Годовой отчет

Русская сказка не оперирует цифрами, и это не что иное, как способ ухода от налогов. То есть, разумеется, во многих русских сказках можно встретить цифры, отображающие количество обмолоченной пшеницы или поголовье скота. Но внимательному читателю очевидно, что цифры эти условны. Более того, этих цифр всего две – «сто» и «тысяча». Если сказитель говорит «сто пудов жита» или «тысяча коров», это просто значит «очень много пшеницы» и «очень много коров». Некруглых цифр в русской сказке вы вообще не встретите. «Девяносто четыре пуда пшеницы» – это для русской сказки невозможное выражение.

То же самое справедливо и в отношении денег. Русская сказка оперирует в основном тремя денежными суммами: «рубль», «сто рублей» и «тысяча рублей». «Рубль» – это значит «небольшие деньги», а «сто рублей» и «тысяча рублей» – это «очень большие деньги». «Сто шестьдесят семь рублей» – невозможное для русской сказки словосочетание, потому что не бывает некруглых денежных сумм.

Тем не менее существует целый жанр, который теперь мы бы назвали «годовой финансовый отчет», «декларация о доходах» или «налоговая декларация». В этих сказках мужик рассказывает барину, сколько заработал за год. И все, что мы теперь описали бы цифрами, в этих сказках описывается при помощи иносказаний и сравнений.

«Много ли хлеба уродилось?» – спрашивает барин.

«Много, – отвечает мужик. – Три дня собирали, в один сноп увязали, на печную трубу положили, да сноп и сгорел».

Между прочим, вопрос барина не праздный. Барин хочет получить с мужика оброк. Разумеется, с единственного снопа пшеницы, который к тому же и сгорел, оброка получить нельзя. Но нельзя и поверить, что у крестьянина совершенно нет сельскохозяйственных продуктов. Живут же они как-то. Едят же что-то. Даже вот праздники устраивают, и барин был свидетелем тому, как в праздник все деревенские мужики перепились и валялись по улицам пьяные.

«Где же вы взяли вино?» – пытается барин уличить крестьянина в уклонении от уплаты налогов.

«Так то не вино, а пиво, – отвечает крестьянин. – Хлеб горелый собрали, солода натолкли, в ковшике пива сварили».

«Да велик ли ковшик?» – интересуется барин в надежде, что хоть пивом заплатят ему оброк.

«Велик, – отвечает крестьянин. – Побольше ведра, поменьше наперстка».

И опять совершенно непонятно барину, сколько именно пива ему причитается, если объем произведенного продукта – больше ведра и меньше наперстка. И все же в надежде получить оброк барин спрашивает, как вышло, что целая деревня перепилась с одного ковша пива.

«Так мы каждому ковш подносили, а по затылку поленом давали, – поясняет мужик. – Вот и валялись все».

У несчастного барина, разумеется, ум начинает заходить за разум от общения с крестьянином, который хотел напоить своим пивом всю деревню, но, поскольку пива было мало, оглоушивал односельчан поленом по голове, чтобы были похожи на пьяных. Показания налогоплательщика представляются барину совершенно абсурдными, а с абсурдного хозяйствующего субъекта не соберешь рациональных налогов.

В последней надежде получить оброк барин принимается расспрашивать крестьянина про его имущество. Может быть, хоть с имущества получить налог?

«А большой ли дом у тебя?»

«Дом большой. В один кирпичик. Сто дней обходи, а кругом не обойдешь».

«А много ли у тебя лошадей?»

«Лошадей много, барин. Шесть кошек езжалых, двенадцать котов стоялых (это тоже круглые цифры, дюжина и полдюжины), да один жеребец бойкий, кот сибирский…»

Если же не считать лошадьми котов, а считать лошадей, то тут еще абсурднее. К концу сказки барину преподносится совсем уж какой-то бред. Крестьянин рассказывает, что лошадь его увязла в болоте, а он принялся вытягивать из болота лошадь за хвост, но лошади не вытянул, а только стянул с лошади шкуру. Шкуру продал на базаре, а лошадь потом сама вылезла из болота и пришла на двор. Иными словами, если бы крестьянин продал на базаре лошадь, то из вырученных денег должен был бы заплатить барину что-то вроде налога с продаж. Но лошади он не продавал, так что ничего барину не должен, потому что абсурдно же думать, будто лошадь может ходить без шкуры, тогда как вот же она ходит, то есть не продана…

Подобного рода сказки никогда не приходят ни к какому логическому финалу. Нагромождение абсурдных описаний абсурдного хозяйства всегда просто обрывается. Обрывается, надо полагать, тогда, когда барину надоедает задавать рациональные вопросы и получать абсурдные ответы.

Под конец такой сказки без всяких уже вопросов крестьянин нагромождает еще несколько шизофренических подробностей своего бизнеса. Рассказывает, например, как поехал на лошади в лес по дрова, как приторочил топор к седлу, как по дороге топор разрубил лошадь напополам, как передок лошади использовался крестьянином для пахоты, а задок в то же время – для перевозки дров.

А барин уже молчит, уже отчаялся получить хоть какой-то оброк с этого сумасшедшего. Чего крестьянин и добивался.

И если вам кажется, что подобный абсурдистский метод составления налоговой отчетности характерен исключительно для русской сказки, то почитайте декларации о доходах наших депутатов и чиновников. Многие из них выглядят ничуть не менее абсурдно, чем рассказ сказочного крестьянина про автономно передвигающиеся задок и передок лошади.