Глава 3.
Необычные поручения английской королевы
В 1893 году Туксен был снова приглашен в Великобританию королевой Викторией. Она хотела, чтобы он запечатлел момент бракосочетания ее внука, Принца Уэльского Георга (1865-1936), и принцессы Мэри Тэкской (1867-1953).
Это была не только пышная свадебная церемония, но и важный государственный акт – ведь речь шла о женитьбе будущего короля Англии. В Сент-Джеймский дворец, где проходила свадьба, сьехались поэтому представители королевских семейств со всей Европы. И опять Туксену позировали русские – наследник Николай, его брат Михаил, их мать Мария Федоровна. На картине будущий Николай II вообще изображен на первом плане, и занимает столь же видное место, как и правящая королева Виктория. Рядом с принцессой Александрой, матерью Георга, стоит ее родная сестра – российская императрица Мария Федоровна. "Русское присутствие" на картине опять ощутимо, как никогда.
В 1894 году Туксена снова вызвали в Великобританию. Прибыв в Лондон, он был доставлен к королеве Виктории. Вызов был довольно срочным. Датчанин перебирал возможные причины, по которым королева могла бы захотеть видеть его – но до самого последнего момента так и не догадался, о чем пойдет речь.
Во время личной аудиенции английская королева наконец раскрыла карты. Оказывается, намечалась свадьба ее внучки принцессы Аликс Гессен-Дармштадской с уже хорошо знакомым художнику Великим князем Николаем Александровичем, сыном Александра III и Марии Федоровны. Королева Виктория из-за проблем со здоровьем не могла бы перенести долгое путешествие в Россию, чтобы самой побывать на этой свадьбе. Однако Аликс была ее любимой внучкой, и поэтому было решено поручить художнику, более других знавшему ее будущего супруга и русский двор, создать художественное полотно для королевы. Глядя на него, она могла бы представить себя на свадьбе и ощутить ее атмосферу. Выбор на Туксена пал и потому, что он получил известность как живописец, умеющий очень элегантно и достоверно передавать женские черты, тонко чувствовать женскую натуру. Этот сплав мастерства и опыта как раз и хотела иметь королева Виктория, заказывая датчанину полотно с изображением свадьбы своей любимой внучки, с которой она находилась в постоянной переписке.
Однако когда Лауритц Туксен с официальным рекомендательным письмом, подписанным Принцем Уэльским, прибыл в Санкт-Петербург, в России случилась беда. Император Александр III скоропостижно скончался. Страна была в шоке, императорское семейство – в глубоком трауре. Новым престолодержателем был обьявлен сын Александра III, Николай Александрович. Соответственно, речь теперь должна была идти уже не о его свадьбе с принцессой Аликс – а об официальном бракосочетании с императрицей Александрой Федоровной.
В этой связи надлежало пересмотреть и весь замысел картины Лауритца Туксена, с которым он прибыл в Россию. Все становилось другим, менялось. Тем более, что и императорская семья, и весь двор находились под тяжелым впечатлением от смерти Александра III. С его кончиной заканчивалась одна эпоха и начиналась другая. В такое непростое время Лауритц Туксен и прибыл в Россию.
Правда, его встретило немало старых знакомых. "В свой самый первый день в Российской империи я долго говорил с Анной – гувернанткой Великой княгини Ольги, которую хорошо знал еще по Гатчинскому дворцу. Она рассказала мне во всех подробностях о смерти Александра III – она присутствовала при нем, когда он умирал, а потом готовила тело к погребению. Я был потрясен до глубины души. Меня смерть Александра III потрясла и как человека, и как живописца, рисовавшего его. Каждый живописец невольно ощущает определенную духовную связь со своим объектом, с человеком, которого с помощью красок переносит на холст – и я ощущал разрыв этой связи, и мне было тяжело". Смятение и печаль чувствовались во всем облике Петербурга, и Лауритцу Туксену "стало ясно, как сильно почитали русские Александра III, и как много должно было перемениться после его ухода в мир иной".
В какой-то момент ему даже пришла в голову мысль, что, может быть, ему было бы лучше уехать из России, дождаться более благоприятного часа. "Но жизнь брала свое, новый царь приступил к выполнению своих обязанностей, стал встречаться с подданными, с министрами, с людьми его двора, обсуждать новые дела, которые надо было решать безотлагательно. Постепенно государственная жизнь налаживалась по-новому, Россия училась жить под властью нового правителя".
Личное знакомство с Николаем и с его матерью, императрицей Марией Федоровной, позволили датскому художнику появляться при дворе и лично наблюдать, как Николай брал в свои руки бразды правления после гибели отца. Новый российский властитель понравился живописцу: "Николай был исключительно вежлив, тактичен, приветлив со всеми, хотя печать скорби и горя весьма чувствовалась на всем его лице. Он находил время для того, чтобы беседовать с людьми, вникать в суть проблем. В нем не ощущалось наивности или бросающейся в глаза неподготовленности к делам управления, напротив, чувствовался довольно способный администратор, хотя еще и не обогащенный разнообразным опытом. Но в самом подходе к делам ощущалась хорошая, здоровая основа нового императора. Он очень внимательно слушал, хотя и трудно было сказать, какие выводы он делает для себя, но он их, несомненно, делал – и делал с прицелом на будущее практическое использование. Он вовсе не был упрямцем или грубияном, какими зачастую бывают самодержцы, облегченные неограниченной властью. Наоборот, в нем чувствовались такт, европейское образование и великолепное воспитание."
Одновременно художник обратил внимание на то, как "отлично сидела на Николае военная форма, и как живописно он смотрелся на фоне гусар придворного гвардейского полка и других военных, которые часто выстраивались шеренгами при входе во дворец или в его больших залах, где новый император принимал людей". Лауритц Туксен понимал, что для России это очень важно – в ней правитель был прежде всего военным, ибо страна была огромной, и на протяжении всей своей истории вела череду почти непрерывных войн за расширение и выживание. "Русские прекрасно помнят недавние страницы своей истории – войну с Наполеоном, Крымскую войну, войны с турками и ценят в императоре его бросающуюся в глаза воинскую стать и выправку. Несомненно, они видят в нем такого же способного командира, каким был и его отец, как-то сказавший, что у России есть всего два настоящих преданных союзника – ее армия и флот", – записывал в своем дневнике Лауритц Туксен.
На датчанина произвело большое впечатление то, как мужественно держался Николай после смерти отца, после того, как на его плечи легла ответственность за самую большую – по территории – страну мира. "Европейскому мозгу трудно вообразить ту меру ответственности и власти, которую неизбежно приобретает российский властитель, вступающий на престол. Она – столь же огромна, как и эта страна. В истории было немало случаев, когда люди просто не выдерживали такой ответственности, пасовали перед такой огромной властью, и не находили в себе ни душевных, ни физических сил ей соответствовать. Однако у Николая все это происходит как-то органично. Нельзя сказать, что это – прирожденный властитель, потому что такого рода людей в природе просто не бывает, но, с другой стороны, в нем явно присутствует то, чего недостает многим из нас – истинная властность, твердая основа, скрытая за внешними покровами императорского лоска. Видимо, именно такой человек и нужен России, хотя те вызовы, которые бросает властителю страна, являются подчас непомерными".
Насколько можно понять из анализа дневниковых записей Туксена, во время второго приезда в Россию – совпавшего таким почти мистическим образом с крутым поворотом в ее жизни – его живо интересовали особенности русской истории, в которых он начал разбираться. И в этой связи, естественно, он не мог пройти мимо трагической гибели Александра II, деда нынешнего императора Николая II, погибшего от рук своих собственных подданных. Художник чувствовал – видимо, как и многие русские – что страна нуждается в глубоких реформах, чтобы соответствовать требованиям современного дня и новейшей истории. При всем величайшем внешнем блеске российской Империи, всем было очевидно, что без подлинных реформ страна – обречена. Обречена на вечное отставание, на деградацию и, скорее всего, на революционный взрыв. Но в то же время страх пробить брешь в самом историческом фундаменте Империи сковывал все попытки радикальных реформ. И все эти дилеммы должны были лечь на плечи нового российского властителя. Сейчас, когда мы знаем, как закончил свои дни Николай и его семья и в какой обстановке оказалась к тому моменту Россия, мы можем оценить и глубину размышлений датского художника над судьбой страны и ее правящей династии.
Получилось так, что он пережил всех своих русских моделей – за исключением императрицы Марии Федоровны, умершей годом позже него самого. И она была единственной, чей конец был более-менее нормальным – если так вообще можно говорить о смерти. Смерть же Николая и его семьи была поистине трагической, мученической, и с человеческой точки зрения – ужасной и недопустимой. Моя личная точка зрения сводится к тому, что художник Лауритц Туксен – человек, в силу своей профессии обладающий более острым чутьем, чем "обычные" люди – что-то почувствовал уже в момент своей первой встречи с только что ставшим российским императором Николаем. Чутье Туксена словно позволило ему полубессознательно заглянуть в будущее – и прозреть его смутные контуры. Отсюда – особый тон его воспоминаний об императоре, записанных уже тогда, когда до его реальной трагической гибели оставалось больше двадцати лет. Когда, казалось бы, мало что вообще предвещало ее.
Вполне вероятно, что свою роль сыграла и особая "острота глаза" иностранца, увидевшего Россию со всеми ее проблемами и неразрешимыми противоречиями со стороны, и сумевшего поставить ей более точный диагноз, чем тот, который был по природе своей доступен самим русским.
Впрочем, это были только его личные дневники. И ни с кем, кроме как со своей женой Урсулой, он своими размышлениями не делился. Тем более он не пересказывал их своим царственным собеседникам.
Да и вряд ли они поняли бы его. Воспоминания других современников Николая II рисуют менее подкупающий облик царя, чем Лауритц Туксен. В этих воспоминаниях Николай предстает довольно своенравным и весьма упрямым человеком, имеющим свое собственное мнение и настаивающим на нем, чего бы это ему не стоило. И практически не способным корректировать его под внешним воздействием.