Глава первая

Инга не сразу обратила внимание на эту машину. Но когда увидела ее в зеркальце заднего вида во второй и третий раз, что-то насторожило ее. Она прибавила скорость. Тот автомобиль тоже. На трассе движение было не очень интенсивным, Инга вырвалась вперед и увидела – машина едет справа от нее на определенном расстоянии. Нахмурившись, подумала: кто-то преследует ее? Зачем? Или это совпадение и она напрасно нагнетает страх?

Инга сделала глубокий вздох и задержала дыхание, пытаясь успокоиться. Уговаривала себя: вот через некоторое время посмотрит снова в зеркальце, и машины уже не будет… Стояла темнота, и разглядеть водителя было невозможно. Присмотревшись, Инга поняла, что к тому же у машины тонированные стекла. Кто же там, за ними?

Она не представительница шоу-бизнеса, чтобы ее преследовал навязчивый поклонник. У звезд эстрады полно чокнутых фанов, готовых на все, а она – балерина, ее лицо не растиражировано на экранах и в прессе. Наверное, просто ей кажется…

Но беспокойство не проходило. Инга резко затормозила и остановилась около стеклянного ларька. Краем глаза увидела, что та машина тоже припарковалась метрах в двадцати. Инга открыла окошко, наклонилась и спросила у продавщицы:

– Есть минеральная вода? – Ей вдруг захотелось пить.

– Конечно.

Инга решила так: вот купит сейчас воды и подойдет к тому автомобилю. И прямо спросит у водителя, зачем он преследует ее. Может, он повертит пальцем у виска и скажет, что у нее расшалились нервы. Тогда она с облегчением поедет дальше.

Заплатив за минералку, Инга резко повернулась… Той машины не было. Уехала.

Все нормально! Конечно, она раздула страх на пустом месте. Трусиха!

Инга села за руль и посмотрела на часы – через пятнадцать минут она будет уже дома. Включила зажигание, тронулась с места и машинально посмотрела в зеркальце. Неизвестный преследователь по-прежнему ехал за ней!

Инга почувствовала, как неприятно екнуло в груди. Что делать?

Она вела машину и поминутно бросала взгляд назад. Преследователь держался на расстоянии, но не отставал от нее.

Инга свернула в красивую высокую арку и, проехав несколько метров, затормозила. Ее дом находился в одном из старинных московских переулков. Машина с преследователем тоже въехала в арку и остановилась. Инга выскочила из своего автомобиля и бросилась к подъезду. Набрала код и потянула на себя тяжелую дверь. Консьержки на месте не было. Инга побежала по широкой лестнице на пятый этаж, перепрыгивая через ступеньки. Ей казалось, что за ней гонятся.

Инга буквально ворвалась в квартиру с криком:

– Валя! Валя!

– Я здесь, – откликнулась домработница, выходя из комнаты. Охнула: – Что случилось? На вас лица нет.

– Нет. Все нормально, – отрывисто бросила Инга. – Приготовьте мне кофе.

– Одну минуту.

Валя пошла на кухню. Инга сняла полушубок и повесила его на вешалку. Сняв сапожки, сунула ноги в тапочки. Ее тело все еще сотрясала дрожь – неприятный случай на дороге выбил ее из колеи…

Инга прошла в комнату и села на диван.

Через пару минут вплыла Валя, держа в руке маленький поднос, на котором стояли чашка с кофе и сахарница.

– Спасибо.

Домработница стояла рядом.

– Что-нибудь еще? – поинтересовалась она.

– Нет, Валя, больше ничего не надо.

– Я могу идти?

– Да, конечно.

– Завтра приходить как обычно?

– Я еще не знаю. Я позвоню вам и скажу.

– Буду ждать. До свидания.

– До свидания.

Валя вышла из комнаты. А через несколько минут Инга услышала, как тихо захлопнулась входная дверь.

Она осталась одна. Инга очень дорожила такими минутами, когда не было слышно никаких звуков, кроме легкого вечернего гула за окнами. Но этот шум не отвлекал и не раздражал ее, а, наоборот, успокаивал. Он был родным и привычным с детских лет.

В этот дом ее семья переехала, когда Инге было семь лет. Она и ее старший брат Андрей не хотели уезжать из старого дома, где все было знакомым и обжитым. Но их никто не спрашивал.

Когда Инга впервые вошла в квартиру, она ахнула: та показалась ей сказочно-огромной. Целых три комнаты и большая кухня. Комнаты простороные, светлые, с высокими потолками. Брат тоже ходил из комнаты в комнату, как зачарованный. Им с трудом верилось, что теперь они будут здесь жить.

Через много лет Инга все тут переделает по-своему. Из трех комнат сделает две. Три комнаты ей не нужны, слишком много для одной. Это случится, когда умрет отец. Тогда мать переселится в квартиру своей матери, брат купит собственную, а Инга останется в родовом гнезде.

Эти стены ее грели. Это был ее дом. Здесь она восстанавливала силы и приходила в себя после выступлений.

Инга была известной балериной, но каждый раз она испытывала страх перед сценой. Даже не страх – кошмарный ужас. Он возникал где-то глубоко внутри и постепенно разливался по всему телу. Инга чувствовала себя какой-то неуклюжей, деревянной. Ей казалось, что вот сейчас она выйдет на сцену и упадет. Или споткнется на ровном месте. Но в самые последние секунды перед выходом она брала себя в руки и включала невидимый мотор. Страх отступал. И в эти минуты ощущала ликование от того, что справилась с собой, смогла победить свое волнение.

Каждая роль была для нее как последняя. А каждое выступление – как коррида.

Она много раз думала: кем она могла бы стать, если бы не стала балериной? И всякий раз ответ был один: никем. Танец являлся ее жизнью. Даже больше – ее натурой и вторым «я».

Любовь к танцу передалась ей по наследству – отец Инги был знаменитым танцовщиком, артистом Большого театра, чье имя гремело на весь Советский Союз. Со стороны могло показаться, что вся его жизнь – блистательный воздушный полет. Но это было не так. Инга видела, сколько труда вкладывал отец в свои роли, сколько нервов сжигалось в топке под названием «балет». Но это не могло охладить пыла маленькой Инги и ее желания тоже стать балериной. Она не могла представить себя в другом качестве. Никак. И никогда.

Балет был их семейным делом. Отец, брат, она…

Отец буквально сгорел после вынужденнего ухода из Большого. Не выдержал травли, которая развернулась вокруг него. А ведь ему было всего лишь пятьдесят лет. Разве это возраст? Даже по простым человеческим меркам. И уже тем более – по балетным. Артисты балета славятся своим долголетием – Ольга Лепешинская, Тамара Карсавина, Екатерина Гельцер, Вахтанг Чабукиани, Асаф Мессерер…

У него просто остановилось сердце. В творческом плане отец мог все, а в быту был человеком слишком ранимым, как будто без кожи. За что и поплатился.


Инга допила кофе и повертела в руках чашку. Хотелось еще. Но Валя ушла. А вставать с места, идти на кухню и готовить кофе не хотелось. Она сидела на самом своем любимом месте в квартире: на диване под портретом отца. В такие минуты она вела мысленный диалог с ним. Он был для нее живым. С ним она могла советоваться, спорить, размышлять. Если в какой-то момент ей требовалось сделать выбор, Инга всегда представляла, а что бы выбрал сейчас отец. И поступала так, как сделал бы он.

Инга вытянула ноги, вдохнула свежий прохладный воздух – окно было приоткрыто. Весна нынче выдалась ранняя. Вообще-то она любила все времена года, но весну – особенно. И особенно раннюю. Ах, этот головокружительный запах свежего ветра и талой воды…

Она не любила ничего яркого, четкого и определенного. В живописи ее любимыми художниками были импрессионисты – мастера размытых красок. Любимым временем дня – сумерки. Любимыми цветами – все оттенки зеленого, особенно изумрудный, а еще белый и серебристый. А из цветов она обожала фрезии и белые розы.

Инга встала и подошла к огромному зеркалу. Она отразилась в нем во весь рост – высокая молодая женщина с рыжевато-золотистыми волосами и зелеными глазами. У нее были четкие черты лица, словно высеченные скульптором. Сказывалась прибалтийская кровь со стороны отца. Во взгляде все еще таилась тревога от недавнего происшествия.

Зазвонил телефон, и она машинально бросила взгляд на часы – десять вечера. Подняла трубку.

– Привет! – Это был брат. – Есть одно дело. Нужно, чтобы ты срочно приехала.

– Куда?

Брат прикрыл трубку рукой и у кого-то спросил:

– Что ты предлагаешь?

Незнакомый мужской голос что-то ему ответил.

– Инга, подъезжай к ресторану «Фаду». Это недалеко от твоего дома. Сейчас продиктую адрес.

– Но я устала, мне не хочется никуда идти.

– Так надо.

– Кому?

– Ты все узнаешь. Очень надо, Инга.

Голос брата был настойчив и серьезен, а она привыкла во всем слушаться его. С детских лет.

– Хорошо. Я приеду.

– Вот и умница!

Ресторан… Значит, надо было одеться соответствующим образом. Но слишком помпезно выглядеть не хотелось. Это не в ее стиле. Немного подумав, Инга выбрала легкие черные брюки и изумрудно-серебристый жакет, который шел к ее цвету глаз и волос.

Макияж она смыть не успела, поэтому ей не пришлось краситься заново. Она только добавила на ресницы туши и провела по губам светло-коричневой помадой. Потом подушилась любимыми духами «Герлен» и поправила прическу: пышные волосы были собраны на затылке в изящный узел. Как у античных статуй.

Инга погасила в большой комнате свет и вышла в коридор. С одной стороны здесь шкаф-купе, с другой – зеркало во всю стену. Под ним галошница из темного дерева.

Одежда висела на металлической вешалке в виде разветвленного дерева, которую она купила в магазине авторских изделий. Оригинальный дизайн! Она приобрела ее, не торгуясь, хотя стоила вешалка недешево.

Инга закрыла дверь и спустилась по лестнице. Проходя мимо консьержки – та сейчас была на месте, – кивнула ей. Женщина ответила почтительным «добрый вечер».

Раньше в доме жили в основном артисты балета. Потом публика стала постепенно меняться. Наследники громких фамилий продавали квартиры, а вместо них въезжали новые жильцы: банкиры, финансисты, люди без определенных занятий и любовницы криминальных авторитетов. Творческая публика еще оставалась в доме, но с каждым годом ее становилось все меньше и меньше.

Инга вышла на улицу и направилась к своей машине. Она любила ездить на автомобиле, чувствовать скорость и энергию. Водительские права на машину она получила десять лет назад и с тех пор стала заядлой автомобилисткой.

Ресторан «Фаду» действительно находился недалеко от ее дома. Кажется, Инга как-то раз была там с одним из поклонников. Когда она подъехала по адресу, оказалось, что перепутала: это был другой ресторан, в другом переулке. Но очень похожий.

Инга припарковала машину и двинулась к входу. Навстречу ей выступил охранник, гигант под два метра, одетый в блестящий костюм, с фуражкой на голове.

– Вы к кому? Все столики заказаны.

– Меня ждут.

– Фамилия?

– Инга Мартинсоне.

Охранник узнал ее.

– Да. Все правильно. Проходите.

Инга потянула дверь на себя и оказалась в уютном фойе, отделанном красным деревом. На стенах висели бланки меню в золотых рамках. Она сдала полушубок в гардероб, и в тот момент зазвонил мобильный.

– Алло!

– Инга, ты где?

Она узнала голос брата.

– Уже внутри.

– Мы в зале. Второй столик у окна.

Инга бросила на себя мимолетный взгляд в зеркало. И направилась в зал.


Брат сидел за столиком вместе с мужчиной, который был Инге незнаком. Высокий, черноволосый. На подбородке – легкая щетина, которая, впрочем, придавала ему шарм. Внимательные светлые глаза. При виде Инги он встал.

– Здравствуйте!

– Добрый вечер, – чуть склонила голову балерина.

Андрей поднялся со стула и весело обратился к сестре.

– Познакомься. Это мой давний знакомый Валдис Бракшните.

Инга протянула руку, и мужчина поцеловал ее.

– У Валдиса к тебе есть одно дело, – добавил брат.

Инга молчала.

Андрей посмотрел на часы.

– К сожалению, я должен вас покинуть. Обговорите все без меня. Пока…

И, поцеловав Ингу в щеку, помахав ей рукой, Андрей стремительно умчался. Он всегда был таким: динамичным, стремительным. Инга по сравнению с ним чувствовала себя Снежной королевой. Медлительной и величавой.

– Давайте присядем, – предложил Валдис.

Инга села за столик.

– Что будем заказывать?

Инга взяла меню.

Она чувствовала неловкость. Зачем Андрей вызвал ее? Мог бы и объяснить, в чем дело. А то она сидит с незнакомым человеком и не знает, что говорить.

– Кофе-«эспрессо», – обронила Инга, пролистав меню.

– И все?

– Все, – сухо сказала она.

Инга поняла замысел Андрея. Время от времени брат пытался познакомить ее с разными своими приятелями и знакомыми, надеясь, что сестра найдет себе спутника жизни.

Недостатка в поклонниках у Инги не было, но она не позволяла себе зайти слишком далеко. Андрей же неоднократно говорил, что ей нужно начать новую жизнь. Найти подходящего мужчину.

– А я себе закажу по полной программе. Только что прилетел из Сингапура. Голодный и усталый, – улыбнулся Валдис.

– Как хотите. – В голосе Инги по-прежнему звучали нотки недовольства.

Валдис позвал официанта.

Перед Ингой дымилась чашка кофе. Новый знакомый увлеченно рассказывал о Сингапуре. Инга слушала его вполуха. Ей хотелось прервать беседу. Но что-то останавливало. Наконец она решилась:

– Кажется, вы хотели со мной поговорить?

– Да. – Валдис отодвинул блюдо с аппетитным куском мяса. – Извините, я, наверное, вас задержал?

Инга оставила вопрос без ответа.

– Дело в том, что я являюсь генеральным директором шоколадной фабрики «Нестлана». Точнее, филиала этой фабрики в России. Мы сейчас готовим несколько важных рекламных акций по раскрутке бренда и хотим привлечь к участию артистов балета, кино и эстрады. Я очень хотел бы видеть вас в рекламном ролике.

– Почему? – быстро спросила Инга. Вопрос вылетел у нее как бы сам собой. Случайно.

Валдис рассмеялся.

– Я с детских лет любил ходить на балет. Когда мне было пять лет, я попал на выступления вашего отца. Это было… – мужчина запнулся. – Я сидел в зале и чувствовал, как у меня перехватывает дыхание.

Инга невольно погрузилась в воспоминания. Она много раз слышала от людей о том необыкновенном впечатлении, которое производил на них танец ее отца. Часто люди пользовались рассказом об этом как лазейкой, чтобы поближе подобраться к ней. Они думали, что их лестные слова об отце станут как бы отмычкой к ее душе, она откроется, растает.

Инга ощутила глухое раздражение.

– Давайте поговорим о деле.

– Извините. Но я уже вкратце обрисовал мое предложение.

– А что конкретно мне нужно будет делать?

– Я еще не знаю.

У Инги едва не вырвался смех. Неслыханно! У этого генерального директора еще ничего нет, кроме голого замысла. И он хочет, чтобы она, не раздумывая, приняла его предложение? Да он просто собирается нажиться на ее имени!

– Я думал, что, может быть, вы… поможете мне.

– Каким образом?

– Подскажете идею. Просто я хотел видеть в ролике вас…

Инга подавила вздох.

– И вы, приехав из Сингапура, сразу обратились к моему брату, зная, что я не откажу ему?

– Нет. Не так. Я давно знаю Андрея. Это он порекомендовал мне обратиться к вам. Я бы никогда не посмел… – мужчина замолчал.

Ситуация напоминала дурацкий фарс. Она сидит тут и слушает человека, который еще не может толком сформулировать свои мысли, план, концепцию. И просит ее помочь. В чем?

– Я ничего не могу вам сказать.

Инге показалось, что собеседник обрадовался ее словам.

– Я не тороплю вас. Вы подумайте. Я дам вам материалы. Просмотрите их. Если вам что-то понравится – отметьте это. Но вы можете и сами придумать креативную идею.

– Я еще не дала окончательного согласия.

– Конечно.

Инга подумала, что с такими людьми надо разговаривать на их языке: жестко, без сантиментов. Но и Андрей тоже хорош! Мог бы предупредить, в чем тут дело. Может, она и не стала бы приезжать сюда. В конце концов, она никогда не опускалась до рекламы. В ней не было никакой необходимости! Она с презрением смотрела на актеров, которые рекламировали какой-нибудь стиральный порошок или бытовую технику. Инга Мартинсоне не станет делать подобного!

Инга решила, что пора ставить точку в этой встрече.

– Я никогда не снимаюсь в рекламе. Такова моя принципиальная позиция. Очень жаль, что мой брат не сказал вам об этом.

– Почему?

– Придется слишком долго объяснять.

– Вы считаете, что сниматься в рекламе – низко и недостойно настоящего художника?

– Что-то вроде того.

– Но другие артисты снимаются.

– Их личное дело.

– Вы думаете, что реклама – это так просто? Снял и все?

– Не знаю. Я думаю, что каждый должен заниматься своим делом. Кто-то танцевать, а кто-то сниматься в рекламе.

– Не вся реклама такая тупая, какую крутят на нашем ТВ. Недавно я побывал на международном фестивале рекламы в Мюнхене и был потрясен, какой, оказывается, разнообразной и интересной может быть реклама. Я даже не представлял себе! Сидел в зале и просто смотрел все подряд. Было много ерунды, но часто попадались и стоящие вещи. Например, вот такой ролик: большое яблоко, а в него со всех сторон вгрызаются белые черви с черными головками. Приглядевшись, понимаешь, что это – сигареты. Потом от яблока остается огрызок. Идет закадровый голос: такой станет ваша кожа, если вы не бросите курить. Здорово, правда?

Бракшните говорил с энтузиазмом.

– Любопытно.

– Кое-какие ролики я привез. Если хотите, могу дать вам посмотреть.

– Не надо. К сожалению, у меня совершенно нет свободного времени. Ни минутки.

– А я надеялся вас уговорить… – И Бракшните широко, по-мальчишески, улыбнулся.

– Напрасно. Я свое мнение обычно не меняю.

Во взгляде Валдиса мелькнула растерянность.

– Вдруг вы все же передумаете? – Он достал из кожаного портфеля, лежавшего на соседнем стуле, папку и протянул ей.

На какую-то долю секунды балерине стало жаль его, и она кивнула:

– Хорошо, я просмотрю ваши материалы.

– Когда можно вам позвонить?

Она задумалась.

– Дня через три.

Инга встала.

– Вы так и не выпили кофе! – напомнил собеседник.

– Спасибо. Не хочу.

Валдис поднялся, чтобы проводить ее.

– Не надо, – покачала головой Инга.

И ушла, даже не обернувшись.


Садясь в машину, она все еще ощущала досаду и раздражение. Ее пытаются втянуть в сомнительный проект. Прикрыться ее именем. Здесь даже нет никакого намека на мужское внимание. Просто бизнес, чистой воды. Как же Андрей сразу этого не понял? Он ведь прекрасно знает ее отношение к рекламе. Почему тогда согласился позвать ее на встречу? Почему не предупредил ее?

Она набрала номер Андрея, но абонент был временно недоступен. Звонить брату по домашнему Инга не рискнула: время было позднее, маленькая дочка Андрея наверняка уже спала.

«Позвоню утром», – решила она, убирая сотовый в сумочку.

Инга привыкла во всем слушаться брата. Но сегодняшний случай – исключение. Тут нужно проявить самостоятельность, высказать свое мнение. Напрасно Андрей познакомил ее с Бракшните. Сниматься в рекламе она не станет. Ни за что! Стоит только раз отступить от своих принципов – и ты пропал. На тебе как на артисте можно будет ставить крест. Для людей ты уже будешь ассоциироваться со стиральными порошками и средствами для мытья посуды.

Дома Инга приняла душ и легла спать, предварительно поставив будильник на семь утра.


Проснувшись утром, она вспомнила, что на сегодня у нее много планов. С утра – репетиция в Большом театре. Потом – другая репетиция, в драматическом театре. Она впервые пробует себя в новом амплуа – драматической актрисы. Это решение далось Инге нелегко. Ей казалось, что она изменяет своему любимому балету. Но ее педагог, Ирина Николаевна Синицына, сказала, что нужно расширить границы творчества и попробовать себя в разных жанрах.

Наверное, она права. Балет – скоротечен. Ситуация в Большом – непредсказуема. Вот уже который год театр лихорадит от бесконечной смены руководства. И каждая «метла» метет по-новому – выдвигает своих протеже и делает на них ставку. Чтобы добиться новой роли или сохранить старую, требуется колоссальное количество сил и нервов. На творчество уже ничего не остается.

Молодые и талантливые артисты старались получить контракты за рубежом и уехать. Так они могли быть уверены, что хотя бы несколько лет проживут в творческой стабильности. Здесь уже уверенность – нулевая. С артистом в любой момент могут расторгнуть контракт, и он останется не у дел.

Инга вспомнила о своем отце, и у нее сжалось сердце. Когда знаменитого танцовщика вынудили уйти из Большого, для него все рухнуло. В один момент. Еще вчера он был королем и богом балета, а сегодня – уже никто.

Инга была в школе, когда это случилось. Девочка пришла домой и увидела отца. Он стоял у окна и смотрел на улицу. Инге захотелось окликнуть его, но в позе отца было что-то такое, отчего ей сразу стало тревожно.

Она подошла ближе, тихо позвала:

– Пап! А, пап…

– Что? – сказал он хриплым голосом, резко повернувшись к ней.

Был март. Но отец почему-то стоял дома в шапке и в куртке. Только снял ботинки. Он словно зашел домой на минутку, а потом снова готов был куда-то мчаться по своим делам. Сколько она помнила отца, он весь был – порыв, движение. Он никогда не сидел без дела и не тратил время зря. Много раз он говорил Инге, что самое дорогое у человека – это время, и тратить его надо с толком. А сейчас отец стоял у окна просто так и смотрел на улицу. Но даже не это поразило Ингу, а его взгляд. У него был тусклый, безжизненный взгляд. Отец вдруг словно постарел на десять лет.

– Пап! – Она тронула его за руку. – Ты пришел пораньше? Репетицию отменили?

– Да, отменили. – Он задумался, а потом добавил: – Навсегда.

– Как это?

– Так. Я больше не танцую в Большом.

– Почему?

– Потому что я стал там ненужным.

– Ненужным?

– Да. Я стал старым и никому не нужным.

– Ты? Старым?

Разве ее отец мог когда-нибудь стать старым? Он был моложе всех юношей! Лучезарный Альберт из «Жизели», сказочный принц балета… Когда Инга читала в сказках о принцах, она всегда сразу представляла себе отца. Он высокий, златоволосый, красивый. Настоящий принц!

Инга невольно рассмеялась.

– Ты чего? – нахмурил брови отец.

– Разве ты – старый?

– Да.

– Так ты больше не танцуешь?

– Нет.

– А завтра?

– Я же говорю: никогда.

– Значит, ты уже вообще не будешь танцевать?

Лицо отца исказилось.

– Нет, я не могу не танцевать! – почти выкрикнул он. – Не могу! Я еще ничего не знаю. Я буду танцевать, обязательно. Я не могу не танцевать. Когда-нибудь ты поймешь мои слова.

Отец присел на корточки и взял ее руки в свои.

– Понимаешь, Инга… Это очень, очень больно, когда творчество, которому ты отдал всю свою жизнь, оказывается ненужным. Это – невыносимо! Я даже не знаю, как буду жить дальше. Не представляю себе. Сидеть с пенсионерами на лавочке? Смешно! Дома у телевизора?

Отец истерично рассмеялся. Потом тихо добавил:

– Меня лишили самого дорогого.

Он встал с корточек и привлек Ингу к себе. Они сели на диван.

– Я с детства мечтал танцевать. В Риге, где я родился, всегда любили музыку, танцы. До сих пор помню, как мы с мамой ходили в парк и слушали национальный оркестр. Это было так красиво. Пам-пам-пам-пам… – напел отец. – Малыш, мне сейчас так плохо. Ты даже и не представляешь.

Он замолчал, уставившись прямо перед собой в одну точку.

– Пап! Пап! – потянула его за рукав Инга.

Но он не откликался, погрузившись в свои мысли.

Инга вспомнила тот день, и ей стало страшно.

Ее отца мгновенно вышвырнули из Большого. То же самое может случиться и с ней. В любой момент…


Она наскоро позавтракала, оделась. И поехала в Большой на репетицию.

В зале уже занималась Леночка Макарова. Все знали, что она обычно была в курсе последних сплетен и новостей, которые циркулировали по театру. Леночка – у нее русые волосы мышиного оттенка и острые черты лица – была посредственной балериной, но очень услужливой перед начальством. И это помогало ей сохранять свой репертуар при всех перестановках и реформах.

Инга кивнула ей, здороваясь.

– Инга! – Леночка бросилась к ней. – Ты знаешь последнюю новость?

– Большой ликвидировали? – попыталась отшутиться Инга.

– Нет. С театром пока все в порядке. Новость насчет тебя.

– А что такое? – Инга старалась ничем не выдать своего волнения.

– Говорят, «Семирамиду» закроют.

Инга почувствовала болезненный укол в сердце. В Большом шло всего два спектакля с ее участием. Один из них – «Семирамида». Неужели у нее отнимут его?

Невольно Инга вспомнила начало своей работы в Большом театре. Ей долго не давали танцевать главные партии. Приходилось браться за любую, даже не очень значительную роль. Она исполняла характерные танцы в операх «Кармен», «Иван Сусанин», «Князь Игорь», «Травиата». В балетах ей тоже выпадали второстепенные роли. Но она была рада и этому. И к каждому номеру готовилась с полной самоотдачей. Но внутри все время росло недовольство. Хотелось большего – танцевать главные роли. И только спустя несколько лет ей дали балеты «Весенний ручей» и «Семирамиду».

– Это слухи.

– Так ты слышала? – И Леночка жадно впилась в нее взглядом.

– Нет.

– А у меня точная информация.

– Откуда?

– Как говорят журналисты, «из конфиденциальных источников».

– Меня пока в известность не ставили.

– Ты что, не знаешь, как у нас делают? Поставят перед фактом. И все.

– Посмотрим, – уклончиво обронила Инга.

– И ты собираешься оставить все как есть?

– А что я могу сделать?

– Пойти к руководству и отстоять спектакль. Сказать, что они не имеют права так обращаться с дочерью великого артиста. Если это не поможет, написать письмо в Министерство культуры. Или в думский комитет.

– Мой отец здесь ни при чем! – резко сказала Инга. – Я не буду прикрываться его именем.

– Почему?

По тому, как посмотрела на нее Леночка, Инга все поняла. Та просто провоцировала ее на скандал. Если Инга поддастся на уговоры, то по театру пойдет слух, что Инга Мартинсоне собирается писать в Министерство культуры или в Думу. Возникнет конфликт… А ведь и без того Большой постоянно лихорадит. Не хватало еще одного скандала.

– Я ничего не буду делать.

– Но ведь отнимут же!

– Это касается только меня. Извини, я пришла репетировать.

Леночка удалилась разочарованная.

Про себя Инга усмехнулась. Никто же не гарантировал, что Леночка не является стукачкой. Отец в свое время много рассказывал дочке о стукачах из КГБ, которые были приставлены во времена застоя к каждому крупному артисту и персонально «пасли» их. Но и сейчас эта система никуда не делась. Только стала еще более изощренной. Артисты «стучат» начальству друг на друга с целью выбить себе новые роли. Надеются, что таким образом их старания будут оценены и замечены. Нельзя высказывать критику в адрес руководства – слова недовольства сразу доходят до начальства. Поэтому Инга старалась общаться со всеми нейтрально-вежливо. Если ее пытались вызвать на откровенность, она старательно избегала этого, стараясь, чтобы ее имя не было связано с очередным конфликтом или сплетней.

Ну уж нет! Даже если Макарова сказала правду, Инга Мартинсоне не будет унижаться и ходить по инстанциям. Просто бесполезно. Она ввяжется в бесперспективную войну, из которой выйдет проигравшей.

Когда она уже уходила с репетиции, к ней снова подлетела Макарова.

– А правда, что ты будешь выступать в театре? В драматическом?

Инга поморщилась. Ну везде свои уши!

– Это слухи. Такие же, как и закрытие моего спектакля.


Выйдя из Большого, она позвонила на сотовый Алексею Трофимову, режиссеру и сценаристу, который ставил драматический спектакль с ее участием. Хотела подтвердить время репетиции. Трофимов откликнулся мгновенно. Пророкотал в трубку:

– Инга, жду!

Балерина забежала домой, наскоро перекусила, переоделась. И пулей вылетела на лестницу.

Инга не знала, что через какое-то время дверь открылась. И кто-то зашел в ее квартиру…

Загрузка...