I Конкурент

Помнит ли читатель одного из моих действующих лиц, Антона Федотыча Ступицына?[1] Я позволю себе другой раз говорить печатно об этом лице единственно потому, что, начав слово о вралях, решительно нет никакой возможности пройти молчанием Антона Федотыча. В прежнем рассказе моем я его представил в период полного падения, когда его никто уже не слушал, когда он лгал о самых обыкновенных вещах; но для него существовало и другое время: состояние его тогда было далеко еще не в таком расстроенном виде; носимый им довольно странный чин «штык-юнкера в отставке» вовсе, по духу времени, не служил ему таким позором, каким служил впоследствии; врал он во всевозможные стороны самым свободным образом и только еще начинал замечать, что слушатели от него как-то стушевываются.

Антон Федотыч в собрании. Он проходит из буфета в залу, с удовольствием втягивая в себя запах накуренного одеколона. Публики еще никого нет, и только у колонны стоит молодой человек, Петруша Коробов, закинув голову назад и вообще в довольно отчаянной позе. Антон Федотыч, находя в нем удобную для себя жертву, начинает к нему приближаться, но не вдруг, а исподволь, как обходят обыкновенно охотники дрофу. Сначала он сделал довольно большой полукруг около него, потом поменьше, наконец, в третьем стал уж лицом к лицу с ним.

– Я, кажется, имею удовольствие видеть Петрушу Коробова? – отнесся он к нему, как бы совершенно еще к мальчику.

Антону Федотычу и в голову не приходило принять в соображение, что сей юный птенец тринадцати лет бежал без позволения родителей из корпуса, прожил затем в Петербурге девять лет без копейки денег и даже без бумаг для свободного проживания, а потому знал жизнь и мог понимать людей.

– Точно так-с! – отвечал молодой человек совершенно развязно.

– Еще маменьки вашей пользовался расположением!..

– Ах да! Очень рад.

Антон Федотыч на всякий случай взял легонько за руку своего нового знакомого.

– Не угодно ли? – сказал он, показывая ему другой рукой на стоявшие два стула.

Молодой человек повиновался, и оба они уселись.

– Хорошенькое зальцо!.. – начал Антон Федотыч, недоумевая еще, в которую сторону ему хватить.

– Да, но паркет нехорош! – заметил молодой человек.

– Очень нехорош! – подхватил радостно Антон Федотыч: слова эти прямо навели его на тему. – А все ведь, ей-богу, дворянство наше! Я предлагал им мой дом, ничего бы с них не взял – ездите, танцуйте; ну, а паркет у меня такой, что и в московском дворянском собрании, пожалуй, такого нет.

– Это ваш дом на Ивановской-то? – заметил ему насмешливо его собеседник.

– Да, на Ивановской! – отвечал Антон Федотыч с замечательным хладнокровием.

– Зачем же там паркет? И дом-то весь развалился.

– Случай!.. – отвечал Антон Федотыч, делая вид, что как бы не слыхал последнего замечания. – Приехал я раз в Москву, и так как у меня всегда есть свободные деньги, я люблю, знаете, шляться по разным этим аукционам (Антон Федотыч в жизнь свою не бывал ни на одном аукционе и даже хорошенько не знал, как это там делается), только раз вдруг объявляют паркет: там дал кто-то какую-то цену, я дал рубль больше, третий сказал еще рубль, я говорю два – за мной и остался. Черт знает, зачем и для чего купил паркет!.. Ведут меня показывать; вижу: целая комната завалена какими-то деревянными кусочками. Делать, однако, нечего: велел я своему человеку купить ящиков, собрали мы с ним всю эту дрянь, повезли восвояси… Дом у меня тогда только еще отстраивался. Дай-ка, думаю, не будет ли чего-нибудь из моего паркета? Призываю я мастера. «Можешь ли, говорю, братец, собрать все это?» – «Могу-с!» – говорит… – «Ну, начинай с богом!» Только вижу, он работает день, другой… Меня любопытство взяло; иду к нему. «Что же, говорю, братец?» – «Да, батюшка, говорит, извольте посмотреть, какая штука выходит!» Смотрю я: все это уж у него разложено, и как бы на самой превосходнейшей картине изображено бородинское сражение… Лица всех известных генералов как живые; все это, знаете, выделано из дерева. «Батюшка, – говорит паркетник, – мне за такой паркет рядной цены взять нельзя». – «Да бери, говорю, братец, что хочешь, только увековечь ты мне это сокровище».

– До сих пор так с генералами и стоит? – спросил Коробов, нисколько, по-видимому, не удивленный рассказом Антона Федотыча.

– До сих пор с генералами! – отвечал тот.

– Так как же по генеральским-то лицам танцевать и ходить ногами – неловко!

– Очень неловко! – засмеялся Антон Федотыч.

Молодой человек между тем придал как бы мыслящее выражение своему лицу, потом тряхнул кудрями и начал:

– У меня в Петербурге тоже были всегда свободные деньги, и я раз тоже на аукционе купил для маменьки часы; оказалось потом, что они с будильником…

– Бывает, с такой, знаете, особенной машиной! – подтвердил Антон Федотыч и показал даже рукою как бы некоторое подобие машины.

– Да дело не в машине, а в том, что часы будили в восемь часов, именно когда маменька привыкла вставать.

– Скажите! – произнес Антон Федотыч с некоторой дозой внимания.

– И это ничего! Но они будили не шумом, как будят обыкновенные часы, а выкрикивали человеческим голосом: «Вставайте!.. Вставайте!..»

– Скажите! – произнес опять Антон Федотыч, возвысив на значительное число нот свое внимание и даже показывая некоторое удивление.

– И это еще ничего! – доколачивал его молодой человек. – Будильник прибавлял: «Вставайте, Клеопатра Григорьевна!» – имя мамаши выговаривал.

– Да, это приятно! – заметил Антон Федотыч, как-то насильственно улыбаясь.

Он поставлен был в странное положение. Весь его ум и соображение как бы подернулись каким-то туманом. В молодом человеке он видел точно двойника своего, который мог совершенно то же делать, что и он делал.

– Вы вот справедливо сказали, – начал он после некоторого раздумья, – дом у меня точно что здесь стар. Неприятна, знаете, ветхость эта, а потому я гораздо больше люблю жить в усадьбе своей.

– А у вас хорошая усадьба? – спросил Коробов.

– Превосходная-с! Насчет угодий расскажу вам только одно. Раз, летом, погода этакая прекрасная стояла, сижу я с семейством у себя на балконе; вдруг слышу колокольчик. «Кто такой?» – думаю. Оказывается, становой приехал. Ну, очень рад. «Антон Федотыч, говорит, к вам архиерей сейчас приедет. Услыхал, что вы поблизости: „Везите, везите, говорит, меня к нему“; я нарочно прискакал вас предуведомить…» И точно, что я со всеми этими высокими духовными особами всегда был дружен, потому что и в молодости и до сих пор люблю заниматься этой богословией; только дело в том, что мы с семейством по слабости наших комплекций всегда едим скоромное… (Читатель, может быть, не забыл, каким слабым здоровьем и малым аппетитом пользовался сам Антон Федотыч и все его семейство.) Но ведь это – монахи; по званию своему они не могут этого делать. Призываю я управляющего. «Скачи, говорю, братец, в город, плати там сколько хочешь, только доставай нам рыбы». – «Ничего-с, говорит, и около дома найдем». – «Как около дома?» – «Да так уж, говорит, не извольте беспокоиться». Ну, я знаю, что он действительно человек расторопный, поуспокоился. Приехал архиерей… Сидим мы… тары-бары распускаем, а меня между тем все червячок гложет: «Ну как, думаю, не найдут рыбы?» Вдруг этот самый управляющий меня вызывает. «Пожалуйте, говорит, на пруд да и его-то преосвященство попросите». Возвращаюсь я к гостям моим. «Вот, говорю, ваше преосвященство, дурак мой управляющий меня и вас на пруд выйти просит – там что-то такое необыкновенное случилось». – «Хорошо, говорит, я очень рад попройтись, а то все сидел». Выходим, и так-таки прямо нам в глаза, на берегу пруда – пуда в два осетр!..

– Бывает это! – подтвердил его слушатель. – Раз мы с мамашей тоже сидим на балконе, только слышим вдруг колокольчик… Это чиновники из города едут к нам, а между тем среда… Мы с матушкой, по слабости нашего здоровья, едим скоромное, а чиновники, по их сану, всегда соблюдают посты… (Повеса на этот раз не счел даже за нужное менять фраз Антона Федотыча.) Только я призываю к себе управляющего: «Скачи, говорю, плати что хочешь за рыбу». – «Достанем, говорит, и дома, да еще и с дичью». Я сначала и поверил ему, но потом, когда чиновники приехали, меня, как и вас, стал тоже червячок погладывать; однако управляющий вскоре же вбегает. «Пожалуйте, говорит, бога ради, с гостьми на пруд да и винтовку уж захватите с собой». – «Зачем винтовку?» – «Нужно», – говорит… Бежим мы за ним. На берегу реки человек сорок мужиков тянут бредень… в него попал медведь, а белуга ему в ногу впилась!

Антон Федотыч даже уж и не усмехнулся на это; но тотчас же встал и отошел от своего собеседника и целый вечер был как опущенный в воду. Он полагал, что занимает своими разговорами молодого человека, а тот только смеялся над ним – обидно!

Загрузка...