Антон Чехов в одном из итальянских писем выдал такую сентенцию: «Рим похож в общем на Харьков». Кое-кто волен полагать, что тем самым этот иронический человек «понизил» Рим, и фраза его родственна восклицанию Фаины Раневской «Париж – как это провинциально!», однако мне, со своего десятого, последнего этажа, откуда Харьков виден, как на ладони, вольно вывернуть чеховскую мысль наизнанку, подобно перчатке: Харьков, лежащий на хо́лмах, похож на Рим!
Мы ищем соответствий не то чтобы для возвышения, а для понимания природы, дабы составить из подобий внешнее, а там, глядишь, и внутрь удастся пронырнуть. Когда мы в 2002 г. прогуливались по Харькову с Александром Кушнером, поэт отметил, что столица Слобожанщины весьма схожа с Питером – наличием небольших рек, мостов, а также неоклассицизмом старого центра, привитым семейством архитекторов Бекетовых. Впечатление А. Кушнера отчасти подтверждает дореволюционная надпись на фризе одного из бекетовских домов: «Петербургский международный коммерческий банк». Харьков стал побратимом Петербурга в 2004 г., году празднования 350-летия Харькова и 300-летия Питера. Мог ли я не порадовать поэта рассказом о том, что в Харькове некогда имелся Васильевский остров! Ныне, правда, несуществующий, поскольку одна из речек пущена в подземную трубу.
«Харьков смотрится ничуть не хуже, к примеру, Милана или Мюнхена», – уверяет исконный харьковец Юрий Милославский, глядя то из Нью-Йорка, то из Монреаля или прохаживаясь по харьковским улицам, убеждая нас в наличии здешнего «фирменного» архитектурного коктейля, уверяя, что некоторые улицы Харькова буквально целиком, в хорошем смысле слова, музейны, антикварны, тут тебе и «модерн», и «арт-деко», и конструктивизм, и купеческие двухэтажки александровских времен, и вся эта прекрасная «бекетовщина»…
Одному моему знакомцу Харьков напоминает Москву – тем, что тоже похож на комод, в котором вещи растыканы в случайном, бессистемном порядке.
И хотя у того же Чехова в «Скучной истории» герои обмениваются невеселыми репликами: «Не нравится мне Харьков… Серо уж очень. Какой-то серый город. – Да, пожалуй… Некрасивый…», однако у Бунина в «Жизни Арсеньева» воздух Харькова импрессионистичен и волнующ: «В Харькове я попал в совершенно новый для меня мир. <…> И вот первое, что поразило меня в Харькове: мягкость воздуха и то, что света в нём было больше, чем у нас. Я вышел из вокзала, сел в извозчичьи сани, – извозчики, оказалось, ездили тут парой, с глухарями-бубенчиками, и разговаривали друг с другом на «вы», – оглянулся вокруг и сразу почувствовал во всем что-то не совсем наше, более мягкое и светлое, даже как будто весеннее. И здесь было свежо и бело, но белизна была какая-то иная, приятно слепящая. Солнца не было, но света было много, больше, во всяком случае, чем полагалось для декабря, и его теплое присутствие за облаками обещало что-то очень хорошее».
Что бы ни говорили, Харьков насквозь литературен, поэтичен.
Лиля Брик в письме 1921 г. просила Маяковского: «Не изменяй мне в Харькове!»
Широко известен мемуар Мариенгофа, как «Есенин вывез из Харькова нежное чувство к восемнадцатилетней девушке с библейскими глазами. Девушка любила поэзию. На выпряженной таратайке, стоящей среди маленького круглого двора, просиживали они от раннего вечера до зари. Девушка глядела на луну, а Есенин в ее библейские глаза. Толковали о преимуществах неполной рифмы перед точной, о неприличии пользоваться глагольной, о барабанности составной и приятности усеченной. Есенину невозможно нравилось, что девушка с библейскими глазами вместо «рифмы» – произносила «рыфма». Он стал даже ласково называть ее: – Рыфмочка».
Харьков – это и два Бориса русской поэзии, Слуцкий и Чичибабин. Остался чудесный десяток стихов Слуцкого о Харькове, но пока процитируем пророческие строки Чичибабина, кажется, в последние двадцать лет воплощающиеся в абсурдную действительность:
Не будет нам крова в Харькове,
Где с боем часы стенные.
А будет нам кровохарканье,
Вражда и неврастения…
И нельзя сказать, что провидение поэта совсем уж далеко от вибрирующего впечатления, мелькнувшего за полвека до этого у М. Булгакова в романе «Мастер и Маргарита»: «Кроме котов, некоторые незначительные неприятности постигли кое-кого из людей. Произошло несколько арестов. В числе других задержанными на короткое время оказались: в Ленинграде – граждане Вольман и Вольпер, в Саратове, Киеве и Харькове – трое Володиных, в Казани – Волох, а в Пензе, и уже совершенно неизвестно почему, – кандидат химических наук Ветчинкевич».
Но еще до того у Булгакова, в «Белой гвардии», Лариосик является харьковским студентом. А в «Преступлении и наказании» адрес старушки-процентщицы Алены Ивановны Родиону Раскольникову дает харьковский студент Покорев. И ведь вряд ли о них оформилось катаевское выражение «полузабытая фигура харьковского дурака».
Образ Харькова-ученого утвердился вполне, однако что до Харьковского университета, ставшего отправной точкой роста и сияния Харькова, то для Пушкина он «не стоил курской ресторации», о чем «наше всё» шутливо, но и едко черкнуло в «Путешествии в Арзрум».
Харьков категорически русско-литературен: и рифма в нём, как ни странно, жива, да и, пожалуй, «рыфмочка». И до 2014 г. он являлся одной из признанных столиц русской поэзии, кое-кто полагает, что третьей, наряду с Питером и Москвой.
И отправной точкой разговора о Харькове вообще чаще всего становится русская литература.
Тем не менее Пушкин отправился на Кавказ через Курск, а в Харькове на памятнике основателю университета Василию Каразину из литых букв собрана кумулятивная фраза: «Блажен уже стократно, ежели случай поставил меня в возможность сделать малейшее добро любезной моей Украине, которой пользы столь тесно сопряжены с пользами исполинской России». В нынешней Украине, увы, достанет сил, желающих срезать окончание фразы. Мы же можем только восхититься этими скрижальными формулировками, ставшими девизом для многих поколений горожан.
Несколько раз ездил в столицу к императору с ходатайством об учреждении университета харьковский городской голова Егор Урюпин, который из-за конфликта с губернатором даже в сумасшедший дом (Сабурову дачу) был упечён (но победил-таки!). А идея университета в Харькове принадлежала В. Каразину, первому его ректору, резонно впоследствии заметившему: «Я смею думать, что губерния наша предназначена разлить вокруг себя чувство изящности и просвещения. Она может быть для России то, что Древние Афины для Греции».
Этот посыл подхватил в наши дни Юрий Милославский, введший в обиход термин «Харьковская цивилизация», что и зафиксировано в ряде наших с ним апологетических публикаций, некоторые из которых, так случилось, построены диалогическим образом, подобно древнегреческим литературно-философическим беседам.
«Харьковчане. – все же правильнее будет харьковцы – слишком привыкли к уникальности своего города, – говорит писатель. – Между тем я, грешный, считаю, что существует не просто харьковский культурно-поведенческий стандарт (как парижский, одесский, нью-йоркский, старомосковский) и даже не только харьковский этнокультурный тип (т. е., почитай, есть такая «национальность»: харьковец-харьковчанин). Полагаю, что о Харькове можно говорить как о своеобразной, самодостаточной цивилизационной системе. В этом смысле наш город можно уподобить древней Антиохии, античным и средневековым городам-государствам».
Припомним: Антиохия была третьим по величине городом Римской империи после Рима и Александрии. Новый Завет гласит, что последователи Христа впервые начали называться христианами именно в Антиохии. Тут родились евангелист Лука и Иоанн Златоуст.
Стояние в вере столь же несомненно присуще харьковцам, как и «чувство изящности и просвещения». Сюда, к своей родной сестрице Прасковье Андреевне Горленко, в замужестве Квитке, приезжал в Основянское имение святитель Иоасаф Белгородский, чудотворец, 100-летие прославления коего мы отмечали в сентябре 2011 г.
В сущности, дом в Харькове, в котором я прожил четверть века, находится на территории бывшей усадьбы писателя, помещика Квитки-Основьяненко, сохранившей до наших дней лишь одно строение и небольшой парк на берегу речки Уды.
Духовная преемственность не пресеклась в городе служения святителей Мелетия, архиепископа Харьковского и Ахтырского, и Афанасия, Лубенского чудотворца, в городе, где издавался на рубеже XIX–XX вв. уникальный религиозно-философский журнал «Вера и разум» (в котором публиковались лучшие умы русского богословия, философии), где служили митрополит Антоний Храповицкий и протоиерей Николай Стеллецкий (взят как заложник и зверски разрублен на куски в июле 1919 г. в Сумах изувером харьковского ЧК Саенко – не путать с «подростком Савенко»), где окормляли народ харьковские отцы-священномученики второй половины 1930-х, прославленные теперь в Соборе новомучеников Слободского края.
Митрополит Антоний оказался в шаге от избрания его на возрождавшийся Патриарший престол, а в годы послереволюционной смуты возглавил Русскую Православную Церковь Зарубежья. Духовным учеником владыки был уроженец Харьковщины, молодой выпускник юридического факультета Харьковского университета Михаил Максимович, прославленный в 1994 г. как Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский, новых времен чудотворец, осенивший своим подвижничеством несколько континентов.
Воистину небезоснователен Умберто Эко, описывающий в знаменитом романе «Маятник Фуко» некоего героя, который в 1902 г. «пускает гулять по Парижу загадочное обращение к французам с призывом поддержать Патриотическую Русскую Лигу, основанную в Харькове».
Так бывает в современной жизни: диалог начинается как виртуальный, электронно-почтовый, а потом, слово за слово, собеседники обнаруживают, что, пасуясь через океан, приходят к формулированию фундаментальных основ собственного бытия. Перебрасывая шарик словесно-умственного пинг-понга из Нью-Йорка в Харьков и обратно, мы с Юрием Милославским задумались о ментально-исторической общности, характерной для Харькова. О том, что Харьков издавна является носителем уникальной совокупности культурных особенностей, порожденных особыми историческими и отчасти геополитическими обстоятельствами.
При внимательном рассмотрении выяснилось, что Харьков вообще является сильным центром стягивания больших пространств и энергий, что в «харьковскую парадигму» вовлечены многие города и страны, с которыми связали судьбу уроженцы Харьковщины. Большое число известных деятелей Русского мира (мыслителей, писателей, священства, воинства), приложившихся к поприщу «Харьковской цивилизации», оставило в жизни города внятный след, и настала пора осмыслить место Харькова в «мировом раскладе».
Назовем – для услады – ещё несколько имен. Мыслителя Григория Сковороду, коего, как помним, «мир ловил, но не поймал». Из здешних мест – лингвист Потебня и биолог-нобелиант Мечников. Отсюда «мирискусники» – ученик А. Архипова и К. Коровина Александр Шевченко, а также Зинаида Серебрякова, ветка от семьи Лансере – Бенуа; здесь на Сабуровой даче Всеволод Гаршин породил свой «Красный цветок», тут же скрывали от мобилизации то в белую, то в Красную армию Велимира Хлебникова. В Харькове жил и сочинял обэриут Александр Введенский. Тут Чайковскому сделали лучший его фотопортрет. Не забудем и о графе Ф.А. Келлере – единственном из российского высшего генералитета сохранившем верность царю в смуте 1917 г.
Завершая введение в краткую апологию Харькова, скажем: место Харькова на карте русской культуры вплоть до новейших помраченных времён носило характер системообразующий. Харьков всегда был не статистом, а делателем в общем пространстве Русской, а значит, и мировой цивилизации.
Лопахин в «Вишнёвом саде» восклицает: «А я в Харьков уезжаю сейчас… вот с этим поездом». Отправимся и мы.
Отметив 400-летие правления Дома Романовых – императорской фамилии, в период царствования которой Российская империя достигла наивысшего расцвета, мы всматриваемся в наше прошлое словно через магический многовековой кристалл, испытывая сонм чувств – восхищения, сострадания, вины, доходящей до отчаяния, и не находим ответа на вопрос: почему столь трагично и жутко все завершилось? Почему он все-таки настал, тот самый «России страшный год, когда царей корона упадет; Забудет чернь к ним прежнюю любовь, И пища многих будет смерть и кровь», как было указано в «Предсказании» (1830) Лермонтова, почему наше Отечество взял за горло «Некто 1917», как прорицал поэт-футурист Хлебников?
Четыре века Романовых на российском престоле – это четыреста лет удержания Отечества от смуты и все равно в конце концов падение в вековой полубеспамятный провал, в русский бунт, по слову Пушкина, «бессмысленный и беспощадный». Мы просто обязаны оглядеть себя, свое многострадальное Отечество изнутри, понять, почему это наваждение стряслось с нами, можем ли мы вернуться хотя бы к подобию к гармонии русской жизни, находясь на ином цивилизационном витке. Я бы сказал, что последствия Смуты 1612 г., усиленные адом 1917-го, до сих пор не преодолены. Не исключено потому еще, что до сих пор нет ясности с останками царственных страстотерпцев, что не зарыта в землю плоть главного демона России, а продолжает источать свои инфернальные миазмы в сердце Красной площади, что нет в массе исторического покаяния, ощущения общей вины царе- и братоубийства – как личной, слезной.
И все же память на удивление существует порой вопреки, и сколько ее ни ничтожь, она все равно пробьется слабыми незабудками сквозь лопающийся бетон забвения. Память хранят не только люди и книги, но и дома, ландшафты. И сказано: «Бог сохраняет всё». Это значит, что Свет сочится к нам из незримого града, Небесного Иерусалима, который всегда здесь, только у нас зачастую нет дара этот свет восприять.
Самое внятное свидетельство участия Дома Романовых в судьбе слободского города Харькова явлено, безусловно, университетом. Харьковский университет был учрежден указом государя Александра I от 1804 г. фактически по хронологии вторым (одновременно с Казанским) в империи после Московского университета и начал работу в 1805 г. Весь последующий расцвет Харькова – в течение имперского XIX в. и затем советского XX – связан с наличием в нем университета, который стал остовом, на который наросло все воспоследовавшее: наука, промышленность, культура, отчасти православная духовность и мысль.
Под первое здание университета был передан губернаторский дом. Он стал губернаторским сразу после отбытия императрицы Екатерины Великой, для остановки которой был построен.
Императрица останавливалась в нем в 20-х (по нов. ст.) числах июня 1787 г., возвращаясь из Крыма. «Историческая хронология Харьковской губернии» сообщает: «В Харьков въехала государыня 10 июня около 8 часов вечера и была встречена на Холодной горе преосвященным Феоктистом, губернатором Норовым, представителями города и народом. При духовой музыке, помещенной на триумфальных воротах, сто одном выстреле из пушек государыня проследовала во дворец…» Дом уцелел в лихолетья. Когда было построено новое здание университета, в этом открыли Украинский заочный политехнический институт, а в новейшие времена – УИПА (Украинскую инженерно-педагогическую академию).
А в тот памятный день состоялось вечернее гулянье с иллюминацией и фейерверком. На следующий – императрица отправилась на молебен в находящийся рядом Успенский собор: «Опираясь на трость, без зонтика, в полуденный зной, она шла очень тихо, с лицом довольным, исполненным благоволения, величественно и милостиво кланяясь на обе стороны». В тот день «Ее Величество отправилась в дальнейший путь». Событие наделало немало шума в умах горожан, о пребывании императрицы остались в народе изустные байки-легенды – о встрече с философом Сковородой («Отчего ты такой черный?» – «Э, вельможная мати, разве ж ты где видела, чтобы сковорода была белая, коль на ней пекут и жарят, и она вся в огне?»), о топонимах Холодная гора, Хорошево, Безлюдовка.
А к приезду императрицы готовились беспрецедентно. Очевидец Ф.П. Лубяновский рассказал в своих записках: «За неделю перед прибытием в городе уже не было угла свободного; жили в палатках, шалашах, сараях, где кто мог и успел приютиться; все народонаселение губернии, казалось, стеклось в одно место; к счастью, было это летом при ясной, тихой и теплой погоде». Он же вспоминал: «Показался на Холодной горе Царский поезд; настал праздников праздник. Тысячи голосов в один голос громогласно воскликнули: «Шествует!» – и все умолкло. Неподвижно, как вкопанные, в тишине благоговейной все смотрели и ожидали: божество являлось… От ворот до дворца (ныне университет) версты полторы. Императрица ехала шагом и из кареты по обе стороны кланялась; слышен был только звон с колоколен. Не случалось мне быть в другой раз свидетелем такой глубокой тишины и благоговения при многочисленном стечении народа. Императрица показалась на балконе дворца; тут только обычное «ура» загремело по всему городу. Затем смерклось, зажгли фейерверк, на беду не удавшийся; к тому же ракета угодила в шею секретарю Верхнего земского суда. Придворный врач прибежал осмотреть раненого; фейерверк отменен; затем кто-то из свиты вручил счастливому секретарю золотые часы, в изъявление соболезнования от Всемилостивейшей Монархини. Звучит до сих пор у меня в ушах возглас: «Мати ты наша премилосердая», который раздался между тысячами украинцев, когда разнеслась весть о часах».
Однако мы чуть нарушили хронологию. Сделаем шаг назад. Первым из Романовых, посетившим Харьков, был государь Петр I Алексеевич. Причина была чрезвычайной: в 1709 г. император готовился к сражению с войском Карла XI и поначалу планировал дать главное сражение шведским захватчикам под стенами Харьковской крепости.
Государь начал пребывание в Харькове с молебна о даровании победы русскому оружию. Приняв Николаевскую церковь за соборную, царь присутствовал в ней утром 2 июня. Теперь известно, что судьбоносную роль в Полтавской победе русских войск сыграла чудотворная икона Богородицы Каплуновской, прославленная в с. Каплуновка Ахтырского уезда Харьковской губернии (ныне Сумская обл.). Поначалу образ по призванию государя был доставлен в Харьков, а накануне Полтавского сражения носим перед полками.
В петровский период Харьковская крепость была существенно укреплена, под ней были построены ходы, часть из которых сохранились до нашего времени, с ними связывают таинственные истории. Был прорыт и подземный ход, соединивший соборы Покровский и Николаевский. Сообщалось, что позднее, при работах по закладке фундамента нового здания Азово-Донского банка, принадлежавшего к числу самых мощных финансовых институтов Российской империи, были обнаружены остатки даже двухэтажных подземных галерей.
С именем государя Александра I Павловича (Благословенного) связывают два разных визита в Харьков. 17 сентября 1817 г. в честь прибытия императора в доме Дворянского собрания, на Николаевской площади, состоялся бал.
Это прекрасное классицистское здание с колоннами, увы, было разрушено во время Великой Отечественной войны, в 1943 г. Но прожило яркую историю. 13 марта 1893 г. в нем состоялось выступление П.И. Чайковского. В 1914 г., с началом Первой мировой войны, дом Дворянского собрания был отдан под лазарет. В декабре 1917 г. тут состоялся Первый Всеукраинский съезд Советов. В период Гражданской войны, когда с июня по октябрь 1919 г. в Харькове была установлена власть Вооруженных сил Юга России, в здании Дворянского собрания была размещена штаб-квартира командующего Добровольческой армией генерал-лейтенанта В.З. Май-Маевского. В 1935 г., после перевода украинской столицы из Харькова в Киев и переезда правительства, здание было передано первому в СССР Дворцу пионеров, и накануне нового, 1936 г. перед этим зданием была зажжена первая в УССР новогодняя елка для детей.
О пребывании в Харькове Александра I также рассказано, что государь «…изволил прибыть в соборную церковь, прослушать там краткое молебствие и отбыл в дом купца Ломакина, где изволил остановиться. На другой день, в 8 часов утра, Император прибыл в университет, где ему были представлены профессора и все студенты; их вызывали по фамилии, они кланялись и уходили. Осмотрены были библиотека и кабинеты. В поданной Ему книге Государь написал: 18 сентября 1817 года. Александр».
Второй же, если позволительно так выразиться, «визит» произошел при обстоятельствах трагических и таинственных. В конце 1825 г. страну облетела горестная весть, что государь скончался в Таганроге, и тело повезли в закрытом гробу в Санкт-Петербург. Путь был длинный и долгий, 9 января 1826 г. гроб был доставлен в Харьков и простоял в Успенском соборе до 12 января по причине обилия русских православных граждан, притекших отдать последний поклон своему царю. Говоря точнее, гроб стоял в примыкающей к храму вплотную строившейся колокольне, названной именно в честь императора Александровской. Сегодня мы достоверно знаем, что тела императора Александра I Павловича в гробу быть не могло, поскольку царь был жив и до кончины в 1872 г. подвизался в скиту возле Томска как старец под именем Федор Кузьмич.
Известно, что скорбный груз из Таганрога сопровождал конвой из улан Чугуевского полка, среди которых был рядовой Ефим Репин – отец будущего знаменитого художника.
О харьковском Успенском соборе следует непременно сказать, что к нему причастен был еще царь Алексей Михайлович (Тишайший), по ходатайству местной общины в 1658 г. издавший указ (отсчет лет от Рождества Христова был введен в России в 1700 г. Петром Великим): «Лѣта 7166 августа въ день по государеву цареву и великаго князя Алексѣя Михаиловича… указу окольничему Ѳеодору Михаиловичу Ртищеву да Григорью Михаиловичу Аничкову да дьякамъ Давиду Дерябину да Игнатью Матвѣеву да Андрѣю Селину. Великій государь царь… указалъ послать изъ приказу Большаго дворца въ новый городъ въ Харьковъ въ соборную церковь Успенія Пречистые Богородицы книги евангеліе напрестольное, апостолъ, псалтырь со возслѣдованіемъ, минею общую, шестодневъ тое жъ соборные церкви съ попомъ Иваном Аѳанасьевымъ…»
Александр I учредил в Харькове не только университет, но и институт благородных девиц, открывшийся – обратим внимание на дату – 22 сентября 1812 г. Через полмесяца после Бородинской битвы! У истоков института стоял Г.Ф. Квитка-Основьяненко. Дадим несколько показательных цитат.
К.М. Сементовский: «Что же касается воспитания девиц, то ни в Харьковской, ни в соседских с нею губерниях в то время для девиц не существовало общественных заведений. Гр. Ф. Квитке принадлежит первая мысль об учреждении такого заведения в Харькове. Его же заботливости, трудам и жертвам (Григорий Фёдорович потратил на институт почти всё своё состояние. – С.М.) принадлежит и осуществление этой мысли. Его стараниями открыт институт, где должны были получать воспитание по две девицы благородного происхождения из беднейших семейств каждого уезда Харьковской губернии, чтобы потом, в свою очередь, быть наставницами и учительницами дочерей достаточных помещиков. Вскорости в институт были помещаемы дочери достаточных помещиков на их собственное иждивение, а недостаточных на счет императрицы Марии Федоровны».
Многолетний директор института писатель П.П. Гулак-Артемовский (дядя композитора С.С. Гулака-Артемовского, сделавшего карьеру в Императорской капелле М.И. Глинки. – С.М.) так вспоминал первые годы его существования: «Когда все было готово к открытию института, получена была роковая весть о занятии неприятелями древней столицы России. Весть эта едва было не разрушила задуманного предприятия при самом приступе к его исполнению. Несмотря на это, институт был открыт. Скудность способов его существования в наемных домах в течение последовавших за тем 1813, 1814, 1815, 1816 и 1817 годах заменялась и восполнялась некоторым образом богатством бескорыстного усердия ученых чиновников здешнего университета и гимназии, предложивших услуги свои этому скромному святилищу отечественного образования, безвозмездным преподаванием воспитанницам онаго учебных предметов. В остальных нуждах заведения сочувствовал ему, с истинным самоотвержением, ближайший блюститель его благосостояния покойный Квитка».
И наконец, высказывание великого князя Николая Павловича, посетившего Харьков в 1815 г., за десять лет до своего восшествия на престол: «…Я подобного заведения, в рассуждении цели и намерения, в пределах пространной России, не находил еще».
И уже в 1839 г. Харьковский институт благородных девиц по распоряжению Николая І Павловича был переведен на улицу Сумскую, 33 – в здание, строившееся для кадетского корпуса, который открыли все же не здесь, а в Полтаве. К сожалению, здание, возведенное по проекту москвича Д.Т. Торопова, было разрушено в 1943 г. Теперь на этом месте стоит гигантский страшный куб Харьковского академического театра оперы и балета. Сам институт (с частью имущества, зато в составе 157 воспитанниц, 38 человек персонала и 46 членов семей служащих) через Одессу эвакуировался в 1920 г. в Сербию, где просуществовал до 1932 г.
Полагают, что с появлением военных поселений в соседствующем с Харьковом уездном Чугуеве именно этот маленький городок на полстолетия стал центром повышенного монаршего внимания. Летние царские смотры кавалерии, маневры всех родов оружия, парады и церемониальные марши с салютами стали традиционными для некогда провинциального Чугуева. В городе до сих пор цел царский путевой дворец, в котором неоднократно останавливались императоры Николай I и Александр II.
Бывая в уездном Чугуеве, государи посещали и губернский Харьков. Николай I во время одного из таких посещений в 1832 г. выразил недовольство постройкой университета, определил новое место для женского института за городской заставой, где имелся большой сад, а также указал на отсутствие в Харькове парадного плаца. А в октябре 1852 г., снова будучи проездом в Харькове, счел нужным вмешаться в затянувшийся конфликт харьковского городского головы купца А. Рудакова с губернатором С. Кокошкиным, которые не смогли договориться относительно размещения и аренды торговых мест в городе. Выслушав доклад Кокошкина, царь взял его сторону и сразу отправил Рудакова в двухлетнюю ссылку. Жандармскую карету, увозившую Рудакова, сопровождала длинная вереница роскошных экипажей; так харьковское купечество выразило свою солидарность с городским головой. После кончины Николая I и отмены военных поселений за Чугуевом еще долго сохранялась роль военного центра и царского любимца.
Тенденция сохранилась и при Александре II Николаевиче (Освободителе), как помним, немало повоевавшем в Крыму и на Балканах. Заданный посыл оказался дальним: воинское значение Чугуев сохранил и в советское, и в новейшее время.
Император Александр II Николаевич первый раз прибыл в Харьков в сентябре 1859 г. из Чугуева, где накануне состоялась его историческая встреча со знаменитым Шамилем, неуловимым долгие годы «имамом Чечни и горного Дагестана». Взятого наконец в плен Шамиля доставили в Чугуев, куда на традиционный смотр войск приехал и царь. Шамилю сохранили право ношения оружия. Это было опасно, но, как считают некоторые наблюдатели, государю была свойственна самоуверенность, отчасти мистическая, что известно и по истории покушений, приведших его к гибели. В честь императора и Шамиля состоялись в Чугуеве военный парад и конные состязания, в которых принял участие и сын вождя горцев Гази-Магомед, заслуживший похвалу Александра Николаевича. Шамиль также отдал должное участвовавшим в параде сыновьям царя… Сегодня о царских визитах в Чугуеве осталась живописная легенда, связанная с сохранившимся до сегодняшнего дня зданием Штаба военных поселений 6 военных округов, да и сам град Чугуев в целом – образчик имперской архитектуры.
Высокую башенку этого здания некогда украшали часы со звоном и музыкой, считавшиеся тогда шедевром часовой механики. Рассказывают, что в определенное время под бой и музыку из дверцы в часах выходили фигурки, изображавшие улана, гусара, драгуна и кирасира, маршировали и скрывались в другой дверце. Вроде бы простоявшие после многолетней поломки часы однажды удалось оживить – к приезду Александра II.
Духовным образом связана с государем Александром Николаевичем и университетская Антониевская церковь Харькова. В 1867 г. профессорами университета, в память спасения императора Александра II 4 апреля 1866 г., был пожертвован образ Александра Невского, а студентами, в память 25 мая 1867 г. (на царя в Париже было совершенно покушение А. Березовским), – образ Спасителя. Увы, всего этого сегодня мы в храме не увидим, хотя здание отреставрировано и иногда в нем разрешено совершать богослужения.
Трагически, но и духоподъемно связана Харьковщина с таким поразительным событием, как крушение императорского поезда близ станции Борки.
Спасов скит – так теперь снова называется железнодорожная платформа, располагающаяся на 865 км к югу от Москвы, на месте, где 17 (29) октября 1888 г. произошло крушение императорского поезда.
Вся Россия восприняла спасение царской семьи как чудо. Молебенное благодарственное эхо прокатилось по великой империи: в честь чудесного спасения повсеместно возводились храмы, по всей стране собирались пожертвования на постройку близ харьковских Борков огромного храма Христа Спасителя и часовни Спаса Нерукотворенного, что и было осуществлено в 1891–1894 гг.
Царский поезд шёл из Севастополя в Москву. Официальной причиной крушения были признаны технические нарушения – превышение численной нормы вагонов и скорости движения состава, приведшие к качке и сходу с пути на изгибе трассы. Существовала также описанная позднее версия, что крушение было вызвано взрывом бомбы, заложенной помощником повара императорского поезда, человеком, связанным с террористами-революционерами (он впоследствии скрылся за границей).
В результате катастрофы 21 человек погиб, 35 получили ранения. Вагон с царской столовой, в которой находились Александр III Александрович и его супруга Мария Федоровна с детьми и свитой, был искорежен, фактически разрушен полностью, но никто из членов императорской фамилии, по счастью, не пострадал. Большинство пассажиров этого вагона отделалось легкими ушибами, ссадинами и царапинами. К слову, в нем находился и будущий российский император Николай II Александрович, старший сын государя, тогда двадцатилетний цесаревич. Рассказывали, что Александр III, человек богатырского телосложения и незаурядной силы, стоя удерживал на себе крышу сошедшего с колеи и разбившегося вагона, пока пострадавшие выбирались из него.
В вагоне царских детей в момент крушения находилась лишь великая княжна Ольга Александровна, впоследствии известная художница, выброшенная вместе со своей няней на насыпь, и малолетний великий князь Михаил Александрович, вынутый из обломков охраной при помощи государя.
Величественный храм Христа Спасителя был построен в русско-византийском стиле XVII в. в 60 м от железнодорожной насыпи и вмещал до 700 человек. Часовня Спаса была воздвигнута на том месте, где сошел с насыпи вагон-столовая, и состояла из пещерной части, расположенной в железнодорожной насыпи, и четырехгранной башни с золотой главой. Тут же был разбит парк. Некоторый начальный период Спасов скит находился под эгидой Святогорской Свято-Успенской обители (с 2004 г. – пятой русской лавры).
На деньги железной дороги и добровольные пожертвования здесь были построены больница и дом для престарелых железнодорожников, открыты церковно-приходская школа, народная бесплатная библиотека. Спасов скит как место явленного чуда спасения императорской семьи изобильно привлекал паломников, несколько раз приезжал сюда и император.
Увы, храмовый комплекс был полностью разрушен в годы Великой Отечественной войны. В безбожное время платформа называлась Первомайской. А в новейшие времена, спустя десятилетия, в 1992 г. силами местных жителей началось восстановление часовни на прежнем месте. К лету 2003 г. при активном участии ЮЖД реконструкцию часовни завершили. Крест с Распятием Спасителя поставлен в 2007 г. на месте алтаря разрушенного храма Христа Спасителя и изготовлен из дуба, поднятого со дна р. Десны в Черниговской обл. Утверждают, что дуб пролежал в воде более 1000 лет.
С 2012 г. в воскресенье и праздничные дни все электрички, идущие из Харькова на юг, в сторону станции Лозовой, делали короткую остановку у платформы Спасов скит, и православные могли поклониться святыне.
«Нам сейчас сложно представить те чувства, которые питал тогда русский народ к своему Державному отцу, – читали мы в газете харьковской организации «Русь Триединая». – После чудесного спасения Императорской семьи был засвидетельствован небывалый подъем патриотизма и любви к своему монарху. По всей многонациональной Российской Империи, а в то время это была земля от Польши, Финляндии и до Камчатки, служились благодарственные молебны, раздавались призывы увековечить чудесное событие. Были построены десятки храмов, богаделен, учреждены памятные стипендии. В Крыму, в Бахчисарае, магометанское общество воздвигло православному Царю памятник-фонтан. …В Харькове был предпринят ряд памятных мероприятий, отливка серебряного колокола для Благовещенской церкви (ныне – кафедральный собор)». Воистину своеобразным приношением государю Александру III стало строительство с 1890 по 1892 г. в конце улицы Немецкой здания Коммерческого училища – первого харьковского проекта молодого архитектора А.Н. Бекетова, который впоследствии придаст городу своими строениями особый облик, сохраняемый и поныне.
В вагоне, в котором находилась семья Александра III во время крушения, находился список древней вологодской иконы Спаса Нерукотворенного. Среди разрушений и обломков икона была найдена невредимой на прежнем месте, поэтому и решено было освятить престол домовой церкви Коммерческого училища в честь этой иконы с празднованием храмового праздника 16 (29 н. ст.) августа. Церковь эта по своему внутреннему благоустройству была лучшей из всех домашних училищных церквей Харькова и вмещала до 600 человек.
В Великую Отечественную войну храм был разрушен прямым попаданием авиабомбы, при восстановлении здания на его месте возвели актовый зал. Теперь в этом доме располагается национальный университет «Юридическая академия Украины имени Ярослава Мудрого», а улица давно носит название Пушкинской.
После той катастрофы Александр III стал испытывать сильные боли в пояснице. Обнаружился нефрит почек, усилившийся простудой. Осенью 1894 г., почувствовав сильное ухудшение самочувствия, царь отправился в Крым, однако 20 октября скончался. Как помним, фактически на руках у святого о. Иоанна Сергиева (св. прав. Иоанна Кронштадтского).
Харьковцам была предоставлена возможность проводить всенародно любимого государя в последний путь: для прощания гроб с телом был выставлен на харьковском вокзале.
И еще. У Александра III была любимая лайка Камчатка, подаренная матросами. Собака императора погибла во время крушения поезда в Борках.
Через неделю после кончины Александра III в дневнике его сына, престолонаследника Николая II, появилась запись: «28-го октября. Пятница. День свадьбы дорогих Папа и Мама! Сколько страданий для нее – ужасно! Помоги, Господь! Останавливались в Борках и Харькове для панихид. Везде такие же встречи – почетные караулы, все начальство, учебные заведения и пр.». Лишь через десять лет Николай Александрович снова приедет в Харьков.
Свой визит в Харьков 4 мая 1904 г. Николай II предварил остановкой в деревне Малиновка под Чугуевом, где был лагерь пехотной дивизии, пятый по величине в империи. (Деревню кинозрители помнят по комедии «Свадьба в Малиновке».) Уже началась война с Японией, войска готовились к отправке на фронт. Император осмотрел квартировавшие в то время в Харькове полки – Пензенский и Тамбовский пехотные и 1-й Оренбургский казачий, нашел их в отличном состоянии и напутствовал в поход. Затем вернулся в поезд и приехал к харьковскому вокзалу, где был встречен депутацией от Харьковской губернии. Проехав по городу, государь отметил царивший в Харькове порядок, однако задерживаться в городе не стал, выехал в Полтавскую губернию.
И снова судьба отмерила десять лет. Уже началась война. 23 ноября 1914 г., в 9 часов утра, Николай II прибыл в Харьков. После приема в зале Дворянского собрания поехал в собор, где архиепископ Харьковский Антоний отслужил обедню. Затем посетил раненых – в трех клиниках университета и в доме дамского комитета. После завтрака продолжил объезд лазаретов, а уже в 4 часа пополудни отбыл на юг. Покидал царь город, как отмечено в его дневнике, «очень довольный встречей и порядком в городе и внешним видом войск». Это был последний визит в Харьков последнего российского императора, страстотерпца.
Посещаемый Николаем II храм в Харькове, носивший имя в честь святого Николая, небесного соименника последнего русского государя, начавшийся с деревянной церкви и превратившийся в конце XIX в. в красавца византийского стиля, был взорван безбожной властью в 1930 г. Николаевскую площадь так очистили «для движения трамваев». Площадь потом носила имена Тевелева, Советской Украины, а теперь – Конституции. Совсем недавно трамвайные пути были здесь упразднены.
«Мы рушим на века и лишь на годы строим», – горько воскликнул поэт-харьковец Б. Чичибабин.
Место Николаевского храма зияет зримой пустотой, по которой проносятся ни о чем не подозревающие автомобилисты. Однако православные люди знают, что ангел-хранитель продолжает пребывать на месте, где был освящен алтарь, даже если храм снесен с лица земли.
В сердце надеюсь, что и этот, символично-державный, храм будет когда-то восстановлен.
Образ незримо присутствующего храма глубоко символичен. То же можно сказать и о присутствии в сердце русского православного человека неотменимого образа Русской Монархии. А если сделать проекцию из сферы идеального на земное, то следует неукоснительно помнить, что принцип царской власти являлся одной из важнейших скреп тысячелетней русской истории. Св. праведный Иоанн Кронштадтский наставлял: «Запомните: если не будет монархии – не будет и России. Только монархический строй дает прочность России, при конституции она вся разделится по частям».
Нет, совсем не случайно в июне 2012 г., приуроченная ко Дню России, в одной из центральных художественных галерей Харькова состоялась выставка работ Елены Борисовой «Цвет Императора», посвященная семье царственных страстотерпцев.
А южнорусские монархисты обратились с прошением в Киевскую митрополию о включении в богослужение молитв о даровании православного царя.
Как под Харьковом был установлен памятник императору Александру III
Электричка из Харькова до платформы Спасов скит идет чуть более часа, через Мерефу, в направлении на Лозовую. Странно осознавать, что подъезжаешь к месту, где в этот самый день век с четвертью назад произошло крушение императорского поезда. То было воистину чудесное событие, «чудо Божие, которое явилось на Помазаннике Божием», – спасение августейшего семейства, ведь тогда погибло немало людей. Мы беседуем о самом, наверное, любимом русском государе, Александре III Александровиче. Мои незнакомые попутчики помнят его неувядающие высказывания: «У России есть только два союзника – армия и флот» или «Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать». И даже остроумную резолюцию на папке «дела Орешкина»: «Дело прекратить, Орешкина освободить, впредь моих портретов в кабаках не вешать, передать Орешкину, что я на него тоже плевал».
Название «Спасов скит» возвращено платформе в 2003 г., когда и была освящена восстановленная часовня Нерукотворного Спаса – у самого железнодорожного полотна, на склоне насыпи, «в 49 верстах от Харькова», прямо на месте, где в 1888 г., в день памяти преподобномученика Андрея Критского, то есть 17 октября по ст. ст., в 14 часов 14 минут сошел с рельсов поезд, в котором российский император Александр III с семейством ехал из Крыма в Санкт-Петербург. Неподалеку – станция и поселок Борки, по имени коего и названо это историческое и духовное событие: крушение царского поезда в Борках.
В память о том событии и был тогда основан Спасов скит, приписанный к находящемуся не столь далеко Свято-Успенскому Святогорскому монастырю, что на реке Донец (в новейшее время, с 2004 г., лавра).
30 октября 2013 г. мы прибыли в Спасов скит на освящение памятника государю Александру III, коего благочестивый народ назвал Миротворцем. В православной России хорошо помнили девять евангельских заповедей о блаженствах (Мф. 5: 3—11). «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими», – гласит седьмая. Следует помнить, что в ранних славянских текстах вместо слова «миротворцы» стояло «смиряющиеся», и это определение тоже вполне характеризует личность предпоследнего среди Романовых императора России.
На молебен и торжества стеклось около четырехсот православных – как жителей окрестностей, так и более дальних, прибывших на автобусах, автомобилях, по железной дороге.
В замечательный солнечный день, сверкавший синевой небес и золотом последних листьев, мы прошли от опустевшей электрички по склону к низинке, в которой на краю поселка Первомайский среди по-октябрьски просвечивавшихся деревьев был размещен на гранитном постаменте памятник государю, поначалу сокрытый белым шелком. Думалось о провиденциальности державной привязки, образовавшейся у Дома Романовых с этим конкретным местом, с Харьковщиной в целом, – в связи со страшной аварией и чудесным спасением. В чем здесь послание и поручение для жителей Слобожанщины, для тутошних мест?
Столетие с четвертью назад в этот день была совсем другая, если не сказать ужасная, погода: лил дождь, была изморозь (или, может, изморось), и в кромешной слякоти государь, как указывают историки, сам распоряжался извлечением раненых из-под обломков разбитых вагонов. Императрица, с поврежденной выше локтя рукой, обходила с медицинским персоналом пострадавших, оказывала помощь, всячески стараясь облегчить раненым страдания. Уже в сумерках, когда все убитые были опознаны и пристойно убраны, а раненые получили первую медицинскую помощь и отправлены на санитарном поезде в Харьков, царская семья отправилась в путь.
Через месяц после катастрофы император вспоминал: «Через что Господу угодно было нас провести, через какие испытания, моральные муки, страх, тоску, страшную грусть и, наконец, радость и благодарение Создателю за спасение всех дорогих сердцу, за спасение всего моего семейства, от мала до велика! Этот день никогда не изгладится из нашей памяти. Он был слишком страшен и слишком чудесен, потому что Христос желал доказать всей России, что Он и доныне творит еще чудеса и спасает от явной гибели верующих в Него и в Его великую милость».
Достаточно быстро у места крушения началось возведение храмового комплекса. 21 мая 1891 г. в присутствии императрицы Марии Федоровны и великой княжны Ксении Александровны состоялась торжественная закладка храма во имя Христа Спасителя. Уверяют, что этот храм по величине, значению и благолепию уступал лишь храму Христа Спасителя в Москве. Проект был составлен архитектором Р.Р. Марфельдом, а все художественные работы выполнил известный профессор живописи В.Е. Маковский (создавший за два года, до 1894 г., 50 живописных образов, из них для иконостаса 38). Кроме того, Маковский написал четыре образа святых для пещерной часовни, эскизы для некоторых мозаик. Увы, до нас дошли лишь черно-белые репродукции этих изображений.
У подножия насыпи был поставлен деревянный крест с изображением Нерукотворного Спаса – как раз в том месте, куда вышла из-под обломков вагона-столовой императорская семья; здесь была воздвигнута пещерная часовня, врезанная в железнодорожную насыпь. В проходе между часовней и башней были установлены четыре черных мраморных доски с указанием имен погибших в катастрофе. На том месте, где императрица с детьми ухаживала за больными, администрацией Курско-Харьково-Азовской железной дороги был разбит сквер – между храмом и часовней.
Сейчас неподалеку от часовни, ближе к новозаложенному храму, мы видим беседку с деревянным распятием, также поставленным в 2003 г.
Затруднительно бывает читать любые списки, но тут – что ни имя, то веха. Читаешь, и уже знаешь эти судьбы, нередко трагические, мученические. В торжестве освящения храма и часовни Спаса Нерукотворного, состоявшемся 14 июня 1894 г., приняли участие государь император Александр III, его супруга Мария Федоровна, великий князь Сергей Александрович, великая княгиня Елисавета Феодоровна, великий князь Михаил Александрович, великий князь Александр Михайлович, великая княжна Ксения Александровна, а также министр внутренних дел Российской империи И.Н. Дурново, обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев и харьковский губернатор А.И. Петров. Освящение часовни было совершено епископом Сумским Иоанном (Кратировым), а храм Христа Спасителя при изрядном стечении народа освятил архиепископ Харьковский и Ахтырский Амвросий (Ключарев).
Тогда же на станции Борки был открыт инвалидный дом для железнодорожных служащих, названный именем государя императора. Перед входом 17 октября 1913 г. был открыт памятник государю императору Александру III – в виде бюста императора в сюртуке и фуражке, на постаменте из розового гранита. Деньги на монумент пожертвовали служащие железной дороги.
Стоит ли сомневаться, что Спасов скит стал местом паломничества и молитв, куда изобильно стекались православные. В разные годы скит посетили многие представители Дома Романовых, трижды тут побывал государь Александр – 22 октября 1891 г., 11 мая 1893 г., 15 июня 1894 г.
Харьков обязан государю Александру Александровичу «повышением статуса духовной столицы Слобожанщины путем возведения выдающихся шедевров градостроительства, храмового зодчества и возвышенной архитектуры и резким и быстрым промышленным и торговым строительством. Вследствие необычайно высокого положения Харькова как центра железнодорожного сообщения в огромной Российской Империи, город приобрел статус крупного промышленного и торгового центра».
Судьба насельников здешней обители была трагична. 29 декабря 1918 г. отряд матроса-большевика П. Дыбенко (злодей – родом из черниговских крестьян) после издевательств и пыток расстрелял в Спасовом ските монахов, включая настоятеля, 75-летнего отца архимандрита Родиона, шестерых настоятелей ближайших храмов, а также офицеров, укрывшихся в монастыре.
В судьбе нового монумента Александру III в Спасовом ските приняли участие российский фонд «Возрождение культурного наследия», в рамках собственной программы «Романовские святыни», осуществляемой особенно активно в год 400-летия Дома Романовых, а также харьковская общественная организация «Русь Триединая» и настоятель храма Нерукотворного Образа Спасителя с. Первомайское иерей Леонид Побигайленко.
Появление памятника было бы невозможно (и участие отражено на боковых плитах пьедестала) без Президента России В. Путина, руководителя РЖД и фонда Андрея Первозванного В. Якунина и, разумеется, без благословения архиепископа Изюмского и Купянского Елисея.
Сказаны были благодарственные слова в адрес изготовителей памятника – мастерской Михаила Сердюкова из г. Кропоткина Краснодарского края. Прежде чем попасть в Харьков, переехать через нынешнюю межгосударственную границу, бюст побывал в Николо-Берлюковском монастыре под Москвой. Автор памятника (бюст на постаменте достигает высоты 2,6 м, его вес 1,8 т) заслуженный художник РФ Александр Аполлонов, скульптор, известный на Кубани такими своими работами, как памятники императрице Екатерине II и «Морская слава России», бюст Георгия Жукова, мемориалы кубанским казакам.
Взяла на себя ответственность за установку монумента глава администрации Боркского сельсовета Харьковской обл. Татьяна Давиденко. Без широкого оповещения, чтобы не вызывать преждевременного противодействия, памятник 7 октября был доставлен на место установки, где все работы помогли осуществить представители харьковских фондов «Спаси и сохрани» (руководитель В. Картавых) и «Честь и достоинство» (руководитель И. Масалов).
Следует понимать сложность общественно-политической ситуации на Украине и учитывать немалое политическое давление и противодействие осуществленной акции в условиях украинского «евровыбора».
Молебен и церемонию освящения памятника возглавил архиепископ Елисей, в сослужении с духовенством Змиевского благочиния. Присутствовали на торжествах также Генеральный консул РФ в Харькове С. Семенов, консул-советник генконсульства В. Мокин, предводитель Харьковского губернского дворянского собрания В. Чернай, начальник управления МВД Украины на ЮЖД генерал-майор А. Мельниченко, представители общественных организаций, деятели культуры, журналисты.
Освятив здесь также фундамент строящегося храма в честь святых царственных страстотерпцев, владыка Елисей в прочувствованном и взвешенном пастырском слове подчеркнул: «В царствование Александра III Россия достигла вершины своего могущества. От Царя, безусловно, требовались титанические усилия, чтобы твердой рукой вести Россию по намеченному курсу. Как изо всех сил удерживал он рухнувшую крышу вагона, спасая всех, так же, надрываясь, удерживал он Россию от бездны национальной катастрофы, руководствуясь в своем служении Христовыми заповедями и всемерно уповая на помощь Божию».
По окончании торжеств, исполнив совместно гимн Российской империи «Боже, Царя храни», православные отправились на трапезу. Всех неподалеку угощали спасатели – кулешом из полевой кухни.
Восстановление царского монумента в Спасовом ските следует, разумеется, понимать не только как дань памяти, но и как один из связующих державных моментов, способствующих воссоединению временно расчлененного русского народа. Внятно прозвучало у нового памятника: «Прошлый фундамент монархической государственности столетиями был основой стабильного развития Отечества. Наша история лишь на внешнем плане противоречива и фрагментарна, в глубинной сути она непрерывна и едина. Каждая эпоха несла в себе набор отрицательных и положительных черт, наша задача – обобщить положительный опыт прошлого и призвать его в помощь строительству будущего. Принцип сильной, ответственной власти являлся одной из важнейших скреп тысячелетней русской истории».
Над нами высился бронзовый государь Александр III в державной короне, и вспоминалось, как святой праведный Иоанн Кронштадтский, на руках коего государь почил в Ливадийском дворце близ Ялты, пророчески наставлял нас всех: «…Я предвижу и восстановление мощной России, еще более сильной и могучей. На костях вот таких мучеников, помни, как на крепком фундаменте, будет воздвигнута Русь новая, – по старому образцу; крепкая своей верою в Христа Бога и во Святую Троицу; и будет по завету св. князя Владимира – как единая Церковь. Перестали понимать русские люди, что такое Русь: она есть подножие престола Господня!»
Мы глядели на памятник, а в руках держали иконки Богородицы «Песчанской», подаренные владыкой Елисеем.
История украинского национализма началась век назад – с попытки теракта в отношении не кого-нибудь, а именно памятника Пушкину в Харькове. Похоже, этим она и заканчивает: 9 ноября 2022 г. памятник снесен.
В 1904 г. Украинская народная партия, основанная апостолом украинского национализма Мыколой Михновским, решила взорвать в Харькове пушкинский памятник. Возведенный, между прочим, по инициативе и на пожертвования горожан. Как и следовало ожидать, пишет в наши дни наблюдатель Анатолий Тихолаз, в силу неизбывной бездарности, являющейся родовой травмой этого антропологического типа, даже такое плевое дело «террористы» умудрились провалить: лишь слегка повредили постамент, вследствие чего партия заработала в городе репутацию «кружка политических придурков».
УНП Михновского вела активную агитацию о революционной борьбе среди студентов и интеллигенции. О том, что это был за человек, говорят его высказывания: «Украинская нация должна уничтожить правление над собой чужеземцев, поскольку они выжигают душу самой нации. Должна нация добыть себе свободу, даже если зашатается от этого целая Россия! Должна нация добыть себе свободу из рабства национального и политического, даже если прольются реки крови!» Или из его десяти принципов: «Все люди – твои братья, но москали, ляхи, венгры, румыны и жиды – это враги нашего народа, пока они правят над нами и эксплуатируют нас».
Прошло сто десять лет (!). 2014 год. В день, когда исполнилось 215 лет со дня рождения поэта, его памятник в Харькове был осквернен украинскими русофобами: желтой краской на постаменте был нарисован «трызуб», каменное основание исписано ругательствами, у подножия, рядом с цветущей клумбой, оставлены следы краски, а с обратной стороны осквернители крупными буквами написали «Слава Украине». Такого рода фортелей не выкидывали даже немцы, оккупировавшие Харьков с октября 1941 по август 1943-го. Харьковским сотрудникам городского хозяйства, очень быстро смывшим позорную краску, горожане были благодарны.
В продолжение евангельского сюжета об Иуде: в 1924-м Михновский повесился после подозрительно быстрого освобождения из ГПУ, оставив предсмертную записку невнятного содержания. Историки из числа его поклонников предпочитают не углубляться в детали его смерти, успокаивая себя тем, что, мол, «дело темное».
А дело, между прочим, ясное. Если все твои взгляды сводятся к заповеди любить себя и ненавидеть «чужого», ты должен понимать, что созданные тобою в невероятных интеллектуальных муках «десять заповідей УНП» (ключевые слова: «ненавидь», «зневажай», «не приятелюй») кардинально противоречат тем заповедям, на которых вот уже не одну тысячу лет держится мир. Было бы лишним напоминать, что за нарушение заповедей Бог карает. В этом случае неизбежность и неотвратимость наказания гарантирована.
Украинская «Википедия» зачем-то сообщает: «На його прикладі служіння Україні десятиліттями виховувались покоління української молоді у Канаді, США, Аргентині, Бразилії, Австралії». Да уж, воспитали. Сиди эти воспитанники и дальше в Аргентине с Канадой, не велика беда. Но их теперь и в Харькове навалом. Видать, решили воспитываться «на його прикладі» с самого начала, ничего не пропуская. А ведь, поди, знают, чем этот «приклад» кончил. Ну что ж, это их выбор: будущее они себе обеспечили.
А вот каково их настоящее: еще в марте 2022 г. группа «общественности» выдвинула русофобскую топонимическую инициативу с целью очередной раз переписать историю, в частности, как призвали в обращении к мэру эти некогда русские люди, «вернуть первое название Пушкинской улицы, одной из центральных, которая с начала XIX века называлась Немецкая, или Большая Немецкая. Конечно, имя Пушкина не имеет отношения к нынешней российской агрессии, но он – мощный символ русского мира, с одной стороны, а с другой, как поэт уже зарубежный, не имеет такого влияния как раньше, его уже и в школах не изучают тщательно. К тому же он ни разу не был в Харькове, презрительно отозвался о нашем университете. Свое историческое название улица потеряла во время всероссийского почитания 100-летия поэта, новое название было спущено сверху, что имело очевидные признаки идеологической имперской акции. Немцы были третьей по численности нацией города, к 1917 году почти все мощные заводы Харькова были построены именно ими. Украина в ближайшее время вступит в ЕС, этот шаг будет нам полезен…»
Согласитесь, дивный заход с Пушкинской на Немецкую! С обоснованием, весьма показательным! Именно так поступили фашистские оккупанты, войдя в Харьков в октябре 1941 г.
«Харкiв, де твое обличчя?» – когда-то воскликнул малороссийский поэт. Сегодня ответ на этот вопрос ужасен.
Известно, что Пушкин провел на юге Российской империи около четырех лет. За эти годы Александру Сергеевичу удалось побывать во многих городах Крыма, Одессе, Запорожье, Екатеринославе (ныне Днепр), Чернигове, Мариуполе, Каменке (на Черкащине), Нежине и многих других. Сохранилась карта территорий нынешней Украины, нарисованная Пушкиным. Малороссия осталась в творчестве русского гения – множество произведений посвящены её природе, городам и людям. Читая их, понимаем, что поэт полюбил историю и культуру малороссов. Это памятно и по тому восторгу, с которым он принял сочинения Гоголя. Вот начало предисловия к гоголевской публикации в пушкинском журнале «Современник»: «Читатели наши, конечно, помнят впечатление, произведенное над ними появлением «Вечеров на хуторе»: все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой. Как изумились мы русской книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина!..»
В Харькове Пушкин, к сожалению харьковцев, так и не побывал. Но тема «Харьков и Пушкин» вполне содержательна.
Харьков после открытия в 1805 г. университета (по указу государя Александра I от 1804 г.) становился значимым городом не только Слобожанщины, но и в целом Южной Руси к востоку от Малороссии, в нем бывали друзья и родственники поэта Пушкина – родной брат Лев Пушкин, поэты Василий Жуковский, Антон Дельвиг.
Пушкин и сам намеревался посетить Харьков – в частности, ради встречи с проживающими здесь знакомыми – Руфином Ивановичем Дороховым, прапорщиком Нижегородского драгунского полка, и Михаилом Андреевичем Щербининым, офицером, с 1820 г. служившим председателем гражданской палаты. Пушкин вел активную переписку с семьей Щербининых. Вроде бы Михаил Андреевич находился под следствием по обвинению в распространении пушкинских стихов, которые, по мнению доносчиков, были слишком вольнолюбивы. В исследовании пушкиниста В. Моисеенко сообщается: «По пути Пушкину удалось уточнить, что Дорохов и его друзья уже воюют на Кавказе, а друг его молодости Щербинин негласно находится под следствием по доносу подпрапорщика Курилова, обвинявшего его в распространении вольнолюбивых пушкинских стихов, и прибытие его в гости Пушкина еще больше усилило бы подозрения. Дорохова через несколько недель Пушкин нашел на Кавказе, а со Щербининым встретился в конце того же 1829 года в Петербурге».
В Харькове также жил еще один знакомец Александра Сергеевича – участник войны, поэт Владимир Федосеевич Раевский, которого поэт 5 февраля 1822 г. предупредил о неизбежном аресте, после которого Раевский стал «первым в истории декабристом».
Но попасть в Харьков Пушкину так и не удалось. Об этом он в «Путешествии в Арзрум» оставил едкую, в своем стиле, реплику: «Мне предстоял путь через Курск и Харьков; но я своротил на прямую тифлисскую дорогу, жертвуя хорошим обедом в курском трактире (что не безделица в наших путешествиях) и не любопытствуя посетить Харьковский университет, который не стоит курской ресторации».
Сарказм поэта следует отнести, конечно, в первую очередь не к самому университету, а к вышеупомянутой обстановке. А в самом Харьковском университете, между прочим, в 1825 г. побывал друг Пушкина, польский поэт Адам Мицкевич, поскольку здесь преподавал его родной брат Александр.
Однако 12 сентября 1829 г., возвращаясь из Закавказья, Пушкин, похоже, изменил свой маршрут на север. По мнению харьковского краеведа А. Зинухова, пять дней, с 12-го по 17-е, поэт все-таки провел в Харьковской губернии, где теперь располагаются поселки Карачёвка и Бабаи, в имении губернского прокурора Петра Андреевича Щербинина, с которым велась активная переписка. С Бабаями, напомним, связана биография философа Г. Сковороды, именно там написавшего свою книгу «Сад божественных песней, прозябший из зерн Священнаго Писания». Почти на окраине Бабаев, недалеко от источника Сковороды, есть красивая лесная полянка, где любил бывать поэт Б. Чичибабин; «там некогда гулял и я», многократно, сам и с семьей.