Первым опомнился хозяин. Альдо Гримальди вышел из-за стойки, с достоинством поклонился и ослепительно улыбнулся новым гостям.
– Господа, добро пожаловать в «Шварцберг»!
Мужчина в костюме едва удостоил любезного хозяина взглядом. Он дернул щекой, как будто подмигнул, и выдавил с отвращением:
– Надеюсь, наши номера готовы.
– Разумеется! – еще ослепительнее улыбнулся хозяин. – Прошу за мной. Лучшие комнаты. Великолепный вид. Ортопедические кровати. Горячая вода прямо в номерах.
Мне показалось, что Гримальди слегка не в себе. Ничего удивительного: эта странная компания прямо-таки излучала опасность. Казалось, сам воздух в столовой сгустился. Мне даже почудился запах горелой изоляции.
Кто все эти люди? С телохранителями все ясно. Хотя в жизни не слышала, чтобы кто-то, пусть даже самый новый из новых русских, таскал за собой охрану на горнолыжные курорты. Любопытно, что за тело охраняют эти парни. Этот человек в стильных очках выглядел так, как будто его минуту назад выдернули с дипломатического приема.
А спутницы? Кто они, дамы из эскорта? Блондинка что-то чересчур молода.
Хозяин, не переставая бормотать что-то успокоительное, увел всю компанию наверх, в приготовленные для них номера.
Стоило этой группе покинуть столовую, как напряжение немедленно спало. Все задвигались, заговорили, послышался смех. Как будто на минуту влетела шаровая молния, покружила по комнате, но никого не убила и вылетела в окно. Уф, теперь понимаю, как нас воспринимают европейцы.
В этот момент дверь скрипнула еще раз, и на пороге появился мальчик лет шести в ярко-голубой курточке. Шапочку он снял и держал в руке. Было видно, что волосы у него светлые-светлые, как у пастушка на картинке, изображающей русскую деревню, а глаза синие.
– Ванечка, проходи, не стесняйся, – произнес мужской голос, и за спиной мальчика показался тип с нотной папкой. Я сглотнула. Что-то менее подходящее для горнолыжного курорта трудно было представить. Кстати, этот молодой человек, что вел мальчика, был единственным из вновь прибывших, кто пожелал поздороваться с присутствующими.
– Добрый вечер. – Он положил руку на плечо мальчика. – Иван, поздоровайся!
– Здравствуйте, – прошептал ребенок и опустил глаза.
Мужчина оглядел зал, полный незнакомых людей, и вежливо поинтересовался:
– Простите, а где мои спутники? И где наш любезный хозяин?
– Он повел их наверх, показывать комнаты! – высунулась Вострецова-старшая.
– Ванечка, пойдем, тебе нужно отдохнуть, – наклонился он к мальчику. Наверное, это гувернер. Ваня послушно затопал по лестнице.
Стоило мальчику с воспитателем покинуть столовую, как Вострецова-младшая немедленно взяла реванш у сестры. Она вытаращила глаза, навалилась грудью на стол и сообщила театральным шепотом:
– Знаете, кто это? Это же сам Кабанов! Дмитрий Юрьевич! – Никакой реакции не последовало. Лиля разочарованно обвела всех нас глазами и уже без всякой аффектации пояснила: – До неприличия богатый мужчина. Олигарх, знаете?
Окружающие снова не отреагировали. Постояльцы преувеличенно внимательно смотрели в свои тарелки. Лиля поняла, что никакого удовольствия от пересказа сплетен сегодня не получит, и сочла за лучшее вернуться к бифштексу.
Вернулся хозяин. Бедняга Альдо, он выглядел непривычно подавленным и тихим. Да, Дмитрий Юрьевич Кабанов умеет выбить человека из колеи. Кстати, многие богатые и влиятельные люди обладают такой способностью. Когда после их ухода беседуешь с персоналом, горничные и секретари обычно повторяют: «Он на меня взглянул, и у меня язык примерз, в горле пересохло, сердце затрепетало. Стою и слова сказать не могу!»
Альдо Гримальди оправился от потрясения не сразу. Он даже позволил себе украдкой глотнуть бренди – я видела это в зеркале над стойкой. Чем, интересно, так контузил нашего дорогого хозяина господин Кабанов? Никаких сомнений, этот Дмитрий Юрьевич – тяжелый и неприятный тип. Что ж, постараюсь держаться подальше от него и его странной семейки. Никто не может заставить меня общаться с людьми, которые мне несимпатичны. Хватит и того, что я постоянно сталкиваюсь с такими по работе.
Наконец хозяин порозовел и задышал нормально. Поправил шелковый платок на шее, откашлялся, дождался, когда все головы повернутся в его сторону, и провозгласил:
– Господа, вечером всех гостей ожидает приятный сюрприз! Приглашаю вас на вечеринку в честь Нового года. Семейная атмосфера, живая музыка и исключительный выбор напитков!
Я немедленно дала себе слово, что ноги моей не будет на этом празднике.
Обед закончился в молчании. Белокурые арийцы быстро ушли к себе. Сестры Вострецовы попросили добавки. Я вернулась в номер, достала телефон и вышла в Интернет. Связь была неважной, сигнал неустойчивый. Наверняка дело в окрестных скалах, которые создают помехи. Пальцы дьявола, одно слово. К счастью, мне все-таки удалось открыть браузер и кое-что найти.
Дмитрий Юрьевич Кабанов, пятьдесят два года. В списке Forbes его нет, но человек достаточно состоятельный. Источник его богатства находится в Восточной Сибири. Или все-таки в Западной? Как бы там ни было, он владелец какого-то горно-обогатительного комбината, трех банков, парочки газет и одного телеканала. Плюс еще что-то там по мелочи.
До вечера я провалялась на кровати. Мышцы слегка ныли: тело отвыкло от таких интенсивных нагрузок. В последние годы мне нечасто приходилось вставать на лыжи. Ничего, десять дней в «Шварцберге», и я верну себе былую форму. Свежий воздух, движение, солнце. Ага, и труп в шкафу. А в придачу странная компания соотечественников, которым явно не место на курорте для экстремалов.
Мои мысли помимо воли то и дело возвращались к афганцу. Кем был этот человек? Кто и почему убил его и зачем тело подбросили именно в мой номер? А самое непонятное – куда делся труп? И кто стоит за всем этим?
Может быть, наш дорогой хозяин обнаружил рано утром бездыханного гостя, решил, что скандал нанесет непоправимый ущерб его заведению, и сам спрятал тело? В конце концов, что я знаю об Альдо Гримальди? Вдруг он не всегда был владельцем гостиницы. Кто знает, может, первую половину своей жизни Альдо провел в «Коза Ностра»?
Да и остальные постояльцы «Шварцберга» могут оказаться кем угодно. На первый взгляд все выглядят вполне невинно. Никого не заподозришь в способности совершить убийство. Однако кто-то же убил однорукого. Кто? Сестры-сплетницы Вострецовы? Белокурые арийцы, которые не умеют кататься на лыжах, но зачем-то притащились в «Шварцберг»? Оперная дива, которой здесь точно нечего делать? Ее худосочная дочка?
Что я знаю об этих людях? Сведений слишком мало, чтобы строить гипотезы. Мысли мои бродили по кругу, как стреноженные ослы, и мешали погрузиться в здоровый крепкий сон. Только поэтому я нарушила данное себе обещание.
Когда наступил вечер и в коридоре послышался голос хозяина, приглашающий всех на вечеринку, я встала, умылась, оделась и спустилась в зал.
Хозяин постарался на славу. Столовая была украшена электрическими фонариками и разноцветной мишурой, барная стойка засыпана скрипучим искусственным снегом, который переливался под лампами, на абажуры наверчен серпантин. В длинном вытянутом помещении стало светлее и уютнее. Как-то сразу вспомнилось, что за окнами зимний вечер, ледяной ветер сдувает снег с черных скал, а у нас здесь тепло и мирно.
Хозяин в белоснежной рубашке, бархатном пиджаке и при галстуке-бабочке колдовал за барной стойкой. Батарея разноцветных бутылок выстроилась за его спиной. Юная Агнешка разносила закуски. За столиками, расставленными как в ресторане, восседали постояльцы, принарядившиеся для вечеринки.
Арийцы потягивали какие-то коктейли из высоких изогнутых бокалов, украшенных зонтиками и ломтиками апельсина. Синьора Фаринелли надела серебристое платье с открытой спиной – кажется, эта дама не испытывала ни малейшего смущения по поводу своей внешности. Тощая девица в кожаных брюках и кружевной, естественно, черной блузке с отвращением цедила что-то слабоалкогольное. Сестры Вострецовы сверкали одинаковыми платьями из блестящей дешевой материи, только у старшей оно было темно-зеленым, а у младшей – цвета весенней листвы, отчего сестры приобрели поразительное сходство с парочкой змей.
Немного портила картину веселья уже знакомая мне дылда-норвежка. Облаченная в вечернее платье с глубоким декольте и туфли на приличной высоты каблуках, мадам дефилировала по залу и заводила игривую беседу то с одной, то с другой компанией. Мне показалось, что ядовито-розовый коктейль в ее бокале был далеко не первым за вечер. Смешно, но модное платье совершенно не шло к ее спортивной фигуре. Кажется, в «Шварцберг» она приехала вовсе не ради лыж, а скорее ради охоты, так сказать, на крупного зверя. В штанах.
К большому удовольствию всех постояльцев, Кабанов и его спутницы не удостоили вечеринку своим присутствием. Мне показалось, хозяин тоже был рад этому обстоятельству. Зато пришел гувернер маленького Ивана – молодой человек с копной светлых волос и мальчишеской улыбкой.
Стоило мне войти в зал, как одну из таких улыбок он адресовал лично мне. Что ж, пожалуй, этот воспитатель – наименее неприятный здесь человек, а раз так, почему бы ему не составить мне компанию на этот вечер. Беседа с ним уж наверняка будет более содержательной, чем с нетрезвой норвежкой или сестрами Вострецовыми.
Я мило улыбнулась молодому человеку в ответ и присела за его столик.
– Привет! Вы верите, что как встретишь Новый год, так его и проведешь?
Гувернер заразительно рассмеялся.
– Наверное, как и все, я делаю вид, что не верю в приметы и не разделяю суеверий, но в глубине души… Знаете, ответ скорее будет «да».
Что ж, начало неплохое. Он не смутился, не стал нести что-то невразумительное, но и не повел себя как записной остряк. Ответ простой, искренний и честный.
– Меня зовут Сергей. Сергей Дубровский, – представился он. – А вас?
– Евгения Охотникова. Вы состоите в свите Дмитрия Кабанова?
Тень неудовольствия скользнула по его лицу. Сергей поморщился.
– Давайте сразу обозначим границы. Я не стану обсуждать своего работодателя и его личные дела, хорошо?
Я пожала плечами:
– Правду сказать, меня нисколько не интересуют личные дела незнакомых людей. А если совсем честно, сегодня вечером я пришла в бар с единственным намерением – как следует надраться и отлично провести время.
Дубровский рассмеялся. Смех у него тоже оказался приятным.
– Тогда позвольте составить вам компанию, Евгения!
– А где же ваш мальчик? – поинтересовалась я. – Вы уже уложили Ванечку?
Молодой человек удивленно уставился на меня:
– Вы принимаете меня за няньку?
– Извините, – я слегка смутилась. – Но разве вы не гувернер?
– Я учитель музыки, – улыбнулся Сергей.
Точно, днем в руках у моего нового знакомого была папка с нотами. Неужели и на отдыхе ребенка заставляют заниматься музыкой?
– Дело в том, что Иван – вундеркинд, – пояснил Дубровский. – Ему нужно играть каждый день, иначе теряется беглость пальцев.
– Вундеркинд?
– Как Моцарт, – кивнул Сергей. – Раннее развитие особенно важно для музыканта. Думаю, в будущем его ждут лучшие концертные залы. А теперь, если не возражаете, сменим тему, ладно?
– Вам запрещено обсуждать ребенка и работодателя по условиям контракта? Или это просто неприятно?
– Ни то, ни другое, – развел он руками. – Знаете анекдот – «станки, станки»? Приходит на пляж девушка легкого поведения…
В этом месте мой собеседник смутился и умолк. Все-таки мы были едва знакомы. Неизвестно, как я отнесусь к скабрезному анекдоту. Историю на тему «приходит проститутка на пляж» я знала давно – анекдот был, что называется, с бородой. Я с доброжелательным интересом смотрела в глаза нового знакомого. Интересно, то, что молодой человек пытается рассказать мне неприличный анекдот, свидетельствует ли о том, что он испытывает ко мне чисто мужской интерес?
– Ладно, не важно, – махнул рукой учитель музыки. – Просто представьте, приходите вы… Кстати, кто вы по профессии?
– Фитнес-тренер! – сладко улыбнулась я. Совершенно не собираюсь выдавать случайному знакомому свою подлинную биографию. А профессия тренера объясняет многое – мою спортивную фигуру и хорошую физическую подготовку.
– О, отлично! Приходите вы, к примеру, на выставку…
– Ван Гога? – невинно поинтересовалась я.
– Не обязательно. Или в театр. Приходите, чтобы отдохнуть и развлечься. И вдруг к вам подходит человек и заводит разговор о жимах лежа, количестве подходов и степ-платформах. Понравится вам такой поворот событий?
– Ладно, я все поняла. Давайте выпьем, Сергей?
Собеседник с готовностью закивал.
Я махнула рукой, подзывая официантку. Раскрасневшаяся Агнешка в белой блузке, с растрепанными кудряшками подскочила к нам.
– Мне порцию вашей фирменной граппы, пожалуйста, – попросила я. Гулять так гулять! Пью я крайне редко, но нельзя же провести всю ночь со стаканом лимонада!
Когда мне принесли выпивку, Сергей покосился на мой стакан и попросил:
– Мне то же самое.
Мы чокнулись и выпили.
– Бр-р! – сказал учитель музыки. – Крепкая штука!
– Фирменная, – пояснила я. – Альдо заказывает ее в Италии.
– Вы бывали здесь раньше? – удивленно приподнял брови Дубровский. – Так сказать, завсегдатай этого милого, но мрачноватого заведения?
– Нет, я здесь впервые. Но мне настоятельно рекомендовали фирменную граппу господина Гримальди!
Сергей рассмеялся и откинул со лба прядь светлых волос. Я обратила внимание на его изящные ухоженные пальцы. Конечно, тот, кто воспитывает маленького Моцарта, будущую звезду, должен следить за руками.
– А вы уже бывали в «Шварцберге»? – в свою очередь спросила я.
Учитель музыки покачал головой:
– Что вы, мне это место не по карману. Я всего год работаю на господина Кабанова, так что здесь я впервые. Пожалуй, мне здесь нравится. Особенно радует эта обманчивая простота – думаю, она обошлась нашему дорогому хозяину в солидную сумму.
Мы переглянулись и расхохотались.
Я позвала Агнешку и повторила заказ. Мой собеседник присоединился ко мне.
– Прозит! – сказал Сергей.
– Лехаим! – выдвинула я ответный тост.
Мы чокнулись и выпили. Настроение у меня стремительно улучшалось. Сейчас «Шварцберг» уже не казался мне мрачным. Удивительно уютный отель с истинно семейной атмосферой!
Я поманила нового знакомого пальцем. Когда он склонился ко мне над столом, я тоном заговорщика спросила:
– Сергей, скажите, вам ничего здесь не кажется странным?
Дубровский огляделся. Вечеринка была в самом разгаре.
Играла музыка. Хозяин священнодействовал над бутылками. Агнешка так и летала по залу, разнося напитки. Из кухни восхитительно пахло жареным мясом. Дылда-норвежка присела за столик к арийцам и о чем-то увлеченно с ними беседовала. Семейство Фаринелли потягивало через соломинки что-то ярко-зеленое – мать с видимым удовольствием, а дочка – точно кошка, лакающая микстуру. Сестры Вострецовы наперегонки метали закуски, не забывая стрелять глазами в поисках интересного.
– Странным? – приподнял брови музыкант. – Не знаю, как выглядит это место обычно, но снег на барной стойке, на мой взгляд, это уже перебор. Да и серпантина многовато. И очень жаль, что здесь нельзя курить.
– Внимание, господа, внимание!
Хозяин сообщил, что ровно через пятнадцать минут гостей ждет сюрприз. Я предложила Дубровскому выйти на свежий воздух, мы накинули куртки и вышли на террасу. Музыкант предложил мне сигарету и дал прикурить. Мы облокотились на перила. Было так темно, как никогда не бывает в городе. Там всегда есть какие-то источники света – фонари, световые рекламы. А здесь только белый снег, черное беззвездное небо. Оранжевый свет падал на снег из окон горного приюта, а остальной мир был погружен в темноту, тишину, мороз. Сигаретный дым и пар от нашего дыхания клубился в воздухе.
– Как странно встречать Новый год вот так, высоко в горах, среди незнакомых людей, – вдруг негромко произнес Дубровский.
– Да вы просто читаете мои мысли! – поразилась я. – Вечно мы жалуемся на то, что устали от цивилизации, от шума и бессмысленной суеты, но ничего не делаем для того, чтобы изменить положение. А когда оказываемся в таком вот месте, на краю мира, чувствуем себя крайне неуютно.
– Я бы не назвал Швейцарию «краем мира», – усмехнулся Сергей, – но в целом я понимаю, о чем вы. Да, жителя больших городов пугают тишина, покой и величие этих гор. Начинаешь задумываться о вечном.
– Ага, и сразу лезут мысли на тему «что-то мы неправильно живем», – кивнула я.
– Что ж, хотя бы что-то в этом мире еще способно заставить нас задуматься над этим, – тихо проговорил Дубровский.
Да, учитель музыки вовсе не прост. Честно признаться, я не привыкла вести такие разговоры с малознакомыми людьми. Но с Сергеем такая тема почему-то казалась естественной. Мы переглянулись и одновременно рассмеялись.
– Пойдемте в тепло, вы совсем замерзли, – предложил новый знакомый, и мы вернулись к остальным. Как раз вовремя – гости «Шварцберга» уже начали обратный отсчет: «десять, девять, восемь, семь…»
Мы с Дубровским присоединились к другим, гадая, что бы это могло быть. До полуночи еще оставалось порядочно времени.
Наконец на счет «ноль» свет в зале погас. На середину выскочил Леон с зализанными набок волосами и вытаращенными глазами. Подросток заметался, но потом, видимо, вспомнил инструкции хозяина и распахнул обе створки двери, ведущей в кухню. Оттуда в зал вплыла свинья. Точнее, увесистый поросенок с долькой лимона во рту покоился на подносе, который держали в могучих руках обе швейцарки. Вокруг свинки торчали бенгальские огни, они горели, рассыпая молочно-белые искры.
Признаю, это было красиво. Гости разразились аплодисментами и приветственными криками. Свет зажегся снова, польщенный хозяин раскланивался, прижимая руку к груди.
Поросенка водрузили на стол, хозяин вооружился жуткого вида ножами. И вскоре уже все гости получили тарелки с ароматным мясом.
Потом подали штрудель, затем кофе. Когда заиграла музыка и хозяин предложил милым гостям потанцевать, я поняла, что это просто жизненно необходимо. Сергей думал точно так же – учитель музыки сразу же вскочил и галантно протянул мне руку. Ничего, что я была выше на целую голову, – новый друг танцевал неплохо. Мы скользили по залу в приглушенном свете, и я думала о том, какие странные сюрпризы преподносит порой судьба. У нас в стране Новый год – семейный праздник, все стараются встретить его с близкими людьми. Мой единственный близкий человек – тетушка Мила. Чем бы я ни была занята, где бы я ни находилась, Новый год я стараюсь встретить с ней. И вот я вдали от дома, в странной, но симпатичной компании. Музыка убаюкивала, мы вальсировали – не очень умело, но достаточно элегантно, особенно по сравнению с другими гостями. Казалось, волны музыки несут нас. Я закрыла глаза и склонила бы голову на плечо партнера, если бы он не был ровно на голову ниже меня.
Перед моими закрытыми глазами почему-то предстал полигон. А, да, помню – это первый год моего обучения в «Сигме». Мы только что выдержали довольно жесткие отборочные тесты и теперь до невозможности гордимся собой. Мы – это десять девушек в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех. Я самая младшая. Восемнадцать мне исполнилось в сентябре, и я очень этому рада. Будь я несовершеннолетней, меня ни за что не допустили бы к испытаниям.
Испытания, тесты, соревнования – это то, что я так люблю в жизни. Да, знаю, для девушки это не совсем типично – в моем возрасте полагается мечтать о принце на белом коне, в крайнем случае о карьере в престижной фирме. Но меня, Женю Охотникову, вынуждает скучать все то, что заставляет часто-часто биться сердца моих ровесниц.
Может быть, все дело в том, каким человеком был мой отец?
Генерал Максим Охотников всегда мечтал о сыне. Но у его жены было больное сердце, и после первого ребенка – девочки – врачи запретили ей рожать. Думаю, отец так и не смирился с этим. Наверное, поэтому он воспитывал меня не совсем так, как принято воспитывать девочек.
Мы жили в районе Владивостока. Отец служил в Дальневосточном военном округе. Карьеру он начинал на отдаленных полигонах. Мое детство прошло в военных городках. Иногда мы жили в таких местах, где, кроме солдат-срочников, офицеров и служебных собак, не было никого. Порой мы месяцами не видели незнакомого лица. На сотни километров простиралась тайга. По широкой реке проходила граница. Ее мы должны были охранять. Я упросила отца подарить мне щенка. Он долго держался, говорил, что это не положено. Но я уже лет в шесть умела вить из него веревки. Щенок был толстый и глупый. Я назвала его Львом. На льва он походил очень мало – скорее, на сардельку. Больше всего он любил поесть как следует и поспать в тепле у печки. Но я поставила себе задачу – сделать из него служебную собаку. Выспросила нашего кинолога, как правильно дрессировать служебного пса, и с упорством одержимого принялась обучать беднягу.
Отец в самом начале предупредил, что если мне не удастся к Новому году сделать из Льва послушного, хорошо выдрессированного пса, то с ним придется расстаться. И я старалась – кормила по часам, зажмуривая глаза и сжимая зубы, чтобы не поддаться на жалобный визг, когда мой пограничник выпрашивал печеньку. Часами учила выполнять команды. Наматывала по пятьдесят кругов вокруг казармы с щенком на поводке. Пыталась натравить Льва на кошку нашего повара.
Думаю, если бы Лев оказался хоть чуточку более обучаемым, хоть немного пригодным к службе, то мне удалось бы сделать из него что-то стоящее. Но бедный щенок был выбракован за полную непригодность, о чем я, конечно же, не знала. Отец подарил девочке живую игрушку. Но я не хотела играть. Я хотела охранять границу вместе с верным другом – моей собакой.
Отец наблюдал за мной, улыбаясь в усы. Мама кусала губы. Однажды ночью я проснулась оттого, что родители ссорятся.
– Ты понимаешь, что ты травмируешь ребенка? – шепотом кричала мама.
– Я желаю ей только добра! – отвечал отец.
– Максим, пойми, она девочка! Ей надо в куклы играть. А она спрашивает, когда ты возьмешь ее с собой в патрульный обход!
– Девочке, милая моя, тоже пригодится быть сильной.
– Ты просто никак не можешь меня простить, что я так и не смогла родить тебе сына.
– Ну, ну, дурочка моя. Не надо, не плачь.
Мама принималась рыдать, а отец ее утешал. Они были хорошей парой.
От психологической травмы расставания со Львом меня спасло то, что отца перевели на другое место службы – с повышением. Теперь мы жили в военном городке. Я даже испугалась, увидев так много новых лиц, но скоро привыкла. У меня появилась подружка – Саша. Может быть, ее родители тоже хотели мальчика?
Вместе мы провели много восхитительных летних дней, ползая по заброшенным дзотам, собирая чернику и стреляные гильзы. Однажды мы забрались на полигон, где мой отец проводил учения. Это был один из самых веселых дней моей жизни – прекрасно помню, как солдатики гонялись за нами, пытаясь удалить мелюзгу с полигона, а мы, тощие и ловкие, уворачивались и прятались, давясь от смеха. Эх, и досталось же мне вечером от отца!
Время шло, отец получал очередное звание, и мы перебирались все ближе к городам. В пятый класс я пошла уже во Владивостоке.
Спустя много лет я поняла, как сильно мама любила отца, чтобы согласиться вести такую суровую жизнь. Она была врачом, и для нее всегда находилась работа в гарнизонах.
Отец сам занимался моим воспитанием. Поднимал в шесть утра, чтобы мы успели сделать зарядку до того, как он уйдет на службу. Учил подтягиваться на турнике и крутить «солнце». Именно он, в нарушение всяческих инструкций, дал мне первые уроки стрельбы. Выучил нырять с аквалангом в бухте и ловить морских ежей. Отхлестал меня по щекам, застав с сигаретой. Запер на две недели дома, когда я, не спросив разрешения, в пятнадцать лет сделала татуировку на голени.
Уже в старших классах школы стало ясно – со мной надо что-то делать. Думаю, я была для родителей кошмаром. Я была абсолютно лишена страха, крайне самоуверенна и не привыкла задумываться о последствиях. Привыкла добиваться всего, чего захочу. И не привыкла сдерживать свои желания. В шестнадцать лет я завела роман с красавцем-подводником. Когда отец объяснил ему, сколько мне лет, подводник поспешно ушел в рейс, на глубину, и больше я его не видела. Потом я увлеклась экстримом. Скейтборд и акваланг, тарзанка и прыжки на батуте. Я обследовала все высотки в городе с компанией таких же жадных до приключений парней и девчонок.
В общем, когда я окончила школу, родители вздохнули с облегчением. Посовещались и решили, что меня нужно отправить куда-нибудь подальше от родного Владика, который становился мне тесноват.
Таким местом стала Москва. А точнее, Ворошиловка – высшее учебное заведение для девушек. Моя специальность называлась «секретарь-референт, переводчик», но на самом деле все было куда интереснее. Конечно, можно было ограничиться карьерой переводчицы в МИДе, но при наличии желания и способностей перед выпускницами Ворошиловки открывались куда более богатые возможности.
На третьем курсе я получила предложение пройти тесты для стажировки в отряде «Сигма». Отбор был жестким, но я его прошла. Физические нагрузки никогда меня не пугали. Насколько серьезным был отбор, можно судить хотя бы по тому, что после него двух девушек из числа забракованных отвезли в больницу. Одну со сломанной ногой, а другую с нервным срывом.
Так что мы, десять девушек, прошедших отбор, могли по праву гордиться собой. В те далекие времена я свысока поглядывала на людей, у которых бывают нервные срывы. У меня, Жени Охотниковой, ничего подобного быть не может.
В тот день на полигоне нас ожидала полоса препятствий. Мы должны были взбираться на конструкции, имитирующие жилые здания, прыгать из оконных проемов, ползти по бетонным туннелям. Значит, мы отрабатывали выживание в городских условиях.
Я помню, что именно тогда из нашего небольшого отряда выбыла еще одна девушка. Очень заносчивая особа, мы с ней все время соперничали. Инструктор сказал, что одной из нас придется перейти в другую группу, что мы мешаем нормальному тренировочному процессу. Уйти должна была та, что проиграет, так что полосу мы проходили на время. Помню, как инструктор с секундомером в руках поджидал нас в конце полосы препятствий.
Я выиграла. Та девушка ушла, опустив голову, и больше я ее никогда не видела. Я всегда выигрывала – по крайней мере, в свои восемнадцать. Прошло несколько лет, прежде чем я поняла, что это не главное.
Почему я вспомнила о «Сигме»?
– Все-таки вы не ответили на мой вопрос, Сергей, – я прервала сладкое оцепенение. – Вам ничего не кажется странным?
– О чем вы говорите, Евгения? – Мой партнер вздрогнул и словно бы очнулся. Видимо, и его убаюкала приятная медленная сладкая музыка.
– Вас не удивляет хотя бы количество соотечественников на квадратный метр швейцарской земли?
Я обвела глазами зал.
– Из двадцати с чем-то присутствующих десять – русские. Не считая нас с вами, это вон те сестры в зеленом, семья Кабановых и их телохранители.
– Не вижу в этом ничего необычного! – пожал плечами Дубровский. – Сейчас в любой стране мира можно встретить россиян. У наших соотечественников появились деньги, вот они и путешествуют по миру. Хотите еще выпить?
Вечер завершился самым приятным образом. Галантный кавалер проводил меня до двери моего номера (признаюсь, я слегка покачивалась) и пожелал спокойной ночи.
Что ж, если примета насчет встречи Нового года верна, получается, меня ждут неплохие триста шестьдесят пять дней! Я проведу их в обществе обаятельного мужчины, в тепле и сытости! С этими приятными мыслями я отправилась спать.
Ночь и в самом деле прошла на удивление спокойно. Утром я с опаской открыла шкаф – но там было пусто. Я перевела дух и принялась одеваться.
Погода стояла превосходная. За окном светило солнце, «Шварцберг» прямо-таки купался в ослепительном блеске свежевыпавшего снега. Я спустилась в столовую. Длинное помещение с рядами столов выглядело как обычно – ни малейшего следа вчерашнего веселья.
Из постояльцев присутствовали только сестры Вострецовы – с томным видом поедали овсянку. Хозяин раскладывал на столах какие-то листки. Я попросила крепкий кофе и присела за столик, от нечего делать взяла один из стопки. Это была местная газета, всего из двух листиков. Печаталась она небольшим тиражом в городке неподалеку, а распространялась, похоже, по окрестным деревням и отелям. Очаровательно старомодно – в наш век Интернета, когда новости успевают устареть через тридцать секунд после появления!
Первая полоса содержала подробный прогноз погоды и сводку о лавиноопасности. Вторая предлагала историческую справку о кантоне, в котором мы находились. В ожидании кофе я прочитала ее очень внимательно. Что ж, прогресс налицо, молодцы, швейцарцы, так держать! На четвертой полосе я обнаружила астрологический прогноз. Изучила и его – так, на всякий случай. В гороскопы я не верю – так же, как и в приметы, но ведь интересно же! Моему знаку звезды сулили непредвиденные проблемы, встречу с неизведанным. В заключение авторы гороскопа советовали надеяться исключительно на свои силы и не унывать. Спасибо за совет, конечно, но я ведь и без непрошеных рекомендаций так поступаю. А вот полоса номер три – то есть первая сторона второй странички – меня заинтересовала. В газетке писали, что в этих краях скрывается Леодегранс – знаменитый международный аферист, обманувший полицию многих стран. Поиски преступника ведутся вот уже вторую неделю. Этот тип – международный аферист высокого полета – выдает себя за подростка, меняет внешность. Полиция даже толком не знает, мужчина это или женщина. Возможно, под маской Леодегранса скрывается молодая девушка. Или юноша. На это указывает мастерское обращение с современными техническими средствами. Известно только, что след преступника предположительно ведет в один из горных отелей и что при себе у него драгоценности на несколько миллионов – последняя добыча. Ничего себе! На закуску автор заметки советовал местным жителям проявлять бдительность и напоминал, что за поимку преступника объявлена награда – полмиллиона евро.
Так-так, очень интересно. А что, если именно я буду тем человеком, кому повезет? Если именно я передам полиции неуловимого Леодегранса? Пол-лимона мне вовсе не помешают!
Хотя совершенно непонятно, как это можно быть бдительным, если неизвестно, как злодей выглядит? Даже непонятно, мальчик он или девочка. А вдруг этот самый международный аферист остановился именно в нашем отеле?
Потягивая ароматный кофе, я забавлялась, прикидывая, кто из постояльцев «Шварцберга» может оказаться Леодегрансом. Официантка Агнешка? А что, если она никакая не студентка, приехавшая сюда подзаработать? В «Шварцберге» ее никто не знает.
Или дочка госпожи Фаринелли? Впрочем, это вряд ли. Оперная дива мирового уровня не станет покрывать преступницу.
А может быть, это юная спутница господина Кабанова – та, что в белой шубке?
Или младшая из сестер Вострецовых? Изумрудный браслетик на ее тощей руке явно не подделка, непонятно только, зачем везти с собой драгоценности на горнолыжный курорт и тем более надевать их к завтраку.
Я подозвала хозяина и поинтересовалась:
– Скажите, вы что-нибудь слышали об этом Леодегрансе?
Альдо отмахнулся:
– О, это просто позор для нашей полиции. Они ловят этого мошенника и все никак не могут поймать!
– Может быть, они его попросту выдумали? – предположила я, – ради повышения туристического рейтинга?
Судя по всему, наш милый хозяин был начисто лишен чувства юмора. Он всесторонне обдумал мое предположение и с серьезным видом покачал головой:
– Не думаю. Наша полиция не позволяет себе такого.
Я склонилась к Гримальди и доверительно проговорила:
– У вас наверняка есть собственное мнение относительно этого преступника. Как вы полагаете, он может скрываться в «Шварцберге»?
Добрейший хозяин оглядел пустой зал, затем так же доверительно, вполголоса произнес:
– Думаю, он ушел на лыжах через перевал в сторону Италии. Граница там охраняется куда хуже, чем у нас. К тому же в Италии легко затеряться – там сейчас столько иностранцев, беженцев и всяческих мигрантов.
– А мне кажется, Леодегранс может быть здесь, среди нас, – продолжала я розыгрыш. Дразнить человека без чувства юмора – одно удовольствие!
– Ну что вы! – успокаивающим жестом вскинул руки Альдо. – Я веду тщательную регистрацию гостей «Шварцберга». Обязательно прошу документы, заношу информацию в компьютер. Готов по первому требованию предоставить ее полиции. Мне не нужны неприятности!
– А они бывали?
– Кто? – не понял Гримальди.
– Неприятности, – тихо пояснила я. – В таком красивом месте, как «Шварцберг», уже были неприятности с законом?
Хозяин отстранился и внимательно посмотрел мне в лицо. Он не побледнел, не покраснел, ни один мускул не дрогнул на его щеке, и ни на йоту не переменилось расположение добродушных морщин. Просто что-то изменилось в глазах.
– Почему вы спрашиваете, фройляйн Охотникова?
Ох, Евгения! Ну почему, почему ты не можешь держать язык за зубами? Зачем тебе понадобилось дразнить любезного хозяина? Теперь он будет относиться к тебе недоверчиво, и ты и слова из него не вытянешь!
Честно сказать, я завела этот разговор неспроста. Хотела узнать, где Гримальди хранит информацию о постояльцах. Мне представлялась толстенная книга в потемневшем от времени переплете, а оказалось, и до «Шварцберга» докатился прогресс.
Так, нужно срочно что-то придумать, чтобы развеять неблагоприятное впечатление. Пусть Альдо считает меня любопытной и глупой туристкой, лишь бы не догадался относительно моих настоящих планов…
– Понимаете, я боюсь преступников, – проговорила я озабоченно и закончила, понизив голос почти до шепота: – Дело в том, что у меня при себе крупная сумма денег. Наличные, понимаете? Я была уверена, что у вас безопасно. И вдруг узнаю, что здесь орудует преступник международного уровня.
Не знаю, поверил ли мне хозяин, но лицо его осветилось понимающей улыбкой:
– О-о, об этом можете не волноваться! Наличные вы положите в сейф. Высокий класс защиты, очень надежно. Ни один преступник не сможет его открыть.
– Благодарю, наконец-то я смогу спать спокойно! А мы можем сделать это прямо сейчас?
– Разумеется, – расплылся в улыбке хозяин. – Пройдемте в контору.
– Тогда я быстренько! Только схожу к себе в номер за деньгами!
Я поднялась к себе. Никакой крупной суммы наличными у меня при себе, разумеется, не было. Так, необходимая мелочь. Деньги я храню на картах. Поэтому я взяла конверт с логотипом «Шварцберг» и видами отеля и набила его нарезанной на части газетой с описанием международного преступника. Конверт я аккуратнейшим образом заклеила. Теперь никто не мог бы сказать, что там внутри – на ощупь плотная бумага, и все. От денег не отличить.
Я спустилась в «контору» – закуток у выхода, где у хозяина помещалась стойка с ключами, радио, по которому круглосуточно передавали прогноз погоды, и, как оказалось, компьютером со сведениями о постояльцах. Контора закрывалась подобием дверцы по пояс высотой на металлический замок. Сейф оказался вполне современной конструкции, он был вделан в стену над конторкой и был снабжен несколькими уровнями защиты. Во всяком случае, хозяин довольно долго ковырялся, чтобы его открыть.
Я внимательнейшим образом проследила, чтобы мой конверт с резаной бумагой был помещен на полочку. Мельком я успела разглядеть, что в сейфе лежали какие-то коробочки и конверты – драгоценности и деньги других гостей отеля?
Я поблагодарила Альдо и заверила, что теперь моего отдыха ничто не нарушит.
– Сегодня отличная погода для лыж! – жизнерадостно заметила я. – Не пойти ли мне покататься?
– Отличная мысль! – поддержал меня хозяин. – Кстати, хочу вас предупредить о местных причудах погоды. До обеда у нас обычно солнечно и тепло, потом либо налетает ветер со снегом, либо снизу из долины поднимается туман. Так что, если не хотите потерять хороший день для катания, поспешите!
– Конечно-конечно, только выпью еще чашечку кофе, – сказала я и направилась в столовую. В моей голове уже был готов план действий. Теперь мне нужно только одно – чтобы кто-нибудь ненадолго отвлек нашего милого хозяина.
Долго ждать мне не пришлось – сверху послышался раздраженный голос господина Кабанова. Дмитрий Юрьевич был чем-то недоволен и не считал нужным скрывать свое раздражение. Резкий голос российского миллионера разносился по всему отелю. Хозяин поспешил вверх по лестнице, торопясь погасить конфликт в зародыше.
Я выждала, пока Альдо поднимется по лестнице, и воровато огляделась. Времени у меня было немного, поэтому я попросту перепрыгнула через загородку, не тратя времени на возню с замком. К счастью, Гримальди не стал выключать компьютер – экран послушно засветился небесно-голубым, когда я тронула клавиши. На то, чтобы разобраться в примитивной учетной системе «Шварцберга», у меня ушла еще одна драгоценная минута. Мои пальцы так и порхали по клавишам, как у пианиста-виртуоза. И – вот оно! Номер второй. Именно в нем жил убитый, это я знала точно. Интересно, в реестре господина Гримальди убитый значился как Карим Парвиз Шад. А вовсе никакой не Саша.
Напротив этого длинного имени в следующей графе значилось, что господин Шад выехал из отеля днем тридцать первого декабря. Вранье! Вечером тридцатого этот тип клеился ко мне в баре. Утром тридцать первого его труп выпал из шкафа в моем номере. Чуть более поздним утром я стащила его по лестнице и усадила на высокий стул у барной стойки, откуда он таинственно исчез еще до завтрака. Так что съехать тридцать первого днем он ну никак не мог!
Это означало одно – наш любезный хозяин либо собственными руками прикончил постояльца, либо был в сговоре с тем, кто совершил это злодеяние. И в том, и в другом случае «Шварцберг» больше не может рассчитывать на звание «милого уютного отеля». Место, где постояльцам угрожает опасность, милым уж точно не назовешь.
Я прислушалась. Успокаивающий голос хозяина доносился сверху, господин Кабанов что-то злобно возражал ему. Пока Гримальди не видит, я успею исследовать самое сердце его владений.
Дверь, ведущую вниз, в подвальные помещения, я запомнила еще в прошлый раз, когда хозяйский племянник Леон водил меня на ознакомительную экскурсию. Она оказалась заперта, но механический замок для меня не преграда. Вот современные электронные штучки, которые могут оказаться умнее тех, кто пытается их взломать, – это да, это стало бы проблемой. А так – повозившись пять минут, я проникла на запретную территорию. Вспыхнул голубоватый свет, и я начала спуск по ступеням, ведущим куда-то в глубину горы, на боку которой был выстроен «Шварцберг».
Ступени оказались вполне современными, зловещего скрипа не издавали, паутина не касалась моего лица, и все-таки мне было не по себе. Казалось, будто за мной наблюдают чьи-то глаза. Интересно, в «Шварцберге» водятся привидения? Какие-нибудь погибшие альпинисты, лыжники или сноубордисты? Наверняка за время существования отеля хоть кто-нибудь свернул себе шею на здешних сложных трассах. Впрочем, призраков я не боюсь. Люди куда неприятнее.
Внизу коридор разделялся надвое – направо располагались кладовые, прекрасно помню свиные туши, свисающие с потолка в снежной изморози. А вот налево… туда Леон меня не водил. Я бросила быстрый взгляд через плечо. Конечно, никто за мной не следил, но ощущение чужого присутствия не исчезало. Решительно отбросив сомнения, я зашагала по коридору, который, плавно изгибаясь, уводил куда-то вглубь горы. Интересно, это сколько же стоило пробить такой туннельчик в прочном каменном основании? И куда тянется этот проход?
Ответ я получила скоро – коридор уперся в серебристо-стальную дверь. Я даже присвистнула – настолько неправдоподобно выглядела эта суперсовременная штуковина в тоннеле под горой. Замок на двери был электронный. Очень навороченная модель. Я даже не стала пытаться испробовать на нем свои таланты юного взломщика. Не хватало еще переполошить весь «Шварцберг»! А такое обязательно случится, едва завоет сигнализация. Кто знает, что произойдет тогда? Вдруг на шум примчится хозяин отеля с ружьем наперевес? Или с ножом, к примеру? И попытается заткнуть рот не в меру любопытной русской туристке. Ведь господина Шада прикончили именно в этом уютном отеле.
В общем, я не стала брать штурмом неприступную твердыню с электронным замком, а потихонечку ретировалась. Не люблю отступать, но также не имею и привычки таранить лбом стены. Наносит урон красоте, знаете ли.
Я заметила его случайно – просто что-то блеснуло в проеме под лестницей. Я уже поставила ногу на первую ступеньку, но тут же вернула ее обратно. Наклонилась и увидела рюкзак, потрепанный рюкзак, который кто-то спрятал в темном укромном месте. Если бы не блеснувшая металлическая пряжка, я бы просто прошла мимо. А тут я осторожно потянула за лямку и извлекла на свет то, что оказалось багажом пропавшего афганца Саши. В том, что вещь принадлежит убитому, я ни секунды не сомневалась.
Осторожно потянув «молнию», я убедилась в своей правоте. В рюкзаке лежали сложенные как попало – явно засовывали второпях – мужские вещи. Посмертное имущество господина Шада состояло из поношенного свитера, двух пар носков сомнительной чистоты и паспорта гражданина США на имя Карима Парвиза Шада. С фотографии на меня смотрело лицо, которое я видела всего дважды в жизни – один раз вечером в баре. Второй – уже мертвым, на полу моего номера. «Афганец» Саша.
Итак, я была права, а хозяин лгал.
Только странно, почему господин Гримальди так небрежно спрятал рюкзак убитого – Альдо, которому известны самые укромные уголки гостиницы, мог бы укрыть багаж покойника так, чтобы его никогда не нашли. А тут, под лестницей, место, конечно, укромное, но далеко не Форт-Нокс.
Получается, однорукий вовсе не мой соотечественник! Хорошо, что я не успела позвонить в консульство, как собиралась.
В этот момент я услышала звук, от которого холод продрал меня вдоль позвоночника. Тихое, деликатное покашливание раздалось за моей спиной. Как это я не услышала шагов? Как могла допустить, чтобы кто-то подкрался ко мне сзади?
Я подтолкнула рюкзак подальше в тень и медленно обернулась, готовая к любым неожиданностям. И с облегчением перевела дыхание.
Передо мной стоял Леон. Парнишка таращился на меня близорукими глазами и моргал. Я бросила взгляд на обувь подростка. Кроссовки с мягкой подошвой, неудивительно, что я не слышала шагов!
– Доброе утро, фройляйн Евгения! – неразборчиво пробормотал племянник хозяина. – А что вы тут делаете?
Я поспешно натянула на лицо милую улыбку:
– Понимаешь, я заблудилась. Помнишь, мы с тобой уже гуляли здесь однажды? Я решила повторить прогулку, но только одна я никак не могла найти дорогу. Ты мне поможешь? Покажешь, куда идти?
Леон поднял глаза и смерил взглядом лестницу, у подножия которой мы стояли. Лицо подростка выразило чувство глубокого превосходства над женщиной, которая заблудилась в трех соснах.
– Пожалуйста, фройляйн! Вам туда!
И мальчик ткнул пальцем в горящую над головой надпись «Выход».
– Спасибо, дружок! – я потрепала парнишку по щеке (к чему он остался совершенно равнодушен). Мне удалось незамеченной проскользнуть к себе в номер. Что ж, утро я провела с пользой! А теперь, пожалуй, можно и на трассу, а то мое отсутствие среди остальных гостей «Шварцберга» вызовет подозрения.
На открытой холодным ветрам площадке, где начиналась трасса, собрались все гости господина Гримальди. Возле деревянных перил я заметила даже семейство Кабановых – исключительно в черном, как семейка Адамс из старого фильма. И телохранители за спиной. Ой, не могу, только бы не засмеяться! А то неудобно получится.
И сестры Вострецовы были здесь – кутались в новенькие шубы и то и дело стреляли глазами в сторону миллионера и его семейки.
А посмотреть было на что. Сам Дмитрий Юрьевич орлиным взором изучал окрестные горы. Его супруга то и дело морщилась, не снимая темных очков. Юная спутница русского богача стрекотала по-немецки с одним из «арийцев». Учитель музыки мягко журил Ванечку за то, что тот не хочет надевать перчатки и рискует застудить пальцы. Телохранители мерно шевелили челюстями, видимо, гоняя за щеками жвачку. В темных непроницаемых очках вид у них был угрожающий и одновременно забавный. На фоне слепяще-белого снега их черные куртки, подбритые затылки и каменные челюсти выглядели неуместно.
Мне стало интересно, на что так внимательно смотрят гости «Шварцберга». Я подошла и облокотилась на перила.
– Нет, вы только гляньте, что вытворяет! – с осуждением в голосе проговорила старшая из сестер Вострецовых.
Я заметила, что сестры держатся особняком – в беседы с остальными гостями не вступают, гуляют парочкой. Может быть, дело было в языковом барьере? Младшая из сестер немного говорила по-английски – на уровне средней школы, но понять все-таки можно. А вот старшая никаких языков, кроме русского, не знала. И еще у меня создалось впечатление, что сестры слегка стесняются. Шубы и чемоданы у них были дорогие, но отчаянно новые. Мне показалось, что за границей Вострецовы в первый раз. Видимо, не всегда они могли позволить себе отдых в Швейцарии и изменения в лучшую сторону случились в их жизни совсем недавно.
– Взрослая женщина, а туда же, – поддакнула младшая. – И ведь не боится шею сломать.
Я взглянула вниз и поняла, к кому относились замечания вредных сестричек.
На боковой трассе, предназначенной для сноубординга, выделывалась дылда-норвежка. В ярко-алом комбинезоне, без шлема, дамочка широкими плавными зигзагами вспарывала снег. Короткие рыжие волосы спортсменки трепал ветер. Внимание публики явно нравилось норвежке – она то и дело отвлекалась от катания, чтобы замереть в эффектной позе и бросить взгляд на столпившихся на площадке людей.
Что ж, в мастерстве норвежке не откажешь – каталась она отлично. Трасса была сложноватой – как для фрирайда. Хозяин явно не утруждает себя тем, чтобы обработать и уложить снег ратраком – специальной машиной. Снег под доской норвежки представлял собой типичный «пухляк» – нетронутую целину. Но дамочке это не мешало. Она была настолько уверена в себе, что даже защитой не пользовалась! Доска у норвежки была ярко-желтая, разновидности «ласточкин хвост» – с раздвоенным хвостом и широким носом. И владела ей бордерша исключительно умело.
Гости «Шварцберга» восхищались катанием норвежки.
В вечном противостоянии лыжников и сноубордистов, они же бордеры, я всегда на стороне первых. Лыжи – это для меня! А на досках пусть серферы катаются в Майами-Бич. Однако после одного особенно восторженного замечания Лили Вострецовой я не выдержала. Мы, тарасовские, тоже кое-что можем. И сейчас это продемонстрируем.