Глава 2. Западня

Дорога превратилась в бесконечную вереницу барханов, череду нестерпимого зноя и обжигающего холода, долгожданные остановки у редких колодцев и постоянные прятки от керхов, которые сновали по Холустаю, словно стервятники в поисках падали.

Чем ближе они подходили к Самрии, тем серьезнее становился Сейфуллах. Но, несмотря на его молчаливость, Арлинг чувствовал, что отношение Аджухама к нему потеплело. Если бы не драганы, которые портили ему настроение одним своим присутствием, он был бы почти счастлив. Надежды Регарди на то, что каргалы откажутся от предложения Сейфуллаха сражаться за Балидет, не сбылись. Уже на вторые сутки их совместного пути Ель и Карум заверили Аджухама, что ждали этого шанса всю жизнь. Халруджи не верил ни одному их слову и еще долго уговаривал упрямого кучеяра оставить каргалов в пустыне, но его усилия были напрасны. Сейфуллах был непреклонен.

Один раз им встретился караван: цепочка людей в запыленных бурнусах и верблюдов, груженных финиками. Сначала их приняли за керхов, но Аджухам вовремя сделал жест, которым приветствовали друг друга караванщики. Торговцев было немного – человек десять, но столько же было и воинов-наемников, которые не опускали луков до тех пор, пока они не приблизились. Убедившись, что им встретились не переодетые керхи, кучеяры успокоились и даже угостили их кумысом с масляными лепешками.

– Муссаворат не видел врагов у своих стен уже очень давно, – ответил капитан каравана на вопрос Арлинга о том, знали ли они об угрозе. – Когда мы уходили из города, драганов из регулярной армии там было больше, чем соли. Наместник прислал почти всю отряды, но кроме того, что они объедают нас в не самый урожайный год, пользы от них никакой. Драганы сидят в крепости и пьют пиво, а керхи как грабили наши караваны, так и грабят. Многие вообще не верят в Маргаджана. Говорят, это Гильдия Балидета придумала удобный предлог, чтобы покинуть империю. Сговорились с Шибаном или с островитянами, вот и весь набег. Как бы там ни было, в ближайший месяц Муссаворату ничто не угрожает. Уже начался сезон самумов. В этом году он рано пожаловал. Все западные дороги закрыты, сквозь такие бури даже керхи не пройдут.

Арлинг слушал кучеяра и вспоминал бурю, внезапно накрывшую караван Сейфуллаха за день до их возвращения в Балидет. Рассказ Даррена о его переходе через Гургаран, армия из драганов, керхов и странных нарзидов, сражающихся на одной стороне, странная смерть Шолоха и септория – Арлингу казалось, что он упустил то, о чем непременно пожалеет в будущем. Тайна, окружавшая Маргаджана, вдруг стала очень важной. Возможно, ему не стоило убегать из дворца, не узнав больше о бывшем друге.

Караванщики из Муссавората предложили доехать вместе до Фардоса, но Сейфуллах отказался. У четырех людей было больше шансов незаметно пройти земли керхов, чем у каравана. Других людей они не встречали до самого выхода из Холустая.

Сухое русло узбоя кончилось, уступив место каменной кладке, оставшейся от старой дороги. Несмотря на разрушающее влияние времени, на ней могли свободно разойтись два встречных каравана, и можно было только гадать, какой ширины она была раньше.

Складки песчаных барханов сменились равниной, покрытой твердой глиной. Кучеяры называли такие места такыром. Земля под ногами была высушена до звона и испещрена многочисленными трещинами, которые убегали к горизонту, напоминая старческие морщины. Они старательно прятали в себе прошлое, но не могли скрыть его полностью. Остатки древних миров попадались все чаще: стены из блестящего базальта с высеченными на них непонятными надписями, керамические осколки, камни, на которых еще сохранись яркие украшения, и кости. Последних стало еще больше.

Кучеяры считали, что прикасаясь к следам древних, можно навлечь на себя гнев богов, которые когда-то погубили людей, живших ранее в Сикелии. Поэтому Сейфуллах каждый раз ускорял шаг верблюда, когда они проходили мимо очередного реликта, вызывая недовольство каргалов и Арлинга. Драганы мечтали найти клад, а халруджи хотелось прикоснуться к монументам, чтобы почувствовать величие древних. Но спорить с Аджухамом, который негласно принял лидерство в их небольшом отряде, никто не решался.

Правда, когда дорога свернула в руины большого города, каргалы не смогли преодолеть искушение и настояли на привале. Сейфуллах долго ругался, но, в конце концов, сдался, хотя и не сошел с дороги. Несмотря на то что Регарди очень хотелось присоединиться к драганам, он остался с господином. Не следовало вызывать его гнев всего через несколько дней после второй клятвы.

И все же развалины манили. Исполинские колонны и вросшие в землю монолиты говорили о драме, разыгравшейся много тысячелетий назад. Рядом с ними он чувствовал прилив сил, которые постепенно возвращались к нему после боя с септорами. Пока Сейфуллах жевал лепешку, а драганы рыскали по руинам, Арлинг решил заняться тем, чего уже давно не хватало его телу. Ему нужно было размяться.

Солнце катилось к горизонту, руины отбрасывали длинные косые тени, слабый ветер освежал, обещая ночную прохладу и передышку от дневного зноя. «Твой дух должен быть беспристрастным», – говорил иман. Регарди снял сапоги и встал лицом к руинам, чувствуя, как тепло земли поднималось от босых ступней по всему телу. Близость гигантских каменных исполинов внушала спокойствие. «Даже когда твой дух пребывает в покое, не позволяй телу расслабляться», – наставлял учитель. Халруджи сплел пальцы и вывернул руки наружу, разминая кисти. Сейфуллах вздохнул и потянулся за второй лепешкой. Один из каргалов сорвался с камня. Наступающие сумерки огласили его брань и хохот второго драгана.

Регарди присел, отвел руки назад и, оттолкнувшись ногами, прыгнул вперед, перевернувшись несколько раз в воздухе. Приземление было неуверенным. Его шатнуло, но он быстро собрался и повторил сальто, на этот раз в бок. Воин всегда исполнен решимостью победить. Чтобы бы не случилось, он никогда не меняет свои намерения. Разбежавшись, халруджи выполнил серию прыжков, отталкиваясь от земли руками и чувствуя, как при каждом прикосновении к теплой глине тело наполнялось силой и уверенностью. Кувырок назад и резкий удар в живот противника. Поражена печень, невидимый враг теряет сознание. Арлинг крутнулся на месте и, согнув пальцы, атаковал еще одного недруга, на этот раз в грудь. Травма сердца и смерть. Толкающий удар ногой, и противник летит далеко вперед, врезаясь в каменную стену.

Выхватив саблю, Регарди обернулся к следующему врагу. Клинок с тихим шелестом пронесся у горла Маргаджана, который неожиданно возник из струящейся на дороге пыли. Драган умело ушел от атаки и, замахнувшись, нанес удар сверху. Арлинг ясно представил, как его рассекают от плеча до бедра, но тело среагировало быстрее. Сабля встретила лезвие меча с яростным звоном, и Маргаджан засмеялся. Регарди улыбнулся в ответ. Сегодня победит он. Халруджи сделал обманное движение клинком и бросился в молниеносную атаку.

Край древней стены встретил его крепким ударом в голову. Арлинг не устоял на ногах, с размаху приземлившись на каменистый проселок. Пыль, еще минуту назад бывшая Маргаджаном, взметнулась верх крошечным вихрем и осела ему на плечи.

– Вот идиот! – недовольный голос Сейфуллаха разорвал вечернюю тишину гулким эхом.

Регарди тщетно пытался придумать достойный ответ, как вдруг понял, что Аджухам ругал не его. Среди обломков руин показался Карум, который с гордостью размахивал каким-то предметом. За ним шел Ель, и, судя по шагам, нес что-то тяжелое. Арлинг быстро поднялся и, подобрав саблю, вернул ее в ножны. Похоже, его позорное падение никто не заметил.

– Смотрите, что мы нашли! – восторгу Еля не было предела. – Этой дорогой ходят десятки караванов, а золото попалось нам. У Карума браслет из монет, а у меня голова богини. Она из чистого золота. Тяжелая, сволочь. Если вы не будете стоять здесь, как истуканы, тоже что-нибудь найдете. Мы с Карумом хотим осмотреть дальнюю стену. Руку даю на отсечение, что под ней завален сундук. Целый ящик с монетами!

Арлинг стоял поодаль, но ему показалось, что Сейфуллах побледнел. Во всяком случае, голос у него был встревоженный.

– Быстро все бросайте! – крикнул он им. – Или пожалеете, что в зыбучих песках не остались. Это золото Холустая, его нельзя трогать. Гляди, даже знак выбит: «Берегись!».

Сейфуллах показал пальцем на Арлинга, и Регарди не сразу догадался, что он указывал на тот обломок стены, в который он врезался, сражаясь с мнимым Маргаджаном.

– Видите эту решетку? Ее нанесли караванщики много лет назад, специально для таких дураков, как вы. Это проклятое место. Рамсдут. Смотреть, отдыхать здесь можно, но что-нибудь трогать – упаси бог!

– Да ты что, Сейфуллах? – возмутился Карум. – Это ведь целое состояние! Сам жаловался, что тебя керхи ограбили. Так вот тебе шанс. Если хорошо поискать, можно всю статую найти. А она из золота! Знаешь, сколько мы за нее получим?

– Ничего мы за нее не получим, – вскипел Аджухам. – Сам сдохнешь, и нас за собой потянешь. Да что вы, драганы, вообще знаете? Слушайте, неучи. Старики рассказывают, что когда-то в Рамсдуте правили жестокие цари, которые грабили караваны и убивали путников. В конце концов, это навлекло гнев Нехебкая. Семь дней и семь ночей дули черные ветры, которые превратили город в руины, а его жителей в песок, который был развеян по всему Холустаю. Только богатства и остались. Но уносить их нельзя. Если кто-то подбирает сокровища, то сразу поднимается черный вихрь, и человек погибает в песках. Это правда. В Балидете все знают историю купца Ахира. В его караване было сто человек, и все они исчезли здесь, в этом городе. Он хотел добыть проклятое золото, чтобы завоевать сердце возлюбленной, а нашел смерть. И таких случаев много. Слишком много, чтобы это было простым совпадением. Хочешь всех нас погубить?

– Да ну тебя, – засмеялся Карум. – Я в кучеярские сказки не верю. Если бы ты жил в Согдарии и с таким трепетом относился ко всем нашим легендам и суевериям, то долго бы не протянул. Как думаешь, Ель, сможет животинка утащить всю статую, если мы найдем другие ее куски? Говорят, верблюды выносливые.

– Ты слышал моего господина, каргал, – клинок Регарди оказался у горла Карума, быстрее, чем сам Арлинг успел об этом подумать. – Сейфуллах не желает, чтобы ты брал что-нибудь из этого места. Бросай. К тебе это тоже относится.

Ель потянулся свободной рукой к ножнам, но он стоял слишком близко и слишком удобно. Халруджи не отказал себе в удовольствии и ударом ноги по запястью вернул его меч обратно. Каргал зашипел от боли и едва не уронил золотую голову.

– Эй! – поспешил вмешаться Аджухам. – Спокойно! Я не хочу ничьей крови. Вам придется поверить мне на слово. Подумайте, вокруг столько керхов, но руины они не трогают. Это обман, фальшивка.

– Я могу отличить фальшивое золото от настоящего, и это настоящее, – осклабился Карум. – Пусть твой слуга уберет клинок, иначе мне придется забыть, что он меня спас, и хорошенько намять ему бока.

– А ты попробуй, – нехорошо улыбнулся Регарди, вдавив кончик сабли в шею драгана. – Или слепого боишься обидеть?

– Оставь его, халруджи, – Сейфуллах мог с таким же успехом обращаться к камню. Арлинг был уверен, что если он уберет клинок, каргал немедленно извлечет свой.

– Да вы сумасшедшие! – возмутился Ель, потирая ушибленную руку.

– А ты как думал, – усмехнулся Арлинг. – Сам бросишь или тебе помочь?

Рука Карума дернулась к ножу за поясом. Клинок Регарди дрогнул одновременно, и в воздухе запахло кровью. Всего несколько капель, но ветер подхватил густой аромат жизни, мгновенно разнеся его по долине. Каргал вскрикнул, однако браслет выпустил. Монеты с жалобным звоном стукнулись о придорожный камень и, скатившись с него, успокоились на глиняной поверхности, наполовину провалившись в трещину.

– Хватит, – не вытерпел Аджухам. – Или вы остаетесь здесь со своим проклятым золотом, или едете дальше с нами – без него! Но я вас предупредил. Пусти этого идиота, халруджи.

Арлинг задержал саблю у горла Карума еще на секунду и, крутанув ее в воздухе, вернул в ножны. Его надежды на то, что драганы выберут золото, не сбылись. Едва они с Аджухамом достигли последнего обломка Рамсдута, как их нагнали каргалы – злые, но смирившиеся с потерей. Сейфуллах не поверил им на слово, и Арлингу пришлось обыскать их. Однако драганы не солгали. Золото осталось в руинах. Когда Карум извинился перед Сейфуллахом, настроение у халруджи испортилось окончательно.

– Мы с тобой еще поговорим, слепой, – шепнул ему Ель, проезжая мимо. Халруджи промолчал. Его умение наживать врагов уже не удивляло. Оставшийся путь ему придется следить не только за керхами, но и за каргалами. Хотя он будет даже рад открытой стычке – появится причина убить их обоих.

«Во всем виноват Аджухам и его суеверия», – решил Арлинг, следуя за сосредоточенным Сейфуллахом. Дорога пошла в молчании. Каждый думал о своем. Регарди не верил в суеверия и в то, что сокровища могли навлечь неприятности, но, как халруджи, он должен был поддержать господина.

Страхи кучеяров перед развалинами были вполне объяснимы. Пустыня всегда навевала тревогу, доводя нервы путников до предела. Бесконечные страхи голода, жажды и стихии всегда жили среди барханов. Человек, идущий по песку, мог потерять контроль над разумом и чувствами в любую минуту. Отсюда и рождались легенды и суеверия. Разгоряченному солнцем путнику было нетрудно поверить в то, что из-под земли вот-вот вырвутся разъяренные пайрики, а за случайно подобранное в руинах сокровище последует неминуемое наказание.

Прошло еще два долгих унылых дня, наполненных сухой глиной под ногами и жарким небом над головой. Равнина кончилась внезапно, слово оборванный лист бумаги. Стала появляться скудная растительность: кустарники, пробковые дубы и вездесущие заросли чингиля. И хотя воздух был сух, а солнце палило с прежней силой, на небе появились облака, которые иногда набегали на светило, покрывая обожженную землю тенями.

Арлинг почувствовал гору Мертвеца еще издали. Она возвышалась величественной громадой и служила рубежом, отделяющим пески Холустая от степей Фардоса. Мертвец дышал долгожданной прохладой и безопасностью. За ним кончались владения керхов и начинались земли, которые охраняли патрули регулярной армии. Путники верили, что гора задерживала все тучи, идущие из Фардоса, поэтому в Холустае было так сухо.

Кучеяры любили говорить, что Мертвец разделял мир по времени на зиму и лето. С одной стороны, гора была черная, там жили дожди, с другой – розовая, там правило солнце. Когда караван Сейфуллаха проходил гору год назад, Арлинг улучил момент и исследовал ее поверхность с обеих сторон. Гранит действительно был разного цвета. Ближе к Фардосу темнее, а к Холустаю светлее, но розового он там не почувствовал. Впрочем, Аджухам с ним не соглашался, утверждая, что цвет у Мертвеца такой, как и говорится в легендах, а слепому халруджи, мол, простительно ошибаться.

Каменистая дорога огибала гору плавно, прощаясь с песками у фисташковой рощи, которая начиналась на темной, «дождевой» стороне. Кучеяры считали фисташковое дерево даром Нехебкая. Его густая ветвистая крона образовывала хорошую защиту от солнца, укрывая под собой сразу несколько путников на верблюдах.

Арлинг приподнялся на Камо и дотянулся до красных плодов, собранных в гроздья. Несмотря на кисловатый вкус, они прекрасно утоляли жажду. Камо тоже обрадовался короткой передышке и, вытянув шею, наслаждался сочными листьями. Все было бы хорошо, если бы не стадо архаров, которое недавно прошло через рощу. Казалось, что их вонь впиталась даже в ягоды. Не сумев преодолеть отвращение, Регарди отдал добытый урожай Сейфуллаху, который мог есть, что угодно и где угодно.

Каргалы тоже разбрелись по роще, обдирая ягоды и глазея на Мертвеца. С дождливой стороны гора выглядела особенно мрачно.

– Раньше здесь был знак, – задумчиво произнес Аджухам, ковыряя носком сапога сухую глину. – Предупреждал, что за горой земли не охраняются. А сейчас его нет. Ничего не понимаю. Может, не туда зашли?

– Мы давно не были в этих местах, – пожал плечами Арлинг. – Многое могло измениться.

– Эту глыбу и дюжина человек не унесла бы, – фыркнул Сейфуллах. – Ветром ее сдуло, что ли?

– Глядите! – закричал вдруг Ель. Он вскарабкался на вершину фисташкового дерева и отчаянно размахивал руками. – Кажется, там деревня. Я вижу дым, в арках двух отсюда. Это точно постройки! О, добрый Амирон! Слава тебе, наши мучения закончились!

– Конечно, там деревня, – пробурчал Аджухам, забираясь на верблюда. – Сейчас они будут встречаться часто. Заглянем, пожалуй. Я страсть как по хорошему айрану соскучился.

Предложение заехать в деревню каргалы встретили одобрительно. Не понравилось оно только Арлингу. До Самрии оставалось еще дня три пути, и халруджи предпочел бы не делать остановок, а тем более, ни с кем не общаться. Но Сейфуллаха было трудно переубедить.

Покидая рощу, Регарди почувствовал себя странно. Его охватила внезапная тоска по пескам, которая была ему непонятна. В пустыне он всегда ощущал себя обманутым, но, несмотря на это, она манила его. Там были равнодушные к его прошлому пески, горячий ветер, бросающий бесконечные вызовы, и смерть, дыхание которой ощущалось так близко. Там был Магда – в каждой песчинке, в каждом ростке колючки, в каждой луже горько-соленой воды.

Уже на полпути к деревне, стало понятно, что она заброшена. Арлинг проклинал ахаров, но, как ни старался, запаха дыма не чувствовал. Да и сам Ель теперь не был уверен, что видел его на самом деле. Под жарким солнцем Сикелии миражи случались не только в пустынях.

Деревня была небольшой. Сейфуллах предположил, что она принадлежала кучеярам-скотоводам, которые оставили ее, чтобы отогнать верблюдов и овец на новое пастбище. Низкие постройки из глины были покрыты верблюжьими шкурами, запах которых ощущался даже сквозь вонь архаров. Скотоводы путешествовали всей общиной, забирая с собой женщин и детей, но Арлинга насторожила добротность построек. По его мнению, кочующее племя должно было жить в шатрах. Впрочем, Аджухам с ним не согласился.

– Пастухи Фардоса не живут долго на одном месте, но всегда к нему возвращаются, – уверенно заявил он. – Зачем им строить жилища, которые могут развалиться через пару недель? У них на каждом пастбище такие деревни. Бросают, а потом обратно приходят. Зайдем, раз свернули. Хоть свежей воды наберем. В таких местах бывают хорошие колодцы.

Арлинг пожал плечами, но спорить не стал, стараясь не отвлекаться. После сыпучего звона песков и сухого шелеста ветра по глине ему было трудно привыкнуть к многоголосью степей Фардоса. На востоке открывалась обширная долина, заполненная песнями трав, низкорослых кустарников и вездесущего ветра. Солнце уже перевалило за полдень, но жара совсем не мешала обитателям этого мира. Насекомые, нелетающие птицы и мелкие грызуны продолжали наслаждаться жизнью, создавая гармоничный шум суетливой возней, которая вплеталась в общую мелодию степи.

Деревня лежала в самом начале долины и казалась беззвучным пятном на фоне разноголосья Фардоса. Однако Арлинг был уверен, что услышал какой-то шум. Это могла быть оставленная собака или забредший погостить любопытный козел, но Регарди редко бывал оптимистом.

– Господин, – обратился он к Сейфуллаху, когда до деревни оставалась сотня салей. – Подождите здесь, а я проверю. Кажется, я что-то слышал. Может, какой ахар отбился от стада, но лучше не рисковать.

– Ну, рассмешил! – фыркнул Карум. – Тебе мерещится, а мы должны на этой жаре стоять. Деревня пустая, разве не ясно? Дыма нет, двери закрыты, загоны пусты. Зачем время терять?

– Пусть осмотрит, – неожиданно встал на сторону халруджи Аджухам. – Десять минут нас не задержат.

– И много слепой там увидит? – не удержался Ель, но Регарди его уже не слушал. Оставив Камо с другими верблюдами, он осторожно пошел к деревне.

Прямая улица, шесть домов по левую руку и еще семь по правую. Холодные очаги во дворах, нехитрая утварь, занесенная холустайским песком, и пустые стойла для скота. В центре поселения возвышался большой дом с двумя дверями – жилище старейшины или храм. Регарди не стал туда заходить, в пустых комнатах звенела пыль и бегали грызуны.

От степи деревню ограждал сад с финиковыми пальмами и абрикосами. Ахары побывали и тут. Сладкий запах плодов едва улавливался. На миг Арлингу показалось, что где-то рядом паслись верблюды, хотя так могли пахнуть шкуры, которыми были покрыты крыши домов. Заглянув в колодец рядом с большим домом, Регарди с наслаждением вдохнул аромат воды. Еще не пробуя ее, он знал, что это очень вкусная вода – сладкий нектар после горько-соленой влаги скудных источников пустыни.

Деревня действительно была пуста, но что-то настораживало.

– Ты скоро там? – в нетерпении крикнул Ель. – Мы тут изжаримся, пока ты найдешь свою собаку.

Карум поддакнул, но никто из каргалов не двинулся с места, так как Сейфуллах спокойно сидел на верблюде и чистил джамбией ногти.

Арлинг глубоко вздохнул и задержал воздух в легких, потому что странный шум повторился. Замерев, он мысленно ощупал каждую постройку. Внезапная догадка заставила его опуститься на дорогу и приложить ухо к сухой глине. Звук шел из-под земли. В деревне были землянки, и они не пустовали. Шум мог исходить от чего угодно, но больше всего он походил на лязг вынимаемого из ножен клинка.

Сделав Аджухаму знак оставаться на месте, халруджи проскользнул в окно ближайшего дома. Выбеленные известью стены, сырой глиняный пол и крышка от лаза посередине. Из нее отчетливо пахло людьми и оружием. Внезапно она с грохотом откинулась, и Регарди оказался лицом к лицу с керхом. Похоже, кочевник собирался посмотреть, куда делся человек с дороги. Арлинг опередил атаку на долю секунды и, выхватив саблю, рассек его от бедра до плеча. Воздух заполнился брызгами крови, топотом ног и криками керхов, которым почти удалось заманить их в ловушку.

Толкнув разрубленное тело на разбойника, который выбирался из лаза следом, Арлинг стрелой вылетел в окно, приземлившись перед керхами, которых вдруг стало много. Они появлялись из вырытых под домами землянок, словно пайрики – стремительно, неожиданно, неизбежно. Вся деревня была одной большой западней. Как керхи появились в землях, охраняемых регулярной армией, оставалось загадкой.

– Беги! – крикнул Арлинг Сейфуллаху, надеясь, что в мальчишке не проснется желание умереть героем.

Каргалы развернули верблюдов первыми, но Аджухам медлил.

– Давай же, – проскрежетал зубами Регарди, перемещаясь из стороны в сторону и стараясь не дать себя окружить. Мысль о том, чтобы пробиться к Сейфуллаху, он отбросил сразу. Их отделяло не меньше десятка керхов, которые продолжали наполнять улицу, словно песок, принесенный шальным ветром из Холустая. Дети пустыни шумели, кричали и дурно пахли, смешиваясь в хаотичный клубок злости и ярости. Они были бешеными псами, которые забрели в пустую деревню в поисках смерти.

Когда кочевники были уже рядом, Аджухам, наконец, определился. Схватив поводья Камо, он бросился за драганами. За ним погналось не меньше шести керхов, которые оседлали спрятанных в саду верблюдов. Сейфуллах принял хорошее решение, но запоздалое. Хотя шанс у него был. Сикелия благоволила кучеярам не меньше, чем керхам. Чужаком здесь был только он, халруджи, да каргалы, которые уже достигли Мертвеца, собираясь прятаться в Холустае. Впрочем, в песках трудно спастись от того, кто в них родился.

Арлинг провел пальцем по лезвию сабли. Он любил ее и собирался спеть вместе с ней песню. Легкая и свободная, с широким выгнутым лезвием и простой рукоятью, она отвечала ему взаимностью. Сегодня у них был общий путь, и халруджи хотел пройти его до конца.

– Сдавайся, драган! – прошипел кочевник на корявом кучеярском.

Регарди отер несуществующий пот со лба и поводил саблей из стороны в сторону. Сосчитать керхов никак не удавалось. Десять? Пятнадцать? Возможно, Дорога Молчания была ближе, чем он думал.

Стало тихо. Только ветер неспешно прогуливался по деревне. У одного керха оторвалось украшение на халате, которое бряцало при каждом вдохе и выдохе. У другого звенели серьги. Третий жевал кусок журависа, сплевывая на дорогу тягучую, черную слюну. Он будет первым.

«Если врагов много, их нужно собирать вместе, словно нанизывая жемчуг на одну нить, – говорил иман. – А когда они соберутся, рубить быстро, не останавливаясь и не думая о том, что делают твои руки».

Халруджи напал первым. Укол с выпадом на колено пронзил керха с журависом насквозь. Уклонившись от клинка его соседа, Арлинг ушел в сторону и снес ему голову. Серьги больше не звенели. В атаку бросились сразу пять кочевников, но халруджи уже почувствовал вкус смерти. Она ему улыбалась.

У разящего клинка нет мысли, а удар – это промежуток, в который не поместится даже волос. Противник – пустота, и он, халруджи, через миг тоже может исчезнуть. Но пока он был здесь, а сабля стала продолжением его тела. Низкий укол в живот, выпад, уклонение и рубящий удар с плеча. Двигаться быстрее, чем песчинка, гонимая ветром. Быстрее, чем молния, разящая с неба.

Двое лучников забрались на крышу большого дома и ожидали удобный момент, чтобы не зацепить своих. Арлинг не стал ждать и метнул в них веером стрелки из рукава. Их было слишком много для двоих, но для точного прицела не было времени. Отвлекшись, он пропустил удар, который должен был рассечь его пополам. Клинок керха оставил длинную царапину на груди, которая мгновенно набухла кровью. Так не должно быть. Воздух будет пахнуть только кровью врагов.

Нужно найти вожака, решил Регарди, уклоняясь и парируя удар. «Если не разбить голову змее, то нет пользы от того, что разобьешь ей хвост», – любил говорить иман. Нырнув на землю, халруджи нанес ответный удар по ногам противника, чувствуя, как лезвие рассекает мышцы вместе с одеждой и сапогами. Закончив атаку прыжком, он рубанул керха по шее и бросил безголовое тело в двух кочевников, которые подбирались сзади.

Арлинг уже не слышал верблюдов Сейфуллаха и погони за ним. Мир наполнился свистом сабель, яростными криками врагов и хрипами умирающих. Воняло кровью, потом и разгоряченной сталью.

Халруджи отсекал пальцы, вспарывал животы и разрубал тела, забирая жизни стремительным движением клинка. Атака – от начала до конца, удар за ударом. «Не теряй контроль над ногами, – шептал ему на ухо иман. – Двигайся быстро, бей проще! Не торопись! Не увлекайся деталями, сбивай врага темпом!»

–Ааааа! – яростный крик керха, прыгнувшего с крыши, слился с шумом битвы, отозвавшись в его голове погребальным звоном. Когда-то он слышал его в Мастаршильде. Сын пустыни был высок, почти роста с Арлингом. И он был ранен. Регарди чувствовал, как керх хромал на правую ногу. Наверное, халруджи упустил его в начале битвы. Следовало исправить эту ошибку.

Враг ответил на его атаку защитным ударом, Регарди напал снова и, сделав выпад, удержал меч противника внизу. Но керху удалось вырваться, и они снова скрестили клинки. Кочевник рычал, халруджи парировал молча, наслаждаясь вкусом крови во рту и в воздухе. Нажав на лезвие вражеской сабли, он попытался выбить оружие из рук керха с помощью захвата, но тот сумел освободиться и атаковал его внезапным ударом рукояти в горло. Арлинг захрипел и рухнул на землю. Хитрый сын пустыни опередил его задумку. Он как раз хотел сделать вид, что пропустил удар. Пришлось кататься по глине, спасаясь от клинка противника. «Слишком долго возишься с ним», – обругал он себя, прыжком поднимаясь с земли и устремляясь в новую атаку.

Но керх не сдавался. Он уже не рычал, а двигался спокойно и уверенно. Если враг держит свой дух высоко, победить его трудно. Нужно проникнуть в глубину его духа, стать с ним одним целым. Теперь разбойник действовал расслаблено, даже с ленцой, но его удары от этого не становились менее ловкими. «Если ты спокоен, значит, я буду быстрым, как песчаный ветер», – решил халруджи. У него еще были силы.

Кочевник возобновил атаку первым, Арлинг отскочил и, перехватив саблю в левую руку, – правая была скользкой от крови из раны на плече, – закричал так, словно проваливался в преисподнюю. Голос обладал жизнью. С помощью голоса можно было управлять огнем, ветром и волнами. Он дарил силу. Ускорившись, Арлинг нанес удар телом: быстро, изо всех сил, со скоростью молнии. Отразить атаку врага, когда есть только вдох, предотвратить его прыжок, когда есть только выдох, остановить удар, когда мир перестал дышать совсем. Разрубить сухожилия на ноге, атаковать в руку, держащую клинок, повредить вены и всадить лезвие в живот. Выбить саблю из ослабевших рук и наступить на нее ногой. Протягивающий удар концом клинка по уже падающему телу. Фонтан крови был подобен брызгам грязи из соленого озера.

Арлинг не сразу понял, что кочевник давно мертв, а он рубит на части то, что когда-то было человеком. Рукоять сабли была мокрой от крови, как и он сам. Смерть врагов пьянила и дарила чувство безграничной свободы. Наконец-то исчезла вонь ахаров – божественно пахло кровью.

Керхи неожиданно кончились. Халруджи стоял на дороге, а вокруг валялись изрубленные трупы. Он перестал считать их после пятого разбойника. Последний был разделан особенно тщательно – руки, ноги, голова и туловище разрезаны на куски. Опустившись на землю, Регарди оторвал рукав с бурнуса мертвого врага и бережно протер им лезвие клинка.

Это была славная пляска. Голова еще кружилась от бесконечных ударов, прыжков и уклонений, но ноги уже направлялись к месту, где стояли верблюды керхов. Нужно скорее покинуть это место. Кучеяры верили, что каждого умершего в пустыне встречал Нехебкай. А покойников здесь хватало: на дороге, в загонах для скота, в оконных проемах домов, на порогах и крышах. И хотя Арлинг не был суеверным и не верил в Нехебкая, он спешил так, будто за ним уже гнались пайрики.

Верблюды встретили его с ревом, но их можно было понять. От него невыносимо разило кровью. Задержался он только в двух местах. Возле упавшего с крыши лучника – чтобы забрать хороший керхский лук и колчан со стрелами, и рядом с колодцем – чтобы опрокинуть на себя ведро воды. Немыслимое расточительство на сикелийской земле, но он позволил себе эту роскошь. За то, что его клинок был вложен в ножны последним.

Верблюд бежал беспокойно, постоянно норовя укусить его за колени, но Регарди его не замечал. Ему нужен был Сейфуллах. Все кончится или начнется с того момента, как он найдет его труп. Или ничего не найдет. Все зависело от того, насколько удачной была погоня керхов.

Запретив себе думать о чем-либо другом, халруджи направил горбатого к Мертвецу, стараясь не замечать зловония смерти, разливающегося по степи.

В фисташковой роще под горой царили тишина и спокойствие. По земле лениво струился песок, залетавший из пустыни, солнце клонилось к закату, Мертвец бросал косую тень на корявые деревца с густой, сочной листвой. Керхи здесь побывали. Несколько веток было сломано, а на одной остался клочок бурнуса. Но и Сейфуллах проходил рощу второй раз. Халруджи ощущал его так отчетливо, словно тот находился у него за спиной. Регарди даже обернулся, но поймал лишь пощечину от ветра.

«Каждое твое промедление здесь – угроза жизни Сейфуллаху там, в песках», – напомнил он себе. В спину дышала дюжина изрубленных мертвецов. По мере того как тени удлинялись, а воздух становился холоднее, пайрики подбирались ближе. Он уже слышал их рев под землей. Они прорыли длинные норы из барханов Холустая, соединив их с глиняными почвами Фардоса. Рев повторился, но на этот раз за ним последовали возня и напряженный шепот.

Арлинг выхватил саблю – шум доносился из-под крайнего дерева, растущего у подножья горы. Еще одна ловушка керхов? Или его раны оказались настолько тяжелыми, что он стал бредить наяву? Но тело, хотя и болело в местах, где сабли кочевников оставили следы, слушалось, как и прежде.

Сердце стукнуло четыре раза, отбив счет времени. Халруджи и не заметил, как оказался у дерева, едва не налетев на груду сломанных веток. Кто-то хорошо замаскировал вход в укрытие, вырытое под корнями. Оно было таким широким, что могло пропустить не только человека, но и верблюда. Запах горбатых раздавался снизу особенно четко. Значит, ревели все-таки не пайрики. Люди внутри пещеры затаились, но он чувствовал их дыхание. Трое. И один из них натягивал тетиву.

Нырнув на землю, Регарди ушел от стрелы, которая с жалобным стоном впилась в ствол дерева позади него.

– Сейфуллах, это я! – прошипел он, надеясь, что не ошибся.

– Арлинг? – знакомый голос звучал неуверенно, что было большой редкостью для Аджухама. Наверное, если халруджи видел бы себя со стороны, то тоже бы удивился. Головной платок, повязка на глазах, порезанная клинками керхов рубашка, штаны и сапоги – все было испачкано кровью. Вода из колодца смыла ее с лица и рук, но одежда нуждалась в хорошей чистке.

– Слепой? – изумленно воскликнул Карум, выглядывая из-за Аджухама.

– Я сбежал, – поспешил объяснить Регарди. О побоище в деревне рассказывать не хотелось. – А как вы сюда попали?

– Мы спрятались, – наконец, произнес Сейфуллах. – Керхи гнали нас в пустыню, но Ель предложил укрыться на Мертвеце. Нам здорово повезло. Он взял в сторону от дороги и случайно провалился в эту дыру. Кажется, мы нашли хранилище кочевников. Тут полно золота. Настоящего. Эти ублюдки все рыскали вокруг, но заглянуть к себе в пещеру не догадались. Мы собирались переждать, а потом искать тебя.

Ему показалось, или он услышал в голосе Сейфуллаха попытку оправдаться? Если так, то мальчишка мог собой гордиться. Укрыться в пещере было умнее, чем убегать от керхов по пескам. Или вступать с ними в драку.

– Славненько, что ты жив! – радостно воскликнул Карум, но досаду в его голосе не могла скрыть даже улыбка. – Забирайся к нам, до темноты еще час. Раньше высовываться опасно. Как тебе удалось сбежать?

Арлинг ему не ответил, но в пещеру вошел. Мешки с золотом, стоящие в углу, напомнили старую кучеярскую сказку о разбойниках и ловком юноше, который ограбил их пещеру с сокровищами. Если верить преданиям, то ждать наступления темноты было неразумно.

– Нам лучше поспешить, – сказал он Сейфуллаху, гладя Камо по теплому боку. Верблюд узнал его, ткнувшись мордой в ладонь, и это было самым приятным моментом за день.

– Лучше переждать там, где враг не станет тебя искать, – возразил Аджухам. – Самое безопасное место – под его сердцем.

– Я сбежал тихо, – уверенно солгал Регарди. – До восхода луны меня не хватятся. Если уйдем быстро, никто не заметит. Но впредь деревни лучше обходить. Обойдемся без айрана.

Аджухам неожиданно прыснул в кулак и хлопнул его по плечу.

– Проклятье, халруджи, а ты меня напугал! Видел бы свою рожу там, на дороге. Я так и понял, что ты сбежишь. Хотя на миг мне показалось, что ты вздумал с ними драться. Это сущий бред. Ладно, поехали отсюда. Если керхи начнут искать тебя, непременно сюда заглянут. Карум, Ель! Давайте грузить мешки.

Всю ночь они гнали верблюдов так, словно хотели обогнать луну, которая катилась по черному куполу неба, роняя вниз бледный, дрожащий на ветру свет. Луна навевала на Регарди тревогу – беспричинное, непонятное смятение, поселившееся в душе. Сейфуллах ехал рядом и чувствовал себя хорошо. Они нашли золото, которого было вдвое больше того, что Аджухам потерял в холустайских песках. Керхи не гнались за ними – ни живые, ни мертвые. Воздух был прозрачно чистым, а ветер слабым. Запахи улавливались с необыкновенной четкостью, звуки разносились далеко и отлично прослушивались. Но ему было неспокойно. И он ничего не мог с этим поделать.

Путешественники держались вдали от основной ленты дороги, останавливаясь на короткие передышки. Привал решили устроить только к вечеру следующего дня, когда фардосские степи остались далеко позади.

Маленькая Пустыня, которая лежала между Фардосом и Самрией, встретила их золотистым песком и стройными пальмами. Она была не такой засушливой, как Холустай, и изобиловала оазисами. Ветер уже не сыпал колючим песком в лицо, а ласково гладил по голове и пах морем. Настоящий рай после земли смерти.

Они остановились у небольшого озера, в котором плавали жирные сомы, а берега поросли сочной заразихой. Карум оказался неплохим рыбаком и добыл пару крупных рыбин на ужин. За исключением Арлинга настроение у путешественников было отличное, хотя мешки, набитые золотом, которые они тщательно скрыли под одеялами, не давали расслабиться никому.

Когда на небе вновь взошла луна, Регарди оставил Сейфуллаха и каргалов у костра и направился к озеру. Со дня на день они могли столкнуться с патрулем, и его потрепанная одежда, заляпанная кровью, привлекла бы ненужное внимание. К тому же, пора было смыть мазь, которую он наложил на царапины, оставленные саблями керхов. Иман, подаривший ему снадобья, предвидел все – даже его ранения.

Изучив берег и убедившись, что поблизости нет крокодилов, Арлинг разделся, но в озеро заходить не стал. В том, что там не водились ночные хищные рыбы, он не был уверен. Опустившись на колени, он принялся мыться, стараясь не поддаться искушению нырнуть в прохладную воду с головой. Три пореза на груди, два на спине и еще два на левом предплечье – собственная неуклюжесть удручала. Промыв царапины, Регарди достал из мешочка с травами несколько полосок сушеного ясного корня и, пожевав их, приложил к ране на животе, которая была глубже остальных. Во рту остался легкий горько-пряный привкус, а по телу пробежала дрожь от прикосновения корня.

Закончив с лечением, Арлинг вздохнул и взялся за одежду. С ней будет труднее. Засохшую кровь керхов все равно не получится убрать полностью, но стоило попытаться затереть ее глиной.

– И долго ты будешь там стоять? – спросил он Аджухама, который уже минут пять наблюдал за ним из-за пальмы. – Не думал, что тебе нравится смотреть на голых драганов.

Регарди готов был поклясться, что Сейфуллах покраснел. Так ему и надо. Нечего подглядывать за слепым.

– Я принес тебе журависа, – хмуро буркнул Аджухам. – Волшебное средство. Помогает от всего – от живота, головы, плохого настроения. Наши женщины используют его при стирке. Попробуй.

Арлингу не хотелось прикасаться к наркотику, запах которого раздражал его, но возражать мальчишке не стал. Порошка в коробке оставалось немного. Или у Сейфуллаха имелись еще запасы, или он жертвовал остатками, что для него было несвойственно.

– Намочи ткань, разбросай по ней журавис и хорошенько потри, – посоветовал Аджухам, усаживаясь на поваленный ствол пальмы. Кажется, он собирался наблюдать. Халруджи поморщился. Сейчас ему меньше всего хотелось разговаривать.

– Кто тебя так порезал? Побег прошел не гладко?

– Угу, – промычал Регарди. Бросив пригоршню черной муки на ткань, он принялся скрести ее камнем, чувствуя, как ароматный шлейф наркотика лениво поплыл над озерной гладью.

– Проклятые псы, – вздохнул Сейфуллах. – Когда мы прогоним драганов, сразу займемся керхами. Пусть бегут в свой Карах-Антар. Там им самое место. Все-таки интересно, куда делись наши доблестные патрули. Раньше они встречались за Мертвецом чаще, чем кусты заразихи. Неужели и вправду отправились в Муссаворат?

Арлинг пожал плечами и, оставив терзать одежду, принялся бриться. У него отросла солидная щетина, которая успела ему надоесть. Зря он послушал Аджухама. Теперь ему казалось, что журависом пахла не только ткань, но и он сам.

– Откуда это у тебя?

Регарди напрягся. Увлекшись бритьем, он не заметил, как Сейфуллах подошел к нему сзади.

– Что именно? – уточнил Арлинг, гадая, какой шрам мог заинтересовать мальчишку. Историю многих он уже не помнил.

– У тебя раньше не было наколок, а тут целая картина. Повернись к свету.

Халруджи замер, и лезвие бритвы оставило на щеке красную полосу. Выругавшись, он смахнул кровь и потянулся за обсыпанной журависом рубахой, но Аджухам остановил его.

– Никогда подобного не видел. У тебя полспины расписано какими-то знаками. Или это буквы? Язык не драганский, но и на кучеярский не похож. Что здесь написано?

– Смерть всем врагам человечества, – попробовал пошутить Регарди, но Сейфуллах напряженно молчал. «И почему бы тебе, господин, не отправиться спать?», – раздраженно подумал Арлинг, но вслух сказал:

– Это выдержка из книги Махди. Она у меня давно, ты просто не замечал. Я не мог запомнить главу о своих обязанностях, и учитель вырезал ее у меня на спине. На древнекучеярском.

Аджухам недоверчиво хмыкнул.

– Не знал, что иман такой зверь, – задумчиво произнес он, внимательно разглядывая его. Терпение Регарди медленно подходило к концу.

– Спасибо за журавис, господин, – кивнул ему халруджи. – Идите спать и не забудьте толкнуть Карума. Кажется, наш постовой заснул.

Стараясь оставаться спокойным, Арлинг взял бритву и принялся за вторую щеку.

«Давай же, Сейфуллах, проваливай отсюда!».

И так было понятно, что от татуировки следовало избавиться сразу по прибытии в Самрию. Местные умельцы славились тем, что не задавали лишних вопросов и бесследно убирали рабские клейма.

Аджухам потоптался вокруг еще минут пять, но все-таки ушел, на удивление дружелюбно пожелав ему спокойных снов. Вот и славно. Под луной у озера останутся только халруджи и его мрачные мысли.

В ту ночь Арлингу Регарди снились плохие сны.

В песке под стеной древнего города Рамсдута сидела Магда. Он с обожанием разглядывал ее черное платье с кружевными оборками, выпачканные башмаки, словно она ходила по болотной топи, и тугие косы с выбившимися прядями, которые лениво перебирал жаркий ветер Холустая. Арлинг не сразу понял, что смотрел на нее. Именно смотрел, а не чувствовал. Он жадно охватил взглядом всю ее фигуру, стараясь не упустить ни детали. Из кармана на переднике выглядывала ветка можжевельника, два ногтя на правой руке неровно обгрызены, в ушах дрожали две красные сережки, его подарок. Наконец, Регарди осмелился взглянуть ей в лицо. Он ожидал увидеть в ее глазах все, что угодно, от радости до упрека, но увидел Пустоту. У Магды не было лица. Черные волосы обрамляли ничто. Он ослеп, едва посмотрев ей в глаза.

– Магда, за что? – прошептал Арлинг, пытаясь ее коснуться.

Фадуна сердито отодвинулась и, подняв руку, погрозила ему пальцем. От нее пахло росой, свежим сеном и васильками. Такая близкая, такая далекая.

Тогда он закрыл глаза, чтобы почувствовать ее дыхание, уловить ее мысли и желания сердца, но руины Рамсдута снова были пустыми. Только ветер гулял в них, с воем терзая старые стены.

Надев повязку и спрятавшись за ней от мира, Арлинг сделал шаг назад, спасаясь от песчаных вихрей, поднимающихся с дороги, и понял, что летит. Теперь ветром был он. И его звали. Голос был знакомый, но он никак не мог вспомнить, где его слышал. Впрочем, это было неважно. Невероятная легкость и свобода пьянили, превращая его в бога. Он был ветром пустыни – великим, безграничным и всемогущим. А рядом летели такие же всесильные братья. Они ему улыбались. Скоро, очень скоро они встретятся со своим отцом, который позвал их со всей пустыни. Золотая чешуя гигантского септора мелькнула среди песков, но начинающийся самум погрузил мир во мрак.

А вот и город. Арлинг пролетел над белыми стенами Муссавората, наслаждаясь бодрящим запахом соли и страхом прячущихся в домах людей. Он был слепым ветром. Невидящим. Карающим. Башня с тремя лучниками не выдержала его натиска и рухнула вниз – в человеческое море, которое залило окрестности осажденного города. С высоты его полета казалось, что кучеяры, драганы, керхи и чужаки-нарзиды пляшут, смешно размахивая мечами и копьями. Перед ним со свистом пролетела стая стрел, пущенных защитниками крепости. Он врезался в нее, ломая древки и сбивая смертельные жала на землю.

На главной площади его внимание привлек человек с повязкой на глазах, который прыгал вокруг воткнутого в землю кинжала. Рядом с ним извивались семь септоров. Он брал их на руки, гладил треугольные головы и аккуратно складывал в корзины, из которых змеи успешно выползали обратно. Одуряюще пахло цветами – сладко, приторно, опасно.

Регарди не понравился слепой, и он взмыл в небо, едва не столкнувшись с Калимом, который раскачивался на канате, натянутом над площадью. Удивительно, но Тень Серебряного Ветра его заметил. Он что-то закричал ему, умудряясь удерживать равновесие на тонкой нити между мирами. Один ее конец крепился к старой мастаршильдской церкви, другой – за балкон дворца Купеческой Гильдии Балидета. Канат раскачивался со страшной силой, но Калим словно прирос к нему пятками. Он еще раз позвал его, но Арлинг-Ветер уже потерял к нему интерес. Покружив в небе, он сбил его, обрушившись всей массой на человека и его канат. Трос оборвался, а Калим рухнул в Пустоту, которая вдруг снова стала лицом Магды.

– Убийца, – прошипела она, и Регарди с криком проснулся. По вискам струился холодный пот, руки дрожали, во рту стоял привкус крови. Кажется, во сне он прикусил язык.

Вокруг было тихо. Стоявший на посту Ель дремал, Карум с Сейфуллахом крепко спали. От озера поднимались влажные испарения, которые быстро таяли в предрассветной мгле. В кустах на берегу свистела проснувшаяся сойка. Но ночь еще хозяйничала в оазисе, и в воздухе было морозно.

Поняв, что уже не сможет заснуть, Арлинг поднялся и поворошил погасший костер. Раздуть его удалось без труда. В Маленькой Пустыне поднимался ветер, и в этом ветре слышались запахи большого города. За горизонтом, там, где вставало солнце, ждала Самрия.

Загрузка...