Русский медведь. Царь - читать онлайн

Глава 1

21 сентября 1701 года. Москва. Кремль

Дни летели совершенно незаметно. Вся Европа потихоньку охватывалась войной, гудя как какой-то безумный улей. Новый век нес новые проблемы Большой войны. В чем-то она была связана, в чем-то нет. Однако даже разгорающаяся с новой силой Северная война, несмотря на кажущуюся изолированность, была гармонично вплетена в ту борьбу за гегемонию в Европе, что началась с новой силой между старинными противниками.

Ловко выведя из игры Данию, Карл XII со смаком и определенным изяществом врубился в нежное тело Пруссии и Саксонии. Штаргардское сражение. Битва за Берлин. Осада Вербена. И капитуляция, полная и безоговорочная, со стороны Фридриха Вильгельма. А потом генеральное сражение при Люббене, в котором шведские войска наголову разгромили Августа Сильного.

Все. Коалиция, собранная против Швеции, оказалась полностью разгромлена.

Однако юный король отлично знал, куда побежал курфюрст Саксонии, не пожелавший повторять судьбу Фридриха. А потому не спешил почивать на лаврах, энергично собирая силы для по-настоящему серьезной битвы с русским медведем, каковым за глаза именовали Петра. Пруссия, Речь Посполитая, лояльные саксонские аристократы, Мекленбург-Шверин, Мекленбург-Стерлиц, Гольштейн-Готторп, наемные банды Северной Европы. За короткий промежуток времени Карл смог собрать весьма значительную силу. Все-таки слава Петра заставляла опасаться борьбы с ним в одиночку. Медведь все же, не трепетная лань.

– Итак, мой друг, – начал Петр после предварительных приветствий, – теперь, я надеюсь, мы сможем перейти к делам?

– Очень буду рад этому, – кивнул с натянутой улыбкой Август Сильный. – Как ты знаешь, Карл разбил мою армию…

– Я понимаю твое горе, но у нас, как тебе известно, есть одно неразрешенное противоречие.

– Речь Посполитая?

– Именно. Понятное дело, что Станислав Лещинский, оказавшийся на ее престоле по протекции Швеции, совершенно не устраивает честных людей. Ведь законно претендовать на эту корону можем только мы с тобой. И пока это недоразумение не разрешится, я не смогу пойти тебе навстречу.

– Дело это хорошее, – чуть подумав, произнес Август. – Но я не вижу решений. Нас двое, а корона одна…

– И кто бы ни надел ее, второй затаит обиду.

– Верно. И что ты предлагаешь? – все еще не понимая, спросил курфюрст Саксонии.

– Нет короны – нет проблемы, – улыбнулся Петр. – Я полагаю, что если мы упраздним корону и разделим Речь Посполитую между собой, это позволит разрешить все наши претензии.

– Вот ты о чем, – грустно усмехнулся Август.

– Понимаю, что тебе хочется получить всю Речь Посполитую, но…

– Но мне это не по силам, – завершил за него курфюрст, изобразив гримасу страданий на лице. – Не нужно таких намеков. Я прекрасно понимаю, что в сложившейся ситуации моя выгода будет уже в том, что я ничего не потеряю. В Саксонии шведы. Денег нет. Армии нет. Да и выбора в общем-то тоже нет.

– Выбор есть всегда, – улыбнувшись, парировал царь.

– Не в этом случае, – подавленно буркнул Август.

– Ну же, не расстраивайся.

– Что конкретно ты хочешь от меня?

– Не так много. Во-первых, я хочу, чтобы ты принял на себя королевскую корону. Да, да. Не удивляйся. Мне выгодно создание Саксонского королевства. Во-вторых, твой сын возьмет в жены мою дочь и прибудет в Москву для получения образования. Лучшего образования в Европе и, пожалуй, в мире. Тут ничего особенного нет.

– Ты хочешь взять заложника, гарантирующего мою лояльность в дальнейшем?

– Ни в коем случае. Я хочу заложить долгую и взаимную дружбу между нашими странами. Если наши наследники станут друзьями, то вряд ли пойдут друг на друга войной. Скорее напротив.

– Со свадьбой, я думаю, не будет никаких проблем, как и с обучением, – после небольшого раздумья произнес Август. – А вот с короной я не уверен. Леопольд может и не согласиться с нашим желанием меня короновать.

– Я с ним уже этот вопрос решил.

– Серьезно?!

– За небольшие территориальные уступки он готов признать твои притязания на королевскую корону. Даже более того – выступить инициатором и лично ее возложить на тебя.

– Какие конкретно земли ты ему предложил? Много?

– Краковское воеводство и анклавы в Спише.

– О да! Леопольд будет доволен, – усмехнулся Август.

– Вот и я рассудил, что он согласится.

– А что получу я? Хм, кроме короны и невестки.

– Мое хорошее отношение, – с лукавой улыбкой произнес Петр. Однако Август выдержал шутку невозмутимо, так что Государь продолжил: – Кроме того, герцогство Польша, в которое будут сведены земли Великопольской провинции упраздненного королевства, а также воеводство Сандомир и Варминское епископство.

– И все? – спокойно переспросил Август.

– Да.

– Ну и аппетиты у тебя, – покачав головой, отметил курфюрст.

– Мне врач прописал больше кушать, говорит, что я очень худенький…

– Как я понимаю, выбора у меня нет? – не приняв шутливой формы Петра, поинтересовался Август.

– Почему же? Ты можешь отказаться. Я не настаиваю. В конце концов, я вообще не планировал в ближайшие годы связываться со Швецией. Карл тактик, а не стратег. А потому рано или поздно свернет себе шею, загнав свое королевство в безумные долги. Если бы не твои интересы, то я продолжил бы спокойно делать свои дела, благо что внутри России их превеликое множество.

– А как же слава?

– Я никогда ею не прельщался. Ее, как известно, на хлеб не намажешь. А моя страна не так богата, чтобы заниматься восторженными глупостями, пусть и красивыми. Разумный прагматизм и рационализм – вот лучшие друзья государя.

– Хорошо, – после небольшой паузы произнес Август, – я готов принять твое предложение.

– Отменно, тогда давай скрепим это на бумаге. – С этими словами Петр легким движением руки открыл папку, сиротливо лежащую на столе, и передал Августу заранее подготовленные договоры в трех экземплярах.

– О! Я вижу, Леопольд уже поставил свою подпись… – удивился курфюрст.

– Конечно. Как же иначе я мог с ним все это согласовать? Даже карты пришлось рисовать с весьма доброй проработкой деталей. Иначе он не соглашался ставить свою подпись.

– А если бы я не согласился? – повел бровью Август.

– Маловероятно. Тем более что венским ювелирам уже заказали королевскую корону Саксонии. Ты представляешь, какие пойдут после этого слухи?

Август от этой мысли поежился, фыркнул и, стараясь не медлить ни единой секунды, бросился проставлять свою подпись на всех экземплярах договора и визировать прочие листы. Да, у него не было выбора. Но какого черта? Хорошее ведь предложение! Тем более что внутри у него разгоралось легкое, но такое приятное злорадство. В свое время при выборах короля эти жалкие, ничтожные шляхтичи чуть ли не открыто насмехались над ним, стараясь выпятить свою важность и родовитость. А теперь… Где они теперь? Капли чернил на кончике прекрасного стального пера решали их судьбу не хуже звонкой монеты или клинка.

– Раз уж мы теперь станем родственниками, то я хочу попросить тебя об одном одолжении, – произнес Август, завершив подписывать договор. – Отгрузи мне партию таких перьев, – кивнул он на то, что держал в руке. – Мои запасы остались в Дрездене… – Курфюрст лукавил. Таких перьев не было нигде, кроме канцелярии русского царя, но разве можно было просить иначе?

– Присылай посыльного, – благодушно отозвался Петр. – Я тебе еще и чернил новых дам да бумаги особого качества и чистоты. Во всем мире только у меня в канцелярии такие имеются.

Глава 2

4 мая 1702 года. Окрестности Минска

Мягкий, обволакивающий молочно-белый туман неохотно отступал, обнажая свежую зелень травы и далекие силуэты. Начиналось новое утро.

Петр вышел из штабной палатки и окинул взглядом позиции. Грамотно сооруженные редуты. Прикрытие из люнетов второй и третьей линий. Резерв, отведенный на два километра от передовой. Все было практически безупречно. Даже выспавшиеся солдаты, уже добрых полчаса ожидающие начала сражения на позициях. И тишина. Если, конечно, не считать за шум утренние трели каких-то птиц в ближайших кустах.

Август, вышедший следом, был нахмуренным и каким-то взъерошенным. Двадцать пять тысяч русского войска не вызывали у него никакой уверенности в победе. И это против ста тысяч Карла! Лишь стыд и честь не позволяли ему покинуть расположение армии союзника. Да и банальное желание «позырить». Все-таки какое-никакое, а уважение к Петру у него уже появилось за те полгода, что он прожил в Москве. Не мог такой продуманный человек так глупо идти на фактически само-убийство. Или мог?

Государь же, прочитав по лицу своего союзника эти мысли, вдохнул с какой-то блаженной улыбкой свежий утренний воздух и, чуть нараспев произнес:

– Приятно вспомнить в час заката любовь, забытую когда-то…[4]

– Что? – удивленно вытаращился на него Август, неплохо подучивший русский язык за это время.

– Полезно вспомнить в час рассвета, – назидательно смотря на курфюрста, заметил царь, – слова забытого поэта: Щедра к нам, грешникам, земля. А небеса, – произнес Петр, скосив глаза наверх с наигранным ужасом, – полны угрозы. И что-то там еще… тра-ля-ля-ля… А! Перед грозой так пахнут розы… – Август ошалело оглянулся, натыкаясь на улыбки и ухмылки офицеров штаба корпуса, прекрасно понявших весь юмор момента.

– Не понимаю…

– Мы знаем все, ведь мы не дети. Опасно жить на белом свете, – с улыбкой продолжил Государь, кивнув в сторону позиций Карла. – Но как не жить на свете белом, коль любишь жить душой и телом! – самодовольно похлопав себя по животу, отметил царь.

– Щедра к нам, грешникам, земля, – подхватил Меньшиков, догадавшись повторить припев.

– А небеса полны угрозы, – с наигранным сожалением добавил Петр, сокрушенно покачав головой.

– Кого-то там уже тра-ля-ля-ля, – хохотнул Апраксин.

– Перед грозой так пахнут розы… – жутко фальшивя, потянули уже человек десять из окружения Государя, а потом громко расхохотались. Лишь Август стоял совершенно потерянным, не понимая этого веселья.

Когда все успокоились, Август поинтересовался буквально шепотом:

– Что это было? Я ровным счетом ничего не понял.

– Урок на будущее, мой дорогой друг. Если командир теряет веру в свою победу, то и воевать не стоит. А потому, какой бы безнадежной ни была ситуация – встречай ее с улыбкой. Конечно, кто-то подумает, что ты тронулся умом, но иные, видя твое спокойное, благодушное настроение, заразятся уверенностью и станут сражаться, не оглядываясь постоянно и не думая об отступлении.

– Но ведь Карл нас вчетверо превосходит! Как тут сохранять спокойствие?

– Плохо считаешь. Ой, плохо! Вот смотри. Мы стоим в обороне, а Карл наступает. Так? Так. Значит, уже вдвое он нас слабее. Ведь мы на редутах все. Да при пушках. А ему через поле под огнем идти да картечными салютами нас не угощать. Видишь – уже не так страшно. Дальше идем. Видишь – все мои стрелки с винтовками, то есть бьют на пятьсот шагов, причем не абы как, а прицельно. На сколько бьют солдаты врага? На сто от силы. Если прицельно, то и того меньше. Вот и считай, что не у Карла, а у нас уже преимущество. Да почитай как вдвое или более. А еще можно по мелочи посчитать. Картечь добрая, бьющая вдвое дальше обычного. Резерв. Тяжелая артиллерия. Так что, друг мой, нет никакой причины для тревоги. Армия шведского короля хоть и велика числом, но против меня на этих позициях и выеденного яйца не стоит.

– Мне сложно в это поверить…

– И не нужно, – усмехнулся Петр. – Думаешь, я не видел, как ты метался, помышляя лишь о бегстве от войск? Я бы тебя давно отпустил, но то, что сегодня произойдет, лучше один раз увидеть, чем потом слушать в пересказах. Для пущей крепости нашей дружбы.

После чего царь снова прильнул к зрительной трубе, наблюдая за движениями войск противника…

Но вот спустя примерно полчаса пехота шведского союза наконец-то двинулась вперед. Ровные, словно выверенные по линейке, линии мушкетеров и фузилеров согласно лучшим идеям тех лет шли как на параде. Шеренга за шеренгой. Под барабанные ритмы и звуки флейты. И важно так, пафосно, словно не в атаку идут, а по бульвару прогуливаются.

– Вот ведь цирк, прости господи, – усмехнувшись, бросил Государь, после того как первая шеренга прошла отметку триста метров.

Но Август не успел удивиться этим словам. Так как буквально следом за ними все редуты окутались клубами сизого порохового дыма. Это заработали винтовки и легкие полковые пушки, угостившие наступающую пехоту пулями Минье и железной картечью. Добро так. От души. Солдаты так и посыпались на землю, словно спелые сливы.

Не прошло и двадцати секунд, как к этим медленно расползающимся и тающим клубам порохового дыма добавились еще. Потом еще. Еще. Еще… Уже через пару минут Августу показалось, что в этом дыме и треске, перемежающемся уханьем пушек, совершенно потонуло все. А солдаты шведской коалиции сыпались на землю с какой-то немыслимой скоростью. В его представлении от редутов не огонь велся, а какой-то губительный ветер дул, уносящий жизни несчастных. Лишь Петр откровенно скучал, скрашивая себе ожидание попыткой подсчитать хотя бы «на выпуклый глаз» количество поверженных врагов. Хотя бы офицеров.

Однако всему на свете приходит конец. Вот и совершенно доведенный до отчаяния и ужаса один из полков, насмотревшись на засыпанное трупами поле, психанул и, нарушив строй, бросился вперед, дабы скорее добраться до редутов. Очень несвоевременно. Так как оказался на короткое время в фокусе внимания, приняв на себя бодрый залп всего редута. Да еще соседи немного помогли. И это жуткое «дуновение» свинцового ветра в буквальном смысле слова смело полк…[5]

Это стало последней каплей.

То тут, то там, как одиночки, так и целые группы стали разворачиваться и убегать, стремясь как можно скорее выйти из зоны столь губительного огня. Причем нередко бросая свое оружие. Поэтому не прошло и минуты, как это печальное действо превратилось в натуральное и всеобщее бегство. Ну, то есть массовое организованное отступление под защиту резервов и орудий.

– Ну что, друг мой, ты доволен? – обратился Петр к совершенно ошарашенному Августу. – Помогло шведам и их союзникам численное превосходство?

– Нет… – с трудом выдавил курфюрст, хотя этот ответ дался ему очень тяжело.

– И не поможет, – усмехнулся Государь, после чего кивнул вестовому, ждавшему его отмашки.

Меньше чем через минуту дивизион тяжелой артиллерии изрыгнул из себя беглый залп увесистых шестидюймовых стальных гранат с ударным взрывателем. Да, эти пушки были несовершенны: коротки стволом, заряжались с дула куда более легкими снарядами, чем могли бы. Какие-то жалкие тридцать килограмм стальной оболочки, начиненной дымным порохом. Но эти гостинцы летели на три с половиной километра и по местным временам оказались чем-то безумным… запредельным по разрушительной мощи.

Бедные, несчастные шведские батареи. Сорок полевых пушек, безрезультатно обстреливавших чугунными ядрами земляные склоны редутов, оказались буквально сметены двумя апостольскими залпами[6]. Благо, что стояли очень плотно по практике тех лет, а дивизион тяжелой артиллерии заранее произвел все расчеты и имел карточки стрельбы…

Станислав Лещинский был при Карле и смотрел на поднимающиеся черные султаны земли с каким-то завороженным, мистическим восторгом, смешанным с цепенящим ужасом. Никогда в своей жизни он не видел ничего подобного… никогда.

Из состояния ступора его вывела оплеуха, настолько сильная, что пустила юшку.

– Что вы себе позволяете?! – взвился король Речи Посполитой, обнаружив перед собой герцога Фридриха Гольштейн-Готторпского. Однако возразить тот не сумел – шестидюймовый снаряд лег очень близко к ставке, отчего ударная волна завалила обоих. – Фридрих! – закричал Станислав, пытаясь выбраться из-под него. – Фридрих! Как вы смеете?!

Однако тот уже не слышал, смотря стеклянными глазами куда-то в вечность. Стальной осколок пробил ему затылок, обеспечив быструю, практически мгновенную смерть.

Грузному Лещинскому потребовалось время, чтобы выбраться из-под тела Фридриха, фактически спасшего ему жизнь. Но лишь поднявшись на ноги, он осознал весь ужас произошедшей трагедии: ставку накрыло двумя снарядами, отчего те, кто там находился, либо погибли, либо упали ранеными, за редкими исключениями. Скосило все руководство шведской коалиции, включая Карла XII, лежащего ничком с неестественно вывернутой головой и торчащими из спины обломками ребер.

Ужас, тихий ужас охватил короля, начавшего затравленно озираться. Но никто больше не тратил снаряды на испуганного одиночку.

– Ваше величество! – воскликнул подбежавший полковник. – Петр атакует! – С этими словами он махнул в сторону редутов, откуда по полю приближались не линии, а батальонные колонны противника. Причем не мерным шагом, а стремительно. По-суворовски. Хотя этого, конечно, Лещинский не знал.

Станислав окинул взглядом совершенно расстроенное войско, среди которого регулярно рвались снаряды, вздымая черные султаны земли… Да, наступало едва ли десять тысяч, но пушек, чтобы встретить их картечью, не было. Пехота деморализована и сбилась в испуганную толпу, то есть ни штыком, ни залпом встретить русских не сможет. Да что уж там – побежит еще дальше при их подходе.

– Выводи гусар[7]. Нужно остановить продвижение этих. – Он махнул на русскую пехоту.

– Слушаюсь, – кивнул полковник и направился к стоящей поодаль кавалерии, которую даже и не собирались вводить в бой, рассчитывая на успех пехоты.

Шесть тысяч гусар, сверкая белыми перьями и начищенными доспехами, двинулись вперед.

– Гусары, – произнес Август, задумчиво и вопросительно посмотрев на царя, который хранил самодовольное спокойствие. – Это ведь большая сила. Двадцать лет назад именно они смогли снять осаду с Вены, отбросив османские войска.

– Поверь, в современной войне успехи двадцатилетней давности ничего не значат. Впрочем, скоро ты и сам все увидишь.

Бабах! Ударила пристрелочным первая шестидюймовка. И спустя несколько секунд за ней остальные одиннадцать пушек, снаряды которых кучно вошли в нежное тело тяжелой кавалерии, строящейся для атаки. Как несложно догадаться, двенадцать тридцатикилограммовых стальных гранат, даже начиненных дымным порохом, взорвавшись в скученной толпе кавалеристов, наделали очень много самых неприятных дел. И, разумеется, об атаке после первого же накрытия все резко позабыли. Когда же пришло третье, обезумевшие от ужаса люди и лошади думали только об одном – как можно скорее убежать куда-нибудь подальше.

А от редутов выступил в поддержку пехоты тысячный полк русских гусар, сверкая серебристым металлом доспехов. В свою очередь строясь для атаки… Это стало последней каплей. Войска шведской коалиции окончательно дрогнули и побежали, бросая все.

– Вот как-то так, – отметил Петр, передавая зрительную трубу адъютанту. – Битва выиграна. Мы можем наступать дальше.

– Невероятно… – выдохнул Август, присев в растерянности на услужливо подставленный ему раскладной стул. – Этого просто не может быть…

В этот момент откуда-то издали стали доноситься выстрелы.

– Что это? – спросил вскочивший курфюрст. – Шведы контратакуют?

– Нет, что ты, – усмехнулся Петр. – Это мой полк конных егерей. Я ведь его еще по туману отправил обойти противника с тыла и встать гребенкой встречать отступающие войска.

– То есть?

– У них там сейчас, считай, тренировочная площадка – учатся стрелять по бегающим мишеням. Ну и в перезарядке на скорость упражняются.

– Вы добиваете бегущего врага?! – взвился курфюрст. – Как же так? Это… это не вяжется с порядками войны!

– Один очень умный человек сказал, что если враг разбит и отступает, то это поражение. А вот если разбит и уничтожен – то только в этом случае успех можно назвать победой[8]. И я не смею оспаривать сие здравое суждение.

Глава 3

21 июня 1702 года. Крепость Орешек

– Русские! Русские! – вбежал с криком адъютант.

– Ты спятил?! – заорал на него в ответ Густав Вильгельм фон Шлиппенбах, комендант крепости Нотебург, которую русские называли Орешек. – Почему без стука?!

Но именно в этот момент раздался раскатистый звук тяжелого выстрела и спустя совсем небольшой промежуток времени – страшный взрыв, от которого, казалось, все зашаталось вокруг…

– Какого черта?! – возмутился было комендант, но тут же осекся и, прихватив со стола шпагу, ринулся на стены.

Выбежав вслед за адъютантом, Густав Вильгельм быстро достиг невысокой крепостной стены, сложенной из камня, и стал разглядывать в зрительную трубу корабли, приближавшиеся с востока. Во главе эскадры шли четыре странных «утюга». Тяжеловесные, широкие, приземистые. Даже отсюда было видно, что построены они очень добротно и прочно. По бортам этих кораблей располагались вывешенные банки с огромными веслами – по восемь гребцов на каждое. Что еще больше увеличивало визуальную ширину судна. Но главное – спереди стояла одна довольно массивная пушка с какими-то непонятными приспособлениями вокруг.

И вот эти чудные корабли, имевшие едва ли три узла хода, остановились примерно в миле от крепости и начали заводить якоря. В самом же Нотебурге все стояли на ушах, готовясь к обороне. Ведь чуть вдали отчетливо проглядывал десяток легких галер, забитых под завязку солдатами. Что говорило о вероятном штурме, причем скором.

Однако дальше все пошло не так, как ожидали шведы. Могучие двухсотмиллиметровые нарезные пушки[9] оказались чем-то поистине чудовищным в представлении Шлиппенбаха, легко и просто простреливали все невеликое пространство острова. И перекапывая его восьмидесятикилограммовыми бомбами, которые, к удивлению, взрывались сразу, от удара, а не как обычно, пошипев запальной трубкой. Особенно страшно становилось, когда такие вот гостинцы попадали в немногочисленные здания Нотебурга, буквально разнося их в щебенку.

Прошли тридцать минут, которые, казалось, никогда не кончатся.

Густав Вильгельм выбрался из воронки и огляделся. Крепости больше не было. Кое-где все еще высились небольшие участки стены, но в целом в руинах лежало все, что только могло лежать. Ну и воронки… казалось, они были везде.

Он снял с головы парик, почерневший от грязи, и попытался его вытряхнуть. Безрезультатно. Впрочем, ему это было и не нужно. Густав Вильгельм хотел себя хоть чем-нибудь занять, хотя бы такой глупой и бесполезной работой. А эти страшные корабли потихоньку снялись с якорей и двинулись в сторону Невы, вероятно, намереваясь повторить свой успех в Ниеншаце. Разве что от кавалькады, что сопровождала канонерские лодки, отошли две малые галеры и устремились к Ореховому острову. Вероятно, чтобы добить остатки гарнизона.

В то же время. Копенгаген

Король Дании встревоженно вышагивал по залу.

Сведения об исходе Минского сражения будоражили его воображение. Карл мертв, как и большинство руководителей коалиции. Из-за чего разразилась натуральная истерия династических кризисов, поразившая побережье Балтики. Единственным руководителем коалиции, пережившим то сражение, оказался Станислав Лещинский, который не отличался особыми талантами. Кроме того, он бился в панике, собирая войска всеми правдами и неправдами. Страшный русский медведь его так напугал, что даже сто двадцать тысяч штыков, собранных со всей округи под обещания чуть ли не небесного царствия, не внушали ему уверенности…

– Посол России Петр Шафиров! – возвестил секретарь, слегка перепугав своим голосом датского короля, явственно так вздрогнувшего.

Недолгая церемония приветствия закончилась очень быстро, так как Фредерика просто распирало от любопытства.

– Ты был там?

– Увы, – покачал головой Петр Павлович.

– Жаль, очень жаль. А что, говорят, у царя появились новые пушки совершенно разрушительной мощи?

– Его личное изобретение, – с довольным лицом кивнул Шафиров. – А еще очень интересные винтовки. Замечательная вещь, скажу я вам. Что в бою, что на охоте. На пятьсот шагов прицельно бьют!

– Ого! А пушка?

– На три морские мили примерно. Причем снаряжается она исключительно бомбами с ударным запалом. Как о землю ударилась, так и взорвалась без промедления. Разрушения от такого взрыва совершенно чудовищные. Говорят, что шведские батареи они просто смахнули как назойливых мух с плеча.

– Потрясающе! А продаст ли их брат мой Петр?

– К сожалению, этих пушек и винтовок пока очень мало…

– Но в будущем, полагаю, подобное станет возможно?

– Разумеется, – кивнул Шафиров. – Однако я не могу ничего конкретного вам обещать.

– Вот как? Но вы ведь пришли на аудиенцию не просто так?

– Мой Государь Петр Алексеевич предлагает Дании вернуться в лоно союза. Англия и Голландия в этот раз не помешают.

– Вы уверены? – подозрительно покосившись, поинтересовался Фредерик.

– Во-первых, они вовлечены в серьезную войну с Францией. Настолько, что в сложившейся обстановке не рискнут сталкиваться еще и с Данией. Ведь у нее довольно внушительный флот. А им и французов за глаза хватает. Во-вторых, их объединяющая сила – Вильгельм – почил несколько месяцев назад, так что теперь Англия и Голландия не объединены личной унией. То есть могут действовать самостоятельно. В-третьих, в войну со Швецией вступил Петр – надежный торговый партнер Амстердама, владеющий немалой долей Голландской Ост-Индской компании…

– Все это домыслы, – скептически отметил король.

– Ваше величество, я прибыл к вам после консультаций с нашими голландскими партнерами. При соблюдении Данией определенных условий, они вмешиваться не станут.

– Вот как? Тогда это становится действительно интересно, – оживился Фредерик.

– Именно поэтому Петр и предлагает вам вернуться. Вы ведь хотите окончательно подчинить себе Гольштейн-Готторп? В случае победы над Швецией, которая теперь уже очевидна, он обещает вам эту землю в наследное правление.

– А Скорне?

– К сожалению, голландцы настаивают на том, чтобы датские проливы контролировали как минимум два государства. Тем более что вы присоединяетесь к коалиции в тот момент, когда совершенно ясно, кто победил в ней.

– Карл погиб, его армия разбита, но не Швеция.

– Это вопрос времени, – пожал плечами Шафиров. – Впрочем, решать вам. Петр рассчитывает, что ваш флот позволит скорее разбить шведов. Но это не значит, что он не сможет ее окончательно разбить без вас. Правда, в этом случае вы не получите герцогство…

– Я не сказал нет, – лукаво улыбнувшись, парировал король.

– Разумеется, – кивнул Шафиров. – Понимая сложность вашего финансового положения, мой Государь предлагает вам сделку. Ведь вам нужны деньги на войну, не так ли?

– Я весь внимание.

– Полагаю, вам известно, что Датская Ост-Индская компания находится на грани разорения.

– Да, она переживает не лучшие времена, – грустно произнес Фредерик.

– Восемьдесят две тысячи талеров долга, который с каждым годом увеличивается. И никаких шансов его погасить нет. Для нужд Дании просто не нужно такого объема товаров, который позволял бы компании не нести убытки. А торговля с другими странами затруднена из-за конкуренции с более оборотистыми Ост-Индскими компаниями. По нашим оценкам, Датская Ост-Индская компания в дальнейшем будет только ухудшать свое положение.

– Допустим. И что вы предлагаете?

– Мой Государь предлагает выкупить компанию в свою личную собственность.

– Но ведь компания принадлежит не мне. Как я получу с этого доход?

– Вы, как король Дании, можете санкционировать процедуру банкротства. Государь же не только обязуется покрыть все долги компании, то есть упомянутые восемьдесят две тысячи талеров, но и выплатить лично вам еще двести тысяч, если после процедуры банкротства компания вместе со всем движимым и недвижимым имуществом отойдет ему.

– Каковы сроки платежей? – оживился король.

– Упомянутые двести восемьдесят две тысячи талеров я уполномочен передать вам сразу после выправления всех документов. То есть эти сроки упираются в скорость работы законников, ибо деньги у меня с собой.

Нужно ли и говорить, что не прошло и недели, как Петр Павлович Шафиров расстался с обозначенной суммой, получив в свои руки с максимальным радением выправленные документы.

Спустя три недели. Амстердам

– Итак, господа, – произнес секретарь, начав совет директоров Голландской Ост-Индской компании. – К нам поступило предложение от царя Петра, представленное нашим гостем – господином Шафировым. Прошу вас, – он кивнул Петру Павловичу.

– Мой Государь приобрел Датскую Ост-Индскую компанию в свою личную собственность. Думаю, вам это уже известно. В связи с чем он просит принять ее как его вложение в дело компании.

– И на сколько он рассчитывает? – поинтересовался один из руководителей.

– На четыреста тысяч талеров. То есть хочет увеличить свою долю в общем деле до семисот тысяч.

– А земля?

– Она также отходит во владение компании. Купчая с перечнем движимого и недвижимого имущества Датской Ост-Индской компании прилагается. Согласно нашим подсчетам, не считая земли, это все можно продать не меньше чем за семьсот тысяч.

– Зачем же тогда Петр так дешевит?

– Он знает о ваших опасениях относительно увеличения своей доли, поэтому желает продемонстрировать определенную лояльность интересам компании. Авансом.

– У него есть какие-либо дополнительные условия?

– Присутствие в Амстердаме постоянного его поверенного для координации и открытие представительств компании в Москве и в Софии-на-Сахалине.

– Еще у кого вопросы есть? – поинтересовался секретарь после трехминутного молчания, в ходе которого участники совещания прикидывали выгоды и риски. – Тогда предлагаю голосовать по данному вопросу. Так. Так… Отлично. Господин Шафиров, я рад вам сообщить, что озвученное вами предложение принято. В течение недели, полагаю, мы сможем выправить все бумаги.

– Замечательно, – кивнул Петр Павлович. – В таком случае я уполномочен Государем передать компании приглашение на испытание нового транспортного средства – железной дороги.

– Можете пояснить, что это такое? – поинтересовался совершенно бесстрастно секретарь.

– Это будет особая дорога, позволяющая перевозить тяжелые грузы от устья Невы до устья Дона. Средний путь состава, грузоподъемностью как у флейта[10], по нашим расчетам, составит около 4 суток. Впрочем, особых подробностей я не уполномочен раскрывать. Государь не желает огласки раньше времени…

Глава 4

8 августа 1702 года. Окрестности Бреста

Станислав Лещинский потер шрам на щеке, оставленный пулей в битве под Минском, и слегка вздрогнул. Перед ним вновь, как и тогда, размещались редуты и люнеты. Жуткие, страшные. Но, к счастью, вдали не проступали те грозные пушки, натворившие столько бед. Да и вообще – русских было едва ли десять тысяч.

Король Речи Посполитой оглядел свое воинство, изготовившееся к сражению. Сто пятьдесят тысяч. В былые времена такое превосходство не могло вызвать даже тени сомнения в успехе. Но сейчас ему было не по себе. Хотя он радовался. Сильно радовался тому, что Петр разделил свои невеликие силы и, по донесениям, направился в Ливонию, надеясь, что и десяти тысяч хватит для завершения дела в Речи Посполитой. «Удача! – пульсировало у него в голове. – Ведь это настоящая удача!»

Но тянуть далее не было нужды, поэтому Станислав кивнул, и пехота двинулась на редуты, стоящие небольшим уступом.

Полковые пушки русских заработали с тысячи шагов, открыв огонь ядрами, но с весьма скромным успехом – низкая начальная скорость не давала им пускаться вскачь, прыгая по земле[11]. Что внушало уверенность и радовало. Однако примерно с пятисот шагов открыла огонь пехота из своих грозных винтовок, ощутимо начав прореживать шеренги наступающих войск. А с трехсот – ударили картечи, прорубающие целые просеки…

Станислав предпринял три попытки штурма укрепленных позиций русских, но его войска неизменно отходили с колоссальными потерями. Даже до редутов дойти не смогли.

Смеркалось.

Лещинский с грустным видом сидел в своей палатке и думал о том, как ему выкручиваться. По предварительным оценкам, его армия потеряла около пятнадцати тысяч человек, оставшихся лежать на подступах к редутам. И нужно было что-то срочно придумывать, дабы не сточить всю армию об этот крошечный камешек.

А рядом несколько старших офицеров подбивали его завтра учинить дуэль артиллерийскую, благо, что пушки у него есть. Причем не просто так, но в качестве отвлекающего маневра, чтобы войскам скрытно обойти позиции русских, зайти им в тыл и решить все дело решительной атакой.

– Но ведь там только узкая дорога и неудобья сплошные!

– Даже если несколько рот пройдет, это вызовет переполох у них и позволит нам атаковать во фронт без столь ужасного и губительного обстрела. Предлагаю послать кавалерию. Атаковать редуты во фронт все равно ей нельзя.

– Хотите дать возможность нашим гусарам взять реванш за позор под Минском? – усмехнулся Лещинский.

– Почему нет? Они с радостью поквитаются за обиду…

В общем, наутро, после того, как туман рассеялся, сто семнадцать пушек начали обстрел редутов. Войска же отдыхали. Лишь ближе к полудню доложился артиллерийский офицер: русские себя очень странно вели – не отвечали, хотя могли.

Послали лазутчиков.

– Проклятье! – взревел Лещинский, когда ему донесли о том, что полдня его канониры жгли порох, расстреливая муляжи и земляные валы, в то время как русских на позициях нет, и, судя по всему, с ночи. А ведь сводная армия коалиции уже расположилась лагерем, полагая простоять как минимум трое суток. Нужно было срочно срываться и догонять.

Как несложно догадаться, это обстоятельство породило беспорядки, которые всегда происходят при попытке резко поменять планы. Да что беспорядки. Натуральный бардак! Ведь его армия состояла во многом из совершенно недисциплинированных войск Речи Посполитой, портящих своим присутствием даже дисциплинированную прусскую пехоту. Так что лишь на утро следующего дня удалось организовать преследование.

И сразу же начались неприятности.

Оказалось, что, отступая, русские раскидывали по дороге «чеснок»[12], да не сплошными полями, а маленькими островками. То тут горсть этих маленьких вредителей бросят, то там. Из-за чего резко снизилась скорость движения войск. Станислава это обстоятельство привело в натуральное бешенство. И, казалось бы, вновь ухватившись за хвост удачи, он с раздражения ощутил в руке несколько куриных перьев.

Дальше – больше!

Ближе ко второй половине дня начали встречаться совершенно ужасные вещи – направленные фугасы. Хотя, конечно, никто не знал, как это правильно называется. Так вот – некоторые холмы и склоны рядом с дорогой иногда взрывались, осыпая преследовавших русских войска градом мелкого камня. Потери это причиняло невысокие. Все-таки войска довольно сильно растянулись. Но нервировало это неимоверно. Особенно в связи с тем, что никак не получалось узнать, как это все работало. Тайники в земле, где отсиживались подрывники до наступления темноты, надежно хранили свои секреты.

Взрывы, «чеснок» и безумная медлительность выводили Лещинского из себя. Он даже заснуть не мог, дергаясь и переживая. Пропал его знаменитый аппетит.

Станиславу жутко хотелось догнать эту ничтожную группу русских и втоптать в землю. Но он не мог. Физически не мог. Слишком мало в этой округе достойных дорог. Леса да болота. Вот и приходилось ему топтаться на месте под мелкими, пакостными ударами русских.

Но наконец, на седьмой день преследования, когда не только король, но и вся армия уже были доведены до белого каления, началось поле, которое запирали редуты с теми самыми войсками. Надо ли говорить о том, каких усилий стоило Лещинскому накопить войска перед началом атаки, не допуская горячие головы в бой сразу же.

И вот – знаменательный день, точнее, утро шестнадцатого августа!

Сто тридцать тысяч солдат и офицеров выстроились напротив русских редутов с единственным намерением – пленных не брать. Вообще. Они хотели отомстить за эту жуткую неделю, унесшую порядка пяти тысяч человек, и те страхи, которых они натерпелись.

Станислав важно кивнул, понимая, что теперь его пехота не остановится, и началась атака.

Не желая выделять какие-либо резервы, он двинул вперед сразу всех мушкетеров и фузилеров, широким фронтом приближающихся к позициям противника. Стремясь как бы их охватить. Зайти во фланги, которые как будто специально выглядели такими беззащитными… Сто тысяч в едином порыве двинулись вперед.

Дистанция восемьсот шагов. Земля вспучивается от серии взрывов, и в лицо наступающим войскам летят камни направленных фугасов, выкашивая целые роты. Но это только добавило бешенства. Ненависти.

Пятьсот шагов. Новая волна взрывов направленных фугасов.

Вот заработали винтовки русских.

Вот стали ухать картечи.

Но наступление продолжается.

Ненависть. Бешенство. Ужас. Все перемешалось в солдатах. Они хотели только одного – дотянуться до своих врагов. Их нежных тел, что так стыдливо укрывались редутами. И рвать их, раздирать голыми руками, зубами… Наслаждаясь болью и смертью.

Сто шагов – новая, сдвоенная волна взрывов, идущая по отметке ста и двухсот шагов… Но дым развеялся и, к удовлетворению Лещинского, его пехота продолжила наступление, несмотря ни на что.

И тут случилось то, чего он боялся больше всего, – на его батареях, развернутых больше для порядка, начали рваться снаряды. Да, да. Те самые снаряды, поставившие жирную точку в Минском сражении.

Станислав затравленно оглянулся и с ужасом увидел, как по дороге, с которой еще недавно втягивались его войска, движутся русские. Теми самыми непривычными колоннами и явным намерением атаковать.

Бах! Бах! Бабах! Ухали тяжелые разрывы, обильно осыпая остатки батарей и кавалерийские порядки землей с осколками.

Бух! Рванул снаряд совсем недалеко от короля, и что-то толкнуло его в шею. Не очень сильно. Вроде как ком земли. Он потянул руку его стряхнуть и замер… поняв, что в руку бьет пульсирующая струя крови. Смерть… Потекли его последние секунды. Но никаких мыслей не посетило его в этот момент. Ни сожаление, ни воспоминания о прожитых, наиболее ярких моментах жизни. Только цепенящий ужас, парализовавший всю его волю. Стремительно нарастала слабость, вялость. А потом, когда стало темнеть в глазах, король усмехнулся, поняв, что это – конец. Совсем. Окончательно…

Август стоял с Петром на небольшой наблюдательной площадке, сооруженной на дереве, и наблюдал за ходом сражения. Теперь, после Минска, он уже не сомневался в победе. Даже не понимая, как этого добьется союзник. А потому ему было очень любопытно.

Вот прозвучал сдвоенный взрыв фугасов, приласкавших пехоту противника с фронта и тыла. Вот открыл огонь дивизион тяжелой артиллерии, накрывая ставку, кавалерию и батареи. Вот зашипели легкие пусковые установки, отправляя в воздух сотни небольших ракет[13], ставших последней каплей в разгроме наступающей пехоты коалиции. Их взрывы были ничтожны. Но дымный след и звук полета добили психику союзной пехоты окончательно. Они побежали. Правда, вот еще не решили куда. Вокруг поля густой лес, болота да россыпи «чеснока» по опушке. А обе дороги запирают русские войска и кавалерия Петра, готовящаяся завершить разгром…

Глава 5

21 августа 1702 года. Варшава. Королевский дворец

Петр стоял у окна и смотрел на проплывающие где-то вдалеке кудрявые облака. Его переполняла радость, хоть и приходилось сдерживать всемерно. Шутка ли – две тяжелейшие битвы против значительно превосходящего противника удалось с блеском вы-играть!

– До сих пор не могу поверить, что мы победили, – произнес Август, сидящий в кресле за спиной царя. – Слишком несоразмерны были силы…

– Но все же мы смогли это сделать, – усмехнулся Государь, присаживаясь напротив.

– Уже известны потери? – поинтересовался курфюрст Саксонии. – Признаться, мне каждый раз казалось, что у тебя какие-то заговоренные солдаты, которых ни сабля, ни пуля не берет.

– К сожалению, это не так. Шестьсот двенадцать убито. Триста семьдесят покалечено. И четыре тысячи сто пятьдесят ранено. Полагаю, что они вернутся в строй в течение года, максимум двух.

– Учитывая масштаб сражений, можно считать, что и не было потерь…

– Да, но по деньгам это бьет солидно. Вдов на пенсион необходимо взять да стариков с детьми. Увечных пристроить на какие-либо должности, чтобы прокормить себя могли. Но тут проще – фортов у меня много, рабочих мест в достатке, особенно на удаленных рубежах. Да и просто раненых нужно толком вылечить да восстановить, полностью оплатив все без жадности и крохоборства.

– Но для чего такая забота? – удивился Август.

– Богоугодно это. Он, – Петр посмотрел на потолок, – ведь все видит. И если ты не заботишься о своих людях, то запросто можешь лишиться удачи в бою и делах. А это – последнее дело. Поэтому я таким правилам следую неуклонно.

– А откуда ты это знаешь?

– Ты разве не слышал, кто был моим учителем? – с удивлением выгнул брови царь.

– Но ведь легенда… – слегка опешил курфюрст.

– Отнюдь. Другой вопрос, что кричать об этом на каждом углу я не спешу. Но ведь ты – мой брат и друг. Тебе сказать можно.

– И какой он? – после пары минут задумчивости спросил Август.

– Очень спокойный и мудрый. Тогда мне казалось, что его из внутреннего равновесия даже всемирный потоп не выведет.

– А… – начал говорить курфюрст и осекся, так как понял, что не может подобрать слова.

– Ты хочешь узнать, какое христианство он назвал истинным? – усмехнулся Петр.

– Да, – несколько растерянно произнес его собеседник, явно переживая.

– Не волнуйся, он отметил, что мы все тут занимаемся ерундой. Все отличия – это не более чем условности, нагроможденные духовенством. Там, наверху, на подобные игрища смотрят с умилением. Поэтому я постарался максимально дистанцироваться от всех этих духовных ристалищ. Вон у меня в православии натуральный раскол. Одна толпа фанатиков пытается выдрать бороды другой. И мне, если честно, нет до этого никакого дела. Пусть хоть все волосенки друг другу выщиплют.

– Но ведь нельзя же вообще уйти в сторону. Они обязательно развяжут бойню!

– Верно, – кивнул Петр с улыбкой. – Поэтому я отнял у них острые предметы и приказал договариваться, выступив гарантом того, что никто никого убивать не станет.

– Непросто это все…

– А кому и когда было просто? – усмехнулся царь. – Вот нашим врагам, к примеру. Мои потери ты уже знаешь. Капля в море, хоть и дорого. Шведская же коалиция только усопшими потеряла девяносто две тысячи человек. Ты представляешь? Ужас! Почти сто тысяч легло в могилу!

– Боже…

– Вот им теперь по-настоящему сложно. Ведь вместе со столь значительной армией погибло все их высшее руководство и практически все офицеры. Кому у них теперь собирать под свои знамена полки, ума не приложу. И это только убитые. А еще почти тридцать тысяч пленных… Да по лесам окрестным неизвестно сколько сгинет. Это не считая почти двухсот пушек, свыше ста пятидесяти тысяч ружей, огромных запасов пороха, свинца, ядер, картечи, провианта и так далее. Очень страшный удар.

– Скажи мне пару лет назад о подобном – не поверил бы, – покачал головой Август.

– Нам же сейчас главное – не получить головокружение от успехов. У меня, считай, двадцать тысяч. При этом они охраняют тридцать тысяч пленных, почти поголовно солдат. Плюс ловят по округе «шатунов». А ведь ты без армии вообще. Нужно идти Саксонию и Пруссию вызволять, снимая шведские гарнизоны. Да к Ливонии приступать. Все не так уж и радужно. Слишком мало людей.

– Насчет Саксонии не переживай. Если дашь мне эскорт, то я довольно быстро восстановлю там власть.

– Полка гусар хватит? Они мне тут особенно не нужны, а выглядят внушительно.

– Вполне, – уверенно кивнул Август, уже прикидывая свой маршрут…

Не откладывая в долгий ящик, уже на следующий день курфюрст Саксонии отбыл с эскортом в родные пенаты. А Петр остался на хозяйстве в самом прямом смысле этого слова. Спешить ему было уже некуда. Теперь, после этого разгрома, требовалось, чтобы слухи в стремительно обрастающих подробностях добрались до вражеских гарнизонов. Ну а потом это блюдо должно было немного потомиться под крышкой на малом огне, доходя до готовности сдаться при первом появлении русских войск. В таком деликатном деле спешить было совсем не нужно.

Ну а пока царь решил сделать ход конем в отношении военнопленных.

Отпускать по домам их было нельзя – тридцать тысяч солдат, на его взгляд, казалось слишком щедрым подарком врагу. Но и держать такую прорву людей во временных концентрационных лагерях – не лучшая идея. Тем более что скоро зарядят дожди и начнутся холода. И так уже слишком многие умерли на этой войне, чтобы приносить в жертву еще и этих бедолаг. Поэтому он сделал им предложение, от которого они не смогли отказаться, то есть предложил выбор. Всего два варианта. Первый – они так и остаются в концентрационных лагерях до конца войны. Второй – они присягают ему на верность, после чего пять лет работают на строительстве канала, уча русский язык. После чего получают не самые малые земельные наделы в новых владениях России, что раскинулись к северу от Черноморского побережья. Да все необходимое для освоения на месте, но не бесплатно, а в лизинг. То есть аренду с возможностью выкупить в рассрочку. Ну и, само собой, во время работ на канале он обязуется их нормально кормить, одевать, лечить и прочими способами оберегать. Как-никак – они становятся его подданными.

Надо сказать – очень щедрое предложение. Практически никому из этих солдат в их «старой жизни», то есть до плена, ничего подобного не светило даже в перспективе. Так что степень воодушевления бывших пленников оказалась очень велика. Ладно они теперь служили самому победоносному правителю мира, как они считали, так ведь и весьма щедрому. Вкупе это дало возможность отправлять их на Ладогу по мере формирования строительных рот практически без охраны. Один-два переводчика-инструктора, и все. Люди не то что разбежаться или взбунтоваться не желали, они рвались заслужить свою землю. Они стремились к своей мечте, которая вот-вот окажется у них в руках. Поэтому, даже если бы шведские войска попытались их освободить, то еще неизвестно, кто больший дал бы им отпор, русские войска или пленники, почувствовавшие, что у них пытаются украсть мечту.

Впрочем, были и те, кто гордо отказался. С ними Петр особенно церемониться не стал, сформировал особый лечебно-оздоровительный отряд и отправил в свинцовые рудники Новой Земли. Им ведь никто не обещал, что отбывать свой срок они будут в июле и обязательно в Крыму. Разрулив таким изящным образом проблемы с огромной массой пленных, к вящему удивлению своего окружения. Шутка ли – пленники, уходящие на изнурительные строительные работы, радостно приветствовали Государя. Искренне. Так вот. После отправления последней роты Петр занялся «духовным обогащением» России вообще и Москвы в частности. А именно грабежом.

Конечно, он старался прикрывать столь благородное дело изящными манерами. Ну, там, выправляя купчие и дарственные. Но не будем лукавить. Петр нагло и бессовестно обдирал великопольское дворянство и духовенство. Скульптуры, картины, гобелены, древние книги, необычные всякие сундучки, кубки, древние доспехи и так далее. В общем – все, что могло составить экспозицию музеев. Исключением оказались разве что иезуиты, которых Петр демонстративно не трогал. А те за определенную мзду помогали укрывать ценности. И, само собой, половина взносов отправлялась в Москву… на укрепление дружбы между орденом и русским царем.

Не всем пришелся по вкусу этот грабеж. Но шляхта помалкивала, не смея даже вслух озвучить свои мечты, даже в кругу друзей. Минская, а затем и Брестская битвы очень красочно расставили точки над «i». Мало того, в варшавской среде появилось немало тех, кто стремился поквитаться со своими старыми врагами, натравливая на их богатства Петра.

Августу такое положение дел было известно, но он только лишь усмехнулся. Слишком сильна была его обида на шляхту за свинское отношение к нему во время выборов короля. Париж отсыпал чуть-чуть звонких монет, и все – эта продажная кодла оказалась готова на все… Кроме того, он не собирался переносить столицу своего будущего королевства из Дрездена. А потому был благодарен Петру за то, что тот подсказал, что нужно сделать с этими «подданными», когда они таки окажутся в его власти. Дрезденский музей, безусловно, будет достоин того, чтобы ради экспозиции ободрать до нитки этих проклятых магнатов и заносчивых шляхтичей. Ну, то есть забрать все то, что не успеет вывезти Петр. Да и иезуитов он щадить не станет, так как лично у него с ними никакой дружбы нет…

Глава 6

10 ноября 1702 года. Вена

– Война… кругом война, – с искренним сожалением покачал головой Леопольд[14].

– Милый, не мы ее развязали, – сочувственно ответила супруга Императора Священной Римской империи Элеонора[15].

– Все так, – кивнул супруг, – но многие связывают ее с нашими амбициями. Особенно сейчас, когда начатая при поддержке союзников драка в наших северных владениях повернулась столь неожиданно.

– Да, Петр нас всех снова удивил и показал, что его успех в Крыму был совсем не случаен. Похоже на то, что у нас появился в союзниках еще один Евгений Савойский, а пожалуй, и куда более интересный полководец. Ты помнишь его письмо, переданное через посла?

– О да! Я даже и не знаю, кто так опись ведет. Карты обоих боев с диспозициями и эволюциями. А подробные какие! Численный состав вплоть до последнего нестроевого! Полагаю, что этих вещей и сами шведы с поляками не знали. Ты представляешь, насколько хорошо работают его лазутчики? Сейчас спроси у наших генералов, сколько и каких у них людей, так они лишь пространное что-то смогут озвучить.

– Я тоже на это обратила внимание… – задумчиво кивнула Элеонора. – И это меня натолкнуло на мысль о том, что он в курсе всех наших дел, связанных с Марией и его нынешней супругой…

– Тогда как понимать его поведение?

– По всей видимости, Петр посчитал сделку выгодной и подыграл нам, слегка поторговавшись с Людовиком. Вспомни – он ведь значительно увеличил сумму приданого.

– Сделку? – удивленно переспросил Леопольд. – Признаться, я его иногда просто перестаю понимать. Ведь это его супруга!

– Конечно. И он сохранил ей жизнь, поломав и наш, и французский сценарий. Мало того, на текущий момент она уже настоятельница Новодевичьего монастыря и одна из самых влиятельных фигур в Русской православной церкви. Он открыто не стал нам противоречить, а, как гибкая ветка, скинув снег в нужное место, выпрямился и продолжил свой путь к солнцу. И супругу сохранил целой и здоровой, и деньги получил немалые, и право на престол Речи Посполитой приобрел.

– А что Мария? Неужели она довольна своим положением?

– О, так ты не знаешь? – улыбнулась Элеонора. – Девушка ведет вполне светский образ жизни. Ввела моду на весьма изящные духовные наряды нового покроя. Да и общение с бывшим супругом, насколько я знаю, у них более чем тесное. Кроме того, ее наравне с Анной постоянно видят в лечебно-оздоровительном комплексе, где Мария щеголяет в таких же откровенных нарядах. Полагаю, что у нее все хорошо. Не удивлюсь, если она знает о той угрозе, которую избежала, и довольна тем, что вместо могилы сменила престол на довольно высокое положение в церкви.

– Женщина в христианской церкви не может занимать высокое положение, – поправил ее супруг.

– Мария уже смогла. В частности, она выполняет функции заместителя патриарха по всем женским монастырям и пу́стыням, курируя их. Учитывая очень хорошие отношения с Петром, к которому она вхожа не только в кабинет, но и в постель, да помня о детях, рожденных ему, Мария де-факто является вторым лицом в Русской православной церкви. Уверена, что царь бы ее и выше поднял, но должность патриарха этого не позволяет.

– Я этого не знал… – хмыкнул Леопольд. – Довольно неожиданно. А откуда тебе это стало известно?

– У меня с ней личная переписка. Она очень милая особа.

– И что, Мария прямо так и говорит о том, что делит ложе с царем?

– Нет, конечно, но она довольно неопытна и о таких вещах я догадалась по косвенным признакам.

– Это все неточно, – пожал плечами Император. – Только догадки…

– Разумеется. Но ведь они многое объясняют. Не так ли?

– Если все так, то… что, на твой взгляд, Петр будет делать дальше?

– Повторять успех Крымской кампании. Полагаю, что на брак с Татьяной он согласился не только из-за денег, которые ценит, но и из-за определенных планов в отношении Речи Посполитой. Что и подтвердил Московский договор. Он будто знал о том, как будут развиваться события. Но откуда? Даже мы были не в курсе того, что затевалось на севере. Получается…

– Да, я с тобой согласен, – кивнул Леопольд с весьма озадаченным видом. – Получается, что его лазутчики очень талантливы. А операцию по разжиганию войны на севере Священной Римской империи англичане готовили уже давно. Чертов Вильгельм! Но мы пока не можем ничего им сделать. Без их флота Франция сильно осложнит наше положение. Пока только граф Мальборо со своими кораблями удерживает Людовика от успеха в Средиземном море. С ними не стоит ругаться.

– Хочу добавить, – улыбнувшись, отметила супруга, – нам с ними не стоит ругаться. Но разве это мешает подтолкнуть Петра сделать какую-нибудь гадость Лондону? Помня о том, что наш друг большой выдумщик, англичанам мало не покажется. Тем более что сам царь во внешней политике делает ставку на Голландию, а ее уния с Англией, слава Богу, прекратилась. И, скорее всего, уже не возобновится.

– Мысль хорошая. Но как ты это представляешь?

– Мы можем поделиться сведениями наших агентов о планах англичан на Балтике.

– Ты полагаешь, что Петру они неизвестны?

– Но ему не известно то, что мы разочарованы в таком союзнике и не будем против, если царь сможет найти какой-либо изящный способ ему досадить. Мало того – наша благодарность выразится… хм… в чем она выразится?

– Он любит деньги. Пусть в них и выразится или в чем еще ином на его усмотрение.

– Да уж… мне даже немного жаль англичан, – усмехнулась Элеонора. – Главное, чтобы он не спешил и они успели как можно сильнее потрепать флот французов. А то еще занервничают, из войны выйдут.

– Разумеется, – кивнул Леопольд. – Меня, конечно, радует будущая месть англичанам, но… Все это как-то мелко. Вот если бы Петр продал нам новое оружие.

– Он его пока никому не продает. Даже союзникам по Северной войне продал только трофейные ружья и пушки, которые, разумеется, ему самому совершенно без надобности.

– Понятно, что он не хочет так рисковать. Но все равно ведь рано или поздно все европейские державы смогут сделать что-то аналогичное. Тем более что удалось получить несколько образцов.

– Только лишь винтовок. К новым пушкам и ракетам мы даже подобраться не можем. Да и винтовки… ты же видел отзыв наших мастеров. Такие поделки, на их взгляд, можно делать только штучно. Кроме того, тот порошок, который взрывается от удара в… хм… капсюле, нам неизвестен. То есть пока мы его можем только покупать у Петра за весьма значительную плату.

– Химики обещали разобраться с ним довольно скоро.

– Это было бы неплохо, но подумай, неужели мы сможем скоро наладить его выпуск в нужных объемах? Помнишь оценку той же винтовки? Боюсь, что наш друг слишком далеко продвинулся в таких делах. Быстро не догнать. Поэтому я предлагаю как можно теснее с ним сотрудничать и дружить, в надежде договориться.

– Не нравится мне все это… – после минутного раздумья проворчал Леопольд. – Слишком быстро растет сила этого юного царя.

– Ты прав, – согласилась Элеонора. – Если бы мы пребывали в мире, а Франция с Англией не угрожали нашему владычеству, то да, нам следовало бы его попридержать. Может быть, даже отравить. Но сейчас складывается такая ситуация, при которой против нас сплачиваются многие европейские державы. Они хотят разорвать наши владения на куски, лишенные того могущества и влияния, которое имеем мы. Поэтому Петр нам нужен. Кроме того, тебе ли не знать, что сильная армия быстро приходит в упадок, если за ней не стоят большие деньги? Российское царство бедно как церковная мышь. Или ты думаешь, Петр такой крохобор, что бросился за звонкими монетами из одной чистой страсти? Отнюдь. Он очень спокойный и рассудительный человек. Другой вопрос, что полученные им деньги за брак с Татьяной оказались немногим меньше тех средств, что он за год собирает налогами, таможенными сборами и прочими средствами в казну государства.

– Но его торговля…

– Это его личное, частное дело, которое он активно привлекает к своим государственным делам. Но она никак не связана с казной. У России очень мало промышленников и купцов, а те, что есть, весьма умеренны в своих возможностях. А значит, к долгому, серьезному противостоянию она не готова. Наверное, ты и не читал, но я ознакомилась с материалами о Ливонской войне, что вел полтора века назад другой русский царь. Поначалу все было хорошо. Сильная русская армия смяла всех своих противников играючи. Но чем дальше усугублялось затяжное противостояние, тем сильнее сказывалась слабость финансов России. Да настолько, что в конце концов разорила царство, вынудив заключить позорный мир. Петр это отлично понимает. Именно поэтому он не раздувает армию, ограничиваясь малыми силами и своим талантом. Из-за этого он старается проводить быстрые кампании… Уверяю тебя – Россия, конечно, набирает силу, но ей еще очень долго будет невозможно тягаться с нами в серьезной, затяжной войне. Поэтому твои страхи напрасны. Не говоря о том, что столь одаренные правители рождаются очень редко. Без него много ли она стоит?

Глава 7

19 января 1703 года. Стокгольм

– Ваши высочества, – Арвид Горн[16], кланяясь шведским принцессам[17], вошел в небольшой скромный кабинет, специально выбранный для аудиенции ему, дабы подчеркнуть негативное отношение к этому человеку.

– Что вас привело к нам? – сухо поинтересовалась София, игнорируя необходимое по этикету ответное приветствие.

– Война. Она всех нас последнее время заботит.

– Что, и вас тоже? – с издевкой спросила Элеонора, подпустив максимум яда в голос.

– К сожалению, – игнорируя тон венценосных особ, ответил Арвид. – Кабинет министров в полной растерянности.

– О! А он когда-то был собран? – снова съязвила София.

– Его величество погиб, как и все его венценосные союзники. Наша союзная армия разгромлена с какими-то ужасающими потерями, в то время как дела у Петра изрядны. Дания вернулась в войну и нанесла нашему флоту поражение возле острова Готланд. Разве это вас не смущает?

– Это война, – отрезала Элеонора. – В ней всегда кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает.

– Да, но сейчас проигрываем мы.

– Я слышала, что у Петра очень маленькая армия…

– Ему ее хватило, чтобы разгромить в четыре-пять раз превосходящие силы. И что самое прискорбное, наша казна пуста. Едва хватает денег для ремонта кораблей.

– Паникер! – взвилась София.

– Мы проигрываем эту войну, – холодно одернул ее Арвид. – И это факт. А потому, выражая общее мнение, я хочу предложить вам свести урон от нее к минимуму.

– Тогда не томите… – фыркнула Элеонора. – Что за гадость вы там придумали?

– Супруга царя Петра Татьяна отошла в лучший мир родами. А он сам ныне холост. Я позволил себе поднять вопрос и получил одобрение большинства для установления династического союза наших стран.

– Что?! – воскликнула, задыхаясь от возмущения, София.

– Одна из вас должна выйти замуж за Петра и позволить примирить короны личной унией.

– Да как ты смеешь?! Мерзавец! Негодяй! Этот дикарь убил моего мужа и брата под Минском! А потом и сына, который не пережил бегство… Ты что, хочешь, чтобы я вышла замуж за это кровожадное чудовище? – София просто пылала от переполняющих ее эмоций.

– Вы наследная принцесса, – с явным железом в голосе произнес Арвид. – И никого не волнует, хотите вы идти за Петра или нет. Если это позволит избежать трагедии, то вам надлежит подчиниться. И рожать ему детей, как это положено добропорядочной супруге.

– Я наложу на себя руки, – дрожащим от злости голосом прошипела София.

– И я, – спокойнее, но тоже раздраженно ответила Элеонора. – Вы можете попытаться нас заставить, но нам обеим будет легче умереть, чем подчиниться. Пусть лучше нас лишат всех прав и вышлют из страны, а Петра изберут новым королем, но ни я, ни моя сестра никогда не пойдем с ним под венец.

– Вы готовы ради своей гордости увидеть Стокгольм в огне? – спокойно спросил Горн.

– Стокгольм? При чем здесь он?

– Петр будет воевать с нами до тех пор, пока Англия увлечена Францией и дележом испанского наследства. Это вряд ли скоро закончится. Нотебург и Ниеншац стерли с лица земли его ужасные пушки. А в Балтийское море вошли знаменитые черноморские каперы, так здорово пощипавшие османов несколько лет назад. Дания блокирует свои проливы. Наш флот слишком слаб, чтобы с ними справиться. Полевой армии нет…

– У Петра нет флота. А Дания не станет ему так открыто помогать. Ведь в Готландском сражении им тоже досталось. Пиррова победа Дании не нужна.

– Но разве это помешает Петру занять нашу Померанию и прочие владения в германских землях, а также Ливонию и Финляндию, одно-временно с этим беззастенчиво вырезая все, что плавает под шведским флагом?

– А наш флот разве не сможет справиться с этими жалкими пиратами? – удивленно спросила София.

– Это будет непросто… – начал было говорить Арвид, но был перебит.

– Воевать вообще непросто. Пусть наш флот остановит их! – сказала София с истеричными нотками в голосе. – И вы это обеспечите! Вы слышите меня?

– Но мы потеряем огромные земли!

– Как вы верно заметили – нам нужно дождаться высвобождения Англии из оков большой войны, – произнесла холодно Элеонора. – Она не даст России настолько усилиться. Да, кое-что мы потеряем. С этим ничего не поделать, но флот позволит нам продержаться против этого варвара.

– Но вы не понимаете! – воскликнул Горн, поражаясь подходу девиц, явно незнакомых с личностью и талантами Петра.

– Аудиенция закончена, – жестко и со злостью в голосе отрезала София, давая понять, что они с ним больше разговаривать не станут. По крайней мере, не сейчас.

Глава 8

2 февраля 1703 года. Окрестности Москвы

Петр Алексеевич вышел из саней и направился в сторону уже поджидавшей его толпы людей. Морозец стоял изрядный. Но теплые шубы хорошо грели, не мешая степенно обсуждать разные вопросы. А за людьми исходил паром и дымом настоящий локомотив. Да-да. Самый что ни на есть натуральный. Конечно, до красавцев сороковых годов XX века ему было далеко, но для самого начала XVIII и эта поделка являлась натуральным чудом.

Осевая формула 2-1-1[18], высокая труба, крытое отделение для машиниста и кочегара. Но главное – ни одной заклепки, все сварное. Да не просто так, а из весьма недурной конвертерной стали, а местами так и вообще – легированной. Благодаря чему удалось в весьма небольшой и легкой конструкции уместить неплохую даже по меркам конца XIX века мощность: двести восемьдесят лошадиных сил в тридцати пяти тоннах.

Петр подошел к нему и с особой нежностью провел рукой по тщательно окрашенному корпусу. Стимпанк[19] нравился ему безмерно. Своего рода – слабость, страсть.

– Вот не пойму я тебя, Государь, – заявил непосредственный инженер-конструктор данного агрегата, – сам придумал, видел много раз, а все равно – смотришь на него как на диковинку.

– Не обращай внимания, – с доброй улыбкой ответил царь, оглядев задумчивый облик самородка, откопанного им на одном из заводов Демидова, – Георгия Найденова. Впрочем, тот уже привык к этой непонятной улыбке. Но ему было и невдомек, что это все из-за одного литературного персонажа книги далекого будущего. – У тебя все готово?

– Уже полчаса как.

– Тогда езжай с Богом, – кивнул царь и повернулся к толпе, приглашая ее занять места на небольшой импровизированной трибуне.

Не прошло и пары минут, как паровоз, пыхнув в очередной раз паром, медленно стронулся с места и начал разгоняться, волоча за собой два десятка хорошо загруженных вагонов самых разных видов. Тут были и полувагоны, заполненные щебнем, и крытые грузовые вагоны, заставленные тяжелыми коробами, и цистерны с водой, и платформы, загруженные рельсами и бревнами. В общем – шла демонстрация всех основных видов грузовых перевозок, возможных для тех лет.

Зрители сидели молча и смотрели ошалело на представшее перед ними зрелище. Ведь паровоз для них был не то что в новинку и диковинку. Нет. Они его вообще первый раз видели. Но этой удивительной «железке» это было невдомек, поэтому он совершенно невозмутимо тащил свой состав, пуская пары и демонстрируя навыки на-дежной рабочей лошадки.

– Питер, – обратился к Государю глава делегации голландцев, когда все закончилось. – Это великолепно! Я не могу принимать решение об участии нашей компании в этом деле, но постараюсь передать все, что здесь увидел.

– Зато мы можем принимать решения, – усмехнувшись, ответил Демидов. – Без этой дороги доброй торговли в России не будет, оттого мы готовы обсудить с тобой посильную помощь в ее возведении. Верно я говорю? – спросил он у делегации российских купцов и промышленников.

– Верно! Верно! Так и есть! – стало раздаваться отовсюду.

– Видите, – улыбнувшись, подметил Петр. – Российские купцы и промышленники уже готовы встать за доброе дело.

– Я не могу принимать решение, – продолжил глава голландцев, – но сделаю все от меня зависящее для его принятия. Ты писал, что желаешь протянуть первую ветку от устья Невы до устья Дона. Это так?

– Так. Следующей веткой я постараюсь соединить устье Дона с устьем Волги, тем самым обеспечив короткий и быстрый путь из Персии на Балтику. Полагаю, что Ост-Индскую компанию это заинтересует?

– Более чем, – охотно согласился гость.

– Кроме того, у меня есть большой проект на десятилетия – протянуть такую дорогу на восток. Через Уральские горы до Байкала и далее в земли империи Цин. По моим подсчетам, это позволит совершать весь путь от Японского моря до устья Невы за пару недель, а то и быстрее. Как вы понимаете – перспективы от такой дороги в плане европейской торговли будут очень большие.

– Что от нас потребуется? – совершенно серьезно спросил голландец. – Кроме денег, разумеется. За ними вопрос не встанет.

– Мне будет нужно очень много стали для рельсового пути. В России пока с добычей железной руды не все ладно. Поэтому я буду благодарен вашей помощи в скупке любого железного и чугунного лома в Европе. Речь пойдет о тысячах тонн[20]. Разумеется, компания, выступая в роли посредника, будет получать свой процент.

– А столько ты сможешь переварить?

– Все, что вы привезете. Я начал строительство нового сталелитейного предприятия, – кивнул царь в сторону Демидова. – Его мощности таковы, что, почитай, во всей Англии столько не делают железа, чугуна и стали за год, сколько оно сможет выпускать стального проката. И это только начало. Поэтому мне потребуется сырье. Много сырья. Пока я только веду разведку новых месторождений. Кое-что найдено. Однако пройдут годы, прежде чем получится их запустить…

В то же время. Шотландия

Делегация клана Росс вошла в помещение зала и замерла как вкопанная, уставившись на то, что должно быть портретом. Да-да, портретом. Они же не знали ничего о фотографии, а потому огромную «фотокарточку» с изображением герцогини Анны Росс восприняли как образец высочайшего мастерства чьей-то кисти. Дорогая забава. Бедные люди такие портреты себе заказывать не могут… да и не всем богатым такие шалости по карману.

Впрочем, гости из далекой России, прибывшие вместе с шотландской делегацией, тоже выглядели довольно интригующе и необычно. Они не были осыпаны драгоценными камнями и увешаны кружевами, как это предпочитал делать французский двор. Но эта странная одежда своим лаконизмом и изяществом вызывала определенный интерес. Плюс оружие. С одной стороны, никаких изысков – строго, функционально, что говорило о воинах и вроде как невысоком материальном благополучии. С другой стороны – миниатюрные часы на цепочке, что наблюдали у каждого, стоили по тем временам целое состояние.

В общем, шотландские горцы оказались заинтригованы, а потому расселись в благодушном настроении.

– Ее милость, благороднейшая герцогиня Анна, – начал глава делегации, вернувшийся из России, – получив от его царского величества Петра земли Таврии, нуждается в верных людях, готовых заселить те благодатные земли.

– Это нам известно, – кивнул мормэр. – Ты видел их?

– Да, милорд. Огромный полуостров в несколько раз больше нашего графства. Там имеются и горы, и степь, и холмы. Есть где развернуться. Да и теплее там. Рядом море. Торговый путь, который, впрочем, пока в запустении из-за османов.

– А сколько жителей на той земле? – спросил кто-то из зала.

– Да, верно. Много ли?

– Очень мало. Несколько лет назад прошла тяжелая война, после которой на всем полуострове хорошо если сто тысяч наберешь. И не только мужчин, но и всех, включая детей, женщин и стариков. Большая часть из них находится в пяти городах: Перекоп, Керчь, Феодосия, Симферополь и Севастополь. Столицей края стоит Севастополь, что строится царем с огромной энергией, как главная база флота в тех краях. Там и живет большая часть населения.

– Селян что, совсем нет?

– Мало очень. После разгрома Крымского ханства и победы над Османской империей Петр смог освободить обширные земли между реками Днепр и Волга, которые ранее находились под постоянной угрозой набега, грабежа и разорения. Там столько земли, что вся Шотландия несколько раз уместится. А брать жителей неоткуда. Конечно, активное переселение из более северных земель началось, – продолжал глава делегации, водя указкой по карте России, специально развернутой на импровизированном стенде. – Но на все это нужны годы. Десятки лет. Там ведь совсем пусто.

– И сколько он предлагает земли? – поинтересовался мормэр, продолжавший, впрочем, больше рассматривать портрет герцогини, чем карты России. Очень уж она необычно выглядела. Ее одежда совершенно не походила ни на что из известных ему вещей. С одной стороны, скромная, без вычурности. С другой – позволяла оценить все изгибы ее тела, которое само по себе вызывало массу вопросов. Совершенно не так он себе представлял красивых женщин. Очень уж упругой она казалась… переполняемой энергией, здоровьем и жизнью, но без привычных крепких форм.

– Обычному крестьянину Ее милость обещает по пятьдесят гектаров на семью. Это примерно сто двадцать три акра.

– Простому селянину?! – переспросил пораженный мормэр. Остальные же молча пытались переварить эту совершенно немыслимую цифру.

– Да, милорд, – кивнул глава делегации. – Впрочем, она готова принять и ремесленников. О дворянах речь будет идти особо. Каждому будет предложено что-то свое.

– Отчего так? – поинтересовался старый мужчина с суровым лицом.

– В Российском царстве последние годы очень непростое положение у дворян. Во всех хитросплетениях я не разобрался, но главное понял: Питер ценит прежде всего людей головастых и рукастых. И не скупится им на награды и титулы. Высокородное происхождение для него мало значит само по себе. Поэтому каждому, кто пожелает получить в России дворянство, нужно постараться.

– Что такого выдающегося умеет ее милость, что царь так к ней благоволит? – с явным намеком на пошлость поинтересовался мормэр.

– Она очень умна, – ответил вместо главы шотландской делегации гость из России. – Личный и самый доверенный помощник Государя. Он доверяет ей деньги.

– И детей?

– И детей.

– Так почему же тогда не женится?

– Не имеет возможности, – пожал плечами гость из России. – Царь не принадлежит себе и свои чувства никогда не ставит выше дел, которые требуют политически выгодных браков. Хотя любит он Анну безмерно, и она отвечает ему тем же.

– Какие будут условия получения наделов?

– Принятие подданства с присягой лично царю и обязательное изучение русского языка.

– А вера?

– Питеру она без разницы, если вы не начнете активно в нее обращать соседей и она не будет направлена на разрушение или нанесение иного вреда России.

– Ты серьезно? – удивленно переспросил все тот же престарелый мужчина с серьезным лицом.

– Более чем, – кивнул глава делегации.

– А с чем будет связано принятие подданства?

– На каждые сто мальчиков, достигших шестнадцати лет, один должен будет идти добровольно служить в царский флот. Пожизненно. И он должен быть крепок телом и умен, а не тщедушен и глуп. Это единственное особое условие. Все остальное ничем не отличается от прочих подданных царя, которые не будут получать такие крупные наделы теплой земли.

– Все это, конечно, хорошо, – подвел итог мормэр, – но вряд ли нам интересно. Что нам даст этот переезд?

– Как я уже сказал – крупные наделы.

– Для простых крестьян. А что для нас? Неопределенные, туманные перспективы.

– Да, туманные, но перспективы. Здесь же разве они у нас есть? А вот вокруг Петра немало шотландцев. Он вообще к нам относится с определенным теплом. Через пролив начинается граница, где тлеет война. Жителям полуострова она никак не угрожает, но шанс выслужиться и получить его благоволение высок. В России есть много мест, где нужны храбрые воины. Кавказ, Сибирь, совсем далекие земли где-то на краю земли.

– Предлагаешь все бросить и уехать туда? – усмехнулся мормэр. – Ловить удачу за хвост?

– Не всем. Только молодым и горячим, которым хочется рискнуть и попытаться. Остальным же, кому и тут неплохо живется, нет смысла ехать. Это приведет к тому, что сила клана возрастет. Ведь именно родственные узы заставили ее милость обратиться к нам, а не к кому-либо из равнинных. Да и наше влияние на царя увеличится – его никто еще не уличил в неблагодарности.

– Не боишься, что мы станем первыми?

– Боюсь, но меня питает вера в то, что Питер не потеряет свой знаменитый здравый смысл.

– А вы что скажете? – спросил мормэр призадумавшихся самых уважаемых представителей клана. – Как ответим ее милости?

– Думаю, я выскажу общее мнение, – произнес тот самый престарелый мужчина с серьезным лицом, – если предложу не спешить. Мы ответим ее милости благодарностью за предложение и отошлем сто семей. Пусть посмотрят, что там к чему. И если никаких подвохов или обмана нет, то мы пошлем уже больше желающих лучшей доли. В конце концов, такой шанс увеличить влияние клана упускать грешно.

Глава 9

5 марта 1703 года. Версаль

– Что у тебя? – небрежно спросил Людовик XIV своего министра иностранных дел. Война за испанское наследство создавала слишком много проблем и вызывала раздражение.

– Отчет о ходе Северной войны, мой король, – с максимальным почтением поклонился Жан-Батист Кольбер[21].

– Слушаю, – резко подобравшись, произнес Людовик. Очень уж противоречивые новости поступали с того театра боевых действий.

– Шведская коалиция на материке разгромлена наголову. Речь Посполитая решением сейма прекратила свое существование и была разделена между Августом Саксонским, Петром Российским и… Леопольдом Австрийским. Впрочем, Габсбургу достались весьма скромные владения.

– Вот как… – озадаченно произнес король. – Значит, он нас все-таки переиграл в русской партии.

– Боюсь, что единственным победителем той партии стал Петр, получивший и деньги, и земли, но не вошедший ни в чей альянс. Кроме того, супруга Петра умерла родами. И он теперь снова холостой. Мало того, законнорожденных наследников мужского пола у него нет. Что дает определенные шансы его следующей супруге стать матерью будущего царя.

– Тереза умерла сама или ей помогли?

– Насколько мне известно, роды были очень тяжелые. По крайней мере, все об этом говорят в один голос. Кроме того, Петру пока было не нужно убирать ее.

– Этого мы достоверно не знаем, – отметил король. – И какие теперь планы у Петра в плане устроения своего семейного счастья?

– Королевский совет Швеции и значительная часть риксдага стоят за прекращение войны с Россией и заключение династического брака. Но обе принцессы резко против, в то время как сам Петр пока еще никак не отозвался на эти подвижки.

– А Габсбурги? У Леопольда же есть дочки. Неужели он не хочет закрепить дружбу?

– Он – нет. По нашим сведениям, он все еще настороженно относится к Петру, считая, что этот мезальянс будет не очень хорош. Петр показал себя как прекрасный правитель и успешный полководец. Но он все еще представитель довольно бедного и слабого государства. Конечно, у него есть небольшая армия, вооруженная лучше всех иных армий мира и способная противостоять в четыре-пять раз превосходящим силам. Но она небольшая. Также стоит отметить, что, по нашим сведениям, кампания минувшего года сожгла большую часть запасов пороха. И взять новые ему неоткуда в ближайшее время. Аналогично обстоят дела со снарядами к новым могущественным пушкам. Их очень мало.

– И насколько, по-твоему, Россия слаба?

– При том, что земли у Петра в несколько раз больше ваших владений в Европе, он остро нуждается в населении, которое едва ли доходит до двух третей коронных земель Франции[22]. Мало мануфактур и прочего. Люди живут бедно. Доходы в казну в десятки раз ниже тех, что получает ваше величество.

– А то, что он дружит с голландцами и активно торгует, не укрепляет его финансы?

– Укрепляет. Но они все равно очень слабые. Если бы не талант изобретателя, что смог создать совершенно уникальные виды оружия, то я не был бы уверен, что Российское царство смогло бы в открытой войне справиться с какой-либо европейской державой средней руки. Особенно если война затянулась. Петр, конечно, смог забрать в наследное владение много обширных, но плохо заселенных земель Великого княжества Литовского, Малопольской провинции Польши и Задвинского герцогства. И это добавило ему податных людишек, но не очень много. В конечном итоге это не помогло, а скорее усугубило его проблемы.

– Все настолько плохо?

– Более чем. На земле, отошедшей Августу Сильному, народа проживает больше, чем на тех, что отошли Петру. При этом они в три раза меньшие по площади. К тому же новые земли Петра населены не только малым числом податных, но и весьма бедным. В общем – одна морока.

– Но зачем он их тогда брал? – удивился король.

– У него не было выбора. Или эти земли, или анклав. А анклав при столь плачевной финансовой ситуации – опасная затея. Он просто не сможет его удержать.

– С этим понятно, – кивнул Людовик. – Давайте вернемся к брачным планам Петра. К какой партии он сам склонится?

– Шведской, – не задумываясь ответил Жан-Батист Кольбер.

– Почему?

– Потому что это приводит Россию к гегемонии на Балтике и контролю Датских проливов. И, как следствие, всей балтийской торговли. Это особенно ценно и важно в свете увеличения доли царя в Голландской Ост-Индской компании. Да и с Данией он дружит. Плюс обширные шведские месторождения железа, в которых так нуждается Петр.

– Нуждается? – удивился Людовик. – Я слышал, что у него немало железоделательных мануфактур с хорошей выработкой. Куда же ему больше при столь немногочисленном населении?

– Подробности мне неизвестны, но последние несколько лет он прикладывает огромные усилия к развитию этого направления промышленности. Даже где-то в землях, отбитых у Крымского ханства, заложил огромную мануфактуру, которая должна производить железо в совершенно чудовищных объемах. Вероятнее всего, это выдумки. Но, в любом случае, его интерес к железу очень велик.

– Странно. Далось оно ему, – фыркнул Людовик. – Хорошо. Пусть так. И чем этот выбор грозит нам?

– Ничем плохим. Я бы даже сказал – напротив. Объединив Россию и Швецию личной унией, Петр получит владения в Священной Римской империи и будет безусловно отмечен Леопольдом. Например, пожалован титулом курфюрста Померании. Это сильно изменит текущий баланс сил в Империи и ослабит Леопольда. Ведь ему придется во внутренних делах Империи считаться с мнением Петра. С одной стороны, это будет усиливать Императора, с другой стороны – давать нам мощный рычаг воздействия на него. Ведь царь очень предсказуем в своей меркантильности и расчетливости. Это от дураков всегда приходится ждать непредсказуемой глупости, с умными людьми в этом плане все намного проще.

– А Балтика? Не повредит ли это нашей торговле?

– Маловероятно. На текущий момент наш объем торговли со странами Балтики ничтожен. Но голландцев такой ход, безусловно, усилит.

– А англичан?

– Тут очень большой вопрос, – задумчиво произнес Жан-Батист. – Если бы у Петра не было любовницы шотландки – наверное, единственного человека в мире, которого он любит, то да, я бы склонялся к мнению о его возможном союзе с англичанами. Но…

– Это значит, что он станет нашим союзником против них?

– Скорее всего. Но нужно помнить о том, что у России пока нет флота, если не считать за таковой стаю весьма совершенных шхун каперов, которые, по слухам, вышли на просторы Балтики. А значит, он никак реально угрожать англичанам не сможет.

– И как скоро Петр построит флот?

– Неизвестно, – пожал плечами Кольбер. – Учитывая военную и политическую обстановку, он остановится на небольшом флоте для нужд Балтики. Но всерьез на него рассчитывать не стоит – царь сильно ограничен в деньгах. Поэтому об эскадре линейных кораблей первого ранга даже речи быть не может. По крайней мере, в ближайшее время. Конечно, я допускаю, что царь пожелает любой ценой создать большой морской флот и вложит в него все свои средства. В этом случае лет через десять-пятнадцать у него что-нибудь получится. Но нужно помнить о том, что оборотной стороной такого решения станет совершенное разорение казны. А значит, Петр никогда не пойдет на такой шаг без острой необходимости.

– Хороший союзник, – усмехнулся Людовик.

– Ваше величество, – после небольшой паузы произнес Жан-Батист, – а вы знаете, я думаю, что Петр все же сможет помочь нам.

– В самом деле? – с сарказмом и некоторым снисхождением улыбнулся король. – Как же? Его армия мала и не может далеко уходить от своих баз. Боевые припасы на исходе. Флота нет. Казна ничтожна.

– Он очень предприимчив и находчив. Как вам известно, англичане разорвали с голландцами личную унию и утвердили Ганноверскую династию. А это значит, их старые противоречия снова в силе. На чьей стороне стоит царь? Голландской. Причем настолько однозначно, что это не вызывает никаких сомнений.

– Ты полагаешь, что Петр попытается учинить англичанам какую-нибудь гадость, отрабатывая дружбу с голландцами?

– Уверен, – твердо сказал Кольбер. – Только не знаю какую, где и когда.

– Дай Бог, дай Бог, – задумчиво произнес Людовик. – А то мне эта война с Габсбургами совсем не нравится. Кстати, как продвигаются переговоры о закупке у Петра новых образцов оружия?

– Увы, он пока отказывается продавать, мотивируя это тем, что еще не смог полностью вооружить свою армию. Но считает, что в будущем это будет возможно и реально.

– И как долго нам ждать?

– Это зависит от исхода Северной войны, – пожал плечами Жан-Батист Кольбер.

– В самом деле?

– Так сказал Петр, – развел руками министр. – Это его слова.

– Хитрый византиец, – усмехнулся Людовик, понимая, что этот юноша пытается поймать его на крючок. И недурно, кстати, пытается.

Глава 10

27 апреля 1703 года. Остров Котлин

Петр стоял на берегу и с видимым интересом рассматривал в зрительную трубу устье Невы. В прошлой жизни он не раз бывал в Санкт-Петербурге, а тут – впервые, и его цепляли, интриговали пустые берега, вызывая в памяти массу самых различных воспоминаний и аллюзий.

– Государь, – обратился к нему Меньшиков, – к тебе Снегирев прибыл…

Царь обернулся и слегка рассеянным взглядом мазнул по гостю. Иван Снегирев, очередной самородок, найденный царем на просторах России, явно нервничал. Архитектор-самоучка, прошел весьма недурной курс обучения в недавно созданном МГУ. Причем, что примечательно, часть лекций читал лично Петр. Отчего Снегирев чувствовал себя сейчас словно студент на экзамене… в очередной раз.

– Ну, здравствуй, Иван Серафимович, – с мягкой улыбкой поприветствовал его Государь, стараясь смягчить переживания, видимые даже невооруженным взглядом. – Рассказывай. Как дела продвигаются?

– Здравствуй, Государь, – поклонился архитектор. – Дела идут очень хорошо. Те строительные роты, что пришли из-под Бреста, сильно помогают. Благо, что на работах по сооружению Обводного канала они все не нужны и получается часть тут задействовать.

– Это отрадно. Честно ли они трудятся?

– Весьма. Я даже удивлен их рвением. Многого не знают, но если что велишь – исполняют точно и в срок. Не отлынивают от работ. Любо-дорого дело иметь. От чего крепость, как ты видишь, изрядно укрепилась. За порт потихоньку взялись.

– Как с поставками? В срок ли приходят?

– Да, Государь. На месте разрушенной крепости Ниен мы большие склады заложили. Ты их видел, когда шел сюда. Они по правую руку были. Так вот, туда и свозят. Где по дорогам, а где и по реке. А мы уж потом оттуда их забираем для работ по мере необходимости. Плечо-то тут небольшое. Никаких задержек.

– Хорошо, – кивнул Петр, явный довольный ответом. – Пойдем, посмотрим бастионы.

– Конечно, Государь. Конечно. Там и пушки уже стоят. Не знаю, докладывали тебе, но на прошлой неделе удалось их в деле испытать.

– Вот как? Слышал я, что шведы заглядывали, но баталии не вышло.

– Так и было, – кивнул Снегирев. – Три шнявы преследовали нашу шхуну. Она под крепость и бросилась.

– А чего же шхуна не стреляла? – удивился царь.

– С огненным припасом плохо, – встрял комендант крепости. – На каждую шхуну у нас по пятьсот выстрелов осталось. Вот и выдаем неполные боекомплекты. Как отчитался капитан – в бой он вступил. И даже фрегат шведский сильно повредил несколькими попаданиями. Но потом стрелять стало нечем, и он ретировался под стены крепости в надежде там оторваться от преследователей. Они ведь явно на абордаж шли. Видимо, хотели пушки захватить.

– Отбили?

– Вон теми двумя пушками залп дали. Разрывы тяжелых двухсотмиллиметровых снарядов сильно испугали шведов. Там ведь неглубоко, и снаряды, прежде чем взорваться, до дна легко дошли. Вот и обдали их не только водой, но и песком с илом вперемешку с осколками. У одной шнявы даже бушприт повредило. Больше испытывать судьбу преследователи не стали – спешно развернулись и удрали. Мы ведь с трех миль по ним ударили и кучно, хорошо накрыли. Могли и попасть в кого. А такой снаряд ни одна из тех посудин просто не пережила бы. Вот и перепугались. Тем более что в ответ им было нас совсем не достать.

– У страха глаза велики, – задумчиво произнес Петр. – Вряд ли шведы теперь сюда сунутся. А значит, нашим кораблям будет куда как спокойнее на рейде.

– И мы так рассудили, Государь. От таких махин им никакого спасения.

– Порох… порох… беда с ним, – буркнул себе под нос царь. – Знал ведь, что вылетит в трубу, а все одно не рассчитал. Понадеялся.

– Так ведь война совсем заглохла, – подметив это ворчание, шепнул Меньшиков. – Шведам не один год теперь раны нужно будет зализывать. А что – может, и нам потерпеть да припасов подкопить?

– Так-то оно так, – кивнул Петр. – Но слышал я, что у шведов принцессы склочные. Могут и подмять парламент к десантным делам. А у нас ни флота, ни пороха. Представь, что будет, если шведы узнают о малых запасах наших? Отразим ли их десант? Молчишь? Вот то-то и оно. Кроме того, каждый год войны играет на шведов, а не на нас. Если Англия завершит войну с Францией, то, безусловно, вступится за Стокгольм. А значит, нам тяжело придется. Очень тяжело.

– Но что делать?

– Не знаю. Пока не знаю. Нужно думать.

– Государь, а что с огненным запасом делать? – поинтересовался комендант крепости.

– Поступай, как решил. Все верно. И предупреди каперов, чтобы не нарывались.

Спустя две недели. Москва. Преображенский дворец

Петр устало сидел в кресле и смотрел перед собой в пустоту.

Минут десять как от него вышли представители недавно учрежденного им Московского технического училища, занимавшегося не столько обучением и подготовкой молодежи, сколько опытно-конструкторскими изысканиями. Долгие десять часов шла эта беседа…

– Да уж… – тихо произнес он, потирая виски.

– Голова болит? – участливо поинтересовалась Анна.

– Гудит. Устал. Как бы мне не хотелось всем этим заниматься… – тихо вздохнул Петр. – Я ведь не ученый и не конструктор. А переложить не на кого.

– Как думаешь, справятся? – постаралась отвлечь его возлюбленная.

– У них просто нет выбора, – усмехнулся царь. – Вопрос лишь времени – как много его им потребуется.

– А без этого… химического комбината совсем никак?

– Боюсь, что нет. Нам нужно очень много азотной кислоты. Без нее не только армия с флотом, но и промышленность совершенно не способна развиваться. Селитру мы еще с горем пополам сможем найти за несколько лет рядом административных мер. Но ведь нужна не только она. Порох – это только малая толика проблем.

– Ты думаешь, они управятся с комбинатом быстро?

– М-м?

– Ну… – чуть замялась Анна. – Ты возлагаешь на него большие надежды. Но ведь у тебя пороха нет для продолжения войны. Неужели они так быстро все сделают?

– Нет, что ты. Конечно, нет. Это дело лет на пять. Не меньше. Хотя, подозреваю, что и на десять может растянуться.

– Но как же тогда быть с войной?

– Ее нужно просто заканчивать поскорее, – с горькой усмешкой ответил Петр. – Я хотел изначально сделать все правильно, красиво, но теперь понимаю – не получится. Силенок у России маловато для игры по правилам. Придется выкручиваться.

– Но как?

– Порох пока не кончился. Он есть. И в войсках. Кроме того, масса старого и некондиционного пороха досталась в трофеях, да у нас самих по гарнизонам размещено кое-что. Но с ним возни много. Хотя селитру выпарить можно и в дело пристроить.

– Вот видишь, а ты переживаешь.

– Нормального, кондиционного пороха осталось очень мало. До конца года точно все пожжем, даже без особо интенсивных боевых действий. Поганый переработаем. Но не раньше поздней осени, а то и зимы. Да и то – его едва ли на несколько месяцев хватит. Так что, даже если тянуть кота за всякие места, то к следующему лету нам все одно стрелять станет нечем. Хоть на арбалеты переходи… В такой ситуации выход только один – как можно скорее решительным натиском завершить войну.

– Ты думаешь, что получится договориться с датчанами? – удивилась Анна.

– Отнюдь. С этими «бойцами» каши не сваришь.

– Тогда что? Признаться, мне ничего в голову не лезет.

– Я планирую за нынешнее лето сковырнуть гарнизоны шведских крепостей по побережью Финского залива вплоть до Аландских островов. Подтянуть склады. А зимой, когда Ботнический залив затянет льдом, решительным рывком прорваться к Стокгольму.

– По льду? Ты думаешь, это возможно?

– Вполне. Мало того, так не раз делали. По слухам, зимой по льду через Ботнический залив шведы нередко и сами водят обозы в свои гарнизоны. Если позволяет погода. Ведь не каждая зима достаточно сурова. Но случается.

– А если не выйдет?

– Тогда весной пойдем. Наделаем стругов и переправимся с островов на шведский берег. Расстояние там небольшое. Можем успеть. Особенно если шхунами прикроемся от флота противника. На несколько полных боекомплектов мы им наберем пороха. Этого должно хватить. Такой расклад много хуже, но тоже вариант.

– Рискованно, – покачала головой Анна.

– Любое промедление – риск еще более страшный, – хмуро заметил Петр. – Тем более что сейчас у шведов нет армии и даже пятитысячный корпус с парочкой тяжелых пушек возьмет Стокгольм без проблем. А что будет потом? Кроме того – война дорогое удовольствие. Да, пока я играю в плюс. Но что будет дальше?

– Но у нас есть деньги, и мы можем подождать.

– Есть. Но зачем их тратить таким образом? – пожал плечами Петр. – Тем более что Вена и Лондон последнее время сильно охладели друг к другу. Даже несмотря на то, что союзники. Поэтому я допускаю, что Англия может выйти из Войны за испанское наследство и вмешаться в дела на Балтике. И это плохо. Я бы даже сказал – чудовищно. Без больших запасов пороха и снарядов мне с ними не совладать. А его нет. И в ближайшие годы не предвидится.

– Ты пойдешь сам в тот поход? – после небольших раздумий поинтересовалась Анна.

– Конечно. Все слишком серьезно, чтобы доверять это кому-то. Еще эти стервы… – тяжело вздохнул он, вспомнив о шведских принцессах. – Что с ними делать – ума не приложу. Хоть силой бери и под венец тащи.

– Может, не стоит с ними связываться?

– Ревнуешь?

– Конечно, – улыбнулась герцогиня. – Но… если они такие дурные, то не учудят ли какую гадость?

– Сам боюсь… – покачал Петр головой. – Даже не знаю, что лучше.

– Слышала, что они тебя ненавидят.

– Не ты одна. Арвид Горн отписался мне и сильно ругался на их несговорчивость. Минское и Брестское сражения очень перепугали Стокгольм. А этим все нипочем! Ладно. Нужно будет на них вживую взглянуть. Может, все не так плохо.