Небо насыпает полные горсти монпансье града в широкие ладони листьев винограда.
– Как так? Не лето же! Отутюженные салфетки ландышей оттенка шампань уже приготовлены. Осталось только застелить округу белой скатертью снега, и ждать.
– Чего?
– Зимы.
– Но не рано ли?!
– Может, ежели пораньше начнётся, то скорее иссякнут её силы…
– Сомнительно. Обыкновенно она привозит с собой так много и располагается столь основательно, что кажется, будто она решила поселиться навечно.
Вдыхая полной грудью влажный, кисловатый аромат осени, перебираешь неспеша радости минувшего лета, словно детские рисунки, и от того, вместо удовольствия, вовсе мрачная округа кажется одним чёрно-белым снимком.
– Тебе не угодишь. Лето было? Было! Чего ж тебе ещё?
– Просто… грустно очень. После многоцветия с многозвучием, жары с купанием, – два-три цвета и остуда. Словно бы намёк, на то, что недолог век радости, и неизменно наступит то «после», о котором знать-то страшно, не то мечтать.
– Гляди-кось, луна…
– И чего с нею?
– Запуталась в паутине облака…
– Ведь не мухой, но жемчугом, коими любят представляться росы с дождями. И нет бы озлиться, либо встревожиться, так оно показалось луне забавно, что откинувшись на спину, принялась она раскачиваться. Тут уж и ветер, повсегда готовый к проказам, уперев одну руку в бок навроде чайной чашки, второй почал толкать качель. Долго ли станешь гадать про что стало с нею?
– С качелью али с луной?..
…Коли есть когда с кем поговорить ни о чём, неважно тогда, – ненастье ли просится в дом обсушиться, дятел ли просит ещё каши, стучит по подоконнику, будто по тарелке, – всё одно, славно.