Вечер как-то не задался. Хотел отоспаться после выматывающего дежурства в тишине и спокойствии, но набирающий обороты скандал за стеной у обычно мирных соседей всё больше давил на нервы. Когда очередная тарелка с оглушительным звоном встретилась со стеной по ту сторону, я повернулся набок, натянув край подушки на ухо. Боже, как же они раздражают…
Безуспешно проворочавшись с минуту, встал с дивана, вышел на балкон, закурил.
Мозг охладила темнота, разжиженная фонарями и светом из окон. Внизу проезжают редкие машины, где-то хрипло лает собака, стрекочут цикады, наслаждаясь прохладой после летнего зноя. Лёгкий ночной ветерок шелестит листвой. Одинокий прохожий куда-то спешит. Домой, наверное, к семье.
Вздохнул, с завистью наблюдая за растворяющейся в ночи спиной мужчины.
Кто-то неумело перебирает аккорды на гитаре. Невольно перевёл взгляд на источник звука. Соседская шантрапа зажимается с девчатами на детской площадке, хохочут.
Юность… Вся жизнь впереди, ещё нет ни забот, ни хлопот; все проблемы «вселенского масштаба» не стоят на деле и выеденного яйца. Как же хорошо было тогда, в таком уже далёком прошлом. Не ценил в те годы любовь и заботу близких, друзей…
На душе заскребли кошки, глубоко впившись острыми когтями, медленно проводя ими вниз, снова и снова. Ноющая, тянущая боль, сконцентрировалась в районе солнечного сплетения. Хотелось разодрать руками грудную клетку, вынуть эту истязающую всё нутро дрянь и раздавить.
Не задумываясь обменял бы свою жизнь на их жизнь. Если бы я только мог… Если бы мог… Простите меня…
Как хочется вернуть время назад, на четыре года. Как много не успел сделать, не успел сказать. Тяжко на душе, ох, тяжко. Горько и тоскливо. Почему так мало уделял времени семье…
Злость на самого себя булькала раскалённой лавой, словно в жерле вулкана. Пальцы левой руки впились в холодный металл балконных перил, до боли, переходящей в онемение.
Затянулся поглубже, выдохнул. Ветерок подхватил клубы дыма, понёс их куда-то на юг.
Девчонки засмеялись, заливисто и звонко. Звук гитары стих, с площадки доносились голоса и хохот. Наверно, анекдоты шпарят… Эх, молодёжь…
Люди не понимают своего счастья до тех пор, пока не потеряют его. Почему человеку нужна хорошая встряска для осознания своих ошибок, для пересмотра ценностей? Что нужно для счастья? Деньги, карьера, понты… Мусор! Дым! Всё это фантомы, навязанные и придуманные кем-то. Что с ними будет, если придёт конец цивилизации? Кому всё это будет нужно? Весь этот хлам бумажек с городами и рожами? Как же бесит… раздражает навязанная система приоритетов социума. Куда бы от неё деться… может в горы уйти? Уволится к чёртовой матери, собрать всё необходимое для выживания в дикой среде и ну её в пень, эту цивилизацию? Заберусь в глухомань, поставлю палатку, а потом и домик построю… заведу собаку… и гори оно всё прахом.
В душу заползал мрак, заполняющий собой все пустоты. Захотелось попасть в мир полного хаоса, где людям дорог каждый прожитый день. Вспомнились многочисленные фильмы про апокалипсис, природные катастрофы и нашествия зомби.
Подобные размышления приходят уже далеко не в первый раз. Наверно, всё это влияние книг и фильмов, поглотившие всё моё внимание и свободное время последних двух лет. Очень сильно присел на тему «выживальщины». Каждую свободную минуту копался в Интернете, собирая всевозможную информацию, углубился в изучение оружия. Записался в тир, чтобы научиться стрелять, так как в армии не служил. Стал посещать спортзал, бассейн. Ещё я обошёл всю больницу с прилежащей к ней территорией, отшагал от дома до работы и от супермаркета до дома, замеряя время на дорогу.
Знать время передвижения от точки «А» до точки «Б» очень важно: информация, вплоть до мелочи, может спасти жизнь во время общей паники. Важно знать пути отхода. Также, продумал дорогу из города и даже собрал тревожную сумку, точнее, рюкзаки – аж три штуки, которые в данный момент покоятся в машине, в квартире и на работе. Ну, на всякий случай. И это только верхушка айсберга под названием «безумие Виктора Анатольевича».
На работе на меня давно уже смотрят, как на конченного параноика. Зарождающиеся романы очень быстро сходили на нет по той же причине, хотя внешность всегда притягивала слабый пол. Вернее, не столько внешность – глаза. Природа наградила меня тощим телом, смуглой кожей, чёрными волосами и тёмными синими глазами с длиннющими ресницами. При росте метр семьдесят пять я никогда не набирал больше шестидесяти пяти килограмм веса. От постоянного недосыпа и нервов, под глазами залегли чёрные круги. Мой греческий нос, на фоне изнеможённого лица, казался костистым и выдающимся – как клюв у совы. Ну, прям, вылитый Гойко Митич, только замученный сильно.
К психологу, что ли, сходить? Может, не так уж и неправы мои сотрудницы.
Почесал подбородок в раздумье. Хм, щетина… Брился же только вчера утром, бороду, может, отпустить…
– А что, буду брутальный такой мачо, – хохотнул. – Или чмо бомжеватого вида.
Хочется, но работа не позволяет. Нельзя мне бороду… Не гигиенично, блин…
Затушил сигарету в пепельнице. Постоял, вдыхая вечерний воздух, медленно, через нос, наслаждаясь прохладой. Приятно…
Лето уже почти закончилось, а жара всё не спадает. Не люблю жару, но и холод собачий тоже не по мне. Ранняя осень, или поздняя весна – вот это любимая и комфортная температура.
Кофе, что ли, выпить?
А соседи всё орут. Что же они не поделили? Лишь бы до травм не дошло. Вот уж точно, странное дело.
Обычно тихие, приветливые люди предпенсионного возраста. Живут с маленькой собачкой, болонкой, кажется. Плохо я разбираюсь в породах этих мелких недопсов. Собака размером с кота или меньше, по мне – так и не собака вовсе. Так, тапочек лающий. Лучше уже кота завести, он хоть не гавкает, мышей ловит, польза какая-никакая, и ботинки не грызёт, не то что, “эти”.
Зашёл в комнату. Взгляд упал на книгу с надписью S.T.I.K.S на обложке и мужиком на велосипеде и котом на плече, удирающий от голодных зомби. Хорошая серия, третью читаю. Купил все четыре; жаль, больше пока нет.
Прихватил с собой, направляясь на кухню с целью набега на ночной кофе и поздний перекус.
Соседи, вроде как, притихли. Хорошо; надеюсь, помирились.
– Та-а-ак, что у нас в холодильнике водится?
Стою у открытой дверцы с задумчивым видом, почёсывая тапкой правой ноги левую.
Да, я давно уже разговариваю сам с собой, с предметами, с телевизором. Года четыре почти. Как раз после гибели родных и начал. Так вроде как легче, не так сильно ощущается гнетущее одиночество пустого помещения.
– Ага, ветчина! Сыр есть. Это хорошо. Это уже почти бутерброд.
Живот залился голодной трелью.
– Да-а не рычи, сейчас накормлю, вот хлебушка только найду.
Щелк! Чайник закипел.
– Угу, сначала кофе, потом бутер.
Ложка кофе, две – сахара, кипяточка влил. Всё, пусть заваривается. Вернёмся к ветчине с сыром.
– О-о! Ещё и картошка, жаренная с грибами, осталась, – озвучил, открывая крышку пластиковой тары, понюхал.
Вроде, пахнет сносно, но всё же как-то очково. Третьи сутки уже стоит, грибы всё же.
Желудок снова скрутило от голода в новом приступе.
– Ай, да ладно, где наша не пропадала!
Потянул пластиковый контейнер с картошкой в микроволновку.
– Ну, тогда коньячку точно не грех, для сна хорошего. Где-то должно остаться немного…
Целую тару распечатывать не хочется, пью редко в последнее время.
Заглянул в верхний шкаф. Нету.
– Хм…
Искомое нашлось в нижнем.
– Ага, вот она, родная!
– А это что у нас тут? Огурчики маленькие, солёные? Тоже на стол. Ну, вот, целый пир получился, а не скромный перекус.
– Бздынь! – микроволновка сообщила о готовности запиханного в неё продукта.
Содержимое – в тарелку, захватить вилку, чуть не забыл: стопку.
Подходящих стаканов для коньяка здесь не водилось, хоть и предпочитаю сей напиток остальным, да и благодарные пациенты чаще его дарят, нежели что-либо другое. В итоге скопилась приличная коллекция алкоголя: от слабого ликёра до крепких напитков, ценой по нескольку тысяч за бутылку. Но вот стаканами как-то не обзавёлся. Гостей не бывает, а мне одному и так сойдёт. Не эстет я.
Всё. Наконец-то, уселся. Втянул носом запах горячей картошки.
– Ммм, ням-ням…
Ого! Кажется, кишка на кишку войной пошли! Это уже серьёзно, пора есть.
Коньяк мягко обжёг гортань, расплываясь приятным огнём по всему пищеварительному тракту.
– Ух! Хорошо!
Немедля набросился на картошку, прикусывая бутербродом и огурцами.
Утолив первый голод, легонечко похлопал себя по животу.
– Что, успокоились? Ну, можно ещё одну.
Вторая стопка пошла ещё мягче, приятно грея внутренности. Доел картошку, бутерброды. Остатки огурцов убрал в холодильник. Подрезал на тарелку ещё немного сыра на закусь – там как раз грамм пятьдесят осталось. Посмакую с расстановкой и удовольствием.
Глянул на кружку с кофе. Он не только хорошо заварился, но и хорошо остыл. Не, кофе чего-то уже не хочется. Пока… Новый потом сделаю.
Протёр стол тряпкой, вымыл руки. Полотенце бы уже в стирку пора.
Уселся у стола, взял книгу.
– Та-а-к, где мы там остановились? Кажется, глава двадцать шестая. Ага, точно.
Пролистав до нужной страницы я с вожделением впился в строки текста:
«Глава 26
Утро встретило солнечными лучами, пробивающимися через окна, и дикой слабостью охватившей тело. Карат с трудом поднялся, тут же закашлялся с такой натугой, что невыносимо заболело в груди. Хлебнул живчика, слегка отпустило, но состояние по-прежнему прочно держалось на отметке «Паршиво».
Распухшая голень выглядела неприглядно, но, меняя повязку, убедился, что рана уже подсохла. Всё никак не мог привыкнуть, что повреждения здесь зарастают на глазах. Болит до слёз, но уже не так невыносимо, как поначалу. Терпимо.
Кот с намёком задел ногу хвостом, пришлось и ему плеснуть. Деловито понюхал, попробовал, поднял голову, уставился с молчаливым укором. В глазах отчётливо читалось, что намекал он не насчёт попить, а насчёт брюхо набить. Но с этим Карат помочь не мог…»
– Ой, моя шея! – простонал, потирая затёкшую часть тела, крутя головой, разминая плечи, приводя их в чувство.
Как же я так уснул, прямо за столом? Со студенческих времён такого за собой не помню.
– О-о-х, кажется, мозг отсидел! – Встал, потирая поясницу и пятую опорную точку. Кровь прихлынула в онемевший участок тела, неся с собой тысячи мелких игл. Я вспомнил анекдот про несчастного ежа. Вот да, почему севшие на ежа, всегда жалеют свой зад и никогда не задумываются о судьбе бедного животного?
В голове шумит очень, недобро так, подташнивает чуток. Вздохнул.
От коньяка? Да не, не может быть, хороший коньяк. Картошка с грибочками! Вот, знал же, что есть не стоит. Вот тебе русский “авось”.
Глянул на часы, мирно тикающие на стене. Фосфорные стрелки показали четыре утра.
– Ещё спать да спать. Покурить и пойти баиньки?
Развернулся, задев что-то рукой.
– Бздынь! – Ноги обдало мокрым, холодным.
– Ох, ё! Кофе!
Кажется, кружку разбил…
Нащупал выключатель на стене. Щёлк, щёлк – света нет!
Выглянул в окно: темнота по всему району, насколько хватало глаз.
– Ну, вот, ещё и это счастье для полноты событий. И как прикажете теперь убирать в потёмках? Может, до утра оставить? Не, засохнет, потом зубами не отскоблю. А свечек дома нет. Лезть в рюкзак за фонарём? Да ну его, неохота.
Электричество обычно не отключают, и ужины при свечах я тоже не устраиваю. А жаль, сейчас бы свечка пригодилась. Телефоном, что ли, подсветить?
Дай бог памяти, только, вспомнить, где я его оставил.
Шлёпнул мокрыми тапками по кафельному полу.
– Не, так дело не пойдёт, сейчас всю квартиру загажу. – Вынул ногу из тапки, сделал широкий шаг вперёд, стараясь переступить невидимую лужу с осколками. Стряхнул второй и, выставив перед собой руки, аккуратно двинулся на поиски телефона.
Нашарил дверной проём в гостевую комнату. Где-то там, кажется, на книжном столике, между диваном и креслом. Сделал шаг, разворот направо. За ковёр не запнуться бы.
Ещё шаг, другой. И всё же налетел на кресло, при этом больно ударив большой палец правой ноги.
– Ы-ы-ы-ы, мать твою! – взвыл, хватаясь за ушибленную ногу.
Буквально плюхнулся в кресло, баюкая повреждённую конечность. Сон как рукой сняло.
– Всё, поспал, растудыть твою в качель!
Аккуратно ощупал каждый палец.
– А-а-й-о!
Вот он – большой! Кажется, вывих. Прощупал на случай перелома.
– Выбил, собака!
Кость цела, обошлось. Ладно, сейчас вправим. Не зря же я врач. Главное, чтобы самого себя оперировать не пришлось, а вывих – это ерунда. Прорвёмся.
Хрусь!
– А-й-и-и-и ёкарный бабай! Бля-а!
Отдышался, пошевелил пальцами ноги.
– Угу, вроде нормально. Хорошо. Так, где телефон?
Пошарил руками по столику – нашёл. Нажал боковую кнопку. Семь минут пятого. Включил фонарь.
Нужное приложение, особенно сегодня.
Прихрамывая, вернулся на кухню оценить масштабы бедствия.
Ну-ус, масштабы не так уж и велики, вот только обуться надо, пока осколок не поймал.
В прихожей нашёл сланцы, в ванной взял принадлежности для уборки, вернулся на кухню и задумался.
А телефон я как, в зубах держать буду? Так утопить или разбить аппарат недолго.
– О, есть идея!
Вернулся в ванную комнату, взял небольшое зеркало, сантиметров пятнадцать в высоту, стакан. Сунул туда телефон и установил так, чтобы луч света отражался в зеркале, рассеиваясь по всей кухне. Все, теперь светло и руки свободны.
Смёл осколки, протёр пол, шкаф, стену. Вроде, чисто. Кружку жалко, недавно подарил благодарный пациент. Хорошая кружка, нравилась. Ну, теперь точно надо покурить.
А света так и нет. Наверно, что-то серьёзное.
Включил кран вымыть руки. Вода еле течёт.
– Да что за фигня: воду отключили, вот гады!
Надо хоть графин с чайником набрать, пока ещё можно. Когда там её дадут, а в магазин с утра идти из-за воды неохота.
Набрал заодно и во все кастрюли, в тазик, даже в ведро для мытья пола. Струйка совсем тонкая течёт. Пока набирал, успел два раза покурить.
На улице темень кромешная и тишина. Странная какая-то, липкая, глухая.
Хлопнул в ладоши. Не, уши в порядке. Это аномалия, видимо. Хотя нет, почему аномалия, я где-то когда-то читал, что в природе бывает такое перед рассветом, когда замирает ветер и вся живность. Наступает оглушительная тишина, но ненадолго, буквально на пару минут.
– Хм, но не в этот раз. Природа выключила звук, позабыв включить?
Пилимк!
«Критически низкий уровень заряда батареи!» – сообщил телефон.
От этого «Пилимк» я чуть с балкона не спрыгнул от неожиданности, проникшись такой мёртвой, обволакивающей тишиной.
– Как затишье перед бурей. Точно! В душе что-то шевельнулось и напряглось. Стало жутко.
Щёлкнул пальцами, выкидывая сигарету. Красный огонёк закувыркался, летя вниз, и рассыпался искорками, встретившись с асфальтом. Проводив его взглядом, поймал себя на мысли, что я один во всей вселенной, или по крайней мере в своём районе. Один живой человек… брр. Спину обдало холодом, я передёрнул плечами и зашёл в комнату.
Телефон стоял на книжном столике в стакане и мигал.
– Что мигаешь, жрать хочешь? Ну да, это тебе не хухры-мухры полтора часа фонарём светить. Отдыхай пока. – И нажал на отключение полностью.
Вдруг позвонить придётся, а батарея совсем сядет. Нехорошо.
Постоял немного, привыкая к темноте. За окном занимался рассвет. До кровати не дошёл, умостился прямо на диване, закутавшись в плед. Прохладно стало…
Уснул.
Кто первый проснулся: я, головная боль, или эта тявкающая зараза за стеной? Риторический вопрос.
– О-о-о-й, да заткните вы её уже, наконец! – закрыл уши ладонями, со стоном зарываясь головой под подушку.
Ну, что за гадкое создание! Как им самим не противно слушать её бешеное визгливое тявканье?
Натянул подушку на голову, пытаясь хоть как-то заглушить кошмарный звук.
– У-у-у-у… ещё и тошнит. Проклятье. Грибочки, блин.
Резко сорвался с дивана, буквально бегом подлетел к унитазу.
Приступ рвоты повторился ещё дважды. Головная боль усилилась. Пульсирующая, в основном, в области затылка. Накатила жуткая слабость, тело не слушалось и дрожало как в лихорадке, кишечник пылал огнём.
Трясущимися руками взял рулон туалетной бумаги, сползая по стеночке на пол. Одышка, в глазах всё плывёт. Замерил пульс.
– Ого, двести сорок! Аритмия.
Это совсем не пищевое отравление картошечкой. Тут что-то гораздо серьёзнее. Надо скорую вызывать. Добраться бы до телефона, а он у меня, как обычно, валяется неизвестно где.
Кое-как оторвал кусок туалетной бумаги от рулона и вытер лицо.
Умыться надо. Пить хочется, очень. Вот где минус одиночества: помрёшь, никто и не заметит, даже воды подать некому, как бы банально это ни звучало…
Грустно улыбнулся, закрыл глаза. Медленный вдох через нос, медленный выдох через рот.
Дыхательная гимнастика иногда инсульты предотвращает, а у меня, похоже, к тому всё и идёт. Повторил процедуру ещё пару раз. Замерил пульс.
– Хорошо. Снижается.
Теперь тихонечко, не вставая, переползаем к тазику с водой. Он как раз на ведре стоит, невысоко.
Дополз. Одной рукой держась за край ванны, чтобы не упасть, другой зачерпнул пригоршню и попытался умыться. Получилось плохо, только намочил всё, до лица вода не дошла. Ну, хоть мокрой, холодной рукой обтёрся – и то сгодится.
Повторил попытку. В этот раз удачнее, даже шею протёр. От холода стала немного отпускать боль в затылке.
А собака всё лает и лает: злобно так, аж захлёбывается, периодически переходя то на визг, то на хрип. Вдруг за стеной что-то грохнуло, раздался звук бьющегося стекла, и псина замолкла.
– Надеюсь, это ею в окно зашвырнули.
Пить хотелось ужасно. Все внутренности сводило. Смешно: сдохнуть от жажды рядом с ведром воды. Надо извернуться и попытаться напиться, не упав. Только извернулся, припав к тазику, как эта тварь снова залаяла, но не злобно, а скорее испуганно. Опять послышался грохот, будто пьяного слона запустили в посудную лавку, и он там мечется, в поисках выхода и попутно круша всё и вся на своём пути.
Лай перешёл в визг, больше похожий на вполне различимое «ай-ай».
Я слышал такой то ли скулёж, то ли лай боли, когда на трассе собаку сбила машина.
И вдруг, звук резко оборвался. Всё, тишина. Какая-то пугающая тишина, жуткая… волосы на затылке и руках ощутимо приподнялись как наэлектризованные.
Но жажда вывела из ступора, заставила двигаться. Нагнулся, продолжив начатое. Умостился более удобно. Пол, вроде, не качается, в глазах почти не двоится, тремор конечностей утих.
Напившись, сунул голову в таз.
– Ух, хорошо!
Даже боль немного притупилась, но жажда вернулась с прежней силой. Сердечный приступ, что радовало, кажется миновал, теперь главное – не нагнетать, а тихоходом двигаться к комнате.
Кресло приняло моё несчастное, мокрое тело в свои объятия.
Так, позвонить в скорую. Вот номер Люси, сегодня её смена.
В телефоне тишина, гудков нет. Ещё раз набрал, приложил трубку к уху – глухо. Ни звука. Уставился на дисплей непонимающим взглядом: значка антенки нет. Глаза ещё больше увеличились.
– Мдя, дела, однако. – Прицокнув языком полез пятернёй чесать черепную коробку. Мыслей было много, но дельной – ни одной.
Положил телефон на столик, откинулся на спинку, пытаясь максимально расслабиться и обдумать сложившуюся ситуацию: света нет, воды нет, связи нет… Ох, и смутные у меня такие подозрения закрадываются, сродни безумию. Ещё и это странное, отвратительное самочувствие, в придачу к неуёмной жажде… Не! Не может этого быть! Бред! Слегка потряхивает, голова пульсирует, мутит, словно после похмелья. Я просто отравился, или скакнуло давление, или ещё чего, то, что можно объяснить, то, что реально и логично. Но мысли всё равно выдавали безумный вариант произошедшего, давя логикой.
– Ну да, ну да, все признаки спорового голодания и съехавшей крыши заодно в придачу. Дочитался Витя до белочки – Хи-хи. Ой, мамочки, не могу! – Хи-хи-хи! Стикс, ну, да, – зашёлся мелким, истерическим смешком.
– Грибы меньше жрать надо, трёхдневной давности! – трясущейся рукой утёр выступившую слезу.
Смех смехом, но что-то явно происходит, и что – надо узнать. Мало ли, вдруг авария какая серьёзная, и эвакуируют уже всех, а я тут валяюсь. Да переодеться надо, пока не простыл, это не Стикс, где никакие болезни не страшны.