Я познакомилась с Валерием Залотухой в 1990 году на собрании в Союзе кинематографистов. Собрание было посвящено обсуждению работы тогдашнего главного редактора журнала «Киносценарии» Евгения Григорьева – товарищи по сценарному цеху осуждали Евгения Александровича за то, что он пьет, за то, что печатает в вверенном ему журнале не тех и не то. Сценарий Залотухи «После войны – мир» был напечатан в этом журнале в 1989 году. Валерий Евгения Григорьева очень уважал. А я любила как своего мастера во ВГИКе и честнейшего человека. Мы решили написать письмо в защиту Евгения Александровича. За сочинением этого письма и подружились.
– А я ваши сценарии не читала, – призналась я.
– Ну и не читайте, – сказал Валерий.
– А над чем вы сейчас работаете? – поинтересовалась я.
– Пишу сценарий о двух лесбиянках, – ответил Валерий.
«Какой ужас», – подумала я.
И уже через неделю печатала этот сценарий на машинке. Назывался он «Путешествие на край ночи» и был основан на воспоминаниях советского разведчика Дмитрия Быстролетова. Про лесбиянок там было совсем немного.
А Валера Залотуха переехал ко мне в Трехпрудный переулок. Вечерами мы пили вино и болтали. Я узнала, что он влюбился в кино, посмотрев фильм Тарковского «Андрей Рублев», что, мечтая о режиссуре, работал в районной газете в Наро-Фоминске, а ночами писал рассказы. Потом написал сценарий «После войны – мир». Писал о том, что знал хорошо – о жизни в шахтерском поселке, в котором родился. Правда, время действия сценария – самое начало пятидесятых, когда автора еще и на свете не было, но он знал и чувствовал это время на каком-то генетическом уровне, как впоследствии военное – в сценарии «Танк “Клим Ворошилов-2”». Узнав о наборе на Высшие режиссерские и сценарные курсы, Валера подал на конкурс рассказы и сценарий. И случилось чудо: его работы прочел Андрей Тарковский и сказал, что возьмет этого парня в свою мастерскую. Когда директор курсов Людмила Владимировна Голубкина сообщила об этом и показала титульный лист сценария с автографом Тарковского, Валера был счастлив. Но Тарковский уехал в Италию, откуда вернуться на родину уже не смог, а Валерий Залотуха стал учиться в сценарной мастерской Семена Лунгина и Людмилы Голубкиной. На курсах он слушал лекции Натана Эйдельмана, Мераба Мамардашвили, Виктора Демина, Арсения Гулыги, Льва Гумилева… Валера рассказывал, что самое большое влияние на него оказали две лекции: одну читал его любимый драматург Юрий Клепиков, а другую – Юрий Норштейн. Валера подружился с Валерием Семеновичем Фридом, чьей добротой и незлобивостью восхищался всю жизнь. Фрид умел учить и драматургии, и жизни весело и непринужденно – рассказывал об их с Дунским аресте и лагерной эпопее неожиданно смешные истории. Валера очень любил его рассказ о том, как к ним уже на поселение приехала старенькая мама Юлия Дунского и, выгружая продукты из чемодана, ласково приговаривала: «Ну, слава Богу, мальчики, слава Богу, все хорошо, мальчики, вы – навоз истории, мальчики».
Валерий Семенович, когда мы приходили к нему в гости, говорил: «Залог крепости нашей с Залотухой дружбы в том, что ему нравятся брюнетки, а мне блондинки. У нас нет повода для конфликта».
Валера рассказывал мне о Людмиле Владимировне Голубкиной, Валерии Семеновиче Фриде, редакторе киностудии имени Горького Ляле Ольшанской, и из его рассказов я понимала, что именно эти люди своим вниманием, открытостью, доброжелательностью, хорошим вкусом помогли ему стать кинодраматургом и во многом сформировали его. Он смотрел шедевры мирового кино и общался с настоящей московской интеллигенцией, и мир кино казался ему огромным и прекрасным, и ему очень хотелось жить и творить в этом мире. За два года учебы на курсах Валера написал три полнометражных сценария. Его дебютом в кино стал фильм «Вера, надежда, любовь», снятый режиссером Владимиром Грамматиковым. С началом перестройки на студии имени Горького начались съемки сценария «После войны – мир», потом на «Мосфильме» режиссер Николай Скуйбин запустился со сценарием «Отец», в прокате фильм назывался «Бомж». А сценарий «Садовник», который очень высоко ценили Людмила Голубкина и Валерий Фрид, попал на «Ленфильм», его прочел режиссер Виктор Бутурлин и твердо сказал: «Я буду это снимать». Но в восемьдесят пятом году пробить этот сценарий в Госкино было непросто. Бутурлин и Валера часами сидели в приемной тогдашнего министра кинематографии и отвечали на вопросы кинематографических сановников: «А почему герой сценария все время молчит? Почему у него нет монологов?» – «Молчит, потому что вашу власть не любит», – шепотом в сторону рычал Бутурлин. Год высиживали в начальственных приемных запуск – и высидели, упорством взяли. Валера был на съемках, потом с восторгом рассказывал об исполнителе главной роли Олеге Борисове, о чудесной рыжей Жене Смольяниновой, дебютировавшей в этом фильме. С ней Валера подружился на всю жизнь и считал ее уникальный голос национальным достоянием России. Фильм «Садовник» Валера любил. Спустя много лет, в начале двухтысячных у нас дома оказался отец Герман, друг и сподвижник отца Серафима Роуза, чья фигура очень интересовала Валеру, он даже хотел снять фильм об этом православном американце. Отец Герман спросил, какие фильмы сняты по Валериным сценариям, и, услышав о «Садовнике», встал из-за стола и поклонился Валере в пояс. Валера смутился и растерялся, а отец Герман рассказал, что посмотрел этот фильм в Америке совершенно случайно в момент тяжелейшего душевного кризиса, находясь на грани отчаяния, и фильм вернул его к жизни.
«Смотри-ка, делали фильм искренне, честно, и спустя столько лет его помнит такой удивительный, высоколобый и светлый человек, – говорил Валера после ухода отца Германа. – Надо Витьке рассказать».
Посмотрев «Садовника», Валеру пригласил работать над сценарием фильма «Рой» Владимир Хотиненко. Они сразу подружились. Работали легко и вдохновенно. Валера представил мне Володю как своего любимого товарища и режиссера. Они понимали друг друга с полуслова, им было вместе радостно и интересно.
– Хотя, послушай, что я придумал, – начинал Валера излагать какое-то свое предложение.
– Золотенький! – глядя на него из-под очков искрящимися, полными азарта глазами, говорил Хотиненко. – Гляди, гляди! Шерсть вздыбилась! – Он показывал согнутую в локте руку, на которой и вправду дыбом стояли волосы. – И мурашки пошли, гляди. Значит, точно классная идея.
Во взаимной творческой любви, во взаимном восхищении и искренней дружбе, когда хорошо вместе и болтать, и молчать, и пить водку, и чаевничать, были сначала рассказаны, а потом и созданы фильмы «Макаров» и «Мусульманин». Работалось легко, в удовольствие. Возник творческий союз, о которым мечтает каждый сценарист и многие режиссеры. Оба были на взлете, страстно любили кино, радовались открывшейся возможности делать честное кино без оглядки на цензуру, без Госкино. Когда в девяносто первом ГКЧП объявил себя властью, Хотиненко сказал: «Если они победят, я уйду в партизаны». Залотуха кивнул: мол, само собой.
ГКЧП проиграл, а Хотиненко и Залотуха получали призы и премии, ездили в Непал выбирать натуру для съемок «Великого похода за освобождение Индии» – сценария Залотухи, получившего приз имени Эйзенштейна на конкурсе, который проводила американская компания «Гемени-фильм».
Альманах «Прибытие поезда», посвященный столетию кинематографа, были приглашены снимать лучшие режиссеры нового поколения. И Валера написал для Хотиненко сценарий киноновеллы «Дорога», писал на конкретных актеров, в любви к которым они с режиссером были едины: главную роль – для Женечки Смольяниновой, мужскую – на Гарика Сукачева, роль нового русского писалась для общего друга – неповторимого Володи Ильина. А оператором был приглашен гениальный Георгий Рерберг. В 1996 году за фильм «Мусульманин» и новеллу «Дорога» из альманаха «Прибытие поезда» на авторов сыпались призы фестивалей, добрые отзывы критиков, приглашения на всевозможные киносмотры и тусовки.
Однажды мы ждали в гости Володю с его женой Виолеттой, они сильно задерживались, а когда наконец пришли, сообщили, что Володя заседал в жюри конкурса салатов оливье.
– Зачем тебе конкурс салатов оливье? – смеялся над другом Валера.
– Сам не знаю, – всплеснул руками Хотя. – Позвали. А я не умею отказывать. Теперь – изжога.
– Надо срочно запить эти салаты, – устремилась к столу веселая Виолетта.
Мы с удовольствием составили ей компанию и дружно хохотали над прозаседавшимся в жюри конкурса салатов Хотей.
В 98-м Хотиненко запустился в подготовительный период фильма «Последние времена». Когда у нас дома собралась вся киногруппа на читку сценария, Володя показывал свою руку с вздыбленными волосами, все аплодировали и радовались предстоящей работе. Фильм должен был стать прощанием с эпохой, прощанием с советским кинематографом.
Грянул кризис, производство фильма было остановлено. Володя ушел на другой проект. А Валера стал задумчиво смотреть в окно. Написал сценарий «Последний коммунист», режиссера для него не нашлось, да продюсеры не больно и искали, говорили: «Сейчас неподходящее время, коммунисты могут обидеться». Переписал сценарий в роман. Роман попал в шорт-лист Букера, был переведен и издан во Франции и в Голландии.
У нас дома стали появляться продюсеры, они предлагали писать сериалы или делать кино по их идеям. Большей частью их идеи были перепевами западного второсортного кино. Валера отвечал вежливо, но твердо: «Я по чужим идеям не работаю. У меня своих достаточно».
В конце девяностых Валера прочитал рассказы Александра Покровского и написал синопсис «Автономное плавание». Синопсис этот понравился автору, и, когда в начале двухтысячных Александр Любимов захотел стать продюсером фильма о подводниках, Покровский попросил, чтобы сценарий писал Залотуха. Валера взялся за работу вдохновенно и предложил Саше Покровскому, чтобы режиссером позвали Хотиненко. Написал очень интересный сценарий «72 метра» – ядреную смесь трагедии и комедии: капитан видит, что его матросов ждет гибель и что им очень страшно, и начинает рассказывать экипажу гомерически смешные истории. Это был, как мне кажется, новаторский и яркий сценарий. Но, если раньше, на «Рое», «Макарове», «Мусульманине», «Дороге», единственным судьей сценария был режиссер, то теперь сценарист и режиссер вляпались в новые времена продюсерского кинематографа. Продюсеры Анатолий Максимов и Константин Эрнст начали вносить поправки и лепить сценарий по лекалам старого советского кино: сначала экспонируются герои, мирная счастливая жизнь, потом катастрофа и подвиг… Валере стало скучно. Володя Хотиненко высказал предположение, что, быть может, продюсеры лучше знают, что нужно сейчас зрителям. Валера посмотрел на друга с недоумением. Во время монтажа картины Валера пару дней просидел в монтажной и предложил свой вариант, Володя поехал с этим вариантом к продюсерам и, вернувшись, сказал уверенно: «Будем делать, как предлагают они. Они люди опытные, знают, как надо. Да и Танечка считает, что надо вернуть сцену, которую ты вырезал».
«Вовочка, ты куришь вторую сигарету подряд», – заботливо сказала жена Танечка. Она, в отличие от Виолетты, оказалась борцом против никотина и алкоголя, что не располагало к дружеским застольям. Валере стало тошно. Он ушел, час гулял по Тверскому бульвару, потом пришел домой и сказал, что сделал все, что мог, и больше говорить об этом фильме не хочет.
И стал писать роман «Свечка». Чем больше он писал прозу, тем меньше его интересовало кино. Нет, он с удовольствие пересматривал Феллини, Висконти, Олтмена, Мельникова, «Мой друг Иван Лапшин» Германа. А современное кино перестало его интересовать.
«Я разлюбил кино», – говорил он грустно.
Только очень хотел написать один сценарий. Ну, когда «Свечку» закончит. Под названием «Счастливые девяностые». Чем больше вопили про лихие девяностые, тем больше хотелось ему воплотить свой замысел. Иногда вечерами мы обсуждали этот гипотетический сценарий и упирались в вопросы: «А кто режиссер? А какой продюсер за это возьмется?»
В 2010-м позвонил Володя Ильин и сказал, что Людмила Гурченко хочет заказать Валере сценарий для себя и Ильина и что надо всем вместе встретиться в кафе на углу Трехпрудного переулка. Валера не хотел отвлекаться от «Свечки», но отказать Ильину не мог. И мы пошли на встречу. Людмила Марковна пустила в ход все свое обаяние, и драматург, намеривавшийся отказаться, согласился. Через несколько дней Гурченко прочла Валерин синопсис, от которого пришла в восторг, ее муж Сергей Сенин подписал с Залотухой договор, и Валера впервые в жизни взялся за сочинение мелодрамы.
«В конце концов, я профессионал, – подбадривал себя Валера. – Долго ли умеючи, – говорил он и сам себе отвечал со вздохом: – Умеючи – долго».
Но написал быстро. Людмиле Марковне очень понравилась первая часть сценария, где героиня красавица-звезда в роскошных нарядах, и категорически не понравилась вторая – где героиня становится бедной пенсионеркой. Она и продюсер попросили сделать поправки. Валере стало неинтересно, скучно и тошно. Поправки он делать не хотел. Он кинул на меня короткий взгляд, который на нашем семейном языке означал: спускаю с поводка московского терьера.
Терьером была я.
– Аванс остается у автора, поскольку сценарий соответствует синопсису, – обрадовала я собравшихся. – И все авторские права на сценарий тоже у нас.
– А что же остается нам? – поинтересовался продюсер.
– Вам – название «Пестрые сумерки». Я его в книге Людмилы Марковны нашла.
– За пятнадцать тысяч долларов только название? – ужаснулся продюсер.
– Да, – твердо сказала я.
Валера смотрел куда-то в сторону и явно тяготился беседой.
Людмила Марковна скорбно кивнула.
И единственная мелодрама в творческой биографии Валерия Залотухи получила название «Тайная жизнь Анны Сапфировой».
Когда Валера закончил роман «Свечка» и дождался доброго отзыва от издательства, ему стали снова приходить в голову идеи и сюжеты сценариев. «Может, позвонить Сереже Сельянову… Может, позовем в гости Сережу и Наташу Мокрицких…» – вспоминали мы приличных продюсеров. Но почему-то не звонили и не звали.
У нас дома телевизора не было, а на даче у мамы был. Иногда мы видели на экране Володю Хотиненко. Он сидел в президиумах, в первых рядах доверенных лиц, участвовал в ток-шоу. «Смотрите, ваш Хотя», – восклицала мама. «Зачем ему это надо, Валерий?» – спрашивала она.
Ток-шоу были не про салаты оливье, и было совсем не смешно. Валера отворачивался от телевизора и выходил из комнаты.
«Ты знаешь, я придумал пьесу. Попробую написать, – сказал мне Валера за пару недель до рокового диагноза. – В театре сейчас жизнь намного интересней, чем в кино. И режиссеры яркие появились…»
Пьесу Валера написать не успел. А последний фильм, который мы смотрели, был «МЭШ» («Военно-полевой госпиталь») Роберта Олтмена. Валерий Залотуха этот фильм очень любил и пересматривал много раз.
– Блеск! – реагировал он на остроумную реплику героя фильма. – Ты посмотри, как блестяще сделано! – показывал Валера на маленький экран айпэда. – Какой класс!
И, смотря старый фильм великолепного американского режиссера, русский писатель и драматург укреплял свой дух, набирался мужества и радовался хорошему кино, которое, как всякое большое, настоящее искусство, не стареет.