Глава 5


Грубер потер шею и потянулся, насколько позволяли размеры кустов, за которыми они с Гансом прятались.

– Чего мы ждем? – спросил он у своего спутника и какого-никакого наставника в этом новом, пугающем своей необычностью, мире.

– Ждем, когда обращаться начнут, – Ганс отложил в сторону бинокль и сел, вытягивая больную ногу и начиная разминать затекшие мышцы. – А еще ждем, когда уже зараженные пожалуют. Чтобы на перезагрузку такого кластера да орда не слетелась? Такого в принципе не бывает. Лучше уж подождать, да издалека относительно безопасный маршрут прикинуть, чем потом от элиты драпать.

– Кроме изменившихся, кто еще может на новый кластер пожаловать? – они лежали в этих кустах уже полдня. Медленно, но верно приближался вечер, а Грубер все никак не мог понять, чего они выжидают. Но использовал он это время не зря, завалив Ганса вопросами, ответы на которые позволяли ему более полно узнать об Улье.

– Рейдеры, конечно, – Ганс перестал разминать ногу и снова занял свой наблюдательный пост, вооружившись биноклем. – И хорошо если это будут приличные ребята, а не какие-нибудь муры. А не идем мы туда, чтобы не загреметь в полицейский участок, или еще куда, где будет гораздо хуже, чем в тюрьме.

Его рассуждения были прерваны сильным взрывом, раздавшимся совсем недалеко от того места, где они находились. А после этого город, выглядевший так, словно сошел со страниц фантастического романа, начало лихорадить.

Откуда-то из центра вверх понеслись летательные аппараты. Их было очень много, на седьмом десятке Грубер сбился за счета, и перестал считать количество полетевших куда-то шаттлов. Призирая все законы физики, эти аппараты летели по довольно странной траектории, и быстро скрывались в высших слоях атмосферы. До прячущихся рейдеров донесся звук еще одного взрыва, а потом громкий треск, словно неподалеку в трансформаторную будку попала молния.

– Там что-то происходит, – повинуясь какому-то странному импульсу, прошептал Грубер. – Что-то странное и явно не рядовое.

– Тише, сюда кто-то чешет, – Ганс пригнулся еще ниже, опустив голову.

Грубер же наоборот начал пристально смотреть в сторону города, от которого в их направлении бежала женщина, в обычном сарафане, без намека на костюм из латекса, обтягивающего тело, который так любили представлять на людях будущего режиссеры фантастических фильмов. Женщину было прекрасно видно на фоне фантасмагорической картины, которую сейчас представлял собой город, в котором бушевали пожары. То в одном месте, то в другом вспыхивали целые дома, словно они были сделаны из картона. Взрывы раздавались все чаще.

– Кристина, постой! – женщину быстро догнал молодой мужчина, схватил ее за обнаженное предплечье и рывком развернул к себе. Они стояли недалеко от кустов, в которых прятались невольные свидетели их разговора.

– Мне страшно, Тим, мне так страшно, – она прижалась к нему и всхлипнула.

– Мне тоже, – мужчина погладил ее по волосам. – Счастье, что детей успели эвакуировать.

– Но, нам говорили, что в этом проклятом мире много мест, где не могут летать даже дроны – вся электроника словно сходит с ума.

– На шаттлах с детьми, когда они выйдут на нижнюю орбиту, все отключится. Программа включит управление в тот момент, когда они будут проходить над Базой наших парней в этом чокнутом мире. Их переправят к моей маме. – Говорил все это мужчина на ходу, направляясь обратно в город и уводя с собой свою спутницу.

Жители обреченного города отошли довольно далеко, и их уже не было слышно, когда Грубер повернулся к Гансу и с удивлением увидел, с какой ненавистью тот смотрит вслед удаляющейся паре.

– Эй, ты чего? – тихо спросил он, для надежности тряхнув Ганса за плечо. Тот вздрогнул, словно очнулся, еще раз посмотрел на город и отвернулся, сплюнув на землю.

– Это, дружище, Грубер, не просто какой-то город нолдов. Это город, в котором знают о Стиксе. Это город, который принадлежит тому паршивому мирку, из которого приходят некоторые внешники. Сволочи, – он снова сплюнул. – Зря мы сюда пришли. Видишь, как они старательно все уничтожают, чтобы только иммунным ничего не досталось.

– Я не понял насчет детей, – Грубер посмотрел на город, который, казалось, полыхал в огне.

– Маленькие дети не могут перерождаться. Уж не знаю, какая причина, но, уверен, она есть. Вот они и отправили детишек на базы, с которых эти мрази на нас охотятся.

– Если дети не болеют, это не значит, что они не заражены.

– Не значит, – кивнул Ганс. – Ну зачем-то внешникам нужны наши органы. Может они научились для малых лекарства какие-нибудь бодяжить, мы же этого не знаем. Но раз они уверены, что это безопасно, значит, уже как-то испытали. Жалко только, что впустую сюда приперлись, а я-то все гадал, почему сюда орда не несется, а нас элита не обгоняет на поворотах.

– А вот я думаю, что не зря, – покачал головой Грубер. – Не успеют жители уничтожить абсолютно всё. А нам много и не надо, мы же не из крутого стаба. Ночь скоро, нужно где-то заночевать, а утром сюда вернуться и посмотреть, может быть, чем-нибудь и разживемся. Не знаю про тебя, а мне много чего в хозяйстве может пригодиться.

– Так, на улице оставаться – не вариант, – кивнул Ганс, принимая предложение Грубера. Да и самому было любопытно посмотреть, как живут нолды, даже если в обгоревших обломках ковыряться придется. – Вон туда в оптику глянь, она у тебя просветленная, мне показалось, что там недалеко граница другого кластера проходит, и что-то вроде хуторка маячит, – и Ганс указал рукой направление, левее от города.

Грубер долго всматривался вдаль, сначала невооруженным глазом, но ничего похожего на «хуторок» так и не увидел. Тогда он выставил сошки и приник к прицелу «Орсиса», оглядывая окрестности в направлении, указанном Гансом. Наконец он рассмотрел небольшое скопление невысоких приземистых строений, действительно похожих на хутор.

– Ну у тебя и зрение, – протянул он, укладывая винтовку на землю. – Прямо глаз, как у орла, – Грубер криво усмехнулся, разглядывая Ганса.

– Это мой дар Улья, далеко видеть, – вздохнул Ганс. – Только не слишком он полезный, да и развивать его надо, а нечем.

– А когда он может проявиться этот дар? – Грубер проигнорировал намек Ганса на горох, который лежал у него в одном из карманов.

– Обычно через сутки, может двое. У всех по-разному, – пожал плечами Ганс. – У меня часов через двадцать прорезался. Вот только не всегда он включается. Знахарь говорил, что любое умение тренировать надо, а как его тренировать-то? – он покачал головой и глотнул живчика. Грубер решил последовать его примеру и отпил из своей фляжки, потому что уже почти час ощущал, что у него что-то происходит со зрением. Картинка то плыла, то наоборот становилась слишком ясной. Живчик уже привычным теплом скользнул по пищеводу, в голове почти мгновенно прояснилось, а зрение вернулось в норму.

– Ну что пойдем? – спросил он у Ганса, возвращая фляжку в сумку.

– Поползем. Лучше перебдеть, чем обделаться, – проворчал Ганс и первым выполз из укрывавших их столько времени кустов.

До хутора добирались долго, в основном короткими перебежками, прячась за растущие вдоль дороги кусты. Правда, вначале попытались ползком, как советовал Ганс, вот только его идея потерпела полное фиаско. Если сам Ганс справлялся с этим делом довольно неплохо, то вот Грубер передвигаться таким образом не умел, и здорово тормозил их продвижение.

– Слышь, Грубер, ты что как беременный троглодит на одном месте возюкаешься? – не выдержал, в конце концов, Ганс. – Что ты пытаешься изобразить?

– Танец живота, в положении лежа, по пересеченной местности, – буркнул Грубер, прекратил извиваться на земле и сел, мрачно глядя на скалящегося Ганса.

– Это первое, чему в армии учат, – покачал головой Ганс. – Бегать в противогазе и передвигаться ползком, не поднимая задницы и головы.

– Ага, а еще траву красить, – огрызнулся Грубер. – Я не служил, ясно.

– Яснее некуда. А почему не служил? Откосил что ли?

– Ага, в универе восемь лет откашивал.

– Ну, даже если восемь, призыв-то до двадцати семи годков, или в твоей версии по-другому?

– Нет, не по-другому, так же, только когда ординатуру закончил, сам пошел сдаваться. Недаром же на военной кафедре учился. Не солдатом плац топтать, а офицером – это согласись, куда приятней. Только вот накануне нам какую-то хрень закупили, антисептик, мать его. И все, не взяли на службу, быстренько в запас определили и военник отдали.

– Я чего-то не понял, насчет этого, как там, анти… чего-то, – Ганс недоуменно смотрел на Грубера.

– У меня аллергия на него началась, – вздохнул Грубер. – Нас в ординатуре к столу только крючки держать допускали, в основном. Только вот почти у всех бригад, по очереди. Мыться приходилось от пяти до восьми раз на день, и обрабатываться этой гадостью. Очень скоро контактный дерматит перерос в полноценную экзему, а с экземой в армию не берут. Самое смешное, что очень скоро партия этой дряни закончилась, больше ее не закупали, и руки снова стали чистыми. Вот такие пироги с котятами.

– Мда, интересные дела творятся. Я почти ни слова не понял, но всю глубину трагизма осознал, – Ганс прищурился и посмотрел в сторону хутора. – Вечер уже, давай поторопимся что ли. Неохота мне у нового кластера на виду оставаться. Хоть и ненормальный кластер, но всякое может быть. Вдруг не все самоубьются? Даже половины пустышей хватит, чтобы нам весело стало, а ведь могут и не пустыши попасться. Так что двигаем.

Философия Ганса в этот период жизни, когда ты мало что понимаешь, мало чему обучен, и имеешь довольно призрачный шанс остаться в живых, в общем-то, полностью устраивала Грубера. Он бы и вовсе не встречался с этими аналогами ходячих мертвецов, будь его воля. Но именно сейчас от его воли мало, что зависело. Это Грубер понял, когда они уже практически дошли до хутора.

В вечерних сумерках пожары города нолдов озаряли горизонт, и от этого казалось, что в этой стороне темнее, чем было на самом деле. Этот контраст для зрительного восприятия сыграл с опытным Гансом злую шутку, он не сразу заметил, что хутор этот на самом деле был когда-то фермой, животноводческой фермой, на которой выращивали крупный рогатый скот.

Грубер же был всего лишь новичком, который пока не знал всех нюансов этого мира. Так уж получилось, что он первым заметил практически полностью обглоданный скелет коровы, лежащий немного в стороне от траектории их движения, и когда он указал на эту деталь Гансу, было уже поздно.

Тварь, двинувшаяся на них от ближайшего дома, вообще не была похожа на человека. Груберу этот зараженный показался огромным, но, несмотря на размеры, двигался он с очень приличной скоростью. Ганс грязно выругался и схватился за арбалет.

– Топтун, мать его, это топтун, да что же мне так на них везет?

Ганс вскинул арбалет, а Грубер услышал громкий стук, который топтун издавал при каждом шаге. Размышлять о природе этого стука, который, вероятно и дал основу для названия зараженного, не было времени. Топтун представлял нешуточную угрозу, поэтому Грубер, наплевав на запрет Ганса использовать винтовку, отпрыгнул немного в сторону и упал на землю, одновременно скидывая с плеча ствол.

Того времени, которое ушло у него на то, чтобы зарядить винтовку, хватило топтуну для того, чтобы достичь Ганса. Ганс успел даже выстрелить, но болт, вонзившийся в лечо топтуну, похоже, только того разозлил.

Удар топтуна был страшен. Размахнувшись непропорционально длинной лапой с огромными когтями, топтун отшвырнул Ганса в сторону как тряпичную куклу и сразу же повернулся в сторону Грубера, который уже приник к прицелу, хотя на таком расстоянии это было лишним. За долю секунды разглядев уродливую морду с покатым лбом, жалкими остатками волос и жуткую пасть, полную острых зубов, Грубер нажал на курок. Отдача несильно ударила в плечо, и тварь, получившая пулю в грудь, да с такого мизерного для этой винтовки расстояния, упала на землю.

Чего не ожидал Грубер, так это того, что топтун каким-то невероятным образом выживет. Увидев, что зараженный поднимается с земли, Грубер дернул затвор, перезаряжая винтовку, и тут же выстрелил, а затем еще раз, не дожидаясь на этот раз, встанет топтун или уже нет.

После третьего выстрела зараженный остался лежать на земле, а Грубер еще несколько минут настороженно осматривал местность сквозь прицел, пытаясь определить, привлек ли он шумом кого-нибудь еще, или топтун был здесь единственным представителем по встрече нежданных гостей.

Быстро темнело, и в тот момент, когда Грубер понял, что уже ни черта не видит в этой темноте, он поднялся на ноги.

– Эй, Ганс, ты как? – ему никто не ответил, тогда Грубер бросился к дому, чтобы окончательно убедиться, что никаких сюрпризов больше не будет.

Ближайший дом был не слишком большим: три комнаты и кухня. Вопреки ожиданиям, человеческих костей под ногами не обнаружилось, зато обнаружилась самая настоящая керосиновая лампа на кухонном столе и спички. Скорее всего, изменения пошли не быстро, и хозяева решили, что просто в который раз отключили электричество, вот и позаботились о наличие света. Все это время Грубер освещал себе дорогу маленьким налобным фонариком, которым разжился в поезде «на всякий случай». Определив, что дом безопасен, он бросил сумку на пол, аккуратно положил винтовку на стол и пошел искать Ганса. Ганс обнаружился неподалеку. Он лежал ничком на земле, и Грубер, пребывающий в этот момент в некотором раздрае, не сразу определил, что его спутник не дышит.

Он понял это, когда втащил тело приятеля в дом.

– Да как же так? Как так-то?! – руки сами в привычном, даже рутинном жесте сложились в замок и легли на грудину. – Давай, ну же, давай, – Грубер качал, даже не пытаясь считать нажатия. Вдох – рот в рот, зажав нос; оценить экскурсию грудной клетки; снова качать. – Да давай же! Не бросай меня здесь одного!

Сколько это продолжалось, Грубер не смог бы сказать, даже если бы от этого зависела его жизнь. При реанимации понятие времени всегда исчезает, и врач ориентируется только на часы, или на то, когда кто-то подходит и убирает его руки с груди умершего. Здесь не было ни часов, ни кого-то, кто мог бы подойти и остановить. Он остановился сам, когда при особо сильном нажатии услышал хруст ломающегося ребра.

Шатаясь словно пьяный, Грубер прошел в другую комнату и сел на продавленный диван, обхватив голову руками. Он понятия не имел, что ему сейчас делать. Глаза закрылись сами собой, и Грубер незаметно для себя провалился в вязкий сон без сновидений.

Ему повезло. Беспорядки в шум умирающего города заглушили его выстрелы, и никто не пришел проверить, а что это здесь так вкусно шумит?

Проснулся Грубер рано, за окном только-только начала рассеиваться предрассветная мгла. Фонарик не горел, батарейка не была рассчитана на то, чтобы работать всю ночь. Почти на ощупь добравшись до кухни, Грубер зажег керосиновую лампу и пошел искать свою сумку. Перед телом Ганса он остановился, затем опустился на колени, и сразу же понял, почему ночью реанимация ему не удалась – шея Ганса была сломана, и голова лежала на полу под неестественным углом.

Долго рефлексировать Грубер себе не позволил. Он быстро и уже вполне профессионально обшмонал одежду Ганса, снял с пояса фляжку с живчиком, забрал маленький мешочек со споранами, которые накопились у рейдера, и после этого поднялся на ноги. Сумка нашлась недалеко на полу. Сунув мешочек со споранами в нагрудный карман, Грубер подхватил сумку, взял со стола винтовку, разрядил ее. Подумав, заново наполнил магазин и сунул его в карман.

Выйдя на улицу, он приблизился к топтуну. Ему нужен был споровый мешок, а чтобы добраться до него, пришлось переворачивать неподъемную тушу. Пока он ворочал зараженного, то понял, почему первый выстрел не убил тварь. Калибр у винтовки был неплохой, да и сам ствол… Он не предназначен для того, чтобы стрелять почти в упор. Несмотря на броню, пуля пробила тело топтуна насквозь, прошила его, словно дыроколом, а так как жизненно важные органы не были задеты… А вот второй выстрел натворил много бед. Грубер удивленно разглядывал месиво, которое образовалось в том месте, где полагалось находиться сердцу. Затем он вытащил магазин и внимательно осмотрел патрон. Золотистая пуля с темным носиком и дыркой посредине. Даже его скудных знаний хватило на то, чтобы понять, что это такое.

– Пожалуй, я не буду от тебя избавляться, – пробормотал Грубер, обращаясь к стволу.

В споровом мешке топтуна нашлось шесть споровиков и одна горошина.

Ссыпав все свои находки в мешочки, Грубер поднялся и осмотрелся. Вода в бочке была не протухшей, и он умылся, тщательно помыл руки и протер шею. Все указывало на то, что хозяин жил на ферме один. Переродившись, он сожрал все стадо, эволюционировал в топтуна, и тут его эволюция застряла. Нет, если бы на его ферму не забрели рейдеры, он, скорее всего, подался бы к городу, но что случилось, то случилось.

Сам не понимая, что делает, Грубер с трудом дотащил тело топтуна до дома, где лежало тело Ганса. Наполовину затащив, наполовину затолкав тяжелую тушу в дом, он поднял все еще горевшую керосиновую лампу. Керосина в ней было много, заправляли ее с запасом. Несильно размахнувшись, Грубер швырнул лампу в комнату. Упав на пол, стекло треснуло, часть керосина плеснулось на доски пола, и по ним тут же побежал язычок синеватого пламени.

Не глядя больше ни на что, Грубер вышел из дома и аккуратно закрыл за собой дверь.

Он уже был почти на границе этого небольшого кластера, когда сзади раздался взрыв и вверх взметнулся столб пламени.

– Интересно, что там могло так рвануть? – равнодушно проговорил Грубер, глядя на то, как горит ферма. – Хотя нет, не интересно.

Он повернулся к ферме спиной и зашагал к городу. Он шел практически не скрываясь, и лишь когда город предстал перед ним как на ладони, инстинкт самосохранения взял верх, и Грубер залез в те самые кусты, откуда они с Гансом еще вчера наблюдали за происходящим.

Загрузка...