Глава 1

Со смертью князя Ярослава, поименованного народом Мудрым, закончилась эра грозных и могучих правителей Руси. И киевский Аскольд, и новгородский Гостомысл совершили немало славных дел, прежде чем Олег по прозванию Вещий свёл Север и Юг под одну руку. Варяжская сталь и славянский булат надолго научили и врагов, и просто соседей не разевать рот на чужой – русский – каравай, лишь самые отчаянные или безумные посягали на границы славянского государства. И Игорь, и Святослав, и Владимир, что остался в былинах как Красно Солнышко, своими деяниями возвеличили Русь, расширяя её границы, пугая своей мощью врагов. Ярослав, непокорный и упрямый сын крестителя Руси, продолжил традицию, но и он, как все, не был вечен.

Прошли времена суровых князей, чья грозная доблесть позволяла им одним своим словом разрушать города и останавливать солнце, а вместе с ними прошла и великая эпоха. После них осталась лишь славная память, но для реальности этого было уже мало. Скорбя по этому поводу, Н.М. Карамзин справедливо отметил. «Древняя Россия погребла с Ярославом свое могущество и благоденствие».

Как только время единовластия закончилось, могущество Киевской Руси, незаметно, невидимо, по крошечке, по крупинке, по зёрнышку, стало истончаться, исчезать. Русь погрузилась в столетие мелких и крупных непрестанных междоусобных войн, кровавых вооружённых стычек, которые разоряли её, подтачивали её могущество, не давали спокойно трудиться и жить землепашцам, одним словом, приносили больше вреда, чем пользы.

Как посетовал тот же Карамзин, «основанная, возвеличенная единовластием, она утратила силу, блеск и гражданское счастие, будучи снова раздробленною на малые области». Утратила блеск и силу… А раз так, всегда найдутся желающие растревожить государство, многие годы пугавшее соседей своей быстро растущей силой. Всё чаще на древние земли и грады находят тревожные беды, всё чаще стали вражьи кони топтать русские луга и нивы. Внешние враги, пользуясь внутренними смутами и разногласиями, всё дальше проникали на русские территории. Богатая и опасная, вольно раскинувшаяся от моря и до моря Русь словно манила пришлецов из степи попробовать свои ратные силы. Хорошо гляделась эта устроенная легендарными князьями, веселая, светлая, радостная, уютная и сытая, прочно обжитая славянами земля, исполненная всякой разноты и чудес!

Сам надменный Киев – матерь городов русских – стал мишенью для иноземцев.

В те далёкие годы любой сосед мог считаться потенциальным врагом. Вынашивал он злобные замыслы, тая вражду, или нет, было не так важно. Бывало, сосед ещё не собирался нападать, а русские князья уже сами атаковали его, грозя бедою. Против кого только за последнее время не пришлось русским воинам поднять свои мечи. Тут и алчные безумные торки, и лицемерные да зловредные болгары, окаянные ляхи бессовестные, обособившиеся в лесной глухомани голяди, христианскую веру презирающие, упрямые язычники сосулы, не щадящие ни своих жизней, ни вражеских, загадочная, диковинная белоглазая чудь, живущая в насыпных жилищах из веток, камней и мха. На севере шла упорная нудная борьба с хмурыми невесёлыми финнами и дикой литвой.

Но главными врагами на долгие годы стали половцы: злобные, беспощадные да ненасытные.

Время столкновения неумолимо приближалось.

И вновь Карамзин: «Счастливая внутренняя тишина царствовала около десяти лет: россияне вооружались только против внешних неприятелей. Но отечество наше, избавленное от торков, с ужасом видело приближение иных варваров, дотоле неизвестных в истории мира».

Новая великая и грозная опасность напрямую коснулась Руси Великой.

Пришедший с востока враг не пытался подчинить себе русские земли, он намеревался лишь набедокурить, разорить, разграбить и уничтожить то, что создали своим трудом славяне, оставить после себя лишь выжженные просторы.

Половецкие орды готовы были уничтожить любую державу, любую культуру, любую цивилизацию, растоптать её в пыль копытами своих коней, стереть с лица земли, и всё это лишь ради наживы. Они не хотели строить, они могли лишь разрушать. За ними большая сила. Каждый мужчина – всадник, каждый всадник – воин. Половцы искусней всех в верховой езде, они самые ловкие наездники, к тому же мало кто может сравниться с ними в стрельбе из лука.


Половецкий стан. Эскиз декорации к опере А.П. Бородина

«Князь Игорь». Художник Н.К. Рерих


Единой власти у половцев не было. Каждой ордой управлял свой хан, что делало невозможным заключение долгосрочного мира со всем народом единовременно, а это грозило постоянной опасностью их соседям.

Совсем скоро уже придётся застонать Русской земле от горя, поминая добрым словом прежнее время и прежних князей! Только вот они на защиту своих земель подняться уже не смогут!

Но детям и внукам Ярославовым об этом было неведомо, ибо мало кто может заглянуть в будущее.

Сейчас им было не до половцев, другой интерес владел их сердцами и головами, туманил разум и мутил очи. Власть! Власть разделила, развела их, и братьев и родственников. Верховная власть, о которой не просят, не договариваются, которую просто берут те, у кого на это есть силы и смелость, даже если нет права.

На Руси в это время правил триумвират братьев. Три сына Ярослава Мудрого, Изяслав, Святослав и Всеволод, разделив между собой земли и волости, властвовали безраздельно почти над всей территорией Руси, убирая со своей дороги всех возможных конкурентов, стараясь приумножить то, что оставил им батюшка после смерти. Беда была в том, что, несмотря на видимое единство и крепкий нерушимый союз, братья исправно плели друг против друга интриги, благодаря которым младшие надеялись сами утвердиться на престоле, сместив оттуда ближайшего кровного родственника. Раскол ещё не наступил, но обстановка медленно накалялась.

Вот тут и появились у русских границ хищные да алчные, бессовестные да завидущие, как и все степняки, половцы. Жадные до чужого добра, они искали себе поживу. Выбирали опытным волчьим глазом, что можно под себя захапать, чем овладеть, что разорить, каких бед наделать.

Помня славное прошлое своих недавних предков, Владимира Великого и Ярослава Мудрого, русские князья совершенно не боялись степняков, не трепетали перед ними. Они были воспитаны на рассказах о победах русского оружия над хозяевами степей, страшными печенегами, на былинах, повествующих как о реальных героях, так и вымышленных. Для них богатыри князя Владимира были почти что реальностью. И все они служили службу ратную и доблестно обороняли свои границы, от врага, приходящего из широкой и бескрайней кажущейся бесконечной, как время, степи. Именно там, на безграничных степных просторах каждый раз зарождался новый враг, куда опаснее предыдущего. Как только один ослабевал, так тут же ему на смену, пожирая предшественника, появлялся другой во всей грозе своей буйной силы. Ничего нового в этом не было. А тот ли, другой ли степняк – какая разница?

Печенегов уже не стало, их сменили торки, но и они оказались для Руси не настолько опасны. Объединив свои войска, Ярославичи нанесли им серьёзное поражение, от которого те уже не в силах были оправиться.

Следом за ними, гоня с насиженных мест униженных русскими князьями торков, явились половцы. В 1055 году они заключили с младшим из троих братьев, Всеволодом Ярославичем, княжившим в Переяславле, мирный договор. Сейчас им было не до Руси, они только обживали заветные завоёванные территории, поэтому на первое время им самим нужен был мир. Мир нужен был и русскому князю. Договорились быстро. Ударили по рукам. Половецким ханом Блушем было дано слово, что он собирается жить в мире и дружбе с русским князем Всеволодом. Случилось это в 1060 году.

Так был закреплён первый мирный договор между русским князем и ордой.

Однако половцы всегда были хорошими союзниками, но плохими соседями. Тем более слово, данное одним ханом русскому князю, было пустым звуком для другого половецкого хана, а потому мир продержался недолго. Спустя всего лишь год, зимой 1061 г. орда хана Сокала, наплевав на мирные договоры, нарушила границы всё того же Переяславского княжества, прорвав оборонительное кольцо из земляных валов и палисадов, сооружённых ещё при Владимире Великом.

Обычно степняки выжидали, когда князь с дружиной покидал свои владения, и только тогда нападали. В этот раз всё случилось иначе. Половецкий хан Сокал был настолько уверен в силе своей Орды, что отважно вторгся в русские пределы, не дожидаясь отъезда Всеволода.

Всеволод Ярославич на тот момент уже взрослый степенный муж. Ему около тридцати лет. Характер имел не воинственный, казался более мягким и покладистым, чем остальные братья, за что и получил в народе прозвище – Миролюбивый. Был князь незлобливым, добрым, можно сказать, любезным, предпочитал проводить время среди монахов за учёной или неторопливой богословской беседой. Отец любил его «более всех сынов своих и, всегда держав при себе, обучал и страху Божию наставлял». Женат был Всеволод на дочери византийского императора Константина Мономаха. Воинские утехи его почти не интересовали. Он считался человеком образованным, знал пять языков и, в отличие от своих старших братьев, не был подвержен пьянству и похоти. Князь всегда прислушивался к советам доверенных людей, но, может быть, именно в силу этих самых качеств Всеволод постоянно попадал под чьё-либо влияние и находился в центре какого-либо конфликта. К тому же он, как и другие дети Ярослава Мудрого, перенял у отца склонность к интригам и заговорам. Эту науку он точно усвоил на отлично. Медленно пробираясь к отчему престолу, к верховной единоличной власти, он не брезговал никакими методами. Все шло в ход, от дерзко сплетённой интриги до умело подготовленного убийства. Деньги, подкуп, клятвы, уступки, всевозможные ухищрения и увёртки, договоры о дружбе – все возможные варианты использовал Всеволод в достижении цели, даже если порой это переходило в бесчестие и бесстыдство. Одним словом, благородства души он не имел. По характеристике, данной князю Н.М. Карамзиным, «Всеволод любил мир и видел беспрестанное кровопролитие».

Но так уж повелось в те седые времена, что князь лично отвечал за мир, покой и благополучие своих подданных, за крепость границ, за суровый отпор. На сей раз Всеволод Ярославич со своими обязанностями не справился.

Половецкий хан Сокал был смел, как волк, и при этом хитёр, как лисица. Зная о силе и храбрости русских витязей, он напал в тот самый час, когда русские князья меньше всего этого ждали, когда у них не было возможности быстро объединить свои силы. А что может быть лучше для осуществления таких планов, чем зимняя пора? Зимою, когда для русских селений наступает самая благодать, когда гуляет по полям позёмка, когда у прорубей глухо стукают вёдра, когда скрипят на морозном воздухе санные полозья, когда одетые снегом леса стоят не шелохнувшись, когда манит к дому из ранней тьмы зимней ночи чудный жар уютно пылающей печи, когда ни один землепашец не ждёт угрозы.

Разъедутся бояре да витязи на зиму по своим усадьбам, да рассупонятся на тёплой печи, пока соберутся, да коней оседлают, пока выдвинутся, хан успеет вволю пограбить, пожечь, жути навести на мирный люд и спокойно уйти восвояси. Кто ему подсказал, кто надоумил? Может быть, яркая утренняя степная звезда нашептала ему такой совет? Нам уже не узнать!

Налетели враги на мирно дремлющую в снегах Русь – словно ястреб кинулся с высоты небес на добычу, и вмиг привычный круг житейского счастья был для многих русских людей разрушен.

Никакого сопротивления хан Сокал не встретил, не ждал его никто, и начал он грабить русские земли, начал сёла жечь и людей пленить. Слухи о половецкой беде князь Всеволод сперва было отверг как небывалое и невозможное. Не поверил. Никогда ещё степь не нападала зимой! Но потом прискакал с известием на куцей лошадёнке испуганный насмерть селянин, на коем лица не было, а за ним в город повалили крестьяне, покинувшие свой дом, растревожился не на шутку. Медлить и колебаться было не время. Ждать братьев с их дружинами – тоже, хотя это и было бы разумно. Сидеть и смотреть, как враг разоряет твою землю, немыслимо.

Всеволод Ярославич выдвинул свои дружины врагу навстречу.

Силу половцев Всеволод оценить не мог. Он сотни раз слышал, как бил степняков его батюшка, да и сам он недавно бил торков. Для него половцы от них ничем не отличались. А раз так, то и ждать нечего, в седло и в атаку. Пусть разгуляется русский меч, пусть отведает враг богатырского угощения.

Князь торопился, он даже не стал собирать ополчение. Решил обойтись своей переяславской дружиной. Надеялся, что степняки разбегутся от одного вида грозных русских богатырей, от одного только слуха, что вышел разгневанный князь в поход их карать. На самом деле он, точно несмышлёныш, полез в гибельное место, куда и взрослые не отважатся порой сунуть нос! Не за своё дело взялся Всеволод. Он явно переоценил себя и недооценил противника.

Хан Сокал даже ухом не повёл, продолжая творить своё пакостное дело беззаконное, оставляя после себя лишь убогую безутешность и сиротность. Уведав от дозорных заблаговременно о приближении русских полков, он собрал свою орду воедино, готовясь достойно встретить противника.

2 февраля враги сошлись, многократный перевес половцев дал себя знать, и русское войско было разбито в сражении. Князь Всеволод не проявил ни умения командовать, ни должного мужества. Ратный труд, как и подвиг, был не для него. Не из того теста он был слеплен, не из того материала скроен. В одиночку ему такие свершения были не по плечу. Первый раз за долгие-долгие годы степняки в открытом противостоянии одолели княжескую дружину. Много полегло славных бойцов. Головы удалые они сложили, а землю свою им защитить так и не удалось. Некому стало укоротить врага.

Сам Всеволод, бежавший с поля боя, укрылся за стенами своей столицы, уповая лишь на их крепость и милость Господа. Но хан Сокал хоть и жаден был, да разумен, знал, что долго бесчинства продолжать нельзя. Дружины братьев Всеволода, Изяслава и Святослава, всё одно придут на помощь. Возможно, уже собираются, коней добрых седлают. Поэтому нужно и меру знать.

Повоевав Переяславскую землю, отягощённые награбленным, утомленные разбоем, боясь погони, поспешили степные разбойники домой, роняя на пути добычу, ведя за собой по холоду и снегу длинную вереницу полоняников, обречённых на горькую участь. И тут хану Сокалу повезло: половцы возвратились к Дону, никем не побеспокоенные.

Это было, по замечанию летописца, первое зло от поганого и безбожного врага.

После этого случая семь долгих лет не тревожили половцы русские границы, семь снежных зим прошло с их последнего набега, семь жарких лет пролетело. Уже забываться стало то зло, какое враги причинили Переяславлю и его князю. Но они вновь вернулись.

В 1068 году множество половцев пришло на Русскую землю. Привёл их всё тот же хан Сокал, но в этот раз он пришёл не один, а привёл с собой совсем ещё юного хана Шарукана. Вот ему предстояло долгое время играть значительную роль в русско-половецких отношениях. Сейчас этот молодой хан столкнулся с русскими князьями и Русью в первый раз.

В самом начале осени, в разгар сбора урожая, когда побеги на полях, увлажнённые потом пахаря, оделись тяжёлым хлебным колосом, когда кметы, забыв про мечи и кольчуги, серпами валили высокую рожь, на диво уродившую в нонешнем добром году, половцы решили ещё раз попытать воинского счастья и вновь вломились на Русь. Но в этот раз и силы и планы их были куда значительнее, чем в прошлый.

Хан Сокал был противник опасный. Злобный, отчаянно смелый и не в меру самоуверенный.

Ничего не опасаясь, не таясь, в пыли походной орда текла тёмной тучей по левому берегу Днепра. В этот раз её целью стали земли богатого Киева. Половецкий хан уже разбил одного русского князя, и у него не было ни малейших причин опасаться другого.

При виде запыхавшегося от скачки гонца на своём дворе, нехорошее предчувствие кольнуло киевского князя Изяслава Ярославича.

– Что там стряслось? Какая беда? – Он недовольно сдвинул брови.

– Половцы близятся, княже! – выдохнул вестник.

Вот и кончился покой.

– Началось! И как же не вовремя! – В сердцах подумалось князю. – Кметов сбираю тотчас!

Теперь Изяславу не до сладких снов, не до мягкой тёплой постели, он трубит подъём своей храброй дружине и едет к половцам навстречу…

Однако, даже имея сильную дружину, Изяслав не стал воевать один, поостерёгся. Он кликнул клич, сзывая братьев на сечу. Это общерусское дело, и нужно вместе бить врага, как уже было с торками. Против объединённого войска половцам не выстоять.

Закрутилось дело. Святослав и Всеволод тоже не мешкали, по первому зову Киева подняли свои дружины, вышли к месту общего со старшим братом сбора. За ними гербы их княжеств и ведут они лучших бойцов. Вновь Светлая Русь объединилась всеми своими силами против сынов дикой степи. Первый раз война затронула общерусские интересы. Киев, Чернигов и Переяславль готовы были встать плечом к плечу на ратном поле и заслонить страну от разорения.

Точкой встречи войск были намечены берега реки Альты. В чём-то это было даже символично, ведь именно здесь отец, Ярослав Мудрый, нанёс в кровавой схватке решающее поражение печенегам, от которого они долго не могли отойти. История повторялась. Только вот прежней славы уже не было. Войска братьев встретились.

Но в этот раз всё получилось совсем не так, как хотелось.

Мешают, ох как мешают развитию Руси враги внешние, да только раздоры внутренние куда горше да опаснее. Даже сейчас, перед лицом общей опасности, братья не так едины, как были совсем ещё недавно, хоть и выступают против врагов общим фронтом.

Вчерашние обиды спрятаны, но лишь до поры.

Киевский князь Изяслав Ярославич был мужчина видный. Господь благословил его и здоровьем, крепким телосложением, величественной осанкой и огромной силой. Один рост и дородность его уже привлекали внимание. «По словам летописца, Изяслав был красив лицом, высок и полон, нравом незлобив, кривду ненавидел, правду любил; лести в нём не было, прямой был человек и не мстительный» (С.М. Соловьёв).

Однако при всём этом внешнем великолепии Изяслав отличался нерешительностью. Он всегда долго мялся и маялся, прежде чем начать что-то делать, а непопулярные решения предпочитал перекладывать на чужие плечи или исполнять чужими руками, как бы отстраняясь от этого. Преображался он на поле боя, когда не нужно было думать, а лишь мечом махать, проявлять доблесть ратную и мужество. Понятие богатырской и княжеской чести для него было куда более важно, чем для его младших братьев.

Черниговский князь Святослав и его младший брат Всеволод, князь Переяславля, были более склонны к интригам, чем их старший брат. Это можно объяснить тем, что каждый из них мечтал заполучить верховную власть, даже в обход своих ближайших кровных родственников, и сесть на киевский трон. Изяслав же, рассчитывал удержать власть и передать своим детям.

За последнее время отношения между братьями становились всё прохладнее, по крайней мере, между Изяславом и Святославом. Видно, чёрная кошка между ними пробежала. Чем старше становились братья, тем больше разногласий и трений между ними возникало, в том числе и из-за различий темперамента. К тому же из тройки братьев лишь Святослав обладал явными задатками лидера и знал это, поэтому он всё с большим трудом подчинялся старшему брату Изяславу.

Даже сейчас Святослав Черниговский расположился лагерем отдельно от полков киевского Изяслава и переяславского Всеволода. Такая аккуратность и холодный расчёт спасут жизни многих его воинов.

Всеволод Ярославич держался подчёркнуто отстраненно, не вставая открыто на сторону ни одного из старших братьев. Он младший, он выжидает, что будет.

Черниговский князь Святослав, средний из трёх к этому моменту оставшихся в живых детей Ярослава, был самым азартным. Сложность поставленной задачи никогда не пугала его. Видимо, вся решительность, отпущенная на их семью, досталась ему. Он часто пускался в откровенные авантюры и почти всегда выходил победителем. Ему многое сходило с рук. Святослав был вспыльчивым, скорым на принятие решений, а порой шёл на неоправданный риск. Однако при всём этом он обладал тонким дипломатическим умом, умея ужом извернуться там, где того требовала необходимость. Князь был упрям и никогда не шёл на попятную. Переубедить его можно было только силой. И хоть по своей натуре Святослав Ярославич был отчаянный интриган, готовый пойти на обман, нарушить данное слово, но в отсутствии храбрости его невозможно было упрекнуть: в бою был в первых рядах. Он никогда не уклонялся от опасности, любил буйство. Да и за едой был не из последних. Ярославич любил разгульное веселье с ряжеными, пиры во славу Божию с песнями под гуслярский звон. В трапезной князь сидел за общим, с дружиною и челядью, столом, пел, мог перебить собеседника нескромной шуткой. Любил, когда братины крепкого вина беспрерывно ходили по кругу, а гости, опьянев от выпитого, лежали под лавками.

Бывало, черниговский двор ульем гудел на пирах от смеха и визга красных девушек да молодушек, шума и крика ряженых, что толпами бродили, набиваясь веселою гурьбой в княжеский терем, прыгали, плясали, хрюкали, шумели, пели, ругались. Лошади ржали, медведи ревели, люди кричали. Пили мёд и вино, отведывали многоразличные закуски. Проходили сказочники, за ними следом шли слепые гусляры, с гуслями звонкими на плечах и для надёжности держась один за другого. Всякие сказки да былины сказывали они князю: и о Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове, и о семи Симеонах, и о страшном змие Горынище, и о гуслях-самогудах, и о сапогах-самоплясах, и конечно, о Добрыне Никитиче, и Алёше, поповом сыне… Денег князь не жалел, хотя цену им знал. Да и в общении всегда был лёгок и прост. Поэтому и дружина, и приближённые Святослава любили и были за него горой.

Вот такой триумвират противостоял сейчас половецкой орде.


Гусляры. Художник В.М. Васнецов


То, что численный перевес на стороне степняков, не являлось сюрпризом. Что половцы хитры, коварны, сильны и беспощадны, было уже известно. Что от врага на войне можно ожидать любого вероломства, тоже. Однако хан Сокал в очередной раз перехитрил русских князей. Зная, что в открытом противостоянии его батырам не одолеть русскую армию, он пустился на уловку.

Он не стал дожидаться, когда русские встретят его орду во всеоружии, выстроив непроходимыми шеренгами свои полки, и перегородят ему дорогу к богатству крепкой стеной червлёных щитов. Он выбрал удобный момент и ударил первым.

Половецкая разведка точно указала место, где князья-братья стали лагерем. Опасности князья для себя не ждали, а ждали честного боя. Вскоре они будут основательно проучены за свою детскую доверчивость.

Что же придумал коварный половецкий хан? Как только стемнело, он поднял своих воинов и воинов хана Шарукана и под покровом всё больше сгущающейся тьмы повёл их напрямую к русскому лагерю. Больше 20 тысяч всадников осторожно двинулись на защитников русских границ. Ночь укрыла их. Укутанные её чёрным крылом, половцы незаметно приблизились к русскому стану. Никто под холодными звёздами не предупредил русских витязей о грозящей им опасности: затихли всё видящие шумливые рыжие белки, скачущие с ветки на ветку, сова спряталась в тёмном дупле, пережидая, лишь филин громко ухал в настороженном бесшумном лесу, но его не услышали.

Только глубокая ночь знает, да никому не расскажет, какими тайными тропами удалось половецкой орде незаметно подобраться к русскому стану, да так, что противник даже не всполошился.

Самое сложное из того, что предстояло сделать, им отлично удалось.

Враг, готовый вот-вот напасть, наблюдал из непроглядной тьмы, как огромный воинский лагерь стал постепенно затихать и успокаивался, как беспечные русские витязи готовились ко сну, как один за другим гасли красные костры, и лишь тихо фыркали стреноженные лошади. Совсем скоро среди бодрствующих осталась лишь немногочисленная стража, но и она не проявляла особенной бдительности, больше думая о том, как укрыться от осенней холодной сырости, двигающейся от реки.

Так зябко бывает на исходе осеннего дня, что хочется сесть поближе к костру, подбросить в жадный огонь ярко вспыхивающий хрустящий хворост, закутаться поплотнее в плащ, протянуть к пламени ладони, ощутив кожей исходящее тепло костра. Хочется беспечно дремать, пригревшись, а не таращиться бессмысленно во тьму. Так что службу свою сторожа исполняли неохотно. Вот и попали как кур во щи.

Теперь хан Сокал был уверен в том, что у него всё получится, в своей вечно сопутствующей удаче и своей победе. Разве могут русские князья сравниться с ним, у которого ум лисицы, хватка волка и сила медведя? Коварство и сила, бесстрашие и отвага.

Половцы вышли к месту атаки с той стороны, где вольготно раскинулись шатры переяславского князя Всеволода и его людей. Задумано было так, или это была лишь случайность, трудно сказать. Другая часть орды намеревалась атаковать расположение мирно дремлющих киевлян.

Ночь уже давно перевалила за середину, и всё унялось, как на земле, так и на небе, только звёзды сделались крупнее и ярче, да луна круглым жёлтым блином таращилась с высоты. Спят утомлённые вожди и отважные солдаты, сытые кашевары и хмурые обозники, спят умудрённые опытом бояре и храбрые кмети. Всё уснуло, и все уснули, только часовые устало вглядываются во тьму, да и то взгляд их скользит лишь поверхностно, больше по привычке. Всё одно ничего не разглядеть, хоть глаза лопнут от напряжения. «Что может произойти в этакой тьме? Вот взойдёт солнце, и будем готовиться бить супостата, а сейчас терпи, не спи», – подбадривают они себя.

Уж скоро утро. Скоро начнёт светать. Только вот не всем суждено дожить до рассвета.

Около измученного борьбой со сном часового незаметно скользит тень; удар клинка, короткий хрип – и вновь тишина предрассветная, хрупкая, тонкая, нежная. Кто-то из более бдительных стражей разрушит её, успев гаркнуть зычным голосом: «Тревога!» Но будет уже слишком поздно.

Незаметно подведя свою орду как можно ближе к расположению русских полков, Сокал стремительно атаковал их, своей беспощадной конной лавой. Ночь и здесь была ему в помощь.

Как барсы лютые, кинулись поганые на русский лагерь. Стража не поспела толком взяться за оружие, а её уже смяли, опрокинули, втоптали в опавшую сухую листву. Тех, кто выжил после первого натиска, вязали – побитых и израненных, ещё не понимавших толком, что же всё-таки произошло.

Переяславцам досталось опять больше других. Не понимая, кто на них напал, и откуда вообще взялся противник, внезапно свалившийся на их голову, и сколько их, они потеряли всякую уверенность. А когда творится беспорядок, то хорошего не жди. Построиться и образовать общую линию обороны времени не было: всадники уже ворвались в лагерь и секли всех без разбора, не давая даже создать очаги сопротивления.

Всеволод уже один раз неудачно дрался с половецким ханом, вторая попытка не придала ему уверенности. Видя, как его воины падают под клинками врагов, Всеволод кинулся бежать с теми, кто был у него под рукой, создавая дополнительную суматоху и панику. Спасая свою жизнь, он сделал первое, что пришло ему в голову, показавшееся разумным. Князь кинулся в лагерь брата, надеясь найти укрытие от врагов там.

Но стан Изяслава уже тоже подвергся атаке орды. Там ситуация развивалась похожим образом. Ни сам князь Изяслав, ни Коснячко не проявили решительности и героизма. Неожиданная атака вогнала Изяслава в ступор. Киевский князь, привыкший встречать опасность грудью, растерялся и полностью потерял управление ситуацией. Будто оторопь на него напала! Принимать скорые решения Изяслав не был приучен. Сейчас в киевском стане каждый был сам по себе. Те из дружинников, кто успел взять в руки оружие, теперь рыкали, как туры, закрывая своей широкой кольчужной грудью князя и умирая от калёной сабли налетевших на них в утренней мгле ратников неведомого края. Они дрались до конца. Но это не помогло: ни воевода, ни Изяслав так и не сумели ни построить свои войска, ни воодушевить, ни прекратить панику. Те, кто мог драться, дрались и умирали в одиночку. В итоге под слаженным напором половцев русские полки были раздавлены и побежали, устилая дорогу телами погибших.

Оставляя всех позади, первыми бежали князья. Бежали молодцы без оглядки, так, будто за ними гнались волки серые. Скакали, губя и загоняя коней, теряя по дороге отставших дружинников, мчались с бешеным отчаянием, не задумываясь, что ждёт их теперь впереди. Не останавливаясь. Колобком откатываясь в более спокойное и надёжное место, спасая свои жизни.

Таким печальным образом оба князя, задохнувшись от быстрого бега, оказались в Киеве, во владениях старшего брата Изяслава.

Общее бегство братьев решило исход схватки довольно быстро.

Святослав, чьи полки стояли отдельно, не стал ввязываться в безнадёжно проигранную схватку и отступил со своими войсками в Чернигов. Святославу удалось почти полностью сохранить свою дружину. Изяславу и Всеволоду досталось больше, чем ему, в этом бою.

Теперь лишь багровое солнце, взошедшее над Альтой, напоминало о пролитой здесь недавно русской крови, что впиталась в песок, окропила траву, запеклась на камнях у реки.

После такого постыдного бегства некому стало защищать Русскую землю в поле – вот тогда рассыпались половцы по всей земле и стали её разорять. Теперь им больше никто не угрожал и никто не мог их остановить. Вся Русь лежала беззащитная перед свирепым неведомым народом. Такого не бывало ещё никогда! Надеяться больше было не на кого! Оставалось лишь искать укрытие от беды.

Вновь застонала под натиском злодеев родная земля, в очередной раз вспоминая прежние поры и князей давно минувших лет!

Почти тридцать лет никто не смел хозяйничать на Русской земле, никакому врагу это было не по силам, никакому супостату не по зубам. Да и в тот памятный раз, когда под Киев пришла беда, старинные противники Руси, печенеги, собрали воедино всю свою силу, какая у них была, и только тогда дошли они до русской столицы. Но и в тот памятный раз шли враги, твёрдо зная, что князя Ярослава в городе нет. Это был лишь горький, трагический эпизод. Событие из ряда вон, кои в прежней истории Руси по пальцам пересчитать. Не одно поколение детей превратилось во взрослых мужей, пока стояла Русская земля нетронутой, и тут – такая напасть. Киев – это не граница, не порубежье.

Киевляне встретили своего князя нерадостно. Стоявшие по краям дороги люди перешёптывались да хмуро переглядывались. Сразу было понятно: недоброе что-то случилось. Они нутром чуяли перемены, в своё время больше других нахлебались от дележа верховной власти между Ярославом Мудрым и Святополком Окаянным, таскавшим на родную землю печенегов. А когда киевский князь возвращается в город, как побитая собака, добра не жди.

С этого самого момента посыпались на Изяслава Ярославича одни беды и горести.

В городские ворота он въезжал на измотанном дорогой жеребце, растерянный, растрёпанный, весь в немыслимой дорожной грязи. Одним словом, представлял собой печальное зрелище. Брат Всеволод приехал с ним вместе и выглядел ничем не лучше. Следом за ними подтягивалось постепенно разбитое войско, ни о каком порядке и дисциплине речи уже не шло. Пешие и на конях, гуртом и в одиночку, униженные и обозлённые, они шли домой, туда, где были их семьи, туда, где раньше них уже обосновались их князья.

Обогревшись и подкрепившись, оба князя всё ещё водили вокруг удивлёнными, непонимающими глазами. Что произошло, как случилось? Никто из приближённых бояр не хотел торопить их вопросами, помня об испытаниях, выпавших на их долю и видя их состояние. Наконец выйдя на сени, к ближним боярам, Изяслав внимательно выслушал их тревоги и выдал в ответ свои заверенья, что всё будет в порядке. Как будто, создав видимость мира, можно спастись от беды. Однако князь не мог не видеть, что его слова не успокоили никого, что бояре недовольно судачат промеж собой, возможно, говоря друг дружке: «Что за игра идёт здесь на истрёпанных нервах наших! Лучше бы князь за место своё покрепче держался… лучше бы меч крепче в руках держал… Давно русские богатыри такого сраму не испытывали, и вот довелось…»

Хотя ночь уже давно опустилась на Киев, но никому не спалось. Одни ждали, что будет дальше, другие лихорадочно искали выход из положения, понимая, что ещё далеко не всё кончено. И понимали это не только в княжеских и боярских палатах.

Люд Киева не привык к тому, что его бьют. Он привык сам бить. Время идёт, а князь не мычит и не телится. Что за затмение нашло на Изяслава? Может, напугал его до икоты свирепый враг? Но землю без защиты оставлять всё одно негоже. Ни Ярослав Мудрый, ни Владимир Святой, ни уж тем более легендарный Святослав так не поступали. Врагу никогда не давали разгуляться на Руси-матушке, даже если не вовремя пришёл. За крепкими стенами такую беду не пересидишь!

Не в силах князь отстоять свои владения, так ополчение готово взять в руки оружие и пособить своему правителю. Выйти в поле против врага. Встать грудью и заслонить ею свои города и хаты. Напомнить, что не перевелись ещё в Киеве богатыри. Послали тогда сказать князю Изяславу такую речь: «Половцы рассеялись по земле: дай нам, князь, оружие и коней, хотим ещё биться с ними».

Воины Изяслава, вернувшиеся после ночного погрома в Киев, тоже требовали собрать вече. Им было стыдно, что Изяслав не собирается вновь вести их на врага. Нахлебавшись вдосталь стыда, они мечтали вернуть свою славу. Тем более что простой народ их поддержал и обратился к князю с требованием выдать ему оружие.

Однако великий князь Изяслав повёл себя странно. Оскорбленный, князь упёрся и ни в какую не хотел исполнить народного желания. Вместо того чтобы возглавить народный порыв, он колом встал против него. Чего он боялся, бог ведает. Но вышло всё только хуже.

Недовольство князем росло, как снежный ком.

Собрался свободный киевский люд на торговой площади, на Подоле, шумит, волнуется, негодует.

Не смея выйти сразу против князя, народ стал против тысяцкого Коснячка. Мало того что он не сумел дать им победы, так теперь он не принимает их стороны, не хочет идти с ними на битву, отговаривает князя дать им оружие и коней. Значит, он либо трус, либо предатель. А когда в жилах кровь горит, народ на расправу скор. Первый виновник неудач был найден. Обвиняя главного воеводу Изяслава во всех свалившихся бедствиях, толпа окружила его дом. Коснячка своевременно скрылся. Но гнев уже кипел в народной крови и искал выхода. Раз Коснячка сам утёк, пусть ответит добром. Поэтому с его домом народ обошёлся круто. Но и эта расправа не утолила страсти, а лишь разожгла. Не получив удовлетворения своим чаяниям, киевский люд двинулся в сторону княжьих палат, творя по пути беспорядок и разор.

Это был уже открытый мятеж. Своими действиями горожане невольно перешли черту. Дело могло дойти до оскорблений действием.

Пока шли, собралась толпа огромная, двигалась медленно и несуразно, но целеустремлённо, как гусеница. Только перед самыми княжьими хоромами остановилась река народная, замерла, упёршись в препятствие, но не затихла. Бунтовать против законного властителя народ ещё не был готов, но и терпеть молча уже не собирался.

Изяслав даже в этот момент мог ещё многое изменить, но он не посмел показаться народу и взять инициативу в свои руки, проявив характер и то, что в городе есть хозяин. Вместо этого князь вновь повёл себя довольно странно. «Изяслав сидел на сенях с дружиною, когда толпа народу подошла и начала спор с князем; народ стоял внизу, а Изяслав разговаривал с ним из окна» (С.М. Соловьёв). Обстановка быстро накалялась. Дерзкие слова посыпались из толпы. Изяслав по привычке мялся. И даже когда один из его ближних бояр напрямую сказал Изяславу: «Видишь, князь, люди взвыли», – тот не решился выйти к толпе. Затворившись плотнее в своих палатах, Изяслав лишь горестно вздыхал да охал, опустив голову на широкую грудь: «Никак не ожидал я, что произойдёт такая беда, поистине такова судьба моя!»

Тут только и дошло до сознанья Изяслава, какая тяжесть лежит на его плечах, как и чем обязан он этому растущему городу. Как обязан он всем – и живым, и мёртвым – мёртвым по его вине паче всего! Он был обязан заменить отца младшим братьям своим, а боярам, земле, простому люду достойно заменить их усопшего князя Ярослава…. Не зря покойный отец говорил: «А ты, Изяслав, будь им вместо меня! Если кто дерзнёт обидеть брата своего, ты помогай тому, которого обидят».

С него, только с него в первую очередь перед миром спрос. Но пока он ещё не смог ничего сделать. И сейчас, в этот решающий для его земель момент, нерешительность вновь взяла над ним верх. Изяслав начал думать не о своей земле, а о своей жизни.

Внутренний голос шептал ему: «Князь, ты можешь не дожить и до утра! Народ бушует, он хочет твоей крови, он не простит, дружина твоя с ним…. До чего же ты неразумен, до чего же доверчив!»

Шептал, шептал и убедил.

Нет, больше сидеть сложа руки и ждать гибели он не собирается! Уж лучше бежать отсюда подальше. И, вместо того чтобы идти в бой за Русскую землю, Изяслав Ярославич решил бежать из бунтующего Киева, оставляя ситуацию и город на произвол судьбы.

Тот, кто возьмёт власть в городе после него, тот пусть со всем и разбирается. А он предъявит свои права, когда страсти улягутся, а ситуация разрешится.

Не случайно, давая характеристику князю, Н.М. Карамзин заметил: «Изяслав был столь же малодушен, сколь мягкосердечен: хотел престола и не умел твёрдо сидеть на оном».

Взвесив за и против, рассудительный, но нерешительный Изяслав безоглядно бежал в княжество Польское, взяв с собой своих родственников. «А народ, видя, что Изяслав бежал, того ж сентября 14-го дня, выведши Всеслава, объявили великим князем среди двора княжьего, а пожитки Изяслава, бесчисленное множество злата, серебра, мягкой рухляди и прочего, разграбили».

Ещё дважды возвращал себе киевский престол Изяслав, но любви народной так и не снискал. Не забыли киевляне его бегства и не простили. Но это всё в будущем.

А сейчас, хоть страсти в Киеве бурлили и клокотали, но для русских земель в этом пока пользы не было никакой.

Ханы Сокал и Шарукан без всякого стеснения пользовались плодами своей блестящей победы.

Разлилась беда по всей Руси. Уже разграбили они дочиста житные дворы и бертьяницы, свели коней, и другой скот из окрестных сёл и деревень, набрали толпы полоняников. Только злой ветер швырялся холодной золой и пылью там, где ещё совсем недавно цвела жизнь.

Русские летописцы с неприкрытым омерзением пишут о нравах половцев: грабёж и кровопролитие служили им забавою, шатры – всегдашним жилищем, кобылье молоко, сырое мясо, кровь животных и стерво – обыкновенною пищею.

Киевские земли по-прежнему стонали от горя, но уже и Чернигов закручинился от напастей. Судя по всему, половцы разделили свои силы, и, пока Шарукан безобразничал в землях Киева, Сокал решил повести свою свирепую орду в ещё не тронутые никем земли Чернигова.

Загудели по окрестностям пожары. Весь местный люд повесил головы, молясь и готовясь к худшему, по деревням стоял стон, а враги лютовали, не зная меры. Нравилась половецким ханам их безнаказанность, нравился тот страх, что наводят они, а раз так, то чего спешить к себе в родные степи, зима ещё не настала.

Однако переполнилась вскоре мера их прегрешений на земле.


Святослав (крайний справа) с семьей.

Миниатюра из Изборника. 1073 г.


Князь Святослав Ярославич, в отличие от своих братьев, был настроен куда решительнее. Из всех сыновей Ярослава он был самым воинственным и деятельным. Характер у князя был непростой. Сложный был характер. Предыдущие битвы уже бросили на него свой грозный отблеск. Это был боец, не любивший покоя, совсем как тот из киевских князей, в честь которого его и назвали. Целеустремлённый, деловитый, он был вечно озабочен войной. В силу характера был Святослав очень деятелен. Он не пропускал ни одного воинского похода, ни одного заговора, которые сам же умело заплетал и закручивал туго, вовлекая в него своих братьев. Он без устали создавал какие-то коалиции и изобретал удивительные интриги и каверзы. При необходимости мог запросто нарушить данное им слово. Умел хитро расставить ловушку, ударить, когда не ждали. Святослав был уверен, что все эти «хитрости» не лягут несмываемым пятном на его княжескую честь. Что касается войны, то тут всё менялось. Князь был воином отважным, бескомпромиссным. Он больше всех из братьев походил на легендарных витязей прошлого. Он отчаянно кидался в любую сечу.

Святослав не умел и не любил проигрывать.

И в этот раз поражение его не сломило, скорее удивило.

Укрываться в Чернигове от врага князь долго не собирался. Позволить безнаказанно грабить свои земли, запершись от проблем за городскими стенами, он не мог. Если сидеть сложа руки и ждать, пережидая опасность, то чего он дождётся? Предсказать несложно! Сгорят избы, осиротеют поля, повлекут жён и детей во вражий полон, бояр расточат и предадут казням. Те отважные кмети, что будут драться за князя своего, за его род, за власть, родителем-батюшкой устроенную, ради распаханных нив и устроенных уютных хором выйдут в небольшом количестве против врага, погибнут на ратях… и всё, конец. А грех пред Господом будет всё одно токмо на нём одном, на главе, на князе. Его по праздникам не замолишь. Славословьями не заглушишь. Вином не зальёшь.

Если сейчас дать врагу разгуляться, то только что собранный урожай погибнет и народ останется голодать до следующего урожая. Это страшно. Многие просто не переживут этот год.

Князя, вернувшегося из похода без войска или добычи, не одобрят, встретят хмуро и будут шептаться о его неудачах за спиной да по углам. Но князь, который не смог отстоять свою землю, свой край, свою вотчину, отдавший её на поругание, не нужен никому! Да и сам Святослав не простил бы себе нового разорения Русской земли!

Попал средний из Ярославичей в сложное положение. На помощь братьев и их полков рассчитывать не приходилось. Один уже бежал из Киева и пребывал в Польше, место расположения второго брата по летописным источникам установить нельзя, но скорее всего Всеволод покинул Киев, ибо там теперь сидел враг Ярославичей, Всеслав Чародей, князь Полоцкий. Скорее всего его младший миролюбивый брат пробирался к себе домой, чтобы там переждать угрозу. Всеволод второй раз подряд был разбит половцами, надеяться на его отвагу было глупо.

Вот такой был расклад.

Мало того что половцы намяли им бока, так теперь Ярославичи потеряли Киев: отец перевернулся бы в гробу, зная, что правит там человек, ещё совсем недавно сидевший у них под замком! Будь на то воля Святослава, то Всеслава Чародея, пленённого им на Немиге, уже не было бы в живых. Чародей он или нет, только от остро наточенного кинжала в бок, направленного умелой рукой его никакое чародейство не спасло бы. Но Изяслав со своими странными понятиями о чести и власти, чистоплюйством и привычкой всё делать наполовину не дал довести дело до конца, остановившись на промежуточном варианте и засадив Всеслава в темницу в Киеве. Теперь расхлёбывает, да только вот не ему одному придётся это делать!

Сейчас Святослав Ярославич был старшим князем во всей земле, и он должен был подать пример. И ежели он будет мерзок, подл и слаб, то от него окончательно погибнет земля! То, что происходит сейчас, если не остановить, нанесёт непоправимый урон престижу русских князей, и половцы, как и все другие степные стервятники, уважавшие только силу, повадятся сюда беспрестанно. Этого допустить нельзя! Уж лучше сложить голову в бою. Может, кто и испугался страшных половцев, но не он. Пусть они его боятся. Пусть на деле узнают, что значит русский меч, а то совсем уже распустились, чуя безнаказанность и удачу. Время неумолимо, оно уже зовёт его сесть в седло и требует и торопит. Вступите, князья, в золотое стремя за обиду нашего времени, за землю Русскую, молит народ. И он, князь Черниговский, ответит на его молитвы!!! Он ещё покажет себя! За овчину и лапоть, за копоть лучины в жалкой крестьянской лачуге, за испуганную, стеснённую в тёмных хлевах скотину, в конце концов, за девичьи невинные слёзы, за мирный сон крестьянских детей, за тёплый каравай хлеба, он должен вывести войска в поле!

Святослав решил сам, в одиночку разобраться с проблемой. В этих непростых условиях обнажилась его истинная стальная натура.

Для Святослава Ярославича победные традиции его предков были не пустым звуком, а его вера в себя была беспредельной. Не смущаясь тем, что у половецкой орды было четырёхкратное превосходство в людях, он готовился дать решительный бой. К тому же, если присмотреться, то иного выхода у него и не было. Враги попросту припёрли Святослава к стенке. Договориться миром с половцами не представлялось возможности. Степные разбойники чувствовали себя победителями, хозяевами, никого не опасаясь. Договариваться с разбитыми врагами, разбежавшимися по городам и попрятавшимися за их стены, не собирались. Оставалось лишь отрезвить их.

Святослав решил рисковать. Его подвиг вошёл в историю.

Октябрь уже дышал своим особенным хладом. Когда морось нежданно и неотвратимо медленно ползет за воротник, щекоча и пугая долгим расставанием с теплом жилья. Когда густые сумерки осенней ночи несут лишь мерзкий морок да холодную сырость. Когда пляшущий свет факелов во дворе тщетно пытается разогнать плотную сырую мглу. Темень.

Перед выходом на рать князь долго не мог уснуть. С тревогой и возбуждением он ожидал утра. Дело предстояло смертельно опасное: даже в случае удачного исхода многие удалые витязи не вернутся домой.

Странные мысли шевелились у него в мозгу. Думы одолевали его, мучили, беспокоили, отгоняя сон, путались, скакали, мешались в голове, не давая покоя. Глаза были дремотно полузакрыты, но мозг отказывался повиноваться, неутомимо подсовывая вопрос за вопросом. От себя не утаишь, что на сердце, что в душе, что в голове. Нет от себя никаких тайн-секретов. Как ни бесстрашен бывает человек, но он никогда не будет равнодушен к мысли, что, возможно, его ожидает близкая смерть, пусть и славная, среди лязга мечей и свиста стрел.

Вот он едет драться за люд черниговский. Надобно ли то ему? В силу ли? Хотя за разбойное нападение степнякам и отплатить бы не грех, но как? Чем ему остановить чумную орду? «Ноне мало ратных в городе! – ныли некоторые бояре, наводя тоску. – Побьют всех, как обороняться будем? Больно смел ты, князь!»

Сила надобна князю, тем паче желающему стать великим, сила. Без неё никуда. Без силы, земной, телесной, и дух ветшает.

Сейчас он один, наедине сам с собою, его собеседник – лишь свеча, на которой шапкой повис нагар и которой хватает лишь изредка озарить лики святых на иконе.

Эх, где твоя слава, Русь? Где величие твое, Родина? Сможет ли он вернуть добытое предками?

Мысли туго ворочались в голове. Он уснул только под утро, неожиданно крепко, не видя снов! Однако когда острые солнечные лучи заполнили своим светом терем, князь проснулся бодрым, вскочил с постели, упругий, словно распрямившийся лук. Сам, чуя внутреннее ликованье, надел платье, запоясался золотым княжеским поясом, расчесал кудри. Теперь он был готов и в сечу, и в ярость гнева. Утро развеяло светом все его сомненья, наступило время действий. Сейчас он без всяких сомнений и колебаний готов был идти на смерть ради убеждений своих, ради своей земли, ради своего народа, ради своей чести! А померяться силой с пришлыми, которые совсем распустились, ему и самому любо.

Сколько огня, веры, убежденности в победе было в его действиях! И все его ночные сомнения отброшены прочь за ненадобностью и забыты!

Ему подвели верхового коня. Он подошёл упругим шагом, меч при бедре в красных сафьяновых ножнах с блестящими бляхами раскачивался в такт движению, не задерживаясь, вдел ногу в стремя и легко взлетел в седло. Сам епископ, прощаясь, благословил его, как идущего на верную смерть.

Заострив сердце своё мужеством, исполненный ратного духа, повёл Святослав Ярославич свои храбрые полки за землю Русскую.

Оставив за спиной надёжные стены черниговской крепости, он отважно вышел в поле. Князь не стал собирать ополчение, взяв с собой только профессиональных воинов. Сколько сейчас было за его спиной городов, сёл, деревень. И везде молились, чтобы удалось князю отвести беду от их домов и уделов.

Святослав выступил на врага к Сновску. Именно здесь он решил дать половцам решительный бой. Чем дальше продвигалось его войско, тем больше густели половецкие разъезды.

Половецкий хан Сокал, благодаря своей хитростью разгромивший разом всё собранное на Руси войско, даже не мог представить себе, что после такого поспешного бегства кто-то из князей решится в одиночку противостоять ему – победителю. Известие о том, что черниговский князь вывел против него свои полки, его удивило, но не встревожило. Его орда свой численностью значительно превосходила русских, безнаказанность, с которой они больше месяца творили зло, окрыляла, и в свою удачу хан верил бесконечно. Отчего бы не проучить этого дерзкого русского князька, бросившего ему вызов.

Войска сошлись у реки Сновь, под небом цвета олова, слегка подёрнутого осенним туманом. Местность выглядела серой и унылой, будто навечно застыла в печали и тоске.

Невиданная, небывалая дотоле здесь совершилась битва. У черниговского князя было 3000 бойцов, половцев было в четыре раза больше, 12 000, но Святослав не оробел, выстроил полки, готовясь сам атаковать врага.

Сейчас, перед самой битвой, он оглядывает ратный строй своих бойцов, крепкие лица, крутые лбы, сильные руки, решительные глаза, ощущая, как всё быстрее бьётся в нём горячая кровь. Уже грудится дружина верхами, готовая ринуться за своим вождём хоть в самое пекло, хоть к чёрту на рога, уже топочут и ржут от нетерпения гнедые кони, уже алеют густой яркой кровью червлёные щиты.

Бойцы только ждали его слова, и он сказал им: «Лучше погибнуть, нежели всё бесславно потерять!»

И продолжил, негромко роняя слова, но так, что замершие перед битвой бойцы их слышали:

– Пойдёмте в битву! Нам некуда больше деться.

Таким вот негромким, с роздыхом, голосом говорят перед сражением, прежде чем, расправляя широкие плечи уже высоким до самой хрипоты, режущим уши голосом завопить во всё горло: «Бей! Руби». И удариться в горячий галоп, ведя дружину за собой.

Ожёгши плетью коня, князь Святослав пустил его вскачь, доставая из ножен клинок. Следом за ним ринулась в атаку дружина. Туда, где видно скопление врагов, которые, не ожидая такой дерзости от русских, сами неторопливо выстраиваются для атаки.

Словно из ниоткуда выскочили витязи Святослава. Пошли грозой! Рёв сотен глоток сотряс воздух. Набрав разгон, налетела на половцев черниговские витязи, чтобы смять, растоптать, разметать врага одним ударом. Они шли на полчища врагов, чтобы отомстить за родные пепелища, за разор, за слёзы и кровь. Грохотали копыта, облаком нависла пыль. Лавиной катилась дружина. Половцев пугали эти несущиеся на них на полном скаку огромные всадники на тяжёлых косматых животных, злобно сверкавшие глазами, вытащенными из ножен мечами, с нацеленными в их головы острыми копьями.

Минута растянулась в вечность, и вооружённые до зубов княжеские ратники под началом самого князя Святослава врезались в некрепкие вражеские построения, с лёгкостью рассекая их. Навалились витязи всей своей железной мощью на врага. Били и рубили, ломая и разрубая слабые кости, круша позвонки. Сотни половцев погибли, в момент втоптанные в грязь, другие сотни были рассечены на части или искалечены, те, что родились под счастливой звездой, просто повылетали из сёдел наземь. Увидев, что происходит, Сокал задрожал от страха. Такой ярости и отваги ему ещё видеть не доводилось.

Воспитанные в волчьем обычае, половцы не выдержали такого азарта и напора. Прожорливый волк, несмотря на всю присущую ему дерзость, часто легко обращается в бегство, едва лишь мелькнёт что-то пугающее, или столкнувшись с мужественным сопротивлением. Он озирается, всё ещё скаля зубы, но уже ищет, ищет пути отхода и бежит. Бежит без оглядки. Таковы были и страшные свирепые половцы.

Хан Сокал первым обратился в бегство, да не успел. Как говорит В.Н. Татищев, «князя их Сокала и других многих князей побил и пленил».

Святослав в пух и прах разнёс врагов Отечества. И не было никому пощады. Одни были побиты, другие потонули в холодных водах реки Сновь, куда их загнали русские витязи, а князя их «русские взяли руками». Увёз его Святослав Ярославич к себе пленником в Чернигов, с той поры больше никто не слышал ничего о половецком хане Сокале. Скорее всего там ему и конец пришёл. Святослав с противниками не особо церемонился.

Загрузка...