Антон проснулся от ощущения сухости во рту. Ему трудно было дышать, казалось, что толстый распухший язык запал в глотку и мешал проходить воздуху. Затылок болел, спина ныла от долгого лежания на жестком. Почему-то он сразу понял, что долго лежал на жестком. И еще в голове звоном стоял перестук вагонных колес, значит, он находится в поезде. Только не хватало привычных ощущений, которые связывались с поездкой на поезде. Что-то не соответствовало. Ведь поездка на поезде – это купе или плацкарт, люди, относительно мягкая полка…
Поезд остановился, и Антона дернуло по полу во время остановки так, что он стукнулся головой. Опершись руками, с грехом пополам принял сидячее положение. Вагон, только не настоящий, и темнота. Сознание как-то сопротивлялось и включалось неохотно. Вагон, вагон… Грузовой вагон! И пустой… и закрытый, потому что темно.
Антон перевернулся на колени, снова оперся руками о грязный пол и встал на ноги. Пошарив по карманам, он поймал себя на мысли, что не знает, чего ищет. Потом подсказка пришла – мобильный телефон. У него аппарат такого типа, что в нем есть встроенный фонарик. Только аппарата в кармане нет. Обидно. А где телефон, а где он сам сейчас, почему в вагоне, почему лежал? Пьяный был?
Очень медленно, почти с ощутимым скрипом, как открывающаяся ржавая петля, сознание восстанавливалось, возвращалась память. Антон помнил, что он работает в полиции, но это нужно от всех скрывать. Почему? Этого он не помнил. Он вспомнил даже, что приезжал в психиатрическую клинику на консультацию. А потом – как отрезало! И еще Антону было жутко плохо.
Он нащупал рукой холодный металл и прижался к нему лбом. Может, он что-то путает, может, забыл, может, у него помутнение рассудка? Может, он в этой клинике был не для консультации, а лечился в ней? Может, ему там что-то вкололи? Смутное беспокойство одолело Антона, но больше в своих воспоминаниях он не продвинулся ни на шаг.
Вагон снова дернулся, чуть не свалив Антона на пол, и поезд медленно тронулся, потом поехал все быстрее и быстрее. Ясно было, что из этого вагона надо выбираться. Антон походил вдоль стен, подергал все, за что могла ухватиться рука, но ничего такого, что послушно откатилось бы в сторону, не нашлось. Проклятие, он же хорошо представлял себе эти товарные вагоны, как у них откатывается дверь! Заперта снаружи? Тогда вверху с обеих сторон есть люки под самым потолком, в которые можно вылезти. Если они тоже не заперты.
Антон снова принялся курсировать в темноте, но столкнулся теперь с другой проблемой. Он не мог дотянуться до люков, потому что ему не на что было встать. Вот это ситуация! Антон уселся на пол, прижавшись спиной к доскам, и задумался. Пить хотелось страшно, голова болела, но это все терпимо. Пока. А вот как отсюда выбираться? Он и так черт знает куда уже уехал, потому что неизвестно, сколько провалялся на полу. Хотя, судя по всему, снаружи ночь. Хотя! Это могли быть и вторые сутки, следующая ночь.
Кричать и барабанить в стенки вагона, видимо, было бесполезно. Поезд сейчас ехал вне населенных пунктов, и никто Антона все равно бы не услышал. Чтобы услышали, поезд должен остановиться в людном месте, желательно в большом населенном пункте. Все предельно просто, оставалось только дождаться большого населенного пункта.
Такой вариант Антона не устраивал, потому что он не хотел оказаться завтра в Уфе или Набережных Челнах. И не хотел сообщать, что работает в полиции. Это смешает какие-то важные планы. Тогда что же делать? Надо вспоминать, что из себя представляет товарный вагон, какова его конструкция. И еще как-то бороться с этой дурнотой.
Антон решил еще немного посидеть, а то он от ходьбы в темноте по вагону сильно устал. Что же с ним случилось? Неожиданно откуда-то из глубины сознания, как мыло из скользких рук, выскочило понятие «ретроградная амнезия». Выскочила послушно и легко, как что-то хорошо знакомое. Антон улыбнулся бы, если бы ему не было так плохо, не мутило и не кружилась бы голова.
Потеря памяти и «ретроградная амнезия»! Мысли потекли ровнее: небольшая временная потеря памяти, временное нарушение работы головного мозга, при котором человек не может вспомнить ближайшие события. То, что произошло непосредственно перед событием, вызвавшим потерю памяти. Похоже, потому что про могилу мамы он помнил, про работу в полиции – тоже. Даже про психиатрическую клинику помнил, но тут накатывало волнение: вдруг он там лечился и сбежал?
Скорее всего, нет, успокаивал себя Антон, подобное нарушение может быть следствием ушиба, повреждения головного мозга, отравления, психической травмы. Все правильно: в институте им говорили, что данная форма потери памяти отличается от иных тем, что невозможность вспомнить недавние факты сочетается с яркими и четкими воспоминаниями фактов, произошедших очень давно. Успокаивало и то, что данная форма амнезии излечима. Через какое-то время все события возвращаются в память больного. Паниковать не надо! Надо думать про вагон!
И Антон старательно стал вспоминать, как в его представлении выглядел современный товарный вагон. И вспомнил. Вспомнил, что теперь они обшиты не досками, а железом. Так что через стену не проломиться. Косые, V-образные опоры каркаса, обваренные или на болтах, но все же листы железа. А на полу? На полу доски, но, наверное, толстенные. Ломом их только отдирать, но лома в вагоне, скорее всего, нет. И быть ему тут неоткуда.
Косые? И тут до Антона дошло, что каркас стен вагона как раз и подходит для того, чтобы по нему лазить. Стараясь не спугнуть мысль, он плавно встал и пошел вдоль стены, придерживаясь за нее рукой. Вот и конец вагона. Тут, где-то над головой в стене, и есть это злосчастное окошко. Он на ощупь выискивал выступающие болты, наклонную поверхность балок. Ему удалось подняться, цепляясь неизвестно за что, где-то сантиметров на пятьдесят-семьдесят от пола, когда рука нащупала то, что он и искал. Край проема и крышку люка, которая плотно к нему не прилегала.
Уцепившись двумя руками за край проема люка, Антон постарался найти опору и установить ноги так, чтобы не соскользнуть. Теперь освободить одну руку и нащупать сам люк. Вот он, зараза! И что его там держит? Судя по звуку, всего лишь какая-то не очень толстая проволока снаружи. После трех ударов кулаком створка люка открылась, распахнувшись и продемонстрировав Антону светлеющее небо, а потом больно ударила по пальцам. От неожиданности он отпустил руку и тут же грохнулся спиной на пол вагона.
Застонав от боли, перевернулся на живот. Кажется, ничего не сломал, но крестец и пару позвонков ушиб. И затылок, хотя и удалось смягчить удар. Черт, ладонь и локоть ободрал! Полежав немного, Антон попытался собраться с силами. Главное, не упасть снова, потому что во второй раз может так легко не отделаться.
Он поднялся, подошел к стене и стал нащупывать те опоры, те болты, которые ему один раз уже помогли подняться к люку, но все это куда-то волшебным образом исчезло. Мистика! Антон громко выругался самым страшным и грубым ругательством. Полегчало! Более того, сразу нашелся тот болт со скобой, за который ему было удобно подтянуться. Потом ногу вбок, распереть себя второй ногой, руку вверх, вот и кусок толстой проволоки. Еще немного, и руки ухватились за край люка. Крышка бряцала и скакала при движении и из-за порывов ветра. И еще она больно била по ушибленным пальцам.
Держась за край проема люка, поднимать свое тело выше было уже удобнее. Немного помучившись, Антон наконец оперся локтем, вторым и повис в люке на подмышках, жадно вдыхая свежий утренний воздух, который несся ему прямо в лицо. Еще через пять минут ему удалось протащить через люк свое тело, свесить ноги и осмотреться. Больше никаких уступов, болтов и иных опор под ногами и в пределах досягаемости, нет и тормозной площадки, да и не выручила бы она его в этой ситуации.
Оставалось последнее – прыгать. «Ну, десантник!» – подбодрил сам себя Антон и постарался вспомнить ногами способы приземления, особенно когда их учили бороться с волочащим тебя парашютом. Бетонные столбы проносились мимо с устрашающей скоростью. Антон стал считать, и получилось, что каждый столб проносился мимо на цифре «пять». Этого для прыжка было слишком мало.
Теперь он пожалел, что вылез из вагона. Сил забраться назад уже не было, а сколько он так сможет провисеть? Антон посмотрел вперед по ходу поезда, и надежда снова проснулась в нем. Поворот! В сером утреннем свете он хорошо различил, что железнодорожный путь поворачивает влево и исчезает за деревьями лесополосы. А раз поворот, то машинист должен сбросить скорость. Не может же он нестись так же, как на прямом участке.
Висеть было трудно. Руки устали, пальцы резал край проема люка, а поезд все не сбавлял скорости и не сбавлял. Антон стал опасаться, что пальцы разожмутся, и он просто упадет. От этой мысли руки в самом деле стали заметно слабеть. Знакомое ощущение, когда мысли материализуются и влияют на твое состояние. Это называется паника и панический рефлекс организма. Антон стал старательно думать о другом, о том, как сейчас поезд пойдет медленнее, как он приноровится, выберет место и момент и прыгнет. Очень внимательно нужно выбирать этот момент, чтобы не покалечиться.
Немного помогло. Антон отвлекся от мыслей о своих пальцах, и они еще некоторое время исправно держались за железо. Наконец заскрипели тормозные колодки, тело качнулось вперед, по ходу поезда. Тормозит! Он выждал еще минуты две, когда скорость заметно упала, потом снова прикинул расстояние между столбами. Теперь от столба до столба получалось «десять». Нормально!
Отталкивался он не только коленями, а еще и всем телом, чтобы отпрыгнуть от вагона хотя бы на метр. Отталкиваясь, а потом уже в полете, принял положение «спиной вперед». Ноги послушно нащупали землю в короткий миг касания, а потом тренированный организм все вспомнил сам и все сам сделал. Антон спружинил, сгруппировался и перекатился через спину. Удар был сильным, но обошлось без травм. Три переката, потом поворот на бок, потом еще два переката с боку на бок, и он распластался на траве возле железнодорожной насыпи. Громыхающий темный силуэт состава с красным огоньком на последнем вагоне уходил в предутреннюю дымку. Приехали!
Ощупывая себя и с кряхтеньем поднимаясь на ноги, Антон стал осматриваться по сторонам. Это, конечно, не Европа, не Подмосковье и не Украина, где в пределах десяти-тридцати километров обязательно обнаружится какой-нибудь населенный пункт, хутор, лесничество или железнодорожный переезд с будкой смотрителя. Средний Урал теперь тоже район относительно густонаселенный. Не зря же электрички ходят из Екатеринбурга в соседние областные центры. И при этом остановки у них через каждые двадцать-тридцать минут.
Антон подумал, что лучше залезть на высокое дерево и осмотреться, но понял, что это вряд ли удастся – руки не удержат. Ноги, кстати, его тоже держали не очень хорошо. В принципе это не Африка или Австралия. Если идти все время прямо, то обязательно пересечешь какую-нибудь автомагистраль. А там можно остановить попутку и…
Осмотрев себя внимательно и оценив состояние своей одежды, Антон пришел к выводу, что ни один разумный человек в наше недоброе время на загородной трассе такому типу машину не остановит. Джинсы грязные, рукав куртки порван, да и сама куртка выглядит так, словно ею мыли полы.
Вздохнув, Антон бодро зашагал по шпалам вслед ушедшему поезду. Точнее, это он сам себя убеждал, что зашагал бодро. Решение было вполне обоснованным и продиктовано полной безысходностью положения. Насколько ему удалось вспомнить, поезд давно не проходил больших населенных пунктов, значит, больше шансов за то, что ближайший населенный пункт или просто жилье в той стороне, куда ушел поезд. Это же элементарно!
И Антон побрел, как он оценил направление, на юго-запад. Скоро организм приноровился, вошел в ритм, а чувство усталости притупилось. Он шел размеренным шагом, стараясь думать о чем угодно, только не о еде. Есть хотелось сильно, и это, с одной стороны, радовало. Это означало, что организм здоров, что он не отравлен до такой степени, чтобы желудочно-кишечный тракт не работал. Омрачало эту радость сознание, что у него нет ни денег, ни документов. Проблема получения пищи вырисовывалась слишком туманно, а способ возвращения домой вообще пока не просматривался.
За всеми этими размышлениями Антон не заметил, как небо совсем посветлело, как загорелся над деревьями горизонт, потом разом вспыхнул золотыми отсветами. Тут же заголосили птицы. Антон остановился и невольно засмотрелся на восход солнца. Кажется, в последний раз он наблюдал это явление еще в армии во время учений. А ведь как красиво! Вот небо стало светлым и ярким, вот первые лучи, вслед за которыми сразу показался верхний край солнечного диска. Он на самом деле имеет сейчас огненный оттенок, это потом он станет ослепительно-белым и потеряет краски, а сейчас солнце яркое, огненное, даже ощущается его здоровый живительный жар.
Лес вокруг просыпался, просыпалась жизнь, просыпался новый день. Куда-то уполз жиденький болезненный туман из лощинок, мир заиграл четкими контурами и яркими настоящими красками вместо ночных размытых очертаний. И даже воздух, в котором только что ощущалась только ночная сырость и прелость, стал душистым, насыщенным тысячей ароматов хвои, трав и цветов. Откуда-то появились мошки, лесные шмели, бабочки и стрекозы, как будто их выпустили из одной большой коробки, которая запирается на ночь. День начался!
Настроение у Антона улучшилось, но общее состояние оставляло желать лучшего. Он определил для себя главным только отдых и еду при первом же появлении жилья. Все остальное, включая и воспоминания, – потом, во вторую очередь.
И как только он пришел к этой мысли, перед ним за очередным поворотом железнодорожного пути открылся долгожданный вид. Железнодорожные пути раздваивались, потом переходили в четыре ряда, а дальше, в самом конце, виднелась характерная верхушка простой, но такой милой сердцу водонапорной башни. Станция, поселок, что угодно, но там есть вода! Антон понял, что на самом деле он уже не может бороться с жаждой, – она сожгла его, иссушила внутри. Вода сейчас – это для него самое главное.
Первым делом Антон припал к колонке. Старая милая колонка – железная, холодная, потная от выступившего на ней конденсата, с большой полукруглой головой и оттопыренной сбоку ручкой. Как хорошо ощутить рукой эту влагу на металле, нажать на эту ручку и почувствовать ухом и рукой, как вырывается давление, как гудит внизу вода, поднимающаяся по трубе. А потом кран выплевывает брызгами первую порцию, вслед за которой ударяет в желоб на земле тугую ледяную струю живительной и такой вкусной воды.
Антон жадно пил, мочил голову и грудь. Потом отдыхал и пил снова, стараясь не заполнять желудок ледяной влагой, а увлажнять слизистую оболочку рта, как его когда-то учили.
– Эк, сыночек! – послышался за спиной старческий голос. – Нешто тебя по земле волочили?
Он обернулся и увидел старушку в черном лоскутном переднике и белом цветастом платке, повязанном под подбородком. Добродушная такая, чистенькая старушка, к которой сразу появляется доверие, и в голову приходят ассоциации с горячими пирожками на сковородке, крынкой молока под чистой проутюженной тряпицей. Или это давал о себе знать голод?
– Почти, бабуля, – стараясь не блестеть голодными глазами, согласился Антон. – С поезда я упал.
– О, господи! – в ужасе схватилась рукой за грудь бабка. – Это тебя как же угораздило-то? Выпимши, что ли, был?
– Ограбили меня, – с готовностью пояснил Антон. Ему почему-то показалось, что больше сострадания он вызовет в роли непьющего человека. – Уснул ночью, а меня ограбили и выбросили из поезда на ходу.
Бабка запричитала, крестясь и осматривая незнакомого парня с ног до головы. Видимо, впечатление от внешнего вида сошлось в ее голове с образом человека, падавшего из вагона на ходу поезда.
– Тебе теперь надо к участковому или прямо к ним в отделение, – посоветовала она. – Это ж надо, какие злодеи у нас завелись! Страсть-то какая, а я и дверь на ночь перестала запирать, и корову.
– Бабуль, – постарался вернуть старушку к реалиям своего положения Антон, – дай чего-нибудь перекусить, а то я до полиции не дойду. Сил нет.
– И пойдем, сыночек, и пойдем, – закивала бабулька. – Я тебя накормлю и дорогу покажу. Полиция у нас тут недалеко, прямо на станции.
Стараясь быть галантным, Антон предложил свою помощь. Он заполнил водой цинковое ведро бабки и донес его до второго от края поселка дома. Хозяйка деловито семенила рядом и продолжала причитать по поводу происшествия с незнакомцем.
В чистеньком старом доме было уютно. Выскобленные по старинке полы, обилие кружевных салфеточек и полотенчиков, запах трав и хлеба. На фоне этого патриархального благополучия и спокойствия даже запах коровника не раздражал, а, наоборот, умиротворял.
Отказавшись от рюмки водки, как лекарства, Антон умял глубокую тарелку щей, прикусывая подогретыми пирожками с картошкой. Оказалось, что это очень вкусно. Второго блюда у бабки не было, но она поставила тарелку с нарезанным салом и хлебом. И большую чашку со сладким чаем. Чашка была широкая, вся в больших красных цветах, и чай из нее пить было вкусно. И очень не хотелось вставать с коричневого деревянного стула и из-за старого круглого стола под белой скатертью. Разморило после сытной еды.
Бабка вроде поняла, а может, просто увидела состояние гостя. Она вывела его на улицу и усадила на широкую лавку под навесом у сарая. Антон некоторое время сидел, наслаждаясь отдыхом и ощущением сытости, потом его глаза стали слипаться. Сон никак не шел, что-то мешало, сопротивлялось ему. Он решил, что это просто возбуждение, чувство опасности, но победить это возбуждение не удалось, в таком полузабытьи он и провел около часа.
Где-то в подсознании возникали образы, но Антону никак не удавалось зафиксировать, распознать этих людей. Он понимал, что они ему хорошо знакомы, а лиц не видел. Были какие-то помещения, потом помещения с двухъярусными кроватями, были женские лица, потом мужские. Затем все свернуло в сторону детства. Антону почему-то приснилась их с мамой старая квартира и такие же салфетки на комоде в спальне. Был у мамы старый комод, с которым она не хотела расставаться.
А потом Антон неожиданно проснулся. И, как ему показалось, оттого, что солнце сдвинулось, и его правая нога оказалась уже не в тени, а на самом солнцепеке. Лицо было липким от пота, и опять хотелось пить. Он сел поудобнее на лавке и осмотрел двор. Теперь хорошо, теперь он кое-что начал вспоминать. Однако, как попал в товарный вагон, не помнил, даже фамилии своей не помнил. Бабке представился Антоном, машинально так представился, а вот фамилия вылетела из головы, хоть ты тресни.
Попросив у бабки попить, Антон неторопливо выдул еще одну большую чашку горячего чая, раскланялся со своей спасительницей и отправился в сторону станции, как ему посоветовала хозяйка. И только за следующим домом свернул в сторону города. Почему-то он знал, что на станции лишь участковый пункт полиции, а ему сейчас полиция совсем не нужна, ему бы сориентироваться в пространстве да придумать себе приемлемый план на будущее. Город ему нужен. То, что это не маленький поселок, Антон понял, когда отошел от бабкиного дома метров на сто. Вдалеке он увидел крыши пятиэтажных домов, утыканные телевизионными антеннами, а потом и девятиэтажки. Разглядел даже несколько высоких современных зданий, которые могли быть офисными зданиями или торговыми центрами.
Цивилизация, знакомая среда. И возможность что-то и кого-то вспомнить, кто мог бы Антону сейчас помочь. Он уже чувствовал, что вот-вот наступит долгожданное прояснение. Только для этого нужен толчок, что ли. И лучше не стресс, а приятные ассоциации. И не только потому, что любой человек не любит стрессы, а потому, что в глубинах подсознания вяло провернулась мысль-воспоминание о том, что вся жизнь Антона была сплошным стрессом. И что с этим связано? Вдруг откуда-то очень ярко всплыло лицо мамы. Молодое, красивое, улыбающееся. И все сразу стало на места: застарелая боль вскипела в груди, провернулась раскаленным жерновом по незаживающим ранам – могила на Сибирском кладбище, человек в милицейской форме, пятящийся к окну и исчезающий в нем, это же тело, но распростертое под окном, и чувство удовлетворения при виде этой картины.
Ничего особенного Антон не вспомнил, кроме разве неприязни к полицейской форме. Потом всплыло желание мстить, но только кому?
Он шел по тенистой окраинной улице и с неудовольствием ловил на себе неприязненные взгляды прохожих. Ладно, не смертельно. Вот только вспомнить бы номер телефона, который крутится где-то рядом в памяти. Такой знакомый. Какая же сволочь выгребла все из карманов? Или…
– Ваши документы, – вывел Антона из задумчивости чей-то властный голос.
Только этого не хватало! Он повернулся и угрюмо посмотрел на двух молодых сержантов полиции. Не слишком плечистые, один ростом даже меньше метра семидесяти, но как держатся. Взгляды уверенные, самодовольные. А этот потянул из кожаной петли на ремне дубинку. Понятное дело! Перед ним здоровый крепкий парень, на голову выше и в плечах шире. И видок у парня, как у землекопа. Может, беглый зэк, может, в розыске, и ему нечего терять.
– У меня украли документы, бумажник, телефон, – как можно дружелюбнее сказал Антон.
– А они вообще-то были? – ухмыльнулся второй, который держал руку поближе к кобуре с пистолетом. – Давно от «хозяина»?
– А по прическе не видно? – тут же ответил Антон.
Оказывается, он помнил, что на уголовном жаргоне, которым частенько пользуются из чувства бравады некоторые полицейские, слово «хозяин» обозначало начальника исправительной колонии. Если бы Антон недавно освободился из мест заключения или недавно сбежал оттуда, то прическа у него была бы очень короткая. Вопрос этого сержанта прозвучал глупо.
– Пройдемте, гражданин, – отступил на полшага в сторону низенький и показал дубинкой вдоль улицы. – Разберемся.
Антон вздохнул. «Пройти» придется, потому что рано или поздно все к этому и сведется. Ведь он без документов и в незнакомом населенном пункте.
– А что это за город? – спросил он, оборачиваясь к своим конвоирам.
– Ну, ты даешь, – хохотнул низенький. – С какого бодуна спрыгнул?
– Трудно ответить? – хмуро осведомился Антон, останавливаясь и поворачиваясь к сержанту. – Просто по-человечески и не унижая человека.
Лицо у сержанта стало каким-то постным и озабоченным. Он собрался что-то ответить, но тут вмешался его напарник:
– Ладно, обидчивый какой! Сарапинск это. Доволен?
– Сарапинск? – удивился Антон и даже присвистнул.
– Не свисти – денег не будет, – серьезно сказал второй сержант. – Давай топай.
Антон послушно двинулся в указанном направлении. Новость его обескуражила, потому что он не ожидал, что состав увезет его так далеко. Сарапинский район – самый дальний район Свердловской области. Хорошо еще, что в своей области остался, а не попал на территорию соседней.
До отдела полиции, который, судя по вывеске, назывался «Северный», они дошли минут за десять. Один из сержантов пошел к дежурному, а Антон устало опустился на лавку возле стены. Хлопнула стеклянная дверь, и в дежурную часть вошел невысокий молодой человек в балахонистом свитере. Остановился на секунду, окинул Антона изучающим взглядом.
– Это что за урод тебе тут лавки пачкает? – громко крикнул он в сторону окошка дежурного.
– Это мы, товарищ капитан, на улице задержали без документов, – пояснил низенький сержант. – Судя по всему, не местный. Спрашивал, какой это город, а потом удивился.
– Да-а? – обрадовался капитан и вплотную подошел к Антону: – И откуда ты к нам прилетел, голубь залетный?
– Я не помню, – честно ответил Антон. – У меня ретроградная амнезия. Документы и деньги с телефоном пропали. Думаю, что меня обокрали, а потом…
– Свои же, что ли? – заржал капитан. – Ты мне по ушам тут не езди, а то я тебе не только амнезию сделаю, я тебе… – Он замялся, не найдя подходящей рифмы, отчего шутка получилась незаконченной и глупой.
Антон понял, что начинает злиться, и опустил голову, чтобы не выдать своих чувств. Сначала разобраться надо, вспомнить хоть что-нибудь, а потом уж в бутылку лезть.
– А ну, на меня смотреть! – вдруг заорал капитан и толкнул Антона ногой в грудь. – Я тут с кем разговариваю, б…?
– Не надо вот только орать, – сквозь зубы процедил Антон. – Меня врачу показать надо.