Мальчишку не велено отвязывать, – буркнул один из стражей, давясь от смеха. – Даже по нужде.

Арлинг молча оттеснил его и нырнул под полог шатра. Наемники давно искали повод для ссоры. Что ж, скоро он у них появится. Ему и самому хотелось размяться.

Плохое настроение халруджи совсем испортилось, когда он очутился в приемных покоях Сейфуллаха. Они могли свободно вместить до полсотни человек, но сейчас людей было столько, что, казалось, весь караван собрался праздновать у капитана последний день путешествия.

Остро пахло потом, разгоряченными телами танцовщиц, зажженными свечами и пловом с бараниной, но над всем этим хаосом запахов безраздельно царил сладко-терпкий аромат цветков журависа. Их жгли, курили и растирали между пальцами захмелевшие гости, расположившиеся на подушках возле щедрого хозяина. Стараясь не наступить на чью-нибудь ногу, Арлинг стал протискиваться среди кучеяров, одновременно прислушиваясь к пьяному голосу Сейфуллаха. Крики капитана раздавались в дальней части шатра, чему Арлинг порадовался, так как развлекать капризного господина в этот вечер не собирался.

Несмотря на то, что все помещение было окутано клубами журависного дыма, источник запахов острой гвоздики и оссиджика, по которым он всегда отличал Вазира, найти было несложно. Начальник стражи занимался тем, чему обычно посвящал свободное время – играл в карты с офицерами наемников и несколькими купцами, которые были слишком стары для подвижных увеселений хозяина. Они расположились вдали от основной группы гуляющих, и, похоже, собирались провести так всю ночь. Арлинг хорошо чувствовал облако досады и нетерпения, нависшее над Вазиром. Начальник стражи отчаянно проигрывал.

Подавив ухмылку, халруджи направился прямо к ним и едва не налетел на нарзидку с большим кувшином вина. Почувствовав растекающуюся влагу на колене, Арлинг понял, что его белые штаны безнадежно испорчены. Расстроиться по этому поводу он не успел – внимание привлекли крик Вазира и звук тяжелой оплеухи, которая досталась служанке.

– Смотри, куда прешь, бестолочь! – голос начальника стражи кипел от неподдельного возмущения. – Хочешь постоять со своим братцем на улице?

Девчонка, которой, наверное, не исполнилось и десяти, забормотала какую-то нелепицу, и Арлинг поспешил стать ближе к свету, чтобы Вазир, принявший его за важного гостя, смог увидеть ошибку. По шуму, с каким кучеяр поднялся, он понял, что приятного и вежливого разговора не получится. Начальник стражи был столь гигантского телосложения, что даже халруджи, не считавший себя низкорослым, едва доставал ему до плеча. Черноглазый и бородатый, с двойным платком, обмотанным вокруг головы, и подвеской с джамбией на шее, Вазир мог стать образцовым представителем своего народа, если бы не рост, выдававший в нем кровь долговязых керхов.

Халруджи почтительно наклонил голову, опустив ее чуть ниже, чем требовалось. Сложный этикет кучеяров наделял его правом приветствовать как равных всех кроме Сейфуллаха и его родственников. Вазир родней Аджухаму не являлся, но Арлинг не стал лишний раз его злить, поздоровавшись с начальником стражи, как подчиненный. Впрочем, не очень-то это и помогло.

– Я не звал тебя, – процедил Вазир, буравя его взглядом. Арлинг представил, как начальник стражи прожигает в нем две дымящиеся дорожки.

– Простите, что помешал, – сказал он, стараясь быть вежливым. – Предлагаю отправить пару человек осмотреть дюны вокруг лагеря. Я слышал подозрительный шум. Возможно, это всего лишь звери, но лучше проверить.

– Почему бы тебе ни отправиться туда самому? – грубо ответил Вазир. – Я не собираюсь дергать людей только потому, что слепому что-то показалось.

Он все еще кипел оттого, что назвал Арлинга господином. К тому же, их разговор слышали.

– Как скажите, начальник, – согласился халруджи, не сдержав ухмылки. – Но если пустыня не отпустит меня к утру, вам придется лично позаботиться о капитане. Проследить за приготовлением его завтрака, отведать блюда, чтобы пайрики не подложили в них отравы, помочь господину одеться, приготовить настой от похмелья и размять ему ступни. Последнее обязательно, так как у капитана болят ноги после долгого перехода.

Арлинг прикусил язык, чувствуя, что начинает хамить. Как халруджи, он мог позволить себе многое, но лишь до тех пор, пока его интересы не начинали идти вразрез с желаниями Сейфуллаха. Со стороны картежников раздались сдавленные смешки. Не все наемные офицеры разбирались в отличиях халруджи от обычного слуги и не могли понять, почему Вазир его терпит.

Арлинг не стал дожидаться, пока начальник стражи придумает достойный ответ и, поклонившись, поспешил удалиться. Он не сомневался в том, что Вазир отправит людей на разведку. Несмотря на скверный характер, кучеяр хорошо знал свое дело, в чем халруджи не раз имел возможность убедиться во время стычек с кочевниками.

И, правда, через некоторое время смесь из ароматов гвоздики и оссиджика переместилась, а потом и вовсе исчезла. Вазир его все-таки послушал.

Надеясь не привлечь внимания капитана, который передвигался по шатру с удивительным проворством, Арлинг направился к выходу. Голос Сейфуллаха доносился то из оружейной, где он хвастался подарком родственников из Фардоса – парадной саблей, украшенной черными сапфирами, то из кабинета, куда, вероятно, забегал по каким-то неотложным делам. Сейчас его голос некстати возник у самого уха Арлинга.

– А, халруджи! – весело закричал Сейфуллах, хлопнув его по плечу. – Я ищу тебя весь вечер. Куда ты запропастился?

Коснувшись левой рукой лба в знак приветствия господина, Арлинг привычно опустился на колени. Много лет назад одна мысль о коленопреклонении перед кем-то кроме императора казалось ему проявлением душевой низости.

– Вы отпустили меня после ужина, господин, – вежливо напомнил он, стараясь, чтобы на лице не столь явно проступала досада.

– Разве? Не помню такого.

Арлингу хорошо представилось лицо Сейфуллаха. Одна черная бровь кучеяра высоко поднялась, пустив волну складок по смуглому лбу, другая, наоборот, нависла над глазом, придав лицу молодого капитана выражение загадочное и грозное.

– Простите мою оплошность, господин, – быстро признался Арлинг, зная, что спорить с Аджухамом сейчас бесполезно. – Чем я могу быть полезен? Принести сладостей, или может, вы хотите сменить костюм?

– Не угадал! – почти радостно сообщил Сейфуллах и с размаху плюхнулся на одну из подушек, которые были в изобилии разбросаны по полу. Арлинга густо обдало дурманящими ароматами журависа и моханы. Аджухам пировал уже давно и останавливаться не собирался. Халруджи почувствовал, как внимание гуляющих постепенно сместилось в их сторону. Стало заметно тише – слуги вносили очередную смену блюд, а музыканты готовили следующий номер. Он отчетливо почувствовал на себе любопытные взгляды, отметив, что людей в шатре стало больше. Ну, сейчас начнется…

– Господа! Представляю вам Арлинга Регарди, доблестного воина и моего верного слугу, который иногда путает себя с моей матерью, – торжественно объявил Аджухам под льстивые хлопки гостей.

«Я тебе устрою утреннее похмелье, гаденыш, если продолжишь швыряться моей фамилией», – подумал Регарди, но вслух сказал:

– Все, что угодно, господин. Но, как ваша мама, должен отметить, что вам лучше отправиться на свежий воздух, а после лечь спать, выпив раствор суримы от похмелья. Иначе вы приедете в Балидет не на красивом белом верблюде, а в повозке для провианта.

Послышались возмущенные возгласы, но Сейфуллах лишь расхохотался. Представив Аджухама в обозе среди бурдюков и мешков, Арлинг подумал, что это и, правда, выглядело бы забавно.

– Молодец, халруджи, – похвалил его капитан. – Ты верно заметил, что нам скучно. Давай, придумай что-нибудь веселое!

Какой-то расторопный слуга заботливо подвинул к ним курильницу, щедро сыпанув в нее горсть черных лепестков. Арлинг задержал дыхание, но, казалось, что журавис пробирался даже под кожу, наполняя тело легкими, невесомыми парами, от которых хотелось взлететь к большой, истекающей потом луне Сикелии и на землю не возвращаться.

– Господин, в вашем шатре одна из лучших танцовщиц страны, прекрасная Самира, – вежливо начал Арлинг, гадая, чем бы угодить капризному юнцу. – Сладкому дыханию весенних цветов подобен ее танец, движения усладят утомленные жаркими песками очи, и даже я, невидящий, поражен чарующим действом ее таланта.

– Да ну ее, – проворчал Сейфуллах. – Надоела. Я уже несколько месяцев ем сладкий рахат-лукум, мечтая о чашке горького риса.

Умничать Аджухам всегда был горазд.

– Господин, тогда я позову старую Джуману, она развлечет нас волшебными сказками, поведает мудрые предания кучеяров и споет о великих караванах древности. Ее голос…

– Скрипит, словно самум в ущелье, – недовольно перебил его молодой купец, откидываясь на расшитую шелком подушку.

– Господин, – снова начал Арлинг, намереваясь предложить одурманенному Сейфуллаху фокусы Халдуна, но устроить подлянку походному магу не удалось.

Облако гвоздичного аромата вплыло в шатер и заинтересованно приблизилось к людям, собравшимся вокруг капитана. Когда Вазир подавится своей жвачкой из оссиджика, Арлинг не откажет себе в удовольствии осквернить его могилу.

– Ты, халруджи, лучше сам нам спой, – придумал, тем временем, Сейфуллах. – Помнишь, как там? Однажды днем драган напился пива, а кучеяр во след ему кричал… Ну, или про кипяток моего сердца, про любовь!

– Спой нам, Арлинг, душа моя, – сказала Тереза, томно откинувшись на кушетку. – Даже не думай отказывать. Даррен рассказал, как ты изумительно пел прошлой ночью. Для той сумасшедшей девицы из Мастаршильда. Она завивает волосы на углях, дорогой друг, и закрашивает прыщи желтой пудрой. А ее отец забивает свиней и потрошит куриц. Она даже не может отличить синскую тюль от балидетского шелка. Не водись с такими девушками, Арлинг, кровь так легко запачкать. Лучше развейся у Доброй Лусси. Человеку такого ранга, как ты, не нужна дочь мясника.

– У тебя мягкий господин с добрым сердцем, – заявил Вазир, выдыхая в лицо Арлингу облачко журависного дыма. – Он так жалеет тебя. На что еще может пригодиться слепой халруджи, как не для веселья? Я одел бы на тебя монисты, раскрасил щеки и забрал джамбию. Удивительно, что ты до сих пор не порезался.

Похоже, в карты начальник стражи все-таки проигрался.

– Вы как всегда правы, Вазир, – тут же ответил Арлинг, не собираясь позволять врагу завладеть вниманием Сейфуллаха. – Капитан очень добр. И не только ко мне. Позволю себе дерзость заметить, что кроме развлечений слепой халруджи умеет еще кое-что. Господин, помните, как я побрил джамбией пуделя вашей тети в Лаэзии? Кажется, она осталась довольной.

Арлинг протянул руку и быстро коснулся горячей щеки Вазира.

– Тяготы пути заставили вас отрастить бороду, – заметил он, обращаясь больше к Сейфуллаху, чем к начальнику стражи. – Завтра мы возвращаемся в Балидет. Вы же не хотите оскорбить почтенного Рафику Аджухама и других членов нашей славной гильдии? Я могу побрить вас прямо здесь – быстро и аккуратно. Вы сами убедитесь, что наш добрый капитан находится в надежных руках.

Борода была слабым местом Вазира. Каждый вечер он тщательно мыл ее, смазывал маслом и расчесывал густой щеточкой. Начальник стражи был кучеяром лишь наполовину. Его матерью была керхийка из Восточного такыра. Своей дикой кровью Вазир гордился. У керхов борода считалась признаком зрелости мужчины. Кучеяры же излишнюю волосатость на лице не любили и считали ее дурным тоном.

Начальника стражи выручила маленькая нарзидка, у которой выдался не самый удачный вечер. Подливая Аджухаму настойку из кислых карликовых яблок, она неловко приоткрыла крышку сосуда, и вместе с терпкой жидкостью в чашу капитана плюхнулся сморщенный плод, щедро обрызгав его, а заодно и Арлинга, которого с колен никто не поднимал.

Пару секунд они молча слушали протяжные стоны лютни, и халруджи подумал, что девчонке грозит провести остаток ночи во дворе с братом.

– Дура безрукая! – опомнился Вазир, хватая служанку за волосы. – Я научу тебя вежливости.

– Оставь ее, – махнул Аджухам, вытирая лицо платком, который услужливо подал Арлинг. – Эти нарзиды мне уже надоели. Вернемся в Балидет, всех из дворца разгоню. Толку от них никакого. Пускай идет в обоз и на глаза мне не попадается. Так что там с песней? Или с бородой. На чем мы остановились?

Арлинг с Вазиром заговорили одновременно, но начальник стражи оказался громче.

– Вот развлечение, достойное этой прекрасной ночи! – воскликнул он, не отпуская нарзидку. – Раз халруджи утверждает, что так ловок, пусть покажет нам свое мастерство. Настоящий воин может попасть ножом в любую мишень с закрытыми глазами. Под силу ли слепому халруджи разбить сосуд, скажем, на голове у этой девчонки? Разве это зрелище не интереснее какого-то бритья?

У Регарди на языке вертелась пара колких ответов, но Сейфуллах наступил ему на руку, приказывая молчать.

– Ну… – глубокомысленно протянул капитан, вылавливая пальцами упавшее в чашу яблочко. – Похоже, скучать нам сегодня действительно не придется. А что скажут мои дорогие гости? Думаю, будет справедливо послушать и их мнение тоже.

Свою бороду Вазиру все-таки спас. Купцы были в здравом уме. Никто не хотел перечить начальнику стражи, которому предстояло охранять их еще целые сутки. К тому же, ни одно зрелище так не услаждало взор кучеяра, как то, где могла пролиться кровь. Устав от сладких танцев, кучеяры хотели пощекотать себе нервы.

Арлинг вытащил пальцы из-под туфли Аджухама и крепко обхватил его за лодыжку.

– Полагаю, вы пошутили, господин, – прошептал он, стараясь, чтобы его слышал только Сейфуллах. – Медовая речь Вазира слишком глубоко проникла вам в голову. Умерьте свои желания, мы еще не в Балидете, чтобы расслабляться.

– Я ослышался, или ты мне перечишь? – вспылил Аджухам. – Делай, что велят, или в Балидете отправишься обратно к иману!

– Я пою лучше, чем метаю ножи, – пошел на попятную Арлинг, мечтая намять бока начальнику стражи.

– Поставьте девчонку у столба, – распорядился Сейфуллах, не слушая Регарди.

Нарзидка, похоже, сообразила, что в нее будет целиться слепой, и заголосила на весь шатер. Нервная и перепуганная мишень – что может быть лучше для испытания мастера? «Кем ты не являешься», – напомнил себе Арлинг, поднимаясь с колен и жалея, что не может окинуть Аджухама, а заодно и Вазира, гневным взглядом.

– Держи, «воин», – начальник стражи протянул ему нож, но халруджи его проигнорировал. Если он и устроит потеху публики, то со своим оружием.

Приблизившись к девчонке, Арлинг присел на пятки и крепко взял ее за плечи.

– Тебя как зовут? – спросил он самым дружелюбным голосом, на какой был способен.

Кажется, служанка онемела от страха, так как в ответ послышался стук зубов. Если бы он был уверен, что она простоит без движения еще несколько минут, возни было бы меньше.

– Дддия, – наконец прошептало создание, от которого пахло не лучше, чем от нарзида у шатра.

– Слушай меня внимательно, Дия, – произнес он, заставив себя дотронуться до грязных волос девчонки. От того, насколько точно удастся определить ее рост, зависело многое.

– Ничего сложного тебе делать не надо. Просто стой и не двигайся. Можешь зажмуриться, только не качайся. Я поставлю тебе на голову кувшин, будешь держать его снизу, у донышка. Смотри, чтоб осколки не попали в глаза. Не бойся, я занимаюсь этим каждый день.

Он честно попытался ее успокоить, но, похоже, был не очень успешен. Сердце девчонки колотилось так, что Арлингу казалось, будто его стук заглушал барабаны гуляющего лагеря. Но, по крайней мере, она его услышала.

– Бросаете ножи в маленьких девочек?

Он представил ее удивленные глаза и усмехнулся.

– Не совсем так. Разбиваю кувшины у них на головах. А потом всегда угощаю их шоколадом. Ты когда-нибудь пробовала шоколад?

Дия покачала головой, но ее дыхание стало ровнее. Так-то лучше.

– Арлинг, – вмешался Сейфуллах. – Ты еще долго собираешься нас томить? Твое отношение к детям очень трогательно, но мое терпение не бесконечно.

«Спокойно, – велел себе Регарди, не обращая на Аджухама внимания. – Главное не торопись и все пройдет гладко. В конце концов, разбить кувшин на нарзидке должно быть не труднее, чем пробить ножом голову врага. Разница в том, что последнее ты делал не раз, а в девчонку будешь целиться впервые».

Подняв с пола забытый сосуд с вином, Арлинг выплеснул из него остатки напитка и осторожно поставил на макушку Дии, стараясь запомнить не только величину, но каждый изгиб кувшина. Он был изготовлен из пористой глины и почти ничего не весил. Легче на душе от этого не стало.

Разумеется, кривое лезвие джамбии для метания не годилось. Как телохранитель Сейфуллаха, Арлинг всегда носил много тонких клинков и острых пластин для недругов. И хотя за время путешествия по Сикелии ему еще ни разу не приходилось их применять – хватало сабли, – их наличие грело сердце. Он никогда не подумал бы, что придется использовать их для развлечений.

Ободряюще похлопав Дию по плечу, Арлинг старательно отсчитал шаги и замер в стойке, которую много раз разучивал с иманом: левая нога впереди, правая сзади, колени согнуты. В другой ситуации он бы даже не задумался над положением ног, но сейчас, как никогда, ему хотелось сделать все правильно.

«Забудь о девчонке, она для тебя не существует, есть только столб и проклятый кувшин, который висит в одном сале над землей», – приказал он себе. Все запахи отступили на задний план, вытесненные терпким ароматом яблочного вина, который источал пустой сосуд. Его стенки слегка пахли обожженной глиной, копченым мясом и розовым маслом. Жирные пятна от чьих-то немытых рук ощущались столь отчетливо, словно он их видел. Девчонка дышала тяжело, и ему казалось, что весь шатер поднимается и опускается в такт ее дыханию.

Замах за голову, быстрый посыл вперед, и нож, будто раскаленный, вырывается из ладони на одной линии с мишенью – головой Дии. Гулкий треск лопающегося кувшина и визг служанки на какое-то время стали единственными звуками, которые наполнили мир.

– Молодец, я в тебе не сомневался! – похвалил его Сейфуллах.

Вспомнив, что умеет дышать, Арлинг вежливо поклонился господину. Он был уверен в том, что не промахнется, но отчего-то этот бросок взволновал его сильнее, чем если бы ему пришлось целиться в голову врага.

– Какое удивительное везение, – громко сказал Вазир, и Регарди захотелось вырвать ему горло. Он даже знал, как это делается. Совсем нетрудно, главное потом хорошо вымыть руки.

– Полагаю, я вам больше не нужен, – халруджи еще раз поклонился Сейфуллаху, надеясь услышать положительный ответ. Даже мальчишка должен был понять, что перешел дозволенную черту их отношений.

– А свечу потушить сможешь?

Начальник стажи напрашивался на неприятности.

– Любой воин может разбить кувшин с такого расстояния, – не унимался Вазир. – Как-то наш дорогой капитан хвалился, что его халруджи стоит десятка наемников. Неужели для такого мастера будет трудно попасть в свечу, допустим, на голове той же девчонки. Думаю, никто из гостей не отказался бы от такого зрелища.

«Зря, Вазир, ты втянул сюда капитана», – подумал Арлинг, разминая пальцы. Очень неумно было играть на его тщеславии. Обычно такие истории заканчивались плохо для обеих сторон.

– Асса, асса! – одобрительно закричали купцы. – Удачи щедрому хозяину!

Сейфуллаху, несомненно, польстили. Теперь, когда под сомнение были поставлены его собственные слова, он из кожи вылезет, чтобы доказать свою правоту. Интересно, когда это Арлинга успели оценить столь высоко. Десять наемников, как же!

– Не опозорь меня, – наставительно сказал Аджухам, подходя к Регарди. – Целься на огонь, и у тебя все получится. В свече где-то пять аров, может шесть. В девчонке саль. Все просто. Держи!

Сейфуллах отломил ближайшую свечу с подставки и вручил Регарди. Что же его раньше не заботило, куда целился халруджи, и какого нарзидка роста? Впрочем, сейчас паршивец волновался за свою репутацию. Воск обжигающе заструился по пальцам, но Арлинг не почувствовал боли. Если мальчишка и дальше будет так легко идти на поводу у подхалимов, то у его отца, Рафики Аджухама, появится серьезный повод для беспокойства. Наследник главы Торговой Гильдии должен уметь сам принимать решения.

Может, предложить, чтобы Вазир поставил свечу на свою голову? Испытания храбрости для одного и сильнейшее искушение для другого. Арлинг бы точно не смог его преодолеть и с удовольствием промахнулся. Вот бы зрелище вышло.

– Вы хорошо подумали, господин? – спросил он, не ожидая, что капитан образумится.

Но Сейфуллах уже сидел на подушке, о чем-то переговариваясь с Радом, младшим кузеном из Самрии, и не обращал на него внимания. Арлинг подумал, что торчит в этом шатре уже целую вечность. Желание выйти на свежий воздух стало почти нестерпимым.

Когда он подошел к Дии, то ему показалось, что ее отношение к нему изменилось. А может он просто льстил себе, пытаясь успокоить расшалившиеся нервы.

– Здорово получилось, – радостно сообщила маленькая нарзидка. – Я совсем не испугалась, было даже весело, правда!

Похоже, девчонка не сообразила, что могла остаться без скальпа. Но ее настрой ему нравился.

– Молодец, – похвалил он служанку. – Ты лучшая помощница метателя ножей во всей Сикелии. Давай покажем этим господам, на что мы способны.

Дия зарделась и гордо кивнула, а на душе у халруджи стало погано. Что бы сказал иман, узнав, чем занимался его ученик?

На этот раз он считал шаги куда тщательнее. Первый. Свеча ровно тлела на голове улыбающейся Дии, и халруджи не знал, чей свет он ощущал сильнее – пламени или доверчивой улыбки девчонки. Второй. В шатре стало тихо. Тамбурины и кастаньеты на тонких пальцах танцовщиц по-прежнему наполняли зал жарким ритмом, гости вели неспешные разговоры, слуги разносили напитки и яства, в курильницах сладко тлели лепестки журависа, но все эти звуки вдруг превратились в эхо, уступив место призракам ночи. Третий. Он с удивлением различил щелканье ночных птиц и шорох полевок в кустах чингиля. На улице поднялся ветер и принялся гонять песчинки по гладкому полотну шатра. Четвертый и последний. Треск свечи оглушал. Арлинг вытянул руку, отчетливо ощущая кожей тепло пламени. Чтобы срезать фитиль придется метать лезвие горизонтально. Некстати, вспомнилась шутка имана: «Никогда не бросай нож в людей – бросай его рядом. От этого они живут дольше». Может, стоит просто разрубить свечу пополам? Ведь господа не уточняли, как именно ее тушить. Второй вариант был легче, но, прислушавшись к ровному дыханию нарзидки, халруджи успокоился – все получится.

Клинок обрел жизнь и, выскользнув из ладони, мягко впился в мишень.

Пламя свечи последний раз изогнулось в причудливом танце и навсегда погасло.

– Врача! Позовите врача! – закричал Сейфуллах, вскакивая с подушки.

Вокруг поднялся вихрь возбужденных криков и пьяных голосов, но Дия почему-то молчала. В нос ударил резкий гвоздичный аромат, который тут же исчез, сменившись привычным запахом Аджухама.

– Убирайся! – прошипел Сейфуллах, не давая ему подойти к нарзидке. – Если я узнаю, что ты опозорил меня нарочно, будешь месяц помои выгребать! Пошел вон, до утра не хочу тебя видеть!

– Что с девчонкой? – в ушах халруджи все еще стоял свист лезвия. Поведение мальчишки и его гостей настораживали. Он знал, что промазал на два пальца, отвлекшись на внезапный порыв ветра на улице, но ранить девчонку не мог. Да и запаха крови не было.

Арлинг не заметил, как смрадная духота шатра сменилась прохладой сикелийской ночи. Опустившись на песок, он прислонился к натянутому боку шатра. Ветер мягко ерошил волосы, и халруджи поднял лицо к небу, не заботясь о том, что песчинки набиваются под повязку и попадают в нос. Прикосновения пустыни были приятны. Стражники хотели было его о чем-то спросить, но благоразумно передумали.

– Господин… – жалобно протянул нарзид у столба. От него исходила омерзительная вонь, портившая свежесть ночного воздуха. Регарди махнул рукой и на негнущихся ногах прошел мимо.

Руки тряслись, а бешеные удары сердца отдавались в голове барабанной дробью. Его никогда не интересовали нарзиды. Они были грязью, низшим народом. Ему, Арлингу Регарди, не было никакого дела ни до слуг, ни до девчонок, которые не вовремя появлялись и портили ему вечер. Задумавшись, он едва не запутался в креплениях шатров. К счастью, его никто не видел, кроме лагерного пса Харта, который неодобрительно фыркнул и потрусил мимо. Халруджи был с ним согласен – ему следовало быть осторожнее.

И все-таки нарзиды его волновали. Вернее, одна из них – Дия.

Не считая капитана, чей шатер гудел, как разгулявшийся в пустыне самум, лагерь давно спал, уютно устроившись меж покатых барханов. Регарди не заметил, как ноги принесли его к навесам, под которыми спали нарзиды. От них несло грязью, мочой и цветочной пыльцой. Если первые два запаха были объяснимы, так как нарзиды никогда не мылись, то последний вызывал недоумение. Арлинг не любил загадок. Если он долго не мог найти источник запаха, то чувствовал себя неспокойно. Возможно, так пах корень чингиля, соком которого нарзиды натирались от песчаных клопов. Или пиво на цветочном сахаре, которое они пили бочками. Однако оба варианта не объясняли, почему кожа нарзидов всегда пахла приторно – хоть у трезвых, хоть у пьяных.

Почувствовав сладкий аромат сахара, разлитый в воздухе, Регарди прибавил шаг. Ему хотелось как можно скорее покинуть это место. Тяжелое дыхание уставших людей, шуршание песчаных клопов, вонь немытых тел и грязного белья ввергали его в еще более мрачное состояние духа.

Найти маленькую служанку оказалось несложно. Капли яблочного вина, попавшие на ее одежду во время «представления», безошибочно указали дорогу. Дия лежала поодаль от других детей. Арлинг не знал, зачем пришел сюда. Он привык доверять своим чувствам, а они с самого начала говорили ему, что с девчонкой все в порядке. Нащупав на макушке Дии обрезанный хохолок волос, оставшийся после того как острое лезвие ножа сбрило большую его часть, Регарди выругался. Аджухам хорошо посмеялся над ним, но злиться было глупо – разве что на самого себя. Зато теперь он точно знал, как проведет остаток ночи. Вазир давно испытывал его терпение, а события вечера стали идеальным поводом для мести.

Молодой наемник, от которого разило чесноком и бараньим пловом, грустно утаптывал песок у просторной палатки начальника стражи, периодически наведываясь к костру, где Гасан играл в кости с постовыми. Вазир весьма беспечно относился к охране своего сна. Вход в шатер был почти свободен.

Убедившись, что кучеяр не привел к себе девиц для утех, Арлинг дождался, когда стражник в очередной раз отошел погреться к огню и нырнул под полог. Внутри удушливо пахло потом и тыквенным маслом, которым Вазир натирал ноги перед сном. Отчего-то все кучеяры полагали, что оно помогало в пустыне от ночного холода. Сам Регарди предпочитал греть ноги у костра, а не размазывать вонючее средство по грязным пяткам. Некстати вспомнилось, что у него уже давно не было возможности по-настоящему помыться. Того количества воды, которая оставалась после того, как Сейфуллах принимал ванну, ему не хватало.

Как истинный воин, Вазир спал с оружием. Он лежал на спине, широко раскинув ноги и руки, и, похоже, видел кошмары. Храп прерывался протяжными стонами, которые сопровождались беспокойным дрожанием всего тела. Джамбия в богатых ножнах мирно покачивалась у него на груди, источая неповторимый аромат металла и скрытой угрозы.

Пока все складывалось удачно. Подкравшись к ложу, халруджи неслышно навалился на кучеяра, зажав ему рот ладонью. У начальника стражи была хорошая реакция. Его рука метнулась к джамбии, а тело выгнулось дугой, пытаясь сбросить ночного гостя, но Арлинг уже нашел нужную точку на шее Вазира и резким ударом пальцев отправил его в обморок.

Регарди наполняло спокойствие. Злость и раздражение бесследно исчезли – на территории врага не было места эмоциям. Снаружи по-прежнему раздавались мерные шаги наемника. Шорохи из шатра его не насторожили. Подумав, что точно такой же беспечный кучеяр мог сейчас охранять Сейфуллаха, халруджи заторопился. Оставлять капитана надолго без присмотра не следовало – охране Вазира он не доверял.

Оседлав неподвижное тело, Регарди извлек джамбию Вазира из ножен. Клинок вышел легко и послушно, наполнив шатер тонким звоном закаленной стали. Это было хорошее оружие, за которое было бы не жаль отдать десяток верблюдов. Коснувшись пальцем лезвия, Арлинг остался доволен его остротой и принялся за бороду кучеяра. Первые волоски упали на пол с едва слышным шелестом. В тишине, окружавшей лагерь, все звуки казались преувеличенно громкими.

Сухое бритье было не лучшим вариантом, но Вазир должен был быть благодарен – его даже ни разу не порезали. Закончив с бородой, Регарди не сдержал любопытства и ощупал голову кучеяра. Он понимал, что в страсти изучать чужие лица было что-то нездоровое, но ничего не мог с собой поделать. В конце концов, не каждый день выпадала возможность узнать врага «в лицо». По рассказам караванщиков и Сейфуллаха, халруджи знал, как выглядел начальник стражи, но их слова не могли сравниться с тем, что «говорили» ему пальцы.

Так, у Вазира оказалась большая бородавка над правой ноздрей, которая вероятно возникла от неудачного прокола носа. Как и у всех кучеяров, у него была жирная пористая кожа, высокая линия скошенного лба и широкие скулы. Любопытство заставило Арлинга растянуть губы Вазира и пересчитать зубы. Чаще всего к сорока годам у кучеяров оставались одни пеньки из-за пристрастия к жевательным наркотикам. Впрочем, зубы у начальника стражи были здоровые, а некоторые даже украшали вставленные драгоценные камни.

Вазир застонал, и Регарди поспешил закончить с осмотром. Кучеяр, конечно, догадается, кто лишил его бороды. Впрочем, самое страшное, что грозило Арлингу – это возвращение в Балидет в обозе с нарзидами. У Сейфуллаха просто не будет времени, чтобы разобраться, кто побрил начальника стражи. Хотя, скорее всего, Вазир не признается, что его опозорил слепой слуга капитана, и еще долго будет пытаться отомстить ему в городе. Регарди был не против. Порой жизнь халруджи была невыносима скучна.

Покинуть палатку оказалось еще легче, чем войти. Наемник уснул, уютно привалившись щекой к древку копья. Арлингу захотелось пощекотать травинкой у него под носом, но шуток на сегодня было достаточно. Послушав тишину лагеря, он неохотно побрел к шатру Сейфуллаха. В его обязанности входила подготовка капитана ко сну, но интуиция подсказывала, что этой ночью мальчишку лучше было не трогать.

Внезапный порыв горячего ветра заставил его остановиться. Погода вытворяла настоящие чудеса. Всего минуту назад воздух был холодным и неподвижным, словно застоявшаяся вода, но сейчас лагерь наполнился разными звуками, которые принесли еще слабые, но уже таившие в себе немалую силу потоки теплого воздуха. Шептались дюны, шелестели мягкими крыльями обитатели сумерек, хлопали на ветру незакрытые пологи шатров, рвались флаги и вымпелы с гербами Торговой Гильдии Балидета. Песок уже не лежал ровным слоем, а беспокойно двигался, взвиваясь мелкими вихрями вокруг ног и тут же осыпаясь золотым градом на землю.

Халруджи потряс головой, но чувства его не обманули. Воздух стал суше и горячее. Ветер крепчал с каждой секундой. Уже совсем не слабые порывы сорвали с его головы платок и жгучим дыханием обожгли щеки, заставив прижаться спиной к ближайшему шатру.

Все стихло также быстро. Температура упала, спящий караван вновь погрузился в тишину, и лишь оторванный ветром навес слегка шуршал по песку, напоминая о неожиданном госте.

В растерянности Арлинг прислушался, но ураган не повторился. На многие сали вокруг стояла тишина, впитывая в себя любые звуки. «У зрячих свои миражи, а у слепых – свои», – решил он. Похоже, шутить сегодня была охота не только людям, но и природе.

Спать расхотелось, и Регарди решил пройтись до ближайшего поста узнать, ничего ли странного не заметила стража. В наступившей тишине его шаги раздавались неприлично громко, но еще более оглушительным был звук выворачиваемого наизнанку желудка. Рад, младший кузен Сейфуллаха, с шумом выскочил ему под ноги, безуспешно пытаясь отряхнуть полы кафтана. Кажется, мальчишка перебрал моханы. Арлинг поморщился, с трудом подавив желание зажать нос.

– Все в порядке? – без особого интереса спросил он, осторожно обходя зловонную лужу, которая образовалась у него на пути.

– Кто здесь?! – испуганно вздрогнул Рад, очевидно, вообразив, что за неблаговидным занятием его застала красивая дочь купца из соседнего шатра. Заметив Арлинга, он облегченно вздохнул. Действительно, кто стал бы стесняться слепого?

– Ааа, это ты, то есть вы… – нерешительно протянул Рад, не зная, как лучше обратиться к слуге кузена. Регарди подозревал, что мальчишка его боится, впрочем, как и многие другие купцы каравана. За глаза Арлинга часто называли слепым пайриком в человеческом обличье и как-то пытались напоить ядом. С тех пор он стал осторожнее относиться к личным поварам, предпочитая питаться из общего котла.

– Проводить вас к врачу, молодой господин? – вежливо спросил Регарди, мечтая быстрее отделаться от Рада.

– Нее, – помотал головой тот и направился к нему, смущенно вытирая рукой рот. – Я видел вас там, в шатре. Это было потрясающе!

Мальчишку явно тянуло поболтать, что нельзя было сказать об Арлинге.

– И долго вы учились? Ножи метать? – не унимался Рад, подходя ближе и с интересом его разглядывая.

«Давай, найди у меня третий глаз и второй нос на затылке», – сердито подумал Регарди, но заставил себя воздержаться от замечаний. Дерзить родственникам Аджухама было опасно.

В Балидет Рад был направлен «из вежливости» – передать дары влиятельной родне и поклониться могилам предков. Родственные обязанности юношу утомляли, а пустыня вызывала отвращение наравне с ужасом. Впрочем, Регарди его понимал. Никогда человек не сможет чувствовать себя здесь хотя бы гостем.

Тем временем, Рад ждал ответа. Арлинг вздохнул, собираясь с мыслями, и наклонил голову, чтобы пролетающий ночной жук не врезался в щеку. Мальчишка, хрипя, схватился за его руку и тяжело сполз наземь. Халруджи упал следом – несколько стрел с визгом вонзились в шатер туда, где секунду назад была его голова.

В следующее мгновение караван погрузился в хаос. Верблюды и лошади ревели, раскидывая тюки с товаром и топча все, что попадалось на пути. Испуганные люди выскакивали из шатров, попадая под дождь стрел, который лился с небес раскаленной лавой. Лагерь был застигнут врасплох.

Зная, что Рад мертв, Регарди все равно проверил его – мальчишке было уже не помочь. Еще не веря в то, что случилось, Арлинг поспешно откатился под убитого хаптагая и выдернул вонзившуюся в тушу стрелу. Древко было непривычным – слишком коротким для кучеярского лука. Халруджи провел пальцем по наконечнику, которым служила маленькая насадка из незнакомого металла. Странными были зарубка из куска твердого дерева и оперение из двух полосок бумаги – таких стрел в Сикелии не делали. Значит, напали на них не керхи. Вывод был неутешительный. Балидетские наемники не смогут соперничать с дальнобойными луками нападающих. Весь караван перебьют на расстоянии, а потом, не спеша, прикончат раненых и заберут товар с деньгами. Если только за этим на них напали. Ни один здравомыслящий разбойник не стал бы грабить караван в сутках пути от города.

Достав из сапога кинжал, Арлинг зажал его в зубах и пополз к шатру Сейфуллаха. Он надеялся, что мальчишка не наделал глупостей и не выскочил под дождь из стрел. В голову не приходило ни одной разумной мысли, откуда враг мог появиться столь внезапно. Ведь разведчики проверили место стоянки на сотни арок вокруг. Впрочем, объяснение могло быть простым: среди караванщиков завелся предатель.

Внезапный порыв горячего ветра обрушился на лагерь с такой силой, что халруджи показалось, будто сейчас его поднимет в воздух и унесет к звездам вместе с ревущими от страха животными, разбросанным повсюду товаром и колючим, всепроникающим песком. Раздавшийся над головой треск и щелчки лопающихся натяжек предупредили о том, что на него падает шатер. Поймав ртом пригоршню пыли, Арлинг откатился в сторону, едва не попав под ноги раненого верблюда. Гудящие потоки воздуха сильно искажали звуки. Несколько стрел впились в песок рядом с шеей, еще две он успел отбить ножом, заметив их в последний момент.

Лагерь, в котором халруджи мог без заминки отыскать любую палатку, в один миг превратился в лабиринт смертельных ловушек. Налетевший на них самум и нападение лучников не могли быть простым совпадением. Враг либо хорошо разбирался в сикелийской погоде и подгадал атаку с началом бури, либо повелевал стихией. Стянув повязку с глаз, халруджи обмотал ее вокруг головы, закрыв лицо от песка. Обоняние резко ухудшилось, а звуки смешались, утонув в реве самума, который накрыл весь мир. Где-то рядом упал человек и покатился по песку, словно вырванный пучок ковыля. Арлинг вытянул руку и успел схватить его за ногу, увернувшись от удара пяткой по голове. Женщина, которую он поймал, не прекращала кричать и извиваться, даже когда Регарди навалился на нее, закрыв от ревущего ветра своим телом.

– Ты видела капитана Сейфуллаха? – прокричал он ей на ухо, понимая, что не слышит самого себя. – Где его шатер?

Сверху что-то взвыло, окатив их волной острого, как битое стекло, песка, и халруджи поспешно откатился, увлекая за собой кучеярку. Ветер тут же подхватил его и проволок несколько салей по земле, прежде чем Арлинг сумел остановиться, уцепившись за шест от сорванного шатра. Правда, женщины рядом уже не оказалось. Поняв, что кинжал он тоже потерял, Регарди прижался к земле, пытаясь определить, куда его принесло. Песок глушил звуки, но он сумел уловить похожий на топот ног шум справа и, сняв мешавший кафтан, пополз туда. Град стрел иссяк, но это вряд ли было хорошей новостью. Враг готовился к атаке.

К хаосу запахов, витавших в лагере, добавился дым – начинался пожар. Натыкаясь на сорванные навесы, походной скарб и мертвые тела людей и животных, Арлинг добрался до еще одного сломанного шатра, но, сжав полотнище, разочарованно отпустил. Ткань у шатра капитана была богаче. Услышав, что ветер несет на него тяжелый тюк, Арлинг сделал кувырок в сторону и неловко порезался о наконечник сломанного копья, торчащего из земли. Запах собственной крови взбодрил и придал силы.

Неожиданно наступила полная тишина. Регарди поднялся, настороженно прислушиваясь. Ветер стих, превратившись из разъяренного зверя в послушное дитя пустыни. Уже можно было дышать, не боясь подавиться песком.

Чужак появился внезапно, и халруджи едва успел увернуться от удара топора, нацеленного в голову. Топоры он не любил еще со времен учебы. От них следовало избавляться как можно скорее. Нащупав лежащее на песке копье, Арлинг отбил следующий выпад, ориентируясь на свист лезвия. Древко с громким треском сломалось, но Регарди ушел от удара, и стремительно упав на колени, ткнул обломком палки в горло противника. В воздухе густо запахло кровью, которая ощущалась даже сквозь ткань платка. Выдернув копье из мертвеца, он вскинул его как раз вовремя, чтобы отбить удар другого воина, превратившего древко в щепки. На этот раз враг был вооружен мечом. Арлинг убил чужака его же оружием, разрубив ему череп.

Буря стихала, уступая место разгорающейся битве. Повсюду раздавались крики дерущихся, но чужаков было гораздо больше воинов Сейфуллаха. Спрятавшись за поваленным шатром, халруджи обыскал убитых противников, задержавших на их лицах и оружии.

Пальцы словно прилипли к мертвой плоти, и ему не раз пришлось ощупать их тела, чтобы, наконец, поверить – он убил не чужаков. Короткий меч одного из мертвецов привычно лег в ладонь. Запах, который проник в лагерь с первым порывом ветра, и который встревожил его куда сильнее неожиданного появления самума, имел простое объяснение. Чужие пахли домом – Согдарией. И хотя Арлинг редко встречал драганов, могучая стена между ним и прошлым, которую он тщательно возводил все это время, вдруг зашаталась.

Заставив себя сосредоточиться на поисках Сейфуллаха, Регарди бросился на шум боя. Запахи кучеяров чувствовались повсюду, но Аджухама среди них не было. Каждая секунда была дорога, и Арлинг старательно избегал схватки, прячась за разбросанным скарбом и трупами. Если с мальчишкой что-то случится в этих песках, халруджи придется остаться с ним – живым или мертвым.

Наконец, он наткнулся на кухонный навес, где уже собралась порядочная куча из мертвых тел. И состояла она из защитников лагеря, а не драганов. Сражение сместилось в сторону к дороге. Очевидно, кучеяры смогли организовать сопротивление. Он двинулся было к ним, чтобы присоединиться, но слабый порыв ветра, оставшийся после самума, заставил его остановиться. Кажется, он почувствовал запах Сейфуллаха.

Рядом просвистело лезвие, и халруджи упал на землю, наотмашь рубанув мечом по лодыжке противника. В сухожилие он не попал. Драган ловко отпрыгнул, блокировав удар краем щита. Не став тратить время на извлечение клинка, который глубоко вошел в металлический обод, Арлинг зачерпнул рукой песок, взметнув в воздух тучу мелкого крошева. Оказаться с противником на равных было приятно. Халруджи опередил драгана на долю секунды. Захватив ладонью его кисть с мечом, он резко ударил пальцами другой руки по запястью врага – клинок выпал, но Арлинг подхватил его, закончив атаку уколом в горло.

Теперь запах Аджухама стал сильнее. Вспомнив, что капитанский шатер располагался недалеко от кухни, Регарди уже не колебался. Вокруг слышались давно забытые драганские слова – и ни одного кучеярского. Лагерь был почти взят. Прислонившись спиной к перевернутому котлу, Арлинг нащупал ногой брошенное на землю копье, стараясь не думать о том, что шансы выжить в ночной рубке у пьяного Аджухама были ничтожно малы. Однако из всех убитых кучеяров он еще не заметил ни одного купца. Похоже, драганы убивали только воинов.

До капитанского шатра оставалось примерно тридцать салей. Несколько драганов на пути разбирали тюки с товаром, еще один снимал сапоги с убитого кучеярского стражника. Арлинг сжал зубы. Убитым кучеяром был Гасан.

Копье нашло цель в груди драгана, который стоял ближе всех. Не дав чужакам опомниться, Арлинг метнул в горло другого последний нож, а третьего атаковал мечом, поразив плечо и добив рубящим ударом в голову. Кровь врага намочила платок на лице, и он сорвал его, едва не задохнувшись от обилия запахов – ночной пустыни, пожара, смерти и прошлого.

С подсчетами он ошибся. Драганов оказалось гораздо больше, и, похоже, они тоже были удивлены встретить своего в сикелийских песках. Перехватив меч, халруджи напал первым. Думать он будет позже. То, что попадало в пределы досягаемости его клинка, немедленно отсекалось. Ступни, руки, кисти – все закружилось в вихре последней пляски. Драганы рубились отчаянно, но у них не было шансов. Регарди, во что бы то ни стало, должен был пробиться к сломанному шатру. Сейфуллах был там. Он чувствовал запах его кожи, одежды, волос и… крови. И хотя кровью пах весь мир, Арлинг не сомневался, что мальчишка ранен. А вот жив ли он – в этом Регарди уверен не был. Вокруг него были не люди – лишь сухие стебли песчаных сорняков, ломавшихся от прикосновений меча.

Пробив линию защиты драгана, который держал его уже несколько минут, халруджи с особым удовольствием вогнал в него меч, чувствуя, как лезвие проходит сквозь кожу, брюшные мышцы и внутренние органы, появляясь с другой стороны. Но даже насаженный на клинок, враг не желал сдаваться, пытаясь достать Регарди кончиком сабли. Арлинг оставил его умирать на песке и поспешил под опрокинутый навес шатра.

Капитан лежал под опорной балкой и не подавал признаков жизни. Из ноги сочилась кровь, но артерии задеты не были, иначе Арлинг нашел бы холодный труп. Видимо, Сейфуллаха пытались добить, когда он уже упал – удар сабли пришелся вскользь. Мальчишка дышал, и это была самая лучшая новость за весь вечер. Сдвинув балку, которая вдавила Аджухама в песок, чудом ничего ему не сломав, Арлинг заторопился – время было не на их стороне. В пустыне даже царапина могла стать смертельной. Порошок из ясного корня, который он всегда носил в футляре на поясе, должен был обеззаразить рану и придать Сейфуллаху сил. Оторвав пару лоскутов от обнаруженной рядом шелковой занавеси, халруджи наспех перевязал капитану ногу и принялся хлопать его по щекам, с облегчением чувствуя, что тот отзывается.

– Тсс, – уловив его взгляд, Арлинг приложил палец к губам, призывая Сейфуллаха к молчанию.

Аджухам кивнул и медленно сел.

– Проклятье, – прошипел он, разглядывая рану. – Этот пес меня все-таки достал.

Арлинг принюхался, оценивая, как быстро огонь с ближайшего шатра может перекинуться на их укрытие. Звуки битвы угасали, зато речь чужаков слышалась отовсюду.

– Давно я не видел столько драганов сразу, – протянул Сейфуллах, осторожно выглядывая из-под полога шатра. – Похоже, пока нас не было, Балидет успел попасть в немилость. И император отправил карательное войско.

– Это не регулярная армия, – прошептал халруджи, ломая голову над тем, как вытащить из шатра раненого Сейфуллаха. В десяти салях от них ревел верблюд, но шансы сбежать на нем из лагеря были невелики. Впрочем, оставаться на месте тоже было нельзя. Рано или поздно дым заставит их искать новое убежище. Или боя с драганами.

– Ага, – на удивление быстро согласился Аджухам. – Это демоны с Гургарана наслали на нас самум, а пайрики обратились в драганов и порубили моих людей.

Он забрал у Арлинга футляр с ясным корнем и отправил горсть порошка в рот. Халруджи представил, как смесь взрывается в голове капитана огненными брызгами, но мальчишка даже не скривился.

– Гляди, там не только драганы, – горячо зашептал Аджухам, дергая его за рукав.

Арлинг давно «разглядывал» чужаков, прислушиваясь к незнакомой речи, но сумел различить только керхов. Кочевники были на лошадях, и их появление окончательно решило исход битвы. Однако помимо керхов драганы привели кого-то еще. В замысловатый узор драганской и кучеярской речи вплетались слова, которые не напоминали ему ни один из знакомых языков. Впрочем, сейчас происхождение чужаков не имело значения. Шатер угрожающе трещал, обсыпая их искрами, а от дыма становилось трудно дышать.

– Нужно выбираться отсюда, – сказал халруджи, не имея ни малейшего представления, как это сделать. Поэтому он произнес первое, что пришло в голову.

– Рядом снами шесть драганов, еще один керх на лошади справа от того места, где был вход. В десяти салях слышу верблюда. Давай сделаем так. Я выхожу первым, всех отвлекаю, ты пробираешься к верблюду, дальше, как повезет. Если повезет обоим, встречаемся у плотины Мианэ. Что скажешь?

– Скажу, что ты дурак, – прошептал Аджухам, прислушиваясь к шагам драганов, которые замерли неподалеку. Бандиты решали, стоило ли обыскивать шатер, рискуя попасть по горящие балки, или поискать счастья в уцелевших навесах.

– Поступим так, – решил Сейфуллах, и Арлингу не понравились нотки в его голосе. – Похоже, что купцов и женщин не трогали, слуг тоже. Нам нужно выжить, и это главное. Все остальное – потом. Если повезет, – передразнил его Аджухам, – эти псы поверят той сказке, что я им скормлю, если нет, что ж, у тебя будет возможность их отвлечь, пока я буду бежать до верблюда. Скажем, что мы дальние родственники.

– Мы не похожи на родственников, господин, даже на дальних, – перебил его Арлинг, собирая кровь с драганского клинка и стараясь оставаться спокойным. Он не мог не отметить превосходное качество стали, удобную без излишнего декора гарду с навершием в форме ореха и широкие доли – углубления в металле, которые придавали лезвию дополнительную прочность. Его голову определенно занимали не те мысли.

– Не спорь со мной! – сердито прошипел Аджухам. – Соврать, что ты купец, я не могу. У тебя на лице написано, что ты с торговлей не имеешь ничего общего. Будешь моим троюродным дядей по линии двоюродной тетки в услужении, запомнил?

Регарди не запомнил, но возражать не стал. Боя все равно не избежать. Если Аджухам желает, чтобы они сдались вместе, пусть так и будет.

– Слушай меня… – начал Сейфуллах, но закончить не успел, так как наверху с оглушительным грохотом треснуло перекрытие, и шатер стал заваливаться набок.

Они выкатились прямо под ноги обомлевшим драганам.

– Пощады, пощады! – взвыл Аджухам, оглушив Арлинга визгливыми нотками. Халруджи и не подозревал, что мальчишка умел кричать так громко.

– Добрые люди, пощадите бедного Савду Батыра и слугу его Амру! – заголосил капитан, ловко вклинивая в кучеярские фразы исковерканные слова на драганском. Аджухам отлично знал государственный язык Империи, но, вероятно, решил, что для образа малограмотного купца будет неплохо и притвориться. Елозя коленями по песку и подволакивая раненую ногу, Сейфуллах подполз к ближайшему драгану и попытался поцеловать его сапог. Халруджи отчетливо слышал терпкий запах крови, просочившийся сквозь повязку на раненой ноге капитана.

Наверное, вид у мальчишки был действительно жалкий. По крайней мере, их не убили с первого раза, а из группы драганов даже раздались смешки.

– Клянусь именем того, в чьих руках душа Батыра, я заплачу столько золота, сколько сможет унести лошадь благородного господина! – затараторил воодушевленный Сейфуллах. – Не помажу своей головы и не прикоснусь к женщине, если не отберу самых жирных баранов из своей отары для моих спасителей!

– И где же твоя отара, сказочник? – усмехнулся драган, от которого резко пахло тухлыми грибами. Наверное, разбойник где-то наступил в кувшин с пролитым дарроманским вином. «До чего же смердит», – подумал Арлинг, считая собравшихся вокруг драганов. Пять слева, три спереди, два сзади. Если спектакль Аджухама не удастся, рубка обещала быть славной.

– А бараны дома, любезный господин! – залебезил Сейфуллах. – Смилуйтесь, все отдам, только не убивайте, у меня детушки, пять ртов, жена тяжелая, отец престарелый…

– Ишь, какой шустрый, – усмехнулся Вонючий. – Пять ртов! Когда успел-то?

Сейфуллах собрался выдать новую порцию лжи, но его перебили.

– Мы ищем капитана каравана по имени Сейфуллах Аджухам, сможешь его узнать?

Арлинг замер, чувствуя, как непроизвольно напряглись мышцы. Похоже, у кого-то в лагере был слишком длинный язык. Значит, разбойников интересовали все-таки деньги. Или политика? За сына главы Торговой Гильдии Балидета можно было попросить многое. Рафика Аджухам любил своего наследника.

– Да! – не моргнув глазом, кивнул Сейфуллах. – Этот мерзавец заставил меня заплатить сто султанов только за то, чтобы я мог пройти земли керхов вместе с его караваном. Это грабеж! А ведь у меня пять детей, беременная жена…

– Ладно, слышали, – перебил его Вонючий. – Пойдешь с нами, посмотрим сначала убитых, потом пленных.

– Конечно, конечно, добрый господин, – засуетился Аджухам, неловко вставая с колен. Припадая на раненую ногу, он поспешно захромал за драганом. Арлинг направился было за ним, но наткнулся на кончик копья, приставленного к его груди.

– Это мой слепой слуга, – поспешил вмешаться Сейфуллах. – За него щедро заплатят. Он лучший мастер по стрижке овец во всей Сикелии. Нельзя терять такого работника! Умоляю вас, господин, пощадите!

Халруджи с удовольствием постриг бы пару баранов. Особенно того, кто вонял плесневелыми грибами.

– У тебя в слугах драган? – заинтересовался Вонючий, приближаясь к Арлингу. Лучше бы чужак этого не делал. Регарди захотелось убить его немедленно.

– Да разве он похож на драгана? – искренне удивился Аджухам, окончательно входя в роль владельца бараньего стада. – Так, полукровка… Женился на внучатой племяннице моей тетки из третьего колена, купил землю в Самрии, чтобы овец разводить. А жена вдруг заболела и умерла. Потом дом у него сгорел, друзья отвернулись. Ну, а когда к нам добрался, мы его уже и приютили. Родственник все-таки. Иначе давно ноги бы протянул. Или на виселицу попал. Руки золотые, а с головой не дружит. Посмотрите на него, какой он драган?

Регарди слушал Сейфуллаха вполуха, даже не стараясь понять особенное чувство юмора господина. Аджухам врал хорошо, вот только проблема была в том, что Арлинг являлся типичным драганом, той самой «чистой кровью», которой так гордился его отец. «Чистокровок» в Согдарии было не много, и они всегда получали военное образование, чтобы служить родине до последнего вздоха. Регарди подумал о том, что его волосы, наверное, потемнели под горячим пустынным солнцем, а кожа давно утратила белизну, но все равно насторожился, чувствуя, как пристально разглядывали его драганы. Впервые он обрадовался повязке, которая скрывала цвет его глаз. Когда-то давно Канцлер приказал убивать каждого, кто сменил в своем сердце герб Согдарии на чужеземные знамена. Драганы считали особой честью помочь предателю отправиться в рай по тонкому лезвию клинка.

– Трус проклятый, совсем от страха язык проглотил, – укоризненно пробормотал Аджухам, и Регарди понял, что пора что-то сказать и ему. Вот только в голове было странно пусто. Будто ураган унес с собой не только тучи песка, но и все его мысли.

Арлинг уткнулся головой в песок, хотя на самом деле, просто дал ей упасть в мягкий, еще рыхлый после бури песчаный покров. Меч драгана замер у его шеи.

– Не убивайте, прошу! Боги вознаградят вас за доброту, – пролепетал он, стараясь вдыхать как можно реже. Сапог, попавший в вонючее вино, находился прямо под носом.

Получилось плохо, давно забытые драганские слова резали язык, отдаваясь во рту горьким привкусом. «Если твой клинок приблизится хоть на ар, мой нож окажется в твоем сердце», – подумал Регарди. Словно прочитав его мысли, драган опустил меч и вытянулся в струну. Также поступили и другие воины, стоявшие рядом. Похоже, в лагерь прибыло начальство. Вонючий засуетился и вскоре исчез, оставив лишь слабый след грибной плесени, крови и пота. После некоторого замешательства Арлинга подняли с колен и толкнули к Аджухаму. Кажется, их вранью поверили.

Пока капитан осматривал трупы, халруджи внимательно прислушивался и считал драганов, не забывая спотыкаться, как и полагалось слепому. Впереди отчетливо раздавался приглушенный гул человеческих голосов. Не услышав ни одного драганского слова, Арлинг решил, что там пленные. Обнадеживало, что голосов было много.

– Вот он! – торжественно объявил Сейфуллах, останавливаясь у какого-то трупа. Регарди узнал Рада по специфичному запаху волос, который был присущ всем Аджухамам. Втянув воздух ртом, Арлинг почувствовал на языке едва заметный привкус рвоты и кислого вина, которым все еще разило от мальчишки.

– Это капитан, – повторил Аджухам. – Так ему и надо, мерзавцу.

Арлинг показалось, что голос Сейфуллаха дрогнул:

– У него знак Гильдии на груди, видите? Такой только капитан носил.

Халруджи помнил медаль, о которой говорил Аджухам. Когда караван отправлялся в обратный путь из Самрии, семья подарила Раду янтарную звезду с листом сикамора внутри, чтобы первый переход через пустыню прошел для молодого путешественника легко и беззаботно. Регарди никогда не доверял амулетам.

Сейфуллах сильно рисковал. Если бы бандиты хоть немного разбирались в сикелийской символике, ему пришлось бы несладко. Знак сикамора, который носили для привлечения успеха и защиты, не имел ничего общего с символом торговли – кадуцеем, входившим в герб Торговой Гильдии Балидета. Арлинг надеялся, что Аджухам успел оставить свой знак еще в шатре.

Драганы заметно расстроились. Поверили ли они Сейфуллаху или нет, было неясно, но больше опознавать трупы их не просили. Чужаки вдруг страшно заторопились. «Наверное, из-за солнца», – решил Арлинг, чувствуя, как первые утренние лучи касаются кожи. Еще полчаса, и светило установит свои правила игры, превратив пески в раскаленное золото, а воздух в обжигающее дыхание дневного зноя. Знали это и драганы, которые в спешке собирали оружие и разбросанные повсюду товары. Если ураган был делом рук их магов, то от него оказалось столько же проблем, сколько и пользы. Тюки с дорогими тканями были разорваны, сосуды с винами и напитками разбиты, а мешки с султанами рассыпаны на многие сали вокруг.

Похоже, что драганов все-таки интересовал выкуп. В живых оставили большинство купцов и переселенцев, которые искали лучшего места для жизни. За право путешествовать вместе с караваном Аджухам, истинный сын своего отца, брал немалые деньги. Обычные переселенцы богатством не отличались. «Интересно, чем будут платить за свою свободу они», – подумал Регарди, жалея, что потратил остаток ночи на бритье Вазира. Немного сна ему сейчас бы не помешало.

Пленников связали одной веревкой, выстроив друг за другом. Верблюдов в караване привязывали так же. Рядом послышалось возмущенное ворчание Сейфуллаха. Мальчишка был недоволен, что ему завязали глаза, однако так поступили со всеми пленными. Арлинга не тронули, но тщательно проверили его повязку, будто он мог из-под нее подглядывать.

Почувствовав под ногами потрескавшийся камень вместо мягкого песка, халруджи понял, что их повели по старой дороге. Вся Сикелии была прочерчена старыми, хорошо сохранившимися торговыми путями, которые остались от Древних, когда-то заселявших пустыню. Время Древних миновало, стерев их с лица земли жарким солнцем и песчаными бурями, но руины городов и сети разрушенных дорог еще напоминали о тех, кто когда-то повелевал пустыней. Если Арлингу не изменяла память, то на многие сали вокруг был только одна дорога – та, по которой они пришли. И вела она в Балидет.

Драганы сопровождали пленных верхом на лошадях, но теперь чужаков было немного. Регарди повсюду чувствовал кучеяров, которые медленно брели под палящим солнцем. «Наверное, бандиты разделились», – решил он. Большая часть отправилась вперед, в то время как связанных пленников осталась охранять всего дюжина всадников. Арлинг еще раз принюхался, но и другие чувства его не обманывали: драганов было мало. Лезвие, спрятанное в подошве сапога, неожиданно стало горячим, и Регарди захотелось коснуться гладкой стали. Сознание услужливо нарисовало в голове картинку того, что нужно было сделать. План казался идеальным.

Сначала он освободит себя и Аджухама. Один из драганов был неподалеку. Его можно убрать ножом, забрать лук и перестрелять других всадников. Регарди слышал, как ветер звенит тетивой, робко касается лезвия топора, приткнутого к седлу, играет лошадиной гривой. Одна часть Арлинга настойчиво склонялась к мысли о том, чтобы воспользоваться шансом немедленно. Ведь на самом деле ничего не менялось. Он по-прежнему халруджи и должен защищать Аджухама. Лошадь всхрапнула едва ли не над ухом, и Регарди даже не понял, как лезвие оказалось у него в ладони. Одно движение – и его руки свободны, второе – нож в горле врага, третье – он на коне, четвертое – Сейфуллах рядом с ним. Но другая часть халруджи – та, которая родилась здесь, в Сикелии, – оказалась сильнее. Осторожно спрятав лезвие в рукаве, Регарди решительно отбросил мысль о побеге. Он подождет. Его учили ждать.

Тем временем, идти стало труднее. Солнце пекло невыносимо, и Арлинг глубоко пожалел, что так беспечно подарил свой головной платок буре. Пленники шли медленно, но их никто не подгонял. Более того, драганы проявили милосердие, выдав им по порции воды и вяленого мяса. Решив, что доверять бывшим соплеменникам не стоит, Регарди ограничился тем, что смочил губы водой. Он слышал, что рабам часто подмешивали в воду наркотики, которые притупляли чувства, делая людей похожими на баранов.

Когда халруджи поделился опасениями с Сейфуллахом, тот лишь фыркнул, проглотив и его порцию тоже. Если Регарди просто хотелось спать, то каково было Аджухаму, которого должны были терзать рана на ноге и жуткое похмелье. Мальчишка шел впереди на расстоянии саля, и халруджи чувствовал, какой неровный у него шаг. Если рану не обработать, как следует, она загноится. А в жарких условиях Сикелии это верный способ стать калекой. И будет их двое. Одноногий господин и его слепой слуга.

Регарди было жаль Сейфуллаха. Что бы ни случилось с ними дальше, на деловой репутации молодого купца лежало несмываемое пятно позора. Захват каравана был самой большой неудачей, которая могла настигнуть кучеяра. Гильдия не прощала провалов. Если их выкупят, Рафика, скорее всего, отошлет сына из города, и Сейфуллаху придется уступить право наследства своему дяде, Сокрану Аджухаму, который пользовался поддержкой фермеров и военной верхушки Балидета.

Они все шли и шли, и мысли Арлинга переметнулись к иману. Вот по кому он действительно скучал все эти месяцы. Школа учителя стала его семьей – второй по счету. Правда, если из первой он сбежал сам, то из второй его прогнали. «Опять ты преувеличиваешь, Лин», – сказал бы иман, если случайно подслушал бы его мысли. Но учитель был далеко, в Балидете, а халруджи, как никогда, нуждался в его совете.

– Эй! – закричал он всаднику, который, казалось, уснул, уморившись в доспехах под палящими лучами солнца.

На него обратили внимание не сразу.

– Чего тебе? – буркнул драган, подъезжая ближе.

– У юноши ранена нога, – сказал Регарди, указывая на притихшего Сейфуллаха. – Он не сможет долго идти. Разрешите ему ехать в обозе.

Халруджи почувствовал на себе сердитый взгляд Аджухама, но у мальчишки хватило ума не вмешиваться.

– А может его лучше отпустить? – хмыкнул драган. – Что думаешь, господин Заботливый?

Арлинг счел за лучшее промолчать, изобразив испуг и покорно опустив голову. Если драган захочет причинить Сейфуллаху зло, то только облегчит выбор халруджи. Однако всадник и сам заметил, что мальчишка хромает, замедляя движения всей группы. Спешившись, чужак приблизился. Пальцы халруджи привычно обхватили рукоять ножа. Регарди стоял на расстоянии вытянутой руки от драгана и внимательно слушал его движения. Любой неверный жест и…

Чужак склонился над ногой Сейфуллаха. Так пастух проверяет раненую скотину, размышляя отдать ее мяснику или отвести к знахарю.

– Я тебя развяжу, будешь держаться за мою лошадь, – наконец, проворчал он.

Драган был явно раздосадован, но Арлинг услышал в его голосе странные нотки. «Ты извиняешься перед нами», – с удивлением подумал Регарди, ломая голову над непонятным поведением всадника. Наверное, из-за похмелья Сейфуллах выглядел действительно жалко.

– Обозы ушли вперед, мы их не нагоним, – как бы в оправдание добавил драган, чем убедил Арлинга в двух вещах. Во-первых, стало ясно, что идти им еще долго, а во-вторых, складывалось впечатление, что пленники нужны были разбойникам живыми, и, очевидно, их хороший вид имел немаловажное значение.

Солнце давно вошло в зенит, а присыпанные песком камни под ногами все не кончались. Халруджи чувствовал, как Сейфуллах подволакивал раненую ногу, повиснув на лошади драгана, как тяжело дышал купец, идущий сзади, как обливалось потом его собственное тело, которое больше всего на свете хотело окунуться в сладкое озеро сновидений. Иногда ему казалось, что он засыпал на ходу, так как звуки и запахи неожиданно обретали иную плотность, превращаясь в зыбкие фантомы дрожащих под раскаленным солнцем песков.

Наверное, Регарди все-таки уснул на ходу, потому что не заметил, как безмолвие пустыни сменилось лавиной разнообразных звуков, среди которых выделялся один, сразу привлекавший внимание.

Балидет шумел, словно встревоженный улей. Они были еще далеко, но Арлинг узнал его. Ни с чем несравнимый аромат человеческой жизни – такой притягательный и отталкивающий одновременно – цеплялся за барханы, словно спустившийся с гор туман. Балидет звенел и шептал, вторя ветру, который, играя с флагами и вымпелами, свободно носился над городскими башнями. Регарди много раз рисовал в воображении возвращение домой, но даже в худшем кошмаре не мог представить, что это произойдет именно так.

Драганы были безумцами. Неужели они собирались требовать выкуп под городскими стенами? Даже если их было несколько сотен, военный гарнизон Балидета насчитывал больше двух тысяч человек, ведь крепость была последним рубежом Империи в песках Сикелии.

Но следующий порыв ветра поставил Арлинга в тупик. За время их отсутствия рядом с Балидетом успел вырасти другой город. Шум его многотысячной толпы гармонично вплетался в звуки пустыни, перемежаясь диковинными узорами человеческой деятельности – стучали топоры, звенело оружие, хлопали на ветру полотнища палаток, всхрапывали лошади, ревели верблюды и бараны, напуганные скоплением людей и витавшей в воздухе смертью. Захватчики не теряли времени даром. Подготовка к штурму шла полным ходом. В то время как Балидет становился тише, заглушаемый барханами и поднимающимся ветром, тот, другой город, звучал все ближе. Не было никаких сомнений, что их вели именно туда.

Когда низкий потолок душной палатки сменил палящее солнце над головой, пленники едва держались на ногах. Сейфуллах сразу растянулся на песчаном полу, халруджи устроился рядом. Хотелось ни о чем не думать и забыться долгожданным сном, но мысли метались в голове, словно встревоженный пчелиный рой. На этот раз он не отказался от воды, решив, что хуже может быть только смерть. Мальчишка лежал рядом и, кажется, думал о том же. Им, наконец, разрешили снять повязки с глаз, но для зрячих это было небольшим утешением. Плотная ткань палатки с трудом пропускала свет, а полог входа был плотно задернут. Вместе с ними в шатре собралось человек десять купцов, но Арлинг слышал, что другие кучеяры находились где-то неподалеку. Их текучая речь отчетливо выделялась на фоне каркающего языка драганов и щелкающих слов чужаков, которых он узнавал.

И все-таки лежать было хорошо и приятно. Даже, несмотря на то, что его посетила новая невеселая мысль о их будущем. Возможно, драганам нужна была осадная толпа. Полвека назад драганские полководцы умело использовали эту тактику при взятии крепостей горцев в Самонийских княжествах. Почему бы им не применить тот же ход в Сикелии? Осадная толпа была первой волной штурма крепости, и сопротивляться ей было трудно. Защитникам приходилось стрелять по своим, а если пленные возвращался обратно, драганы рубили им головы.

– Что они строят? – спросил Сейфуллах, вторгнувшись в мрачные мысли халруджи.

– Башни, – ответил Арлинг, приложив ухо к земле. – Стрелометы, катапульты, блиды. Наверное, скоро начнут засыпать ров.

Песок приглушал дрожание земли, но не мог скрыть кипучую деятельность, которую развернули захватчики: в лагерь постоянно въезжали тяжелые боевые повозки с продовольствием, людьми, военным снаряжением и камнями – в оазисе Мианэ крупных камней, пригодных для осады не было, и предусмотрительные драганы привезли их с собой. Вот только откуда? Холустайские горы лежали немыслимо далеко на востоке, а проволочь осадные камни через пустыню людям было не под силу. Драганам могли помогать шибанцы, чьи земли начинались за Балидетом, на другом берегу реки. Но объяснение было надуманным. Шибан и Согдарийская Империя были давними союзниками, связанными прочными торговыми отношениями и многочисленными браками правящих династий.

Вопросы, вопросы, вопросы… Как армия таких размеров смогла пройти весь континент, оставшись незамеченной регулярными войсками драганов или кучеярами? Ни один из городов, которые прошел караван Сейфуллаха, не проявлял беспокойства и не готовился к защите. Значит, чужаки явились не из Согдарии, иначе, Самрия встретила бы их первой. Тогда оставались два варианта: либо захватчики высадились далеко на Севере и прошли через Белые Пески, где не строили дороги даже Древние, либо шибанцы разрешили драганам пересечь свои земли. Чтобы напасть на драганскую же крепость. Все происходящее сильно отдавало бредом. Был еще один вариант – самый простой. В Согдарии произошел очередной мятеж принца Дваро, который высадил войско в дельте Мианэ, чтобы нанести удар Канцлеру с тыла и захватить Балидет – последнюю по расположению, но далеко не по значимости крепость Империи в Сикелии. Без Балидета древняя нить торговых путей, соединяющая Согдарийскую Империю с Шибаном и песчаными государствами, лежащими на юге, расползется на волокна, словно кусок шелка, попавший в зубы игривому коту.

В углу тихо подвывал купец из Фаргоса. У него убили дочь – ту самую красавицу, которая сводила с ума весь караван и Рада Аджухама в особенности. Парень, наверное, отыщет ее на небесах. Халруджи нашел руку Сейфуллаха и крепко сжал ее. Ему хотелось что-то сделать для него, прямо сейчас, но подходящих мыслей не было. Слов утешения тоже.

А, может, он недооценивал защитников Балидета? Ведь, город считался одной из самых неприступных крепостей Сикелии. Регарди хорошо помнил, с какой гордостью иман рассказывал о его истории и могучих стенах, переживших не один набег керхов.

Балидет стоял на вершине единственной возвышенности речного оазиса и был защищен двойным укреплением. Главная стена состояла из двух слоев кладки, соединенных поперечными стенками. Ее внешний слой был сооружен из массивных камней неправильной формы, а пространство между ячейками забито щебнем. Перед главной линией стен, достигавшей десяти салей, находилось невысокое вспомогательное ограждение из кирпичей, оставшееся от Древних. В обе ограды через каждые тридцать салей были встроены стрелковые башни с аркбаллистами. Крепостные стены стояли на высоком валу, под которым проходил тоннель, позволяющий совершать внезапные вылазки. Ров вокруг города был заполнен жидкой грязью – ее невозможно было переплыть, не увязнув в предательской топи. Балидет был похож на огромного ящера, приготовившего свое жилище к зимней спячке.

Давно забытые уроки военной тактики всплыли в памяти с неожиданной ясностью. Если захватчики последуют давней драганской традиции, то сначала Балидет возьмут в кольцо, после чего станут морить жителей города. Возможно, защитникам предложат сдаться. Именно так, без боя, в далеком прошлом драганы захватили почти все города Сикелии. Если крепость успешно выдерживала блокаду, начиналось строительство осадной техники. Судя по тому, что драганы уже сейчас активно стучали топорами, осада должна была начаться совсем скоро.

Затем, драганы попробуют выманить гарнизон крепости в поле, где защитников ждала неминуемая гибель. Арлинг уже сейчас чувствовал, что чужаков было намного больше двух тысяч кучеяров, защищавших город. «А если выманивание не получилось, то выбор будет стоять между штурмом или продолжением осады», – заскрипел в мозгу голос старого лектора.

«Значит, штурм», – подумал Регарди, прислушиваясь к крикам за стенами палатки. Кажется, кто-то дрался. Драганы никогда не отличались спокойным нравом, но надеяться на то, что они перережут друг друга до приступа, было глупо. Чтобы сдерживать агрессию воинов, опытные командиры не скупились на хорошую пищу и девиц, которые обычно сопровождали драганские походы.

Самым страшным осадным оружием драганов был «небесный огонь». Арлинг надеялся, что чужаки не привезли его с собой. Балидет, возведенный из глинобитных построек, мог вспыхнуть, как смола на факеле. Уже здесь, в Сикелии, он слышал от имана, что при осаде некоторых крепостей самонийских горцев, драганы использовали человеческий жир, который получали из пленников. Его выливали в растопленном виде на дома, и огонь, попавший на этот жир, нельзя было погасить. «Вот еще один вариант нашего будущего», – подумал Регарди. От захватчиков можно было всего ожидать. Судя по тому, что они вытворяли с погодой, их командиры любили преподносить сюрпризы.

Халруджи был уверен, что буря, поглотившая караван, не была настоящей. В Холустае никогда не встречалось сильных самумов, да и сезон бурь в Сикелии давно прошел. Впрочем, у случившегося могло быть простое объяснение, которого они не знали. Ведь и «небесный огонь» когда-то считался демонической силой, а на деле оказался лишь смесью определенного состава. Что мешало военным инженерам Согдарии изобрести нечто подобное с ветром?

У входа в палатку раздались голоса, и в духоту темницы хлынул поток свежего воздуха. «Рановато за нами пришли», – вяло подумал Регарди, но запах гвоздики и оссиджика, вплывший в палатку вместе с шумом военного лагеря, заставил его насторожиться. В царящем хаосе он совсем забыл о начальнике капитанской стражи, но, судя по его бодрому голосу, тот был жив и даже не ранен.

– Вот он! – торжественно объявил Вазир, указывая в их сторону.

– Не вмешивайся! – быстро шепнул Арлингу Сейфуллах, поднимаясь навстречу драганам.

Лезвие скользнуло в ладонь, но так в ней и осталось. Вопрос о том, что именно его остановило, – сомнения или внезапный приступ трусости – он задавал себе потом много раз, так и не найдя ответа.

– Играть с нами вздумал? – угрожающе зашипел Вонючий. Регарди узнал его по запаху дарроманской настойки, так как сапог драган не поменял. Похоже, он и не подозревал, что от него смердело на много салей вокруг.

– Ай-яй-яй, капитан Аджухам, – зацокал бывший начальник стражи, вторя драганам. – Только слабаки прячутся за чужими именами. Поступок недостойный славного рода вашего отца. А этого слепца нужно немедленно убить!

Регарди живо представил, как Вазир тычет в него пальцем, перетянутым золотыми кольцами. Возможно, золота на нем уже и не было, но от командного тона кучеяр не избавился.

– Разберемся, – лениво протянул Вонючий, выталкивая Сейфуллаха вместе с Вазиром из палатки.

– Оставайся здесь! Приказ! – успел прошептать Аджухам, прежде чем исчезнуть за пологом шатра. Арлинг еще долго слушал его шаги, но скоро их заглушил шум лагеря. Он старательно убеждал себя, что высокая должность Сейфуллаха убережет его от смерти. Если мальчишку не приведут обратно до темноты, он отправится на его поиски. Под покровом ночи Аджухама можно будет легко отыскать по запаху. В голове родилась новая идея, и Регарди принялся лихорадочно мерить палатку шагами. А если попробовать выбраться из шатра прямо сейчас и, переодевшись под драганского воина, проследить, куда ведут Сейфуллаха? Мысль была неплохой, но Арлинг заставил себя успокоиться и сесть у порога.

«Ты не уверен в себе, сомневаешься в каждом движении и боишься сделать шаг в сторону – с чего бы это?».

Регарди мог до бесконечности задавать себе вопросы, зная, что ответ был все равно один. И он ему не нравился. Там, снаружи шатра, дышало его прошлое – неприкрытое, злое, обжигающее душу и разум. Оно наползало, словно болезнетворный туман на уснувшего и потерявшего бдительность путника. Ему казалось, что с появлением драганов вернулось все то, от чего он так долго избавлялся с помощью имана, пустыни и жаркого сикелийского солнца. Страх, ненависть, отчаяние, пустота… Они были еще далеко, но их дыхание уже ощущалось.

А тем временем, за стенами шатра продолжали сражаться. На этот раз дрались на саблях – в воздухе раздавался характерный свист пляшущих лезвий и лязг парируемых ударов. Каждый удачный выпад противников сопровождался одобрительными криками зрителей. Четкий ритм, отбиваемый клинками фехтовальщиков, вдруг нарушился, и звук проводимой по телу стали подсказал, что кого-то порезали. Драганы возбужденно закричали, призывая победителя убить врага.

А враг, между тем, просил пощады. Умолял на чистом кучеярском языке. Догадка была внезапной и неприятной. Драганы дрались не друг с другом – они убивали наемников Аджухама. Тех немногих, кого удалось взять в плен, и кто должен был попасть в рай.

У драганов были особые представления о чести. Любой воин заслуживал рая. Даже враг. Военный кодекс его родины требовал отправить плененного противника в рай, победив его в честном поединке. Правда, понятия о честности у его бывших сородичей были странные. Драганы всегда старались захватить отличившихся в бою воинов, а после устраивали состязательные бои, обещая пленникам жизнь и свободу в качестве награды. Как правило, победить в таких поединках было невозможно. Против захваченного выставляли три дюжины воинов, которые сражались по очереди, пока пленник не отправлялся в рай на «заслуженный» отдых. Если же враг проявлял невиданную боевую мощь и сноровку и побеждал больше десяти человек подряд, ему подрезали сухожилия на ногах и состязания скоро заканчивались – не в пользу пленника. Арлинг предпочел бы отправиться в пустыню в компании дикого керха, чем сыграть в «честный поединок» с драганами.

Мысли опять вернулись к Сейфуллаху. Аджухаму могли отрубить голову и отправить ее в подарок защитникам крепости. Или подвергнуть пыткам, чтобы выведать слабые места в укреплениях города. Аджухам мог их и не знать, но кто ему поверит?

«Нужно бежать из шатра прямо сейчас, зря ты его отпустил», – назойливо прошептал внутренний голос, и Арлинг почти ему поверил. Момент для побега действительно было удачный. Внимание чужаков было отвлечено дуэлями с пленными наемниками, которые проходили недалеко от шатра. Арлинг медленно поднялся и осторожно приблизился к выходу, стараясь понять, чего он не хотел больше – ослушаться приказа Аджухама, нарушив, тем самым, правила Махди, или ожидать смерти господина в бездействии, что опять же противоречило его обету.

Колебания Регарди прекратились с появлением в палатке драгана, который без слов вытолкал его наружу. Вмешательство судьбы радовало, но выбор не облегчило.

– Тебе оказали большую честь, слепой, – произнес северянин, подталкивая Арлинга вперед. – Твой друг утверждает, что ты великий воин: мастерски владеешь саблей и ножи метаешь без промаха. Если так, то свобода в твоих руках. Одолеешь нас и пойдешь, куда пожелаешь. Мы даже дадим тебе верблюда и запас воды. А чтобы поединок был честный, драган, который будет с тобой драться, завяжет себе глаза. Амирон видит нашу справедливость! Никто не упрекнет нас в том, что мы хотим воспользоваться чьим-то увечьем. Мы бьемся на равных!

Драганы дружно поддержали соплеменника хохотом и криками, тут же затеяв между собой ссору, кто больше всех достоин отправить слепого на небо. Вазир стоял там же, среди толпы орущих воинов, но желания приблизиться к халруджи не выказал. Бывший начальник стражи был единственным, кому Регарди не смог бы сейчас отказать в драке.

Почему-то Арлинг не удивился, когда ему в противники достался Вонючий. Похоже, драган серьезно им заинтересовался. Он с удовольствием удовлетворил бы его любопытство, но сейчас было не самое подходящее время.

Пока Вонючий завязывал глаза платком, Регарди отчаянно ломал голову над тем, как избежать драки. Если он хотел спасти Сейфуллаха, нужно было заставить драганов поверить, что Арлинг не достоин рая Амирона. Могучий бог северян давно от него отвернулся.

– Будете драться на мечах, – крикнул кто-то ему на ухо, очевидно полагая, что раз Регарди слепой, то у него могут быть проблемы еще и со слухом.

Халруджи пересчитал столпившихся вокруг воинов. Примерно два десятка вооруженных, отдохнувших и желавших драться мужчин. Пожалуй, слишком много даже для него. Новая мысль была дикой, но не лишенной смысла. Если за минувшие годы в Согдарии ничего не изменилось, драганы не будут драться с трусом из страха запятнать свою честь.

– Держи!

Ему протянули клинок. Судя по едва слышной вибрации, это был простой короткий меч, возможно, даже однолезвийный. И это они называли честным боем? У противника оружие было гораздо длиннее. Гонимые ветром песчинки тихо скребли по клинку, позволяя халруджи сделать неутешительные выводы о преимуществе меча драгана. К тому же, Арлинг отчетливо слышал, как Вонючий отцепил от пояса кинжал, очевидно, собираясь использовать его вместо щита. Как только эфес меча ляжет в ладонь халруджи, драган нападет.

– Не хочу умирать! – всхлипнул Регарди, медленно опускаясь на колени. Непривычная влага сползла на щеки и посолонила губы. Слезы появились на удивление легко.

– Я овец стригу, добрые господа! Это обман! Тот кучеяр с бритым лицом, он врет. Я в жизни только ножницы и держал. Какой из меня мечник, сами посудите? Я ведь слепой.

– Он притворяется! – закричал Вазир, поняв, что его план может сорваться.

– Не дрейфь, – подбодрил Арлинга какой-то драган, с трудом сдерживая смех. – Варг отправит тебя в рай, будь ему благодарен!

Значит, у Вонючего было имя – Варг. Надо запомнить.

– Не убивайте! – закричал Регарди, упав на землю. – Пожалуйста, умоляю! Отпустите меня, я все сделаю, все отдам!

Скорчившись в песке, он поднял голову, чтобы зрители могли видеть слезы страха, бежавшие по щекам. Противно стало даже самому. Впрочем, он раскрыл им не все секреты.

«Разве я достоин вашего неба, идиоты? Разве я не вызываю у вас жалости и отвращения? Побойтесь Амирона и кодекса!»

Драганы продолжали смеяться, а Варг начинал злиться. Регарди чувствовал, как кожа противника становится горячее, и четко представил его краснеющее лицо. «Что ж, придется воспользоваться последним способом или сражаться с этими северными болванами до конца», – подумал он. Закрыв лицо руками, Арлинг затрясся в плаче, чувствуя, что осуществить задуманное оказалось нетрудно. Организм был ему благодарен – терпеть пришлось долго. Моча перебила запахи стоявших вокруг воинов, и какое-то время Арлинг полагался только на слух. Выдержав паузу, халруджи пополз к Варгу, который, видимо, как раз снял повязку, чтобы увидеть его позор. Северянин опешил.

«Правильно мыслишь, дурень. Драка с трусом тебя замарает».

Подобный поступок был немыслим для драгана, который предпочел бы немедленно заколоть себя, чем жить с такой «славой» дальше. Наверное, унизиться сильнее у Арлинга уже не получится.

– Пощадите слепца, благородный господин, – снова затянул он, пытаясь поцеловать ногу драгана. Обоняние вернулось, но лишь для того, чтобы натолкнуться на зловоние, исходившее от сапог Варга. Халруджи с удовольствием позволил себе промахнуться, уткнувшись носом в песок.

– Пожалейте…

Закончить Регарди не успел – удар плоской стороной лезвия по лицу бросил его на землю. Стараясь смягчить затрещину, он отвел голову в сторону, но пореза не избежал. Кровь теплой струйкой заструилась по щеке, смешиваясь с песком и грязью.

– Да ты и впрямь не достоин рая, – протянул Варг, поднимая подбородок Арлинга кончиком меча. – Говоришь, жить хочешь? Жизнь, она, знаешь, дорого стоит. За нее кровь проливают. А ты ведь даже не растение, как эти туземцы. Ты – сорняк, переметнувшийся с чужого огорода. Таких надо вырезать на корню.

«Эх, Варг, знал бы ты мои корни, попридержал бы язык», – подумал Регарди, трогая порезанную щеку изнутри языком. Боль помогла сосредоточиться.

– Не стоить пачкать о тебя благородную сталь, – продолжал драган, гордый тем, что оказался в центре внимания. – Когда мы войдем в город, я позабочусь, чтобы тебя скормили свиньям. Так поступают с трусами у меня на родине.

Арлинг никогда не слышал о подобных обычаях своих бывших сородичей, но спорить не стал. Такой поворот дел его устраивал. Главное, скорее оказаться в шатре, откуда он найдет способ сбежать. Мокрые штаны неприятно липли к ногам, но Регарди чувствовал себя почти счастливым. Маленькая победа после больших поражений.

– Отведите этого труса к пленным, – распорядился Варг. – И дайте мне, наконец, достойного воина, который хочет бороться за свою жизнь и свободу!

Кажется, у драгана была страсть к пафосным речам. Следовало запомнить и это.

– Я буду сражаться! – звонко выкрикнул молодой голос. – Кучеяры не боятся смерти. Только драганы могут позорить свой род и племя. Дайте мне меч!

Арлинг снова вспомнил о пленных наемниках Аджухама. Его трусливое поведение должно было уязвить кучеяров. Во время путешествия им не раз приходилось сражаться плечом к плечу, отбиваясь от керхов и разбойников, и многие из наемников называли халруджи калхегором, что на керхар-нараге значило «воин песков». Такое обращение мог заслужить опытный кучеярский воин и очень редко – чужеземец. Регарди только что показал, как глубоко они ошибались.

– Предатель! Трус!

Слова молодого наемника летели в спину, словно острые кинжалы. Мальчишку наверняка убьют. Регарди искренне желал ему храбрости. Попасть в чужой рай – это страшно.

В их темнице почти все пленные спали – сказались беспокойная ночь и долгий переход по пустыне. Те немногие, кто бодрствовал, возбужденно зашевелились при появлении Арлинга. Очевидно, они решили, что он сможет пролить свет на их будущее. У Регарди были тысяча и одна идея насчет того, что с ними могут сделать драганы, но поделиться ими он не успел. Земля вдруг со страшной силой ударила в голову. Ему даже показалось, что он прозрел. Весь мир наполнился кровью, как и должно быть, когда вокруг обрывается слишком много человеческих жизней.

Проваливаясь в небытие, Арлинга подумал, что мог бы, наверное, уклонится от удара копья, но почему-то не стал этого делать. Возможно, он не хотел развенчивать созданный с таким трудом образ труса, а может, испугался следующего удара – уже не тупым древком по голове, а острым наконечником между лопаток. Но правда была проста. Больше всего халруджи хотелось погрузиться в сон, где не было ни драганов, ни кучеяров, ни чувства вины за предательство самого себя.