Ветер гнал тучи к сожжённой Москве, но задержался в пути. Внизу, на асфальте лежала девушка с ярко-красными волосами. Он восхищённо пробежался пальцами по ярким локонам. Пока он ласкал её лицо, тучи сбились в кучу, терпеливо ожидая, когда им разрешат прибить дождём радиоактивную пыль на руинах центра. Аня от рождения была рыжей, не яркой, но рыжей, а рыжим везёт, это все знают. Их солнце любит, и щедро осыпает конопушками, как стразами от Сваровски.
Ане тоже всегда везло, хоть многим так не показалось бы. Везение – это угол зрения, а не аксиома. А чтобы везло ещё сильнее, Аня свои просто рыжие волосы красила в огненно-красный цвет. В сочетании с выбеленной полупрозрачной кожей и вздёрнутым носиком, усыпанным веснушками, она была похожа на статую из белого нефрита на фоне мартеновской печи. Хотя сама Аня хотела быть похожей на Милу Йовович в роли Лилу. Наверное, поэтому, она обожала белые футболки и красные подтяжки.
Сейчас белая футболка обматывала её лицо, а спущенные подтяжки напоминали ремни подвесной системы катапультировавшегося лётчика. Аня лежала на асфальте и ветер сдувал с неё отходняк после пережитой встряски.
Она сама не поняла, как заснула. Измученный организм требовал отдыха, и обстановка уже не играла роли. Снов не было, Аня провалилась в непроницаемо чёрный тоннель, из которого вынырнула там же, на уже остывшем асфальте. Светало, усилившийся ветер проносил над лицом редкие снежинки.
Во сне майка сползла, и Аня спросонья втянула полную грудь студёного воздуха. Он ворвался в лёгкие, и девушку скрутил приступ кашля. Она сразу вспомнила, где она и что случилось. Судорожно прижала майку к лицу и, задержав дыхание, плотно обмотала ей нижнюю часть головы. Потом подскочила с асфальта и запрыгала на месте, сбрасывая остатки сонной оторопи. Холодный ветер забрался под рубашку. Аня вспомнила про резервуар, полный тёплой воды, но от мысли снова спуститься в тёмную ржавую бочку её передёрнуло.
Она вытащила из узкого кармана джинсов ключи и кинулась к чёрному ходу. Один довольно длинный язык оплавившегося пластика полностью закрыл замок с замочной скважиной. Аня подцепила его снизу. Нехотя пластик поддался, но на середине застрял, и ни в какую. Аня упёрлась в дверь ногой и резко рванула на себя. Потёк лопнул и отвалился вместе с поворотной ручкой.
– Да ну ладно! – протянула с досадой Аня, и это были её первые слова после катастрофы. Звук собственного голоса добавил уверенности. Аня поставила кусок пластика под углом к двери и врезала по нему ногой. Ручка лязгнула об асфальт. Открыв дверь, она сунула её в карман. Просто так, без видимых причин. Из коридора пахнуло тёплым воздухом. Чтобы не впускать холод, Аня захлопнула дверь и осталась в полной темноте. Нашарила выключатель, щёлкнула, но света не было. Зажгла фонарик телефона, он грустно пискнул, что заряда осталось мало, но засветился.
Аня зашла в подсобку. Надела форменные штаны и сине-серую куртку. Стащила с верхней полки картонную коробку с респираторами, натянула один из них. Дрожь отпустила, схлынул адреналин. И в этот момент Аню накрыло.
Она села на пол, спиной к холодильнику, и заревела в голос, как не ревела с раннего детства. Слёз не было. Сухими глазами глядя в темноту, она выдавливала из себя отчаяние. Перед глазами стояли жирные чёрные дымы над Москвой где-то там, на западе, где она с подругой Катькой снимала обшарпанную комнату на Красносельской, смертельно близко к центру мегаполиса.
А как там мама? Она живёт на Бору, под Нижним. Может, там ничего не случилось, и она живёт как жила? Проснётся утром, увидит в новостях, что столица, куда уехала её дочь, сгорела. Опять схватит сердце…
Аня глянула на экран – сети нет. Через секунду телефон показал пустую батарею и выключился.
Отрыдалась и выдохнула, нашарила в темноте на полке свой маленький красный рюкзачок, обвешанный брелками, надела его. Один из них, брелок-фонарик, с трудом разогнал темноту. Она заглянула в кабинет директора. Маленькое окошко под потолком на задней стене выбито, в него лился тусклый свет. За спинкой директорского кресла тёмные пятна на месте слетевших дипломов и сертификатов. Диван, на котором Аня спала, припорошен пылью. Её высокие ботинки на шнуровке – рядом. Она схватила их и выбежала из кабинета. Аня понимала, что пыль сейчас её главный враг.
В третьей комнате склад продуктов. Шоколадки потекли и слиплись, в ларе с мороженым месиво. Упаковки с водой и соками попадали со стеллажей, их содержимое растеклось по полу и хлюпало под ногами. Аня завернула за угол, распахнула дверцу холодильника, в нём был полный порядок. Она вытащила упаковку сосисок, и, давясь и чавкая, слопала сразу половину.
Дальше коридор загибался буквой "Г", в конце его была дверь в зал магазина. Её перекосило, в середине пролом, в котором торчит угол холодильника с напитками.
Аня вернулась, обошла здание. Обгоревшая машина, наверное, тот самый белый форд лежала на боку, вмявшись крышей в стелу заправки. От самой стелы остался только железный каркас, его перекосило, вот-вот рухнет. Стараясь не смотреть в ту сторону, она вскарабкалась по обломкам, завалившим вход, внутрь зала магазина, осмотрелась. Всё было разгромлено и опалено. Ничего полезного не найти. А посреди зала, прижав уши, лежал рыжий, как она, кот и смотрел на неё вытаращенными глазами.
– Киса… – улыбнулась Аня и потянулась к коту.
Так Беня стал Рыжиком. Ему было всё равно. Он и раньше не знал своего имени. Его как только ни звали: Беня, Веня, Вениамин Сергеевич, Бенито, Зараза рыжая. Отзываться на любые звуки, издаваемые теми-кто-кормит было бессмысленно. Только когда их голоса приобретали сюсюкающе-мурлыкающее звучание можно было реагировать. И то не угадаешь: то ли покормят, то ли вцепятся своими грубыми руками и начнут тискать. Кот этого не любил. Вырывался, уходил, брезгливо дёргая лапами и спиной или бежал психовать на когтеточку.
Сейчас он был настолько напуган и голоден, что даже не вырывался. Чужой человек поднял его в воздух, обхватил руками, кот испуганно озирался, в животе играл духовой оркестр, а глупый тот-кто-кормит будто ничего не замечает. Несёт его куда-то и бормочет себе под нос.
– Котик мой красивый, сейчас я тебя покормлю. Сосиску будешь? Надо найти тебе кошачью еду, на складе должна быть. Но сначала сосиска. Устроим себе пир на весь сгоревший мир. Да, мой хороший? – Аня больше не чувствовала себя одинокой. Она говорила и не могла остановиться, несла полную чушь, лишь бы не молчать. Когда лязгнула дверь, кот вывернулся из её рук. Он спрыгнул на пол и попытался укусить толстую кожу ботинка. Аня посветила вниз фонариком:
– Ты чего? Торопишь меня? Ну, пойдём.
Она шла к складу, а кот, задрав пушистый хвост, метался под её ногами и громко мяукал.
Порог, за которым в свете фонарика поблескивала вода, Рыжик переступать не хотел. Остановился в коридоре, осторожно принюхиваясь и издавая периодически отчётливое "МиаУу". Аня прошлёпала к холодильнику, достала располовиненную упаковку, подхватила целую бутыль воды и вернулась в коридор. Кот вцепился в протянутую сосиску и шмыгнул в подсобку. Аня зашла следом. Внизу, под полкой светились жёлтым глаза и раздавалось чавкание. Аня рассмеялась:
– Такой ты независимый, да?
В этот момент снаружи послышались осторожные шаги. Аня испуганно замерла.
– Дунаев, проверь резервуар, есть вода? Серпик, следи за дорогой. – грубый мужской голос тихо, но резко раздавал команды. – Сёмин, проверь задний вход, я осмотрю фасад. Выполнять.
Ей стало страшно. Кажется, это военные, они должны защищать, но инстинкт самосохранения кинул её на пол. Она забилась между холодильником и стенкой, набросила сверху чью-то рабочую робу, воняющую ацетоном, сжалась в трясущийся комок.
Кто-то поковырялся в замке, молодой голос крикнул:
– Товарищ сержант, тут ручки нет, не могу открыть.
Недовольный голос командира:
– Пусти
Возня, скрип металла, лязгнул язычок замка. В подсобке стало светлее.
– Ничего себе у вас наборчик, товарищ сержант. – восхищённо сказал молодой.
– Займись делом, Сёмин! – отрезал его командир. Удаляющиеся шаги.
В квадрате света, падающего из проёма появился тёмный силуэт. Аня задержала дыхание, закусила губу, чтобы не стучать зубами. В щель между холодильником и стеной она увидела человека в камуфляже с короткоствольным автоматом. Он задержался на пороге на несколько секунд, оглядывая небольшое помещение. Луч фонаря прошёл по стенам, ослепил её, когда боец посветил фонариком в щель. Аня сжалась, не понимая, заметил он её или нет.
Сердце оглушало, билось колокольным набатом, кажется, нельзя было не услышать этого ритмичного стука. Боец, которого командир назвал Сёминым, осторожно, ступая вначале на носок, вошёл в помещение, огляделся. Осмотрел внимательно полки. Потом повернулся к тому закутку, где сидела Аня. Замер. Несколько секунд ничего не происходило. Аня задержала дыхание, секунда за секундой стояла тишина. Лёгкие уже горели огнём, и девушка поняла, что она не сможет вдохнуть бесшумно, и терпеть дольше без воздуха уже невозможно.
– Не кричи! – услышала Аня шёпот – Тихо.
Боец потянул на себя аккуратно робу, осветил фонариком скорчившуюся в углу девушку, стараясь не светить прямо в глаза. Аня смотрела на него, не мигая, в глазах панический ужас. Терпение закончилось, она шумно втянула полную грудь воздуха и забилась беззвучно в рыданиях.
Парень укоризненно покачал головой, прижал палец к губам:
– Тссс!
Снаружи послышался окрик:
– Сёмин, что там у тебя?
– В подсобке ничего интересного, продолжаю осмотр помещений!
Он снова повернулся к Ане:
– Сиди тихо-тихо, пока мы не уйдём. Хорошо? Кивни, если поняла. – Аня, трясясь, кивнула. – В здании ещё кто-нибудь есть? – Она замотала отрицательно.
Парень ещё раз приложил палец к губам и подмигнул ей. Плавным движением тренированного тела поднялся и вышел в коридор.